Аким заглянул внутрь и увидел, как Фёдор стоял за верстаком, аккуратно выпиливая деталь из массивной доски. Его движения были точными, почти механическими, и казалось, что древесина сама поддаётся его рукам.

— Рано сегодня, — заметил Фёдор, не поднимая глаз. — Так-то лучше. Запомни: кто первым берётся за дело, тот всегда в выигрыше.

— Доброе утро, дядя Фёдор, — ответил Аким, стараясь говорить уверенно. — Я готов к работе.

Фёдор кивнул, убрал пилу и показал рукой на стол:

— Сегодня учиться будешь соединять детали. Просто стругать — это полдела. А вот чтобы собрать из дерева что-то надёжное, надо знать, как оно срастается.

Фёдор достал два куска древесины и показал на них рубанком:

— Смотри. Чтобы сделать крепкое соединение, нужна ровность. Точно срезанная кромка, чтобы одна часть плотно легла на другую.

Он показал на заготовку с аккуратно вырезанным шипом и пазы.

— Это соединение шип-паз. Самое простое, но и самое надёжное. Теперь твоя очередь.

Аким взял в руки заготовку и рубанок. Руки слегка дрожали, но он попытался успокоиться. Первые движения были неуверенными: рубанок то застревал, то соскальзывал, оставляя лишние борозды.

— Нет-нет, ты не пилишь, а направляешь, — вмешался Фёдор. Он пододвинулся ближе, взял руки Акима в свои и показал правильное движение: лёгкое давление, плавный ход. — Дерево любит мягкость, не ломай его.

С каждым повтором движения становились увереннее. Постепенно из грубого куска начала вырисовываться ровная кромка, и Фёдор наконец удовлетворённо кивнул:

— Вот теперь похоже на дело.

Когда дело дошло до вырезания паза, у Акима не сразу получилось сделать точные линии. Один из пазов оказался слишком широким, и шип не входил плотно.

— Что ж, теперь сам скажи, что тут не так, — строго спросил Фёдор.

Аким внимательно посмотрел на заготовку:

— Паз слишком глубокий и широкий.

Фёдор кивнул.

— Верно. А теперь подумай, почему это плохо?

— Соединение будет шатким, и деталь может выпасть, — ответил Аким, вспоминая слова наставника.

— Вот видишь, соображаешь. Но запомни: лучше сразу делать правильно, чем потом исправлять. Дерево не любит, когда его портят.

Фёдор показал, как можно исправить ошибку, заполнив лишний зазор деревянной вставкой, и велел Акиму повторить процесс с новой заготовкой.

Когда солнце поднялось выше, в мастерской стало теплее. Плотник остановил работу, подал знак Акиму, чтобы тот сел отдохнуть.

— Перекусить не помешает. Тяжёлый труд требует сил, — сказал он, доставая из сундука хлеб и кусок солёного мяса.

Аким, следуя его примеру, развязал свой мешочек. Бабушка положила туда ломоть хлеба, кусочек сыра и горсть сушёных ягод.

За едой Фёдор ненадолго разговорился.

— Ты ведь мальчишка не глупый. Учись как следует. Ремесло плотника — оно, может, не самое простое, зато везде ценится. Дом построить, мост сколотить, сани починить — это в каждом селе нужно. А дисциплина, — добавил он с особым нажимом, — это первый шаг к настоящему мастерству.

Аким только кивнул, не решаясь перебивать наставника.

После обеда Фёдор поручил Акиму более сложную задачу: вырезать несколько одинаковых деталей для будущей скамьи.

— Тут важно не только соединение, но и точность в размерах. Если одна деталь будет короче другой, вся работа насмарку.

Аким взял линейку и угольник, которые висели на стене мастерской, и тщательно отмерил каждую заготовку. Теперь он работал более уверенно, стараясь повторить утренние уроки. Его рубанок двигался ровно, без рывков, а резец ложился точно по линиям.

Фёдор, наблюдая за ним издали, кивнул, но не стал подходить. Ему важно было, чтобы Аким научился справляться сам.

