Серия «НАШ СОАВТОР АНГЕЛИНА СЕРГЕЕВНА»

Всем привет из СССР! Моя мама, Татьяна Павловна, царство ей небесное, работала в торговле. И уже выйдя на пенсию, нашла возможность заработка - ездила в Москву, покупала там ткани и продавала их в деревнях тем, кого знала, «на заказ». Я же была партийным работником, и от торговли была очень далека. Но однажды случился казус, связанный с этим ее занятием.

Среди тканей, которые покупала мама, была весьма редкая и дорогая – крепдешин. Я попросила её купить, себе для платья. Думаю, хоть раз в жизни покрасуюсь. Она купила, я сшила. Вышла на работу. Но не понравилось - показалось мне, что негоже завкабинетом политпросвещения так ярко одеваться. Однако женщины у нас в отделе (да и на самом РИ «Латекс», где я работала) как-то прознали, что я могу эту ткань «достать». И на меня повалились просьбы и заказы! Не имея торговой жилки, я просто передавала маме просьбы своих сослуживиц, а она привозила. И вот в нашем отделе, да и на заводе тоже, стали происходить странные вещи: женщины стали одеваться не по-советски ярко, роскошно! Я говорю «на заводе», точнее нужно сказать «в заводоуправлении» - но советская женщина в платье из крепдешина в конце 70-х даже в заводоуправлении это нонсенс!

В общем, вызвали меня к руководству. Не к заводскому, а к партийному. Мой руководитель прямо спросил меня, в чем дело. Я призналась, повинилась. Но все-таки сказала: «Владимир Иванович. Женщины есть женщины. Партийные они или нет. Все мы хотим быть красивыми!» На что он нахмурился, сказал, что от выговора воздержится, но взял с меня слово больше крепдешин на предприятии не распространять.

Поехали мы с моей подругой Маришей в Москву. На бал, посвященный Дню студента. Втайне мечтали там встретить принцев. Но не встретили.

И вот возвращаемся на поезде домой. Сходим в Арзамасе. Поезд на Саранск, который нам нужен, через 6 часов. И Мариша мне и говорит: Геля, отдыхаем.

И укладываемся мы «валетом» прямо на деревянных сиденьях, занимая сразу несколько мест.

А мы обе – красивые, молодые, и, я бы сказала, строгие, так как боимся, что прицепится кто-нибудