Серия «Погрешность голографического принципа»

Теперь, когда необходимость избегать случайного взгляда на обезображенное лицо пропала, она почувствовала себя немного лучше. Славика же, казалось, совершенно не тронуло случившееся с матерью, всё его внимание было полностью поглощено огоньком зажигалки.

Настя плеснула в стакан вина и принялась медленно цедить тёплую жидкость, не сводя настороженных глаз с дверного проёма.

– Дождик, – хихикнул внезапно мальчишка.

– Чего?

Девушка бросила на него раздражённый взгляд и замерла.

Славик размазывал руками стекающие по стене тёмные ручейки.

– Дождик, – повторил он, продемонстрировав окровавленные ладони.

***

Никита медленно шёл по коридору. «Zippo» быстро нагревалась, и пламя периодически приходилось ненадолго гасить, чтобы немного остудить корпус. Довольно скоро стало ясно, что все двери исчезли, как ранее на нижних этажах. Прямоугольная кишка коридора тянулась бесконечным тоннелем, и где-то в глубине этой бесконечности притаилось нечто угрожающее. Парень чувствовал это на уровне инстинктов. Опасность ощущалась в едва заметных колебаниях ставшего внезапно тяжёлым воздуха, в пляшущих на стенах тенях, в зловещей тишине. Соблазн повернуть назад был очень велик, но там – Настя. Нельзя допустить, чтобы она заподозрила его в трусости. Обернувшись, Никита с тоской посмотрел на островок тусклого света у кухонного порога, тяжело вздохнул и двинулся дальше.

Спустя пару десятков шагов на границе дрожащего пятна от слабого бензинового огонька возникло неподвижно распластавшееся тело. Уже догадываясь, кто это может быть, парень осторожно приблизился и присел рядом, стараясь не вляпаться в растекшуюся вокруг головы лужу. ПМ, выпавший из безвольной руки, валялся тут же. Сурен лежал на животе, неестественно вывернув шею. На месте левого глаза зияла дыра, небольшое отверстие в виске темнело, уже успевшей свернуться кровавой корочкой – без сомнений, армянин был мёртв, причём довольно давно.

Шорох впереди заставил Никиту поднять глаза. Едва различимая фигура сидела напротив, копируя его позу. Парень вскочил, попятился. Неизвестный в точности повторил движения, исчезнув из поля зрения. Зажигалка обожгла пальцы. Никита выронил её, втянув воздух сквозь сжатые зубы. Звякнув, «Zippo» скользнула по полу вглубь коридора. Крышка со щелчком захлопнулась.

– Кто-то влез на табурет, на мгновенье вспыхнул свет, и снова темноооо-ооо-ооо… – немелодично пропел знакомый голос, подражая Летову.

Обмерший от ужаса гот почувствовал, как пространство вокруг зашевелилось. Ему показалось, что стены сдвигаются со скрипом, наползая друг на друга. Развернувшись, он бросился назад к кухне, но пятно света с каждым шагом становилось от него всё дальше и дальше.

– Хватит убегать, – раздалось над ухом. – Время пришло.

Сильная рука схватила его за плечо, резко развернула, толкнула к стене. Никита судорожно нащупал в кармане рукоятку выкидного ножа и, вытащив оружие, щёлкнул кнопкой, высвобождая лезвие.

***

Настя повернулась на звук неторопливых шагов из коридора, с трудом оторвав заворожённый взгляд от кровавых потоков, струящихся по стене.

– И негритят осталось трое, – усмехнулся Платон, переступая порог.

– Что? – уставилась на него девушка. – Каких ещё негритят? Где Сурен? Где Никита?

– Там, где положено быть вам всем.

– И что это должно значить? – голос девушки дрогнул. – Ты их убил?

– Ни в коем случае. Решение уйти каждый принял самостоятельно. Очень надеюсь, что и ты последуешь их примеру.

– Крыша поехала?

Она зашарила глазами в поисках ножа, но с удивлением обнаружила, что стол исчез, как и плита с раковиной. Собственно, кроме трёх старых табуретов в кухне больше ничего не осталось, пропал даже труп Марины вместе со скатертью.

– Да кто-нибудь мне объяснит, что здесь вообще происходит? – беспомощно посмотрела она на притихшего в углу Славика и вновь перевела взгляд на Платона.

– Конечно, именно за этим я здесь, – кивнул тот. – Присаживайся.

Девушка опасливо примостилась на краешек растрескавшегося деревянного сиденья.

– Ты слышала когда-нибудь о голографическом принципе?

Она отрицательно мотнула головой.

– Хорошо, – вздохнул мужчина. – А об аллегории Платона?

– В школе что-то проходили. Философ какой-то вроде. Он днём с факелом бегал? Или тот, который в ванне лежал?.. Не помню. Так это не настоящее твоё имя?

– Псевдоним. Рабочий.

– Понятно.

Настя всем видом пыталась изобразить заинтересованность. Главное – не спорить и не проявлять агрессию. Выход из кухни совсем рядом, нужно лишь усыпить бдительность этого сумасшедшего. Проскочить мимо. Добежать до комнаты, закрыться и ждать помощи.

– Так вот, – продолжил Платон, – в мифе упомянутого древнегреческого философа говорится об узниках, с самого рождения живущих в пещере. Они прикованы спиной к выходу и не могут повернуть головы. Единственным источником света для них служит лишь небольшой костёр позади. Снаружи перед входом проходят люди и животные, пролетают птицы, мельтешат насекомые. Узники этого не видят, их взору доступны лишь тени на стене от скользящей мимо них действительности. Эти глупцы дают теням названия, изучают их и искренне верят в то, что объекты перед их глазами реальны.

– Ясно. Красивая метафора, но не совсем понятно, как это…

– Подожди. Представь, что кому-то из узников удалось освободиться. Он волен выйти наружу, но ему будет мучительно больно смотреть на свет солнца. Освобождённый не сможет принять истинную сущность вещей, знакомых только по призрачным теням на стене пещеры. Бывший заключённый откажется верить в реальность и решит, что гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что видит сейчас. Согласна?