К концу дня, когда последние лучи солнца начали проникать сквозь окна мастерской, Аким закончил заготовки и сложил их на стол.

— Молодец, — коротко сказал Фёдор, осмотрев работу. — Видишь, если голова работает вместе с руками, дело спорится.

Он убрал инструменты на место и добавил:

— Завтра будем собирать. Сложнее, но и интереснее. А теперь ступай домой.

Аким вышел из мастерской, чувствуя приятную усталость в руках и лёгкую гордость за проделанную работу. Осенний вечер был тихим, и дорога домой казалась короче, чем утром.

Аким помог ей разжечь угли в железной жаровне, которая стояла у печи. Бабушка подожгла травы и начала обходить дом, окуривая каждый угол. Её голос зазвучал низко и размеренно, как будто она читала старинную молитву.

— Господи, избавь дом сей от всякой пакости да лиха. Пусть добрый свет хранит нас, а зло уходит туда, откуда пришло.

Аким с трепетом смотрел на бабушку. Её движения были точными, уверенными, и казалось, что даже воздух в доме становился легче.

Когда окуривание было закончено, бабушка поставила жаровню в центр комнаты и велела:

— А теперь, внучек, возьми эти травы, — она подала ему несколько пучков мелиссы и чабреца, — и сложи под подушку. Сон будет крепким, да и защита лишней не будет.

Аким кивнул и послушно сделал, как она велела.

Бабушка начала готовить ужин: поставила на стол глиняную миску с кашей и ломоть чёрного хлеба.

— Вот, поешь, а потом спать пора. Завтра день новый, а ты должен быть бодрым.

Аким ел молча, поглядывая на бабушку. Он чувствовал, что она знает больше, чем говорит, но не хотел настаивать.

Когда настало время укладываться, Евдокия заботливо поправила постель и велела ему ложиться.

— А ты, бабушка, разве не ляжешь? — спросил он.

— Лягу, внучек. Только ещё немного посижу, с травами поработаю. Не переживай.

Её спокойствие действовало на него как успокаивающий бальзам. Он лёг в постель, чувствуя запах трав, спрятанных под подушку.

В доме стало тихо, слышно было только потрескивание углей в печи. Аким уже начинал засыпать, когда вдруг услышал едва различимый шёпот. Он открыл глаза и увидел, что бабушка всё ещё сидит за столом, перебирая травы. Но за окном мелькнуло движение.

Аким напрягся, но тут бабушка повернула голову к нему и улыбнулась:

— Спи, внучек. Всё хорошо.

Её голос был таким тёплым и уверенным, что он снова закрыл глаза. Бабушка осталась сидеть у стола, словно охраняя его сон. И действительно, этой ночью ему не снились ни тени, ни странные записки. Только тихий лес и мирный свет солнца над Лесогорьем.

С первыми лучами солнца дом наполнился привычной утренней тишиной. Аким открыл глаза и почувствовал лёгкое облегчение: ночь прошла спокойно, без странных шорохов или непонятных событий. Лёгкий аромат чабреца и мелиссы, лежавших под подушкой, успокаивал его, напоминая о бабушкиной защите.

На улице уже начинал шуметь ветер, разнося запах осенней сырости. Сквозь занавеску пробивались золотистые полосы света, обещая ясный день. Где-то в коридоре слышалось знакомое мяуканье Нюськи, а затем — тихий голос бабушки Евдокии.

— Подъём, внучек! День новый начался, пора за дело.

Аким встал, умылся холодной водой из глиняного кувшина, стоявшего на лавке у стены, и натянул простой льняной кафтан, заранее выложенный бабушкой. На столе уже ждал скромный завтрак: кусок хлеба, миска каши и кружка молока.

— Ешь, да в путь собирайся, — сказала Евдокия, присаживаясь к столу.

Она выглядела бодро, будто ночные события совсем её не коснулись. Только проницательный взгляд, которым она окинула внука, говорил, что всё же она не забыла странности прошедшего дня.

— Как спалось? — спросила она, наливая себе в кружку заваренный травяной настой.

