Есть у меня безбашенная команда водников, вернее я у неё есть, так как в своё время именно они увлекли меня сплавами. Вполне возможно, являясь любителем потяжелее, с другой командой мне не было бы столь интересно и прохватывающе (мысли много лет спустя).
Сходив с ними несколько раз и чудом не потеряв друзей, а может и себя, после очередного выживальщицкого сплава твёрдо решил, что с ними больше ни веслом.
Но подходит очередной сезон, и ребята начинают вынашивать план. Надо ещё круче, чем было (но в пределах тройки – категория порогов), Сакмара (по разным версиям то ли «Овечья река», то ли «Осторожно иди», то ли «Змея»), причём самая ранняя, только что вскрывшаяся, чтобы побольше воды, покруче пороги (это потом уже, после сплава, дошло, что большая вода наоборот заливает пороги и понижает категорийность).
Памятуя о многочисленных самосплавах (выпадение из судна и продолжение сплава вне судна), продавливаю всех на тщательную подготовку. С более чем серьёзной миной, создаю и рассылаю подробные инструкции по снаряжению, техникам гребли, спасения, тренировкам, безопасности, психологическому климату. Закупаю страховочное снаряжение, беру альпинистское железо и верёвки (инициатива имеет инициатора – мой рюкзак в 70кг). Это победа - в кои веки все будут в спас-жилетах и касках! Даём друг другу твёрдое обещание, что это будет спортивный, а не алкосплав, закупим только для согрева и медицинских целей (наивный).
И вот оно, Юлдыбаево, монументальный мост, середина апреля, лёд только сошёл, народу никого - мы, отморозки, ещё первые на реке. Очень холодно. Быстро перекусываем, собираем каты (четвёрка и двойка) и отчаливаем (наконец-то трезвые!).
Блин, что я вижу.. На двойке – полный картофельный мешок полторашек пива (количество спирта утаено), не выдерживающий ноши и периодически сбрасывающий сквозь разрастающиеся дыры свой однородный состав в воду (из-за этого двойка, отлавливая «ценный» груз, матерясь, сильно отстаёт). Прощай спортивный сплав...
Через пару часов на четвёрке доходим до первого порога Ложный Яманташ («Дурной камень»), швартуемся, разгружаем кат и идём осматривать бурлящую шумящую стихию. Надо сказать выглядела она устрашающе, через огромные буруны первой ступени, река, на резком повороте, с рёвом сбрасывала свою мощь с двухметрового водопада-слива вдоль обрывистого берега под выступающую скалу, норовя разбить тебя о стену и затащить под неё в навечное пристанище. Что-то слишком жестко для первого дня. Решаем, перекрикивая порог, заночевать, а преодолевать уже утром…
Но что это, на входе в порог видим нашу двойку, наши, уже пьянющие «отморозки», вопреки договорённостям, без осмотра, без разгрузки, на неустойчивой хлипкой двушечке, перегруженной пивом и шмотом, под дикий ор и улюлюканье, сходу заходят в пучину. На повороте кат разворачивает и боком сбрасывает с водопада на скалу. Выбивает с ката обоих. Первый участник умудряется схватиться за свисающие с берега ветки, повиснуть на них, отцепиться и скрыться под водой. Второго потоком зажимает между катом и скалой, после чего он, захлёбываясь заливающим напором, судорожно пытается удержаться то за кат, то за скалу и не быть затянутым под неё.
Бросаюсь наперерез потоку с морковкой (спас-конец) в ледяную воду на выходе из порога (единственный был в неопреновой гидре). Мимо одиноко проплывают рюкзаки, весло. Первого, скрывшегося под водой, участника так и не видно (чудовищные мысли в голове, на всю жизнь запомнил эти опустошающие ощущения вычёркивания товарища из списка живых), второго, зажатого, стихия не выпускает минут 5, а может и больше – кто его считал. Его голова, то погружается, то снова всплывает с надеждой (хотя мысленно уже и с ним простился – жуткие воспоминания). Друзья распределились по берегу, пытаясь хоть взглядом выловить потерянного участника и в нужный момент придти на помощь. В глазах у всех ужас и немое отчаяние…
Прижим всё-таки отпускает нашего заледеневшего друга, который, побитый и раздавленный, отдавая последние силы в попытках удержаться над водой, самосплавом приближается ко мне. Но попытки ухватиться за три раза выкинутый спас-конец безуспешны (да и были ли у него силы удержаться впоследствии) и он, уже с пустым взглядом, обречённо входит во вторую ступень порога – затяжную шиверу. Бросаюсь вниз по течению, где уже караулят друзья. Повезло, через метров 500 нашего «отморозка» течение выносит к берегу, где его вылавливают друзья, сразу параллельно раскочегариваю костёр, друзья переодевают в относительно сухое и растирают «пловца». Все опустошены, подавлены и молчаливы – ведь второго пострадавшего до сих пор никто не увидел.