– Наверное, – робко кивнула Настя.

– Некоторые люди настолько привязаны к своей темнице, что даже после смерти не могут её покинуть.

Платон выразительно посмотрел на девушку.

Она начала понимать, куда он клонит, и это вызвало новую волну паники.

– Ты хочешь сказать, что я… что мы все… мертвы?

– Уже больше года.

– Как?

– Утечка газа, взрыв, пожар. Кто-то сгорел, кто-то задохнулся, а кого-то придавило обломками.

– Херня! – не сдержавшись, выкрикнула девушка. – Я помню, что было вчера, и позавчера, и неделю назад.

– Безвременье. Тебе не показалось странным, что свечи горят, но не сгорают, трупы коченеют за несколько минут и прочее? Время здесь не идёт быстрее или медленнее – его тут просто нет. Как нет и пространства, кроме того, которое вы сами придумали. Когда кто-то из вас уходит, то забирает с собой часть иллюзии. После того как исчезнет последний, это место перестанет существовать.

– Чушь! Как такое вообще возможно?

– Голографический принцип. Иногда вследствие погрешности возникают вот такие аномалии. Разум мечется на границе миров, и истина, проходя сквозь него, искажается, создавая реалистичный мираж. Просто ошибки в структуре бытия. Моя работа – их устранять. Взаимное влияние мнимого и действительного нарушает баланс. Живые люди начинают видеть то, чего на самом деле нет. То, чего видеть не должны.

– Например? – облизнув пересохшие губы, чуть слышно выдавила Настя.

– Например, мёртвых, отказывающихся принять свою смерть. Стройку на месте вашего дома затеяли, а закончить не могут. Рабочие бегут. Рассказывают, что мерещится всякое. Несчастные случаи один за другим, опять же. Воздействие аномалии сказывается. Плохое место. Про́клятое, как в народе говорят. Ваше присутствие очень мешает. Нужно с этим заканчивать.

– Не верю, – прошептала девушка. – Это сюр какой-то.

– Это правда. Ты должна вспомнить. Я помогу тебе, если позволишь. Закрой глаза.

Настя медленно опустила веки. Платон положил руку ей на колено. Ничего. Однако вскоре она ощутила, как чужой разум осторожно коснулся её сознания и увлёк за собой в пульсирующую глубину. Она почувствовала нарастающий жар. Тьма вокруг становилась всё горячее. Раскалённый воздух жёг лёгкие. Нестерпимо… Мучительно… Больно… Девушка дёрнулась, пытаясь освободиться, открыла глаза и беззвучно закричала.

Она увидела всё и сразу. Общежитие пылало. Вопящие в ужасе люди в панике метались по горящему коридору. Закопчённые гирлянды искрящей проводки свисали с развороченных стен. Сквозь гарь пробивалась вонь плавящейся пластмассы и палёных тряпок. События мелькали в беспорядочном калейдоскопе вопреки хронологии. Настя беспомощно взирала на жуткую гибель соседей, словно стояла рядом с каждым из них. Она видела, как Галина Петровна прыгает с подоконника, спасаясь от огня, и как задыхается в дыму дядя Лёша, тщетно пытаясь сдвинуть с размозжённой головы супруги обломок стены. Она видела Никиту, повисшего в окне, неудачно напоровшись горлом на широкий осколок, и молодожёнов Мельниковых, придавленных во сне упавшей балкой. Видела Сурена, лежащего с пробитым арматурой черепом: стальной прут, войдя в висок справа, вышел из левой глазницы, надёжно пришпилив его к полу. Видела Славика, чикающего зажигалкой у газовой плиты за мгновение до взрыва...

От оглушительного грохота заложило уши, обжигающая волна швырнула её о стену, и мир утонул в ревущем пламени пожара.

Настя пришла в себя от собственного крика. Она скорчилась на полу, обхватив уши руками, плечи её конвульсивно вздрагивали, тушь потекла и размазалась по лицу.

– Нет, нет, нет… – как заведённая, бормотала она, мелко тряся головой.

– Неприятно, я понимаю, – Платон успокаивающе погладил её плечо, – но всё уже случилось. Нужно принять это как факт и завершить переход.

– Я… я не смогу…

– Ерунда. Чем ты хуже других? Все твои соседи уже покинули это место. Да, кто-то поверил сразу, а кому-то понадобилось больше времени для осознания, но в конце концов, даже Марина решилась уйти. Поверь, альтернатива куда хуже. Представь, что тебе придётся провести здесь вечность, понимая, кто ты и где находишься.

Платон передёрнул плечами.

– Бррр… Незавидная участь.

– Это он виноват, – девушка с ненавистью посмотрела на Славика. – Мелкий ублюдок всех нас убил.

– Ну-ну, думаю, не стоит его во всём винить. Наверняка пацан не осознавал последствий своих действий.

Настя вытерла глаза и поднялась.

– Как мне это сделать?

– Ты сгорела, так что…

Платон пододвинул ногой бутылку из-под вина. Бледно-жёлтая жидкость лениво плеснулась в пластиковой таре.

– Прямо здесь? – хрипло поинтересовалась Настя.

– Можешь выйти в коридор. Поверь, наблюдать за процессом желанием я не горю, уж прости за каламбур.

Девушка пошарила по карманам, быстро шагнула к Славику и выхватила у него из руки зажигалку.

– Отдай! – завопил тот. – Моё! Подарок! Дядя Сеня это мне подарил!

– Заткнись, – прошипела блондинка сквозь зубы, коротко замахнувшись.

Мальчишка вздрогнул, зажмурился, боязливо вскинул руки, прикрывая лицо, и замолчал.

Настя подхватила бутыль с бензином за ручку и, опустив плечи, направилась к выходу. На пороге она замерла и обернулась.

– А что там вообще? – спросила с надеждой, неопределённо качнув вверх головой.

– Не знаю, – Платон пожал плечами. – Подозреваю, что если оттуда никто не спешит возвращаться, то это очень хорошее место. По крайней мере, мне хочется в это верить.