— Спокойно, — ответил Аким, не желая снова поднимать тему странностей.

Евдокия кивнула и улыбнулась:

— Вот и хорошо. Силы тебе понадобятся. У Фёдора-то работа серьёзная, без сосредоточенности никуда.

Аким вышел из дома, подхватив дорожную сумку, куда бабушка положила ему небольшой узелок с хлебом и сыром. Осенний лес встретил его привычными звуками: вдали перекликались птицы, листья мягко шуршали под ногами, а лёгкий ветер играл в кронах деревьев.

Тропинка к мастерской Фёдора была знакома Акиму, но сегодня он шёл по ней особенно внимательно. Его глаза то и дело скользили по сторонам, а в ушах звучал бабушкин совет не бояться и держаться уверенно.

Всё казалось спокойным: солнце мягко светило, в воздухе витал запах мокрой земли и увядающей травы. Где-то неподалёку перекликались вороны, но их карканье звучало не угрожающе, а просто как часть осеннего лесного хора.

Утро второго дня работы в мастерской началось для Акима с лёгкой тревоги. Накануне он хоть и справился с первыми задачами, но знал, что Фёдор любит точность и не терпит ошибок. По дороге в мастерскую Аким мысленно повторял советы наставника: «Рукам — чувствовать дерево, голове — понимать инструмент».

Когда он подошёл к мастерской, солнце только начинало золотить верхушки деревьев, а воздух был свежим и немного влажным после ночного тумана. Деревянные ворота были приоткрыты, и внутри уже слышались звуки работы.

— Спасибо тебе, Дуня, дай Бог здоровья, — прошептала Марфа, бережно держа кружку в дрожащих руках.

Аким не стал мешать и тихо отошёл от пристройки. «Пусть бабушка занимается своим делом», — подумал он. Вместо этого он решил не терять времени зря и заняться хозяйством.

Войдя в дом, Аким почувствовал привычный уют. Внутри всё было так, как он оставил утром. Низкие потолки поддерживались массивными деревянными балками, стены украшали охапки трав, которые бабушка сушила для своих лекарств. В углу стояла большая печь с медным самоваром, рядом — лавка, на которой лежали стопки аккуратно сложенных тканевых платков.

На столе в центре комнаты, покрытом вышитой скатертью, стояли деревянные миски с хлебом, небольшая крынка молока и сушёные ягоды. В углу едва слышно мурлыкала кошка Нюська, свернувшись клубком на коврике.

Аким снял с себя потрёпанную куртку и повесил её на крюк у двери. Он взглянул на печь и решил, что лучше сразу растопить её, чтобы к приходу бабушки дом был тёплым. Засучив рукава, он начал подкладывать поленья и раздувать огонь.

Едва огонь в печи разгорелся, как в доме начало происходить нечто необъяснимое.

Сначала Аким заметил, что кошка Нюська резко подняла голову и уставилась на дверь. Её глаза расширились, шерсть на спине встала дыбом, а хвост нервно подёргивался.

— Нюська, ты чего? — спросил Аким, но кошка только зарычала, низко, почти по-собачьи, и юркнула под лавку.

Затем он услышал тихий скрип, раздавшийся из коридора. Оглянувшись, Аким заметил, что дверь в чулан, где бабушка хранила старые вещи, медленно приоткрылась, хотя он точно помнил, что закрыл её утром.

— Бабушка? Это ты вернулась? — спросил он громко, но в ответ было только молчание.

Тут же из чулана донёсся слабый шорох, как будто кто-то двигал старую одежду или рыскал по полкам. Аким почувствовал, как его сердце учащённо забилось. Он подошёл ближе, взяв со стола тяжёлую деревянную ложку, как будто это могло его защитить.

— Кто здесь? — голос его дрогнул, но он всё же толкнул дверь чулана.

