Белокурый дурной мальчишка,
Винсент де Леруа, завтра на том же месте,
Под теми же стрелками, в тот же час,
Со своими кучерами и лакеями
Сойдёмся же в гонке по мощёным дорогам Версаля,
Его садам и снам, и по тому,
Чего и сами не знаем.
И я докажу вновь, спрыгнув со ступеньки кареты,
Опустив полы крепдешинового шлейфа,
Что девчонки лучше мальчишек
По указанию природы!
Тебе, 16-летнему задаваке с голубой кровью,
(Скажи, ты ещё сам-то от неё не стал полноценно синим?)
Я обещаю, что домчусь до старого клёна,
Словно ветер прохладный и сильный-сильный.
И ты пожалеешь о том, что связался со мной,
Юной особой из дома Монье,
Лучшей в бегах такого типа, наследницей всего рода.
И нос мой прямее твоего, знатнее в общем.
И дата рождения знаменует, что старше являюсь
На два года.
И тогда, когда ты, маленький паж деревянных лошадок,
Будешь своим башмаком ковырять землю
Со всей твоей пылкостью от стыда и унижения,
Я возьму тебя за руку и поведу за клён,
Туда,
Куда нам и ходить запрещается…
И мы будем с тобой говорить о магии,
Алхимии и прочей ереси (именно такое слово придумала церковь,
чтобы сжигать чернооких ведьм, а жаль
у меня глаза серые...),
А ещё мы будем говорить о Египетском тростнике,
О пирамидах в пустыне и злом языческом боге
Анубисе, у которого голова собачья,
И о том, что я успела вычитать
В строках запретного фолианта.
И вместе с этим будем зарываться в шорох листьев,
Оранжевых и красных.
Они так хрустят, словно булочки, только что выпеченные
И поданные на стол к ужину.
А может быть даже рискну
Убрать твой локон с моего лица
И, тихо-тихо дыша,
Коснуться белой щеки губами...
Так что уже готовься, мой самый преданный недруг,
Те знакомые стрелки рано
Или поздно
Встретятся на двенадцати.
С искренним презрением к тебе
Жаржет