– И мне, – прошептала Настя, выходя за дверь.

Через десяток шагов она упёрлась в глухую стену – от коридора почти ничего не осталось. В углу, привалившись спиной к серому бетону, свесив голову, сидел Никита. Между широко раскинутых ног растеклась тёмная лужица. Его чёрное одеяние блестело, пропитавшись кровью, сочащейся из пореза на шее. Сжатые в предсмертной агонии пальцы крепко вцепились в рукоять выкидного ножа.

– Эх, Никитос, – вздохнула Настя. – Как-то всё по-глупому вышло. Прикид у тебя, конечно, отстойный, но будь у нас побольше времени… Ладно, чего уж теперь-то?..

Она свинтила пластиковую крышку, зажмурившись, вылила на себя содержимое бутылки и чиркнула зажигалкой.

***

Платон бросил взгляд на стену, где ещё секунду назад чернел прямоугольник выхода, и повернулся к Славику.

– Что же мне с тобой делать, дружок?

Он задумчиво почесал подбородок.

– Это будет непросто. Как объяснить-то? Ты понял то, что я рассказывал Насте?

Глухая бетонная коробка задрожала. Кровь, сбегающая по стенам плотным водопадом, покрылась рябью, словно поверхность потревоженного ветром пруда.

– Тише, тише… – Платон успокаивающе поднял ладони. – Не нужно бояться. Я не желаю тебе зла. Смотри, что у меня есть.

Он вытащил из кармана подобранную в коридоре «Zippo», откинул крышку, высек искру и медленно поводил из стороны в сторону. Славик завороженно следил взглядом за движущимся пламенем.

– Эта лучше той, которую тебе дядя Сева подарил, да? Бери, если хочешь. Мы теперь друзья?

– Друзья.

Мальчишка расплылся в улыбке и потянулся к зажигалке. Платон будто случайно коснулся его пальцев, попробовал нащупать нить сознания, нырнул в пучину чужого разума. Почти сразу траблшутер понял: что-то пошло не так. Такое с ним было впервые. Ни одного привычного образа. Большинство эмоций, за которые он обычно цеплялся при погружении, были искажены и гипертрофированы, а некоторые и вовсе отсутствовали. Однако больше всего его тревожило отсутствие воспоминаний о пожаре. Мальчишка просто не запомнил случившееся. Плохо. Платон вдруг почувствовал, как мерцающая редкими вспышками памяти тьма вокруг начинает густеть. Нужно было выбираться, но он внезапно понял, что не может найти выход из этого вязкого лабиринта.

В панике мужчина метался от одного образа к другому, тщетно пытаясь нащупать дорогу назад. Он цеплялся за призрачные связи событий, но те мгновенно рассыпались от прикосновений. Воля его таяла, сминаемая безжалостным прессом деформированного разума Славика.

– Друг, друг, друг… – пульсировало со всех сторон.

– Пусти… – мысленно взмолился Платон.

– Бесполезно, – прошелестело рядом. – Вы теперь друзья. Как и все мы.

– Настя? – испуганно отпрянул он. – Как?

– Ты ошибся, – раздалось с другой стороны. – Только один из нас не принял смерть. Он просто не понял её. Для него всё осталось по-прежнему. Для него мы всё ещё живы. Он никогда нас не отпустит.

– Сурен? Ты тоже?

– Мы все тут. Навечно.

– Нет!

Платон вслепую рванулся вверх, пробивая упругую, тёплую мглу, и с криком кубарем покатился по полу кухни. Вырвался! У него получилось! Раскинув руки, он жадно глотал ртом горячий воздух.

– Не хочешь играть? – склонившись над ним, обиженно поинтересовался Славик.

Комната плыла и дрожала от жара. Сквозь окровавленные стены пробивались языки пламени и что-то ещё… Натягивая поверхность, словно латексную плёнку, проступали рельефные контуры растопыренных ладоней и лиц с раскрытыми в беззвучном вопле ртами. Они все были здесь: Никита, Сурен, Настя и остальные, привязанные желанием мальчишки к этому иллюзорному объекту между мирами.

– Славик, слушай, – затараторил Платон, – я не могу остаться. Меня там ждут. Семья у меня там. Жена, дочка… Не обижайся. Обещаю, что больше вас не потревожу. Отпусти, а?

Он судорожно шарил по астралу, но все выходы из тонкого мира были наглухо закупорены.

– Нет, – пацан упрямо покачал головой. – Останешься. Друзья всегда вместе.

Платон с ужасом почувствовал, как чужой разум опутывает его сознание, подчищая воспоминания о прошлой жизни. Мужчина попытался вскочить, но руки провалились и увязли. Пол колыхнулся тягучей трясиной, жадно всасывающей его в горячую бездну.

– Стой! – отчаянно завопил траблшутер. – Послушай меня…

Выбора не оставалось. Единственный возможный вариант был плох, но Платон стремительно терял рассудок, и безысходность толкнула его на сомнительный и рискованный шаг.

***

Ржевский смерил недовольным взглядом сидящего перед ним мужчину.

– До утра подождать нельзя было?

– Сами просили отчитаться сразу как закончу.

Платон присел в кресло напротив заказчика.

– Можно же просто позвонить, – поморщился Семён Казимирович. – Из постели выдернул практически. Ну и как? Получилось?

– Аномальной активности на стройке больше не будет. Работы можно продолжать.

– За такие деньги хотелось бы каких-то гарантий. Я тут подумал и решил остаток суммы придержать пока. Если в течение месяца жалоб не поступит, то рассчитаемся полностью.

– Как пожелаете, – Платон безразлично пожал плечами. – Это уже не важно.

– О, как, – удивлённо воззрился на него Ржевский. – Объяснишь почему?

– Я пересмотрел свои взгляды на жизнь. Расставил приоритеты в правильной последовательности, и финансовая составляющая там теперь далеко не на первом месте.