Внутри всё выглядело, как обычно: плетёные корзины с травами, связки сушёных кореньев, старый сундук, накрытый плотным полотном. Но стоило ему заглянуть в сундук, как он заметил внутри аккуратно сложенную игрушку — ту самую деревянную фигурку, которую он нашёл утром. Рядом лежал маленький свёрток бумаги, на которой дрожащей рукой было выведено:

«Это только начало. Берегись.»

Аким резко захлопнул сундук и выскочил из чулана. Его дыхание сбилось, он сел на лавку, чувствуя, как руки дрожат.

В этот момент дверь распахнулась, и в дом вошла бабушка Евдокия. На её лице был усталый, но спокойный вид, а в руках она держала мешочек с травами.

— Чего это ты такой бледный, Аким? Всё в порядке?

Аким открыл рот, чтобы рассказать, но вдруг понял, что не знает, с чего начать. И как объяснить ей, что странное утро теперь повторилось и вечером?

Помощь бабушки Евдокии

Евдокия, едва переступив порог, сразу заметила состояние внука. Его лицо побледнело, а взгляд был устремлён куда-то в пустоту, словно он пытался осмыслить происходящее. Она подошла к нему и мягко коснулась плеча.

— Акимушка, что случилось? — спросила она, опуская мешочек с травами на стол.

Аким попытался объяснить:

— Бабушка... я... чулан... — слова путались, но он всё же сумел выдавить: — Игрушка, записка... они опять здесь.

Евдокия внимательно посмотрела на него, потом быстро подошла к чулану. Её движения были уверенными, но в глазах мелькнуло беспокойство.

— Показывай, где ты это видел, — строго сказала она.

Аким указал на сундук. Бабушка открыла его с осторожностью, словно ожидая увидеть что-то неладное. Когда она развернула свёрток, её лицо на мгновение омрачилось, но она тут же справилась с собой.

— Хм... Игрушка, говоришь? И записка. — Она задумчиво покачала головой. — Ну, видно, шутник какой-то решил нас испытать.

Аким нахмурился:

— Но, бабушка, ты же понимаешь... это не шутки.

Евдокия прищурилась и, не говоря ни слова, закрыла сундук. Она повернулась к нему и мягко, но твёрдо сказала:

— Слушай меня, внучек. Бывало, что и пострашнее случалось. Но главное — не бояться. Тёмные силы питаются страхом, помни это. А сейчас давай-ка сделаем так: я поработаю с травами, окурю дом, а ты мне поможешь. Вместе разберёмся.

Евдокия достала из сундука небольшую связку сушёного зверобоя и полыни.

— Полынь — от всякой нечисти, — объяснила она, скручивая травы в крепкий узел. — А зверобой прогоняет плохую силу и на сердце покой приносит.

Фёдор, не заметив его состояния, продолжал что-то объяснять:

— А теперь, если доску обработал, попробуй вымерять ровно. Держи линейку, смотри, чтобы везде одинаково... — Он говорил ровным, уверенным голосом, который почти заглушил звук снаружи.

Но Аким уже не слушал. Его сердце застучало быстрее. «Точно такой же звук был утром», — мелькнула мысль, а по спине пробежали мурашки.

Он украдкой оглянулся, но за широкими брёвнами мастерской ничего не было видно. Может, это просто ветер? Но странное чувство, будто за ним кто-то следит, снова поселилось где-то глубоко в груди.

— Ты чего застыл? — резко бросил Фёдор, нахмурив брови. — Не зря же тебя сюда звал. Или опять в облаках витаешь?

— Нет-нет... Я... ничего, — пробормотал Аким, возвращаясь к работе.

Но теперь его движения стали неловкими, руки дрожали. Он всё чаще оглядывался через плечо, пытаясь поймать то, что, казалось, пряталось за стенами. Раз или два ему даже показалось, что за окном мелькнула тень, но каждый раз, когда он всматривался, там было пусто.

Когда Аким чуть отошёл к стене, чтобы принести инструмент, он заметил что-то странное. На полу мастерской, в углу, лежало... маленькое кольцо стружек, завёрнутое так аккуратно, будто кто-то специально сложил его. Он нахмурился. Такую форму могли придать только руками, но он точно не делал этого.