Через минут 15 слышим крики с противоположного берега… Жив!!!
Бежим за катом, осторожно входим в порог, на удивление красиво и технично проходим («Тритон-Аргут» - всё-таки, не зря производитель рекомендовал его на пороги 5 категории, тройка для него, при нужном подходе, – пустяк) и организуем спасательную миссию за вторым перемёрзшим товарищем. Уже порядочно напуганные суровой стихией, пристёгиваем кат на страховку к берегу и только после этого отчаливаем на противоположный (он представляет собой скалистую обрывистую гряду с неочевидным местом швартовки). Верёвка натягивается в тетиву, звеня на ветру, ещё более сгущая краски. Оглашенно выгребаем поперёк течения (хорошо, что перестраховались – верёвка не даёт реке скинуть нас вниз по течению), уже счастливые садим разутого дрожащего потерпевшего и везём отогреваться к костру.
Вроде всё, но нет. Если первый «утопленник» рад спасению и уже достаточно протрезвел, то только что спасённый, разутый рекой, сумевший по каким-то веткам всё-таки вылезти из воды, насквозь промокший, прошедший с километр в вымоченных носках по местами десятисантиметровому сырому снегу, по местами заросшему буреломами лесу, местами переваливая скальные взлёты, всё ещё сильно пьян и очень зол (я так и не понял за что или почему, или вообще, что это было). Отказывается греться, переодеваться, даже надеть хотя бы тапочки, с ходу начиная жесткие наезды, ругань и мат. Чуть не дерётся с одним из спасших его друзей и, пока я оттаскиваю очумевшего спасателя, в носках убегает в гору, вглубь берега. Обиженные и, видимо, менее уравновешенные друзья (а, может, я чего не знаю), «забивают» на него и недовольные спокойно начинают обустраиваться на берегу.
Я же, абсолютно непонимающий конфликта, только что вновь обретя уже «списанного» друга, бросаюсь за ним в лес. Очень быстро поднимаюсь по взлетающей горе, через метров 300 вскарабкиваясь на отвесный уступ, где следы друга прерываются. Первая мысль – как это я его не догнал, следом – «хана», убился… Уступ обрывается 30-метровой отвесной пропастью, пытаюсь разглядеть внизу сорвавшегося друга (в мыслях мешанина о самовыпиле). В голове мысли – быстрее дюльфернуть (спуститься на верёвке) или обогнуть скалу на катамаране? Растянувшиеся в вечность секунды, вновь обрушающие надежду и ломающие привычный мир, перетряхивающие всё нутро и буровящее сознание…
Что это? Метров за 300 от обрыва, внизу, вижу тень товарища, продирающегося сквозь береговые кусты… Вот зачем ты это делаешь? Что это было? Как?
Ни тогда, ни после друг не рассказал про этот случай. Я же до сих пор предполагаю, что в пьяном бессознании и переполненный желчи на всё, он таки спрыгнул, но выжил, даже не поломавшись.. и продолжил уже внизу свой непонятный путь.. как ни странно, домой.
Тот вечер я вообще плохо помню, как будто часть меня отсутствовала, не помню, как я спустился с уступа, как разошёлся с товарищами, что им рассказал или не рассказал, как разбили лагерь, догнали ли мы ушедшего в этот день или на следующий (скорее всего сразу после моего возвращения – но не помню), ужинали ли, как спалось, как просыпались, завтракали, отчаливали, отчаливали ли все вместе или без одного. Нихрена не помню после тех секунд, когда увидел удаляющегося, но живого, друга.