– Так может, вообще откажешься от денег, – саркастически усмехнулся собеседник и тут же успокаивающе поднял ладони. – Шучу, конечно. Получишь всё, как договаривались, если работяги жаловаться перестанут. Сам-то я не верю во всю эту мистику, но мэр умеет быть очень убедительным, когда дело касается его интересов.

– Мэр? – поднял бровь Платон.

– Ну, там больше супруга воду мутит. Помешалась баба на всяком этаком… Выписывай, говорит, экстрасенса, будем духов изгонять с объекта. А тот и вякнуть против не может. Каблук, одним словом, но я тебе этого не говорил.

Бизнесмен хлебнул виски и, поставив бокал, пристально посмотрел на Платона.

– Ладно, выкладывай, что там за срочность? Какой-то нюанс обсудить хотел?

Траблшутер откинулся в кресле, достав из кармана «Zippo», крутнул её в пальцах.

– Семён Казимирович, вы знаете, что все наши поступки имеют последствия? За всё приходится рано или поздно платить.

– Это ты к чему? – насторожился Ржевский.

– К тому, что надоумить пацана устроить поджог было плохой идеей, дядя Сеня.

– Как?..

Свет в офисе внезапно потух. В темноте раздался тихий детский смех.

– Что за?..

Семён Казимирович вскочил из-за стола и попятился к окну.

Чиркнула зажигалка. В кресле напротив сидела молодая блондинка в розовом шёлковом халатике.

– Ты ещё кто? – фальцетом взвизгнул Ржевский.

Девушка закрыла крышку «Zippo». Огонёк погас.

Щёлк.

Новая вспышка осветила сидящего на её месте полноватого армянина.

– Друг, – жутковато улыбнулся тот.

– Не может быть, – побелевшими губами прошептал бизнесмен. – Я помню тебя…

Пламя вновь потухло.

– А меня помнишь? – проскрипела старуха в очках, когда огонь вспыхнул снова.

– Вы все мертвы! – истерично выкрикнул Ржевский, прижавшись спиной к панорамному окну. – Это невозможно!

Щёлк. Вспышка.

Внешность сидящего в кресле существа менялась прямо на глазах. Лица исчезали и проступали снова, одно за другим, чередой безумных метаморфоз.

– Многое возможно, – траблшутер поднялся и медленно двинулся вперёд, – когда взаимное влияние мнимого и действительного достигает критического значения. Это погрешность. Ошибка в структуре бытия. Иллюзии нужен был живой проводник, и она его получила.

– Нет! – заверещал бизнесмен, вжимаясь в окно. – Не подходи!

Стекло хрустнуло, стремительно покрываясь паутиной тонких трещин, со звоном лопнуло. Семён Казимирович, крича, рухнул вниз, окутанный облаком блестящих осколков.

Ветер взъерошил светлые волосы Славика. Он с улыбкой смотрел на ночной город. Тысячи светящихся во тьме огоньков. Ему всегда нравились огоньки. Огоньки – это новые друзья. Много новых друзей. Он придёт к каждому, и когда-нибудь всё вокруг станет таким, как ему хочется. Для всех и навсегда. Так обещал Платон. Славик ему поверил, ведь друзья не обманывают.

– Не пугайся. Это у него имидж такой. Так-то он нормальный. Ничего, что я на «ты»?

– Конечно. Так даже лучше.

Платон пожал руки мужчинам, кивнул женщинам и уселся на свободный стул.

– Давно света нет?

– Прилично, – вздохнула Галина Петровна. – Надоело уже в потёмках сидеть. Ты один, али с семьёй?

– Один. Семья в другом городе. Я к вам ненадолго. По работе приехал.

– Кем работаешь? – Настя похлопала руками по карманам халата. – Вот блин, сигареты в комнате оставила. Никитос, угостишь?

Тот, пожав плечами, провёл кончиками пальцев вверх по раскрытой ладони.

– Не брал? А у тебя нет, Платон?

– Не курю.

– Это правильно. Здоровье надо беречь. Тоже брошу. Завтра.

Она принялась выбираться из-за стола, но Никита мягко удержал её за плечо. Затем, ткнув себя в грудь, сделал несколько быстрых пассов рукой перед собой.

– Отлично, – девушка расплылась в довольной улыбке. – И мои тогда по дороге прихвати. Они на трюмо должны лежать. Прям у порога. Там не заперто, если что.

Гот исчез во мраке коридора.

– Я же говорила, что он нормальный. Всегда выручает. Настоящий друг.

Платон тактично промолчал. Видимо, из всех присутствующих только Настя не замечала, что парнишка смотрит на неё совсем не по-дружески.

– Пойдём, Волков, – тётя Марина, вздохнув, поднялась. – Славику лекарства пора принимать.

– Чё, без меня не справитесь? – поморщился муж. – Я бы ещё посидел.

– Пошли, я сказала, – она пихнула его локтем.

– Ладно-ладно, иду. Вставай, Славка. Время таблетки пить.

– Не хочу-у-у, – протянул мальчишка. – Не хочу-у-у. Не хочу-у-у!

Его монголоидное лицо сморщилось. Раскосые миндалевидные глаза над приплюснутым носом беспокойно забегали, словно ища поддержки у присутствующих.

– Зачем сказал про таблетки? – зло прошипела тётя Марина. – Доволен? Сам теперь успокаивать будешь.

Дядя Лёша тяжело вздохнул и зашептал что-то сыну на ухо. Тот замолчал, прислушался, склонив голову. Губы его внезапно расплылись в довольной улыбке, он часто закивал и неуклюже выкарабкался из-за стола.

– Чего ты ему наобещал? – нахмурила брови тётя Марина. – Мороженое, небось?

– Всё равно ведь растает, если электричества долго не будет.

– Дома поговорим, – она дёрнула мужа за рукав и, ухватив Славика за руку, вильнув широкими бёдрами, вышла из кухни. Дядя Лёша, ссутулившись, поплёлся следом.

– Подкаблучник, – сокрушённо покачал головой Сурен вслед супругам. – Запоминай, Андрюха, пока не поздно, как не нужно себя вести. Женщина должна знать своё место. Зазеваешься, и Ритка через пару лет из тебя такую же тряпку сделает. Тьфу, смотреть тошно.