— Дядь Фёдор, — осторожно позвал он, указывая на находку.

— Что? — Плотник даже не повернулся, продолжая строгать доску.

— А вы... Вы это здесь оставляли?

— Что оставлял? — буркнул Фёдор, оглянувшись и заметив, куда он показывает. — Да мало ли! Ты не смотри, а работай. Инструменты на место клади, у нас ещё есть работа.

Аким хотел возразить, но плотник махнул рукой, показывая, что разговор окончен. У него не было времени на пустяки.

Через несколько минут всё повторилось: едва Аким снова взялся за работу, у окна послышался слабый скрежет, как будто по стеклу кто-то провёл ногтем. Аким замер, его сердце бешено заколотилось. Он бросил взгляд на Фёдора, но тот даже не вздрогнул.

«Неужели он не слышит?» — подумал Аким, стараясь не смотреть в окно, хотя всё тело напряглось от желания обернуться.

Фёдор, не замечая состояния ученика, продолжал говорить.

— Работай ровно, не спеши. Тут главное — терпение. Вот запомни: дисциплина — всему голова. Без неё ты ничего в жизни не добьёшься.

Когда солнце начало опускаться ниже, Фёдор выпрямился, потянулся и посмотрел на Акима с прищуром.

— Ну что, хватит на сегодня. Работу твою вижу: кое-что умеешь, но ещё много учиться надо. Только гляди, чтоб завтра без опозданий, понял?

— Понял, — быстро кивнул Аким, стараясь казаться спокойным.

— Ладно, иди. И запомни, парень, дисциплину я ценю. Если будешь опаздывать, или голова твоя витает в облаках, не обижайся, если за порог выставлю. Ученики мне нужны серьёзные.

Фёдор жестом отправил его к выходу, а сам вернулся к работе.

Аким вышел из мастерской, но мысли не отпускали его. Звуки, странная тень, эта аккуратно сложенная стружка в углу — всё это казалось слишком похожим на то, что он пережил утром. Однако теперь он понимал: что бы это ни было, Фёдор ничего не замечал.

Стоя на тропе, ведущей домой, Аким ещё раз оглянулся на тёмные окна мастерской. Где-то в глубине его души росло странное ощущение, что это повторение — не случайность.

Аким медленно шёл по тропе домой, чувствуя, как странное беспокойство всё сильнее сжимает его грудь. Над головой клубились густые облака, солнце почти скрывалось за горизонтом, окрашивая небо в багряные тона. Тропинка, ведущая к дому, была усеяна опавшими листьями, которые шуршали под его сапогами. Вдалеке кричали вороны, их резкие голоса словно подчёркивали наступающий вечер.

Дом бабушки Евдокии показался ему в сумерках уже знакомым островком уюта: крыша, почерневшая от времени, покоилась под небольшим слоем мха, а труба, как обычно, весело курилась тонкой струйкой дыма. Вдоль стены висели пучки засушенных трав — ромашка, чабрец, зверобой — запахи которых смешивались с сыростью осеннего воздуха.

Однако вместо того чтобы найти бабушку в доме, Аким заметил свет, исходивший из небольшой пристройки позади дома. Эта пристройка, которую в округе называли "целительской избой", служила для бабушкиного ремесла знахарки. Евдокия часто принимала там посетителей: одни приходили за травами, другие — за советами, а кто-то — за последней надеждой в болезнях.

Любопытство пересилило усталость, и Аким подошёл ближе. Сквозь слегка приоткрытую дверь он увидел бабушку, которая возилась с травами у большого деревянного стола. За столом сидела соседка, старая Марфа, известная на селе своим крутым нравом. Её лицо было бледным, а кашель, который время от времени сотрясал её худое тело, звучал болезненно громко.

— Вот, матушка, пей по глоточку утром да вечером, — говорила Евдокия, осторожно ставя на стол глиняную кружку с тёплым отваром. — А ещё эти травы в мешочек сложи и под подушку клади. Сон наладится, да и силы прибудут.

