Свидетели, а тем более исполнители казни Марии Комар не оставили мемуаров по понятным причинам, но рассказы о том, как это было, разошлись по Борисову, и до сих пор продолжают кочевать по различным публикациям.
Говорят, что подпольщицу четвертовали (отрубили конечности или поломали кости рук и ног), а затем утопили в выгребной яме уборной.
Кто занимался казнью — отморозки из немецкой полиции безопасности СД или их местные подручные — выяснить уже не удастся.
Как бы там ни было, Марию жестоко истязали. Она смогла передать записку матери, в которой сообщает, что её водили на допрос четыре раза и что пытки были невыносимыми.
Отец в тюрьме, а брат — в психушке
Дом, в котором накануне войны жила семья Марии Комар, стоял на тогдашней Школьной улице (ныне улица Адамовича) практически у перекрестка с улицей Андреевской (ныне улица Нормандия-Неман) напротив одноэтажного бревенчатого здания Инфекционной больницы.
В этот дом, по словам борисовского краеведа Ларисы Белой, семья была вынуждена переселиться с улицы Комсомольской после первого ареста отца Марии, Николая Ивановича Комара, в начале тридцатых годов.
Первый раз он подвергся репрессиям за высказывание против коллективизации.
После нескольких лет отсидки в лагерях, перед войной его вновь заберут органы НКВД.
В публикациях о борисовском подполье в годы Отечественной войны можно встретить упоминания о якобы тесной дружбе Марии Комар и другой известной борисовчанки Людмилы Чаловской, памятник которой стоит на главной улице города проспекте Революции.
Они могли быть знакомы, но вряд ли были близкими подругами. Имелась разница в образовании: Чаловская успела закончить лишь восемь классов, а за плечами у Марии был один курс Витебского мединститута и два курса сельскохозяйственной академии в Горках.
Жили они в разных концах города, через реку, а кроме того, Люся и Мария не были ровесницами, как опять же утверждается во многих публикациях.
Благодаря архивным исследованиям Ларисы Белой, которая плотно занимается судьбами бывших учеников борисовской первой школы, теперь доподлинно известно, что Мария родилась в 1914 году и была, таким образом, старше Чаловской на десять лет.
Войну Мария Комар встретила вполне сложившимся, взрослым и пережившим многое человеком. Она была дочерью «врага народа», что, вероятно, не позволило ей стать врачом.
Её младший брат Иван, учившийся в одном из ленинградских вузов, попал в психиатрическую больницу, и его состояние тоже могло быть связано с судьбой отца.
Бактериологическое оружие против немецких бомбардировщиков
Казалось бы, Мария Комар имела все основания не любить советскую власть, и не исключено, что и в самом деле не сильно любила ее.
Когда Борисов заняли немцы, а это случилось менее чем через десять дней после начала войны, девушка могла бы просто смириться с ситуацией и попытаться тихо и незаметно пережить тяжелое время. Кто бы упрекнул?
Но она сделала осознанный выбор, когда пришлось решать: быть на стороне родной страны либо на стороне её врагов.
Мария Комар выбрала Родину.
Летом 1941 года студентка сельхозакадемии устроилась в Инфекционную больницу, которая, как уже упоминалась, была совсем рядом с её домом. Ныне уже не осталось следов ни от хибарки, принадлежавшей семье Комар, ни от здания больницы — теперь здесь стоят основательные кирпичные коттеджи.
Так выглядит сегодня улица Адамовича.
Мария, поскольку окончила курс мединститута, а перед этим, возможно, медицинскую школу, работала в больнице медсестрой.
Секретарь Минского подпольного обкома компартии, командир крупного партизанского соединения Роман Мачульский в своих мемуарах писал, что Мария была членом подпольной молодежной группы.
Вот цитата:
— Много храбрых бойцов было среди борисовских подпольщиков. Одна из них — девятнадцатилетняя Мария Комар, работавшая в городской инфекционной больнице. Маша была связана с партизанами и бесстрашно выполняла их задания. Однажды она проникла на вражеский аэродром и совершила там крупную диверсию, в результате которой погибло немало фашистских летчиков.
Как мы знаем теперь благодаря Ларисе Белой, Маше было не девятнадцать, а несколько больше, но крупную диверсию ей совершить действительно удалось.
Но вот какую? Пронесла на аэродром мину, которая взорвалась и покрошила немецких летчиков? Почему бы прямо не написать об этом?
Но Роман Мачульский не уточняет характер диверсии.
Писать о том, что подпольщица использовала против врага бактериологическое оружие, было в те годы нельзя. Этот факт могли взять на вооружение идеологические противники.
Потому и обошелся партизанский командир и Герой Советского Союза общими словами:«Девушки, война, война, идет аж до Урала! Девочки, весна, весна, а молодость пропала!»
Песню с такими словами исполняет актриса Людмила Касаткина в фильме «Вызываем огонь на себя».
Самый первый советский телесериал аж из четырёх серий, который до сих пор иногда показывают на специализированных каналах, рассказывает о действиях подпольщиков во время оккупации на Брянщине.
Совсем не патриотические слова должны были служить маскировкой для отважной подпольщицы, изображавшей легкомысленную особу.