– А вы не смотрите, – огрызнулась Рита. – Мы сами разберёмся. Без ваших советов. Пойдём, Андрей.

– Вот, – назидательно поднял палец Сурен. – Как я и говорил. Уже началось.

– А вы вообще много говорите… лишнего, – она посмотрела на Андрея. – Идёшь?

– Да, конечно, – тот приобнял её за плечи и потянул к выходу. – Всегда вместе, помнишь? В печали, радости и так далее.

– Чего-то все разбегаются, – Платон обвёл взглядом оставшихся жильцов. – Надеюсь, это не из-за меня?

– Не выдумывай, – отмахнулась Настя. – Просто мы уже давно тут сидим. Ты, кстати, так и не ответил, чем занимаешься.

– Зависит от конкретной ситуации. В целом, можно сказать, что я траблшутер.

– Хто? – Галина Петровна двинула пальцем очки вверх по переносице.

– Специалист по эффективному устранению нестандартных проблем.

– Понятно, – протяжно зевнул Сурен. – Бандит, короче. В девяностые таких «решалами» называли. Понапридумывали слов непонятных, а суть не поменялась. У нас чего забыл?

– Да так… Бизнесмену одному помочь надо. Никакого криминала. Я законы не нарушаю.

– Ну-ну. Сейчас каждый второй – бизнесмен. Нас вот тоже один такой предприниматель окучивает. Ржевский Семён, мать его, Казимирович – редкостная гнида. Дружок мэра. Не слыхал про такого? Известная личность в городе. Место тут, видите ли, удобное для торговой точки. Уговаривает расселиться, комнаты выкупить хочет. Только на те гроши, что он предлагает, хрен чего в городе возьмёшь. Максимум убитую халупу в каком-нибудь Зажопинске. Да и то ещё поискать надо. Это вон бабе Гале в деревне хорошо будет, пора ей уже к земле поближе… Ой!

Сурен отпрянул, уворачиваясь от брошенного Полянской полотенца.

– Ирод нерусский, – взвилась старуха. – Сам в горы вали коз пасти. Я всю жизнь в этой общаге прожила и помру здесь. Никуда переезжать не собираюсь.

– Да пошутил я, баб Галь, – Сурен примирительно поднял руки. – Не обижайся.

– Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие. Верни полотенце.

– А где у вас тут уборная? – негромко поинтересовался Платон.

– По коридору направо до конца, там ещё раз направо, – махнула рукой Настя. – Не промахнись впотьмах.

– Постараюсь.

Мужчина скрылся за дверью.

– Не нравится он мне, – проворчала Галина Петровна.

– Ага, – поддержал её Сурен. – Мутный какой-то. Точно бандит. Я на таких насмотрелся в своё время.

– Не знаю, – Настя пожала плечами. – Нормальный, по-моему.

– Ты губу-то закатай, – насупился Сурен. – Напоминаю, у него семья есть.

– Ревнуешь?

– Вот ещё. О тебе беспокоюсь. Потом реветь будешь. Снова. Эх, не умеешь ты выбирать. Тебе серьёзный мужик нужен.

– Типа тебя?

– Да причём тут?.. А, ладно… Давай лучше вином угощу? Друг из Армении прислал. Своё, домашнее.

– А давай. Всё равно заняться нечем.

– Вот это другое дело. Сейчас я…

– Пошли вместе. Сигареты возьму. Никита потерялся где-то. Баб Галь, вы вино будете с нами? Вам стакан принести?

Старуха отрешённо кивнула. Она словно к чему-то прислушивалась, глядя на трепещущее пламя свечи.

– Не скучайте, мы быстро.

Полянская осталась одна в полутёмной кухне.

– Юра, это ты? – с опасливой надеждой сорвался с её губ робкий шёпот. – Покажись.

В ответ тишина. Однако бабка могла поклясться, что минуту назад слышала покойного мужа. «Галчонок», – знакомый, но почти забытый за, без малого, десяток лет голос невозможно было перепутать. Кроме него, так её никто никогда не называл.

Она сняла очки, протёрла мятым несвежим платком и снова водрузила на нос. Подслеповато щурясь, пошарила взглядом по дрожащим в углах теням. Никого. В окно позади что-то негромко стукнуло. Галина Петровна вздрогнула и обернулась. Высотка напротив светилась редкими отблесками горящих в квартирах свечей. Мерцающие тусклые прямоугольники, казалось, просто парили в чёрной пустоте.

Старуха тяжело поднялась и прошаркала к заставленному посудой подоконнику. Вгляделась во тьму за стеклом. Росчерк молнии прорезал ночное небо. Оглушительно и раскатисто громыхнуло. Отражение Галины Петровны, освещённое внезапной вспышкой, оскалилось жуткой ухмылкой покрытого гниющей плотью черепа. Лишённые радужки глаза за линзами очков вспучились варёными яичными белками.

Она вскрикнула и отшатнулась. Упёрлась во что-то мягкое. Ноздрей коснулся едкий запах гари.

– Не оборачивайся.

Полянская, обмерев, смотрела на возникший за спиной силуэт. Поверхность тёмного стекла не позволяла разглядеть детали, но она и так знала, кто это.

Фигура склонилась, нависла над плечом. Холодное дыхание скользнуло по коже. Едва различимый шёпот проник в ухо тягучим туманом. Старуха потянула ручку створки окна. Звеня, рассыпалась по полу упавшая с подоконника посуда.

***

– Интересно, что это так бумкнуло? – Настя, стоя на пороге, обвела взглядом кухню. – А баба Галя куда делась?

– Не знаю, – пожал плечами Платон. – Когда пришёл, не было никого. Только окошко нараспашку и кастрюли по полу разбросаны. Я тут уже прибрался слегка.

– Чего шумите? – донеслось из коридора.

– Это не мы, – обернулась девушка. – Кто-то посуду уронил.

– А где Петровна? – Сурен протиснулся в дверной проём, держа обеими руками пятилитровую баклажку с тёмной жидкостью. – Не дождалась?