— Ну и где тебя носило? — громко спросил он, уперев руки в бока. Его голос прозвучал сурово, как удар молота.

Аким замялся, потупив взгляд.

— Простите, дядь Фёдор... я немного задержался, — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу.

— "Немного", говоришь? — глухо отозвался плотник, шагнув с крыльца. Его сапоги скрипнули по доскам, и он оказался прямо перед Акимом. — Так, значит, в первый же день решил прийти, когда тебе вздумается? А ты знаешь, парень, что такое дисциплина? Если я людей ждать буду, ни одной избы к зиме не поднимем.

Аким покраснел, чувствуя, как под тяжёлым взглядом наставника язык едва шевелится.

— Простите, — пробормотал он снова, отчаянно подыскивая слова. — Это больше не повторится... Я... Я всё наверстаю! Только дайте мне шанс!

Фёдор прищурился, изучая его, будто пытаясь понять, искренни ли его слова. Затем тяжело вздохнул.

— Ладно, будем считать, что это первый и последний раз. Но если ещё раз опоздаешь, искать себе нового учителя будешь. Понял?

Аким быстро закивал, радуясь, что суровый плотник дал ему шанс.

— Ну что ж, хватит болтать, за работу! — Фёдор повернулся и махнул рукой, указывая на деревянный навес рядом с мастерской.

Под навесом стояли козлы с уложенными на них досками и брёвнами. Тут же лежали инструменты: топоры, рубанки, стамески, строгальные ножи. Всё было ухоженным, блестело на солнце, как новенькое.

— Сначала покажу тебе, как дерево обрабатывать, — сказал Фёдор, взяв в руки широкий рубанок. — Это основа всего. Если доска ровная, то и дом стоять будет крепко. Смотри внимательно, да повторяй за мной.

Он ловко поставил рубанок на край широкой сосновой доски и провёл по ней с усилием. С влажным, приятным скрипом тонкая стружка свернулась в длинную, упругую спираль и упала к его ногам.

— Видишь? Не тяни, не дави слишком сильно. Сначала руку поставь правильно, чтобы рубанок не гулял.

Аким, восхищённый ловкостью Фёдора, кивнул и взял в руки другой рубанок, чуть поменьше. Под руководством плотника он попробовал повторить его движения. Сначала рубанок скользнул неверно, оставив на доске кривую линию.

— Эх, не так! — раздался строгий голос за его спиной. — Не крути запястье, держи уверенно, но не жми.

Фёдор взял его руку, поправил её положение и ещё раз показал движение. Аким попробовал снова. На этот раз всё получилось: гладкая, тонкая стружка послушно свернулась кольцом.

— Вот так, — кивнул Фёдор. — Смотри, учись, да запоминай. И не думай, что всё сразу выйдет. У нас тут не игрушки, а дело серьёзное.

Аким сосредоточенно кивнул, стараясь не упустить ни одного движения. Хотя утренние события всё ещё не отпускали его мысли, сейчас он чувствовал: труд и учение отвлекают, пусть даже ненадолго.

Аким старательно водил рубанком по широкой доске, чувствуя, как под руками послушно скручиваются длинные стружки. Его внимание всё больше сосредотачивалось на работе: он пытался угадать, как правильно держать угол инструмента, чтобы доска получилась идеально гладкой. Фёдор одобрительно кивал, когда у Акима получалось, и не скупился на строгие замечания, когда что-то шло не так.

— Не жми слишком сильно! — прикрикнул Фёдор, поправляя его руку. — Сила тут не главное. Смотрю, умный ты, а вот руки ещё деревянные. Но это дело наживное.

Аким улыбнулся краешком губ, ощущая, как плотникова похвала немного разгоняет утреннюю тревогу. С каждой минутой он всё больше погружался в труд, забывая о странной записке и зловещих тенях.

Но едва он подумал, что беспокойство прошло, его словно окатило ледяной водой. Где-то за стеной мастерской, совсем рядом, послышался тихий шорох. Аким резко замер, сжимая рубанок, и настороженно посмотрел в сторону двери.