Пытаясь вернуть воспоминания, сознание включается только с обеда следующего дня, когда мы уже все вместе, вшестером, огрузив оставшуюся одну четвёрку, молча гребём в резко ухудшившуюся погоду. Сильный пронизывающий встречный ветер заливает нас дождём и мокрым снегом. Снизу вода, сверху вода, внутри вода, всюду вода, и я тоже – вода. Ледяная вода. Тело чуть согревает ледяную воду в неопрене так, что даёт вытерпеть и не умереть, но оно абсолютно окоченело, ноги и руки задеревенели, каждый гребок даётся – через усилие несгибающихся суставов. Чувствую, что если хоть немножко сбавлю темп гребли – то совсем замерзну. Друзья после признались, что завидовали тогда моей гидре, но мне кажется, что в ней было даже хуже – постоянный контакт с ледяной водой. Плюс, вскоре начали показываться прибитые к берегам уплывшие вещи, и, не сговариваясь, я, единственный в водной экипировке, плавал за ними. По-моему, мы тогда всё делали почти молча, или я просто почти ничего не помню в своей бессознательной абстракции.
Это уже не был сплав, это была эвакуация.
Буднично прошли второй порог Яманташ, также красиво (если это слово уместно) и технично, даже не разгружаясь. Видимо, все наши предыдущие сплавные «приключения» были из-за несобранности и несерьёзности. Сейчас же все понимали, что нет права на ошибку, поэтому действовали слаженно и впервые командно.
Не помню так запомнившиеся в предыдущем сплаве восхитительные виды местной природы, очаровываюшие разноцветные скальные отвесные гряды и каньоны, не уступающие по красоте знаменитым Чусовским «камням».
Помню очередной лагерь. Усыпанный мокрым снегом берег, насквозь пропитанный водой, хлёсткий порывистый, но не ослабевающий сильный леденящий ветер, меняющий направление, укрыться от которого невозможно. Сооружённая из плёнки бессмысленная стенка, абсолютно не играющая никакой роли. Не желающие гореть отсыревшие, сочащиеся водой, дрова. Легкий ужин на горелке. Моя полуторка-палатка с забитыми в ней тремя околевшими, напитанными водой и водкой, телами (удивительно, но даже в этих условиях спиртное мне было противно и я не смог сделать ни глотка); уместились только в притирку, на боку. Помню нос, упирающийся в холодную сырую стенку, камни и бугры под отлежавшимся ноющим боком. Моя пенка и пуховка отдана первому пострадавшему, спальник – второму. Я же вспоминаю поход за брусникой из детства (лет 6-7 было), когда лёг с краю палатки и оказался в луже (пенок тогда не было – лапник), но детская непосредственность и стыдливость не позволили пожаловаться взрослым, и всю ночь пришлось ворочаться в этой холодной луже… Помню мёрзлое сырое утро. Снова пропитанный холодной водой неопрен на голое тело. Снова ветер. Штормовой ветер, разворачивающий и уносящий кат в обратную сторону. Дождь, снег, гребля, суровая гребля, выгребание. Холодные отрезвляющие брызги в лицо. Обгоняющие льдины и шуга. Снова ныряния за потерянными вещами. И вода, опять всюду вода, весь мир вода. Руки, уже не терпящие холод с разливающейся ломящей болью. По зимнему замерзающая голова и уши. Ногам уже всё равно – что свисая с ката в воде, что на кате в воздухе, уже ничего не чувствуют. Тело, балансирующее на грани тепла/обмерзания. Чужое тело. И часы. Бесконечно растянувшиеся часы муторной гонки-гребли за жизнь.
Помню, долго встречный ветер не позволял подойти к третьему порогу – Баракалу, гоня наше судно в обратном направлении и забирая остатки сил. Но вместе с тем, встряхнув и даже приободрив, очнув от мерзлоты и вернув к жизни.
И словно, после преодоления некого испытания, навсегда изменив нас всех, Сакмара дала погодное окно, завязав с дождём, но, не забывая хмуриться затянутым небом. Стало суше, теплее и бодрее. Причалив на последнюю стоянку, воодушивившись, снова с огнём в глазах, вновь рождённые силы и азарт позволили соорудить походную баню. Три часа прогревания камней, несколько минут убегающего жара, и куда только делись обмороженность и околевшесть – мы уже задорно с криками и ором купались в ледяной воде!.. Всё-таки, баня – это чудо! До сих пор не отпускает этот контраст: только что заиндивевшие, даже мысленно не допускающие любого контакта с водой, с единственным всепоглощающим стремлением – урвать чуточку тепла, через пару часов уже весело купающиеся и барахтающиеся в холодной весенней реке.