– Спать, наверное, пошла.

– Зря. Такое вино когда ещё попробует? Будешь, Платон?

– Не. Я не пью.

– Не пьёшь, не куришь. Зожник, что ли?

– Нет. Просто не нравится.

– Понятно. Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родину продашь? Есть что-то недоброе в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Скорее всего, они или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.

– Не сгущай, Суренчик, – Настя скользнула за стол.

– Это булгаковский Воланд сказал, не я.

– Ты бы ещё Паланика процитировал. Тот вообще в одной книжке написал, что люди, которые не пьют, не курят и не матерятся, скорее всего, по ночам разделывают трупы маленьких детей или что-то типа того.

– Не знаю я этих ваших Палаников-шмалаников. Булгаков-то точно херню не напишет.

Он слегка встряхнул бутылку.

– Многовато для двоих будет.

– Можно Мельниковых позвать или Волковых.

– Ритка на меня обиделась. Сама не пойдёт и Андрюху не пустит. Принципиальная. Волковы с пацаном сейчас возятся, тоже не будут пить.

– Лёша-а-а! – истеричный вопль разнёсся по коридору.

Сурен вздрогнул и чуть не выронил бутыль.

– Что за?..

– Это Марина, – вскинулась девушка.

Они выскочили в коридор. У туалета замерла едва различимая в темноте тучная фигура. Судорожно трясущийся луч фонарика был направлен в дверной проём уборной.

– Чего стряслось, соседка? – на ходу крикнул Сурен.

Тётя Марина громко, протяжно взвыла, выронив фонарик сползла по стене.

Настя добежала первой, заглянула внутрь, заорала и отшатнулась.

– Твою мать! – ругнулся подоспевший Сурен. – Чего тормозите? Нож тащите! Быстро!

Он нырнул в пахнущее мочой и хлоркой помещение, приподнял, обхватив за ноги, висящего на бельевой верёвке дядю Лёшу.

– Платон, помоги, – прошипел надсадно, брезгливо отстраняясь от дурнопахнущего тёмного пятна на застиранных трениках. – Тяжёлый, зараза.

Настя бросилась в кухню. Платон попытался ослабить петлю, передавившую набухшие шейные вены, но получалось у него плохо. Пальцы соскальзывали с туго затянутого узла, полипропиленовый шнур глубоко врезался в кожу. Волкова, подвывая, с ужасом взирала на багрово-синюшное, отёчное лицо мужа, безразлично пучившего остекленевшие, покрытые сетью лопнувших капилляров глаза.

– Заткнись уже! – прикрикнул на неё Сурен. – Бегом за Полянской! Она медиком полжизни проработала. Знает, что делать.

Тётя Марина неуклюже поднялась, держась за стену и, теряя тапочки, поспешила, поскуливая, вглубь коридора. Бегущая навстречу Настя едва не налетела на неё, однако в последний момент успела вильнуть в сторону.

– Вот, – дрожащей рукой протянула блондинка тонкий кухонный нож.

– Блин, ты бы ещё пилочку для ногтей принесла, – простонал Сурен. – Им же даже кусок хлеба не отрезать.

Платон принялся елозить тупым лезвием по верёвке. Прочная оплётка поддавалась плохо, однако ему всё же удалось справиться. Тело Волкова сложилось пополам, безжизненно повиснув на плече пошатнувшегося армянина.

– Где Маринка с Петровной? – натужно просипел тот сквозь зубы. – Скорую догадался кто-нибудь вызвать?

– Аккумулятор сдох, – Настя недоумённо посмотрела на чёрный экран. – Недавно ведь заряжала.

– Сейчас наберу, – Платон вытащил из кармана телефон. – Странно. И у меня батарейка села.

– Да чтоб вас! – Сурен, придерживая дядю Лёшу, достал сотовый. – На, звони.

– Твой тоже не работает, – девушка вернула мобильник.

Из темноты, шлёпая босыми ногами по растрескавшейся керамической плитке, показалась тётя Марина. Без Галины Петровны. И всё же она была не одна – пухлой рукой женщина прижимала к широкому бедру Славика. Пацан, приоткрыв рот, непонимающе таращил раскосые глаза.

– Ребёнка зачем притащила, дура? – рявкнул Сурен. – Где бабка?

– К’омнат’у не наш’ла, – давясь всхлипами, прогундосила она.

– Чего? Как это «не нашла»?

– Не зн’аю. Р’аньше б’ыла, сей’час нет.

– Ясно. Насть, давай за старухой быстро. У Маринки фляга свистанула, походу.

Сурен осторожно опустил дядю Лёшу на пол и смерил неприязненным взглядом хлюпающую носом соседку.

– Довела мужика, зараза. Довольна теперь?

– Зря вы так. Не нужно этого сейчас.

Платон мягко подвинул тётю Марину от входа, приобнял за плечо и что-то успокаивающе зашептал ей на ухо. Рядом вяло пускал слюни Славик.

– Там это… – вернувшаяся Настя выглядела растерянной. – Двери и правда нет.

– В смысле? – уставился на неё армянин, неумело пытавшийся прощупать пульс у неподвижного тела. – Прикалываешься? Вообще не вовремя для шуток.

– А я и не шучу. Нет двери бабы Галиной, будто и не было никогда. Стена глухая.

– Ладно. Потом разберёмся. Искусственное дыхание умеет кто-нибудь делать?

– Я курсы проходил, – неуверенно пожал плечами Платон. – Давно, правда, но там ничего особо сложного…

– Ну так делай! Чего сиськи мнёшь?

Мужчина послушно присел рядом с Волковым, прислонил ухо к груди, подержал за запястье, прижал пальцы к сонной артерии и печально покачал головой.

– Поздно.

– Чего поздно-то? Я слышал, людей с того света вытаскивали…

– Не в этот раз. Он холодный уже. Коченеть начал.

– Не может быть, – прошептала Настя. – Часа не прошло ещё как живой был. Не бывает так быстро…

– Двери тоже обычно бесследно не исчезают.