Лариса Белая, рассказывая автору этих строк о своих изысканиях биографии Марии Комар, упомянула о том, что некоторые современники неодобрительно вспоминали о поездках по городу медсестры «инфекционки» в автомобилях с немецкими офицерами.
Что ж, это было на виду у всех. Но что оставалось тайным?
Мария Комар, используя возможность доступа к больным брюшным тифом, которые лежали в Инфекционной больнице, выращивала тифозную палочку. Для этого она специально покупала молоко у соседей, поскольку именно в молочных продуктах бактерии брюшного тифа успешно размножаются и накапливаются.
Коктейль с бактериями Комар передавала своей подруге Марии Гигель, работавшей в немецкой столовой.
И таким образом содержимое пробирки оказывалось в котле с едой, утверждают в своей публикации в газете «Правда» бывший директор Борисовского музея Жанна Гилевич и бывший секретарь Борисовского горкома партии Виктор Капульцевич.
— Многие заболевали тифом, и не все выжили, — констатируют авторы.
Так проникала ли Мария Комар на вражеский аэродром?
Скорее всего, нет.
Немецких аэродромов в окрестностях Борисова было три, а санаторий для летчиков только один.
Ближайший аэродром располагался на северной окраине города, сейчас эта территория застроена частными особняками, еще один — «Прияминский» — был у деревни Бояры в 25 километрах от Борисова, а самый дальний — у деревни Докудово в Крупском районе, до него было километров сорок.
На этих аэродромах базировались в основном бомбардировщики, а также истребители сопровождения.
Для экипажей самолетов в деревне Старо-Борисов неподалеку от города в бывшем санатории ЦК КПБ немцы устроили дом отдыха.
Гитлеровцы сносят памятник Ленину в санатории Старо-Борисова
По информации бывшего директора Борисовского музея, Мария Комар познакомилась с одним из пилотов и, попав благодаря этому знакомству на территорию дома отдыха, сумела отравить там колодец с питьевой водой.
Большое количество нацистских лётчиков было выведено из строя. И это не на шутку встревожило командование авиасоединений.
Из Германии прилетели специалисты, которые пришли к выводу, что заражения брюшным тифом не случайны, и что человек, умышленно распространяющий инфекцию, скорее всего, имеет отношение к медицине.
Вычислить Марию Комар было, как говорится, делом техники. И её вычислили.
«Не до ордена — была бы Родина…»
После освобождения Беларуси подпольщиков, боровшихся с врагом, не очень щедро награждали орденами и медалями. Это касалось живых, и тем более мёртвых. Но о подвиге Марии Комар не забыли.
Девушку упоминали в партизанских мемуарах, в газетных статьях. Ей был посвящён небольшой раздел в экспозиции районного краеведческого музея.
На здании инфекционной больницы размещена мемориальная доска, посвященная Марии Комар. Знают и помнят о ней и в Горецкой сельхозакадемии, где она училась.
В 1965 году к двадцатилетию Победы началась кампания по воздаянию должных почестей тем, кому по тем или иным причинам наград не досталось.
Напомним, что именно 8 мая 1965 года был посмертно награждён звездой Героя Советского Союза юный белорусский партизан Марат Казей.
Говорят, что борисовские партийные органы подготовили представления на аналогичные награды для Люси Чаловской и Марии Комар, но документам хода не дали.
В те времена соответствующим структурам уже было известно о случаях, когда награжденные посмертно звездой Героя вдруг оказывались живыми, и, более того, были уличены в сотрудничестве с врагом.
Так случилось, к примеру, с одним из «28 панфиловцев» Иваном Добробабиным.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На самом деле он не погиб, а попал в плен, а затем служил немцам и дослужился до начальника кустовой полиции села Перекоп. Потом вновь оказался в Советской Армии и даже потребовал себе посмертную награду. Был осужден за измену только в 1947 году.
Очевидно учитывая подобные обстоятельства, «наверху» решили отмерять семьдесят семь раз, прежде чем присваивать звание Героя Советского Союза людям, могилы которых неизвестны.
А где останки Люси Чаловской и Марии Комар, в 1965 году никто не знал, и теперь, по прошествии 75 лет после окончания войны, уже точно никто не узнает.
Известна могила родителей Марии Комар, которые пережили своих детей: и дочь, и сына убили немцы. Марию замучили, а Ивана, как и всех пациентов минской «психушки», расстреляли в самом начале оккупации.
Николай Иванович ушел из жизни в 1953 году, а Ольга Васильевна пережила мужа на 15 лет. На пионерские сборы и комсомольские собрания их не звали.
Ведь отец Марии так и умер с клеймом «врага народа».
Жили они, как вспоминали соседи, бедно и скудно. В конце жизни Ольга Васильевна, чтобы как-то существовать, пустила в себе в дом квартирантов, которые и унаследовали её домишко.
Место последнего упокоения Николая и Ольги Комар смогла разыскать все та же Лариса Белая. Оно находится на закрытом ныне православном кладбище «Борок» в Старом городе.
Вход на кладбище «Борок».
Лариса Федоровна Белая мечтает о том, что найдутся люди, которые помогут установить на могиле достойный памятник.И в Борисове нет улицы Марии Комар.