Наконец-то подсохшие дрова и согревающий, сушащий огонь. Наконец-то нормальный сытный горячий ужин. Наконец-то подсохшая одежда, спальники и палатки. Наконец-то здоровый, восстанавливающий сон. Наконец-то мы снова вместе, а не отчуждённые сами-в-себе сами-в-своих мыслях, отстранённые от всего, понурые одиночки-выживальщики.
Следующий день – новый подарок. Мы подбираем забранный ранее рекой, исковерканный ею же, кат-двойку, печально выглядывающий из зарослей камыша перевёрнутым дном. А через несколько часов подбираем последний уплывший рюкзак и даже последнее весло – все в сборе.
Вечером, уже в сумерках, швартуемся вблизи посёлка, с которого уже можно уехать. В темноте медленно, тяжело тащим пару километров наши каты и рюкзаки. Мой – 70кг до старта, сейчас, с вымоченными верёвками и шмотьём – хрен знает. Четвёрка в сухом виде вроде весит те же 70, но даже вдвоём не можем её поднять, ухватываемся вчетвером – только тогда поддаётся (в поезде раскрылась эта небывалая тяжесть - думал, что просто – обессилили, но когда закидывали толпой его на верхнюю полку, на нас хлынул целый водопад).
Снова повезло, пробегав по посёлку не более часа, находим транспорт, продрогшие, уставшие, но все живые, грузимся и едем на вокзал, где кучей-малой, в долгожданных тепле и сухости, расстелив между кресел пенки, бородатые, грязные и распухшие, сразу вырубаемся все. Пятидневный мучительный «сплав» закончен.
Утром, перед поездом, объявляю, что парни, хоть вы мне и дороги, но это мой последний сплав с вами. Жить хочу!
Итак, что я хотел сказать этим постом. Во-первых, не смотря ни на что, я всех вас люблю мои друзья, все вы мне дороги, как дороги и воспоминания о совместно проведённом времени. Я уверен в каждом из вас, уверен, что в нужный момент каждый из вас придёт на выручку и подставит своё плечо, в этом даже не сомневаюсь.
Но, одно дело просто отдых, другое дело спортивный, экстремальный туризм, где нужно жить командными мерилами, забыть о некоторых личных желаниях, амбициях и фарсе. На карту поставлены жизни, и не только жизни участников, но и жизни оставшихся и ждущих дома родных и близких.
Это неправильно, когда каждая совместная вылазка превращается в эпопею выживания. Сегодня повезло, но везение не вечно, рано или поздно судьба может настичь. Вы даже не представляете, как я переживал, узнав, что вы отправляетесь в следующем году на Белую и Катунь, как ждал вашего успешного возвращения…
И ещё раз прошу прощения, если не так передал, не так запомнил, не так разобрался, просто описал свои самые сильные ощущения, чувства и воспоминания, не обижайтесь, вы все крутые, если бы было не так, было бы гораздо печальнее.
Спустя год, друзья позвали снова на сплав, я отдал свой кат, гидру, спасательное снаряжение, но сам отказался, предложив в качестве компенсации совместную тренировку на пороге Ревун под Екатеринбургом (в разное время ему присваивают сложность до 5 категории). Бывшая «команда» на удивление охотно согласилась. После предыдущего опыта, настрой у них был очень серьёзный, даже купили новый тритоновский катамаран-двойку. Я даже засомневался в своём решении – а вдруг действительно за ум взялись. Но последующие события всё расставили по местам...
«Когда усталый проводник завёл отряд в такие дали,
Что мы не то что нашу цель – друг друга видеть перестали.
Я вспомнил мудрые слова – что всё пройдёт, что время лечит,
И путеводною звездой твой караван нам вышел навстречу.
Когда мы вышли на любовь… Ту, о которой все молчали,
Я первым выбросил ружьё, запряг коней, и мы помчали.
Покой и сон я не терял, не двигал гор для этой недотроги,
Я ночью звёзды с ней считал, а днём счастливый смотрел под ноги
Когда шли по дороге…
За перевалом через год не все сумели появиться.
Не знаю живы ли они… Но я запомнил эти лица.
Отряд был полностью разбит.. Да только мне это не ново,
Ведь сколько раз он умирал – он столько раз рождался снова.
А я снова с тобой…»