Из глубины коридора донесся стук массивных башмаков. Высокая тощая фигура в чёрном плаще поспешно двигалась в их сторону.

– Никитос, ты где был? – крикнула девушка. – Тут такая жуть. Дядя Лёша повесился.

Гот подошёл ближе и замычал что-то, яростно жестикулируя. Вид у него был крайне взволнованный: расширенные глаза испуганно бегали, руки дрожали, а и без того бледное лицо казалось совсем обескровленным.

– Медленнее, – Настя успокаивающе коснулась его плеча. – Не части́. Я не успеваю.

– Чего там? – вопросительно уставился на девушку Сурен. – Переведи.

Платон провёл рукой по лицу трупа, прикрывая остекленевшие, выпученные глаза, и присоединился к обступившим юношу соседям.

– Говорит, что пошёл в магазин за сигаретами, но выйти не смог. Уличная дверь исчезла. И не только она. Везде сплошные стены – ни одной квартиры, ни одного окна. На втором и третьем этажах такая же картина, а теперь вдобавок ещё и наш выход тоже куда-то пропал.

– Что за херня тут творится? – Сурен подозрительно обвёл присутствующих взглядом. – Вы меня разводите, что ли?

Никита раздражённо дёрнул кистями рук.

– Сам проверь, – перевела Настя.

– А вот сейчас пойду и проверю. Совсем за дурака меня держите?

– Дурак, – хихикнул Славик, и тут же спрятался за широкую спину матери.

Тётя Марина безучастно смотрела прямо перед собой. На покрытую серой краской стену. Туда, где ещё минуту назад была дверь в туалет.

– Это как вообще? – Сурен провёл рукой по ровной поверхности. – Там же Лёха был.

– Поверил теперь? – блондинка зябко обняла себя за плечи. – Мальчики, мне страшно. Сделайте что-нибудь.

– Так, без паники.

Голос Платона вдруг обрёл твёрдость. Сам он будто стал выше и шире в плечах. Мягкая аура спокойствия ощущалась почти физически, вселяя уверенность, что уж он-то точно разберётся с внезапно возникшей непонятной ситуацией. В конце концов, кому, как не специалисту по решению нестандартных проблем, этим заниматься?

– Мы с Суреном проверим, что с выходом. Никита, бери остальных и идите на кухню. Ждите нас там, никуда не расходитесь, держитесь вместе. При любой подозрительной активности – кричите. Всё ясно?

Он обвёл взглядом притихших соседей.

– Будем считать, что да. Идём.

Решительным шагом мужчина направился вглубь коридора. Сурен, опасливо озираясь, неохотно поплёлся следом.

***

Дрожащие на стенах тени в полумраке кухни казались враждебными тёмными сущностями, с нетерпением выжидающими удобного момента для нападения. Настя поёжилась, прикурила от свечи и подтолкнула полупустую пачку Никите.

– Угощайся. Ты ж до магазина так и не дошёл.

Дважды предлагать не пришлось. Парень вытянул дрожащими пальцами сигарету. Откинув латунную крышку «Zippo», высек пламя и жадно затянулся.

– Огонёк, – заулыбался Славик. – У меня тоже.

Он вытащил из кармана дешёвую прозрачную зажигалку, чиркнул колёсиком о кремень, и заворожённо уставился на голубоватое пламя в своей руке.

– Это ещё что такое? – нахмурилась Настя. – А ну отдай. Марин, забери у него. Опасно же. Подожжёт что-нибудь ещё, не дай Бог.

– Моя, – Славик проворно отдёрнул руку, спрятав зажигалку. – Подарок.

Марина даже не взглянула в их сторону. Она полностью ушла в себя, перестав реагировать на внешние раздражители.

– Ну и хрен с вами, – недовольно буркнула девушка. – Никит, будешь вино?

Тот с готовностью кивнул.

– Знаешь, что я тут заметила? Времени-то уже много прошло, как свет отрубили, а свеча словно и не уменьшилась совсем. Будто только что зажгли. Всё страньше и страньше. Всё чудесатее и чудесатее. Есть мысли?

Парень пожал плечами.

– Вот и я не знаю. И, если честно, знать не особо желаю. Страшно. Просто хочу, чтоб всё закончилось поскорее.

Она разлила вино по стаканам и, залпом осушив свой, тут же снова его наполнила.

– Слушай, ты говорил, окна на нижних этажах тоже пропали, да? А у нас-то они на месте. Если на помощь позвать? Ну-ка, давай попробуем.

Вдвоём они быстро очистили подоконник от беспорядочно сваленной в кучу посуды. Никита дёрнул ручку рассохшейся деревянной рамы. Створка, скрипнув, открылась. Сверху посыпались труха и засохшая краска. Вопреки ожиданиям, тёплый весенний воздух не хлынул в прокуренную кухню, а темнота за окном встретила их мёртвой тишиной – звуковой фон города отсутствовал полностью.

– Что-то не так, – нахмурилась Настя. – Подстрахуй меня, я вниз посмотрю.

Она, слегка подпрыгнув, уселась боком на покрытую выцветшей клеёнкой поверхность. Собрала распахнувшиеся полы халата и, опершись на локоть, выглянула наружу. Вернее, попыталась выглянуть…

– Ой! – громко вскрикнув, девушка отпрянула.

Мрак пришёл в движение, покрылся рябью. Концентрические круги разбежались от точки соприкосновения, как от брошенного в воду камня. Вид за окном исказился и поплыл, словно потревоженное отражение на поверхности пруда. Дом тряхнуло. Посыпалась сложенная на столе посуда.

– Что это за дерьмо?

Грохнувшись с подоконника, Настя брезгливо потянула с чёлки прилипшую чёрную субстанцию.

– Какашки, – хихикнул Славик и погрозил ей пальцем. – Плохое слово. Нельзя.

– Тебя спросить забыла, идиот, – огрызнулась девушка и тут же осеклась.

Она бросила быстрый взгляд на Марину, но та всё так же меланхолично пялилась на стену перед собой.

– Прости, я не хотела.

Однако пацан уже не слушал её. Чиркая зажигалкой, он с улыбкой пристально изучал подрагивающий огонёк.

– Позвать на помощь, видимо, не получится, – вздохнула Настя. – Что это вообще такое?

Она взяла со стола вилку и осторожно коснулась вязкой тьмы за окном. Чёрные змейки тонких отростков моментально оплели зубцы и поползли к рукояти. Тихонько взвизгнув, девушка разжала пальцы. Столовый прибор тут же втянуло в густой мрак.

– Не хотелось бы сеять панику, но, похоже, нам пи…

Глухой стук прервал её размышления. На звук они с Никитой повернулись одновременно, да так и замерли, поражённые происходящим. Тётя Марина билась лицом о стену. Стоя вплотную, уперевшись ладонями, она сильно откидывала голову и резко впечатывала её в бетонную поверхность. Во время очередного удара раздался громкий хруст, и к жуткой неблагозвучной композиции добавилось мерзкое чавкающее хлюпанье.

– Останови её! – заорала Настя и тут же сама кинулась вперёд, вцепилась в плечи, рванула на себя. Никита стряхнул оцепенение и поспешно присоединился. Вдвоём им с трудом удалось повалить тётю Марину на пол. Девушка высвободила придавленную руку и, тяжело дыша, села. Взгляд её скользнул по тёмной, сочащейся кровавыми потёками кляксе, украшающей стену, и остановился на изуродованном лице соседки. В бесформенном месиве белели фрагменты скуловых и челюстных костей. На разбитых губах пузырилась красная пена. Тело сотрясали мелкие конвульсии.

– Какого хрена она это сотворила? – всхлипнула Настя. – Зачем так-то?

Тётя Марина вдруг захрипела, дёрнувшись особенно сильно. Выдохнула со свистом сквозь обломки зубов и, обмякнув, замерла.

Где-то совсем рядом громко бахнуло. Эхо выстрела гулко прокатилось по пустому коридору.

***

Платон провёл рукой по сплошной поверхности.

– Не похоже на свежую. Краска вся растрескалась от времени. Выход тут был?

Сурен кивнул, приложил ухо к стене, замер.

– Не слышно ничего. Эй! Есть там кто?

Он с силой впечатал ладонь в бетонную преграду, охнул, скривился и затряс ушибленной рукой.

– Зараза. Надо инструмент. Я у Андрюхи кувалду видел. Попробуем пробиться.

Стены внезапно дрогнули, пол качнулся, где-то вдалеке зазвенела упавшая посуда.

Платон, нелепо раскорячившись, едва сумел устоять на ногах, Сурен же, выругавшись, грузно плюхнулся на задницу.

– Это ещё что такое? – простонал он, тяжело поднимаясь с пола. – Землетрясение, что ли?

– Возможно. Думаю, это как-то связано с происходящим.

– По-любому, – согласился армянин. – Ничё, сейчас мы всё, что связано, развяжем. Пошли к Мельниковым за инструментом.

Из приоткрытой двери в комнату молодожёнов сквозь узкую щель пробивался неровный желтоватый свет. Сурен постучал костяшкой пальца о деревянную створку.

– Андрюха, можно к вам?

Тишина.

– Рита, у вас всё в порядке? Я войду?

Так и не дождавшись ответа, он осторожно толкнул дверь.

– Ох, ты ж…

Пламя стоящей на столе свечи дрогнуло. Мельниковы лежали на полу рядышком. На посиневших губах у обоих пенились засохшие пузыри рвотных масс. Тускло поблёскивали вязкие лужицы на линолеуме. В комнате дурно пахло. Сурен зажал рот рукой и конвульсивно дёрнулся, сдерживая подкатившую к горлу тошноту.

Платон, присев, подобрал пустой пузырёк, лежащий у ног Риты.

– «Нембутал», – прочитал он название препарата. – Пентобарбитал, кажется. Откуда взяли, интересно? Он же вроде только по рецепту.

– У Андрюхи отец – главврач, – сглотнув с усилием, выдавил Сурен. – Пацан при желании любые колёса достать может. То есть мог. Они же всё? Откачивать бесполезно?

– Окоченели уже, – Платон поочерёдно коснулся рук супругов. – Давно лежат.

– Да как давно-то? Мы же только вот с Риткой собачились на кухне.

– Говорю же, холодные они. Сам проверь, если не веришь.

– Не. Пожалуй, воздержусь.

Сурен, пятясь, вышел за порог.

– Поищи пока кувалду тут, а я сейчас к себе заскочу и вернусь.

– Зачем? Разделяться не лучшая идея.

– Я быстро. Только возьму кое-что.

Он поспешно ретировался. Платон тяжело вздохнул, поднялся и осмотрелся.

Комната тонула в полумраке, искать что-либо при таком освещении – плохая затея. Мужчина взял со стола подсвечник и, стараясь не наступить на рвоту, прошёлся по комнате. В коридоре громко хлопнула дверь, Сурен спешил обратно. Слишком напористые шаги, решительные. От них веяло угрозой.

– Слышь, как там тебя? – нервно бросил он с порога. – Трабл-шмабл…

– Траблшутер, – поправил его Платон, глядя на подрагивающий в руках армянина ПМ. – Убери ствол.

– Хренушки. Давай колись, что здесь происходит? Твоих рук дело? Как только ты появился, всё началось. Странное совпадение. Сразу гниль какую-то почуял. Нюх у меня на таких как ты. С девяностых ещё глаз намётан.

– Успокойся, – выставив руки, Платон медленно двинулся вперёд. – У тебя истерика.

– Не подходи! – взвизгнул Сурен, дёрнув пистолетом. – Там стой. Рассказывай, иначе… Считаю до трёх и стреляю. Раз…

– Хорошо, – устало кивнул траблшутер. – Давай поговорим.

– Останови её! – донёсся из кухни отчаянный женский визг.

Сурен инстинктивно обернулся на крик. Платон бросился вперёд.

Часть вторая: Погрешность голографического принципа (2 из 2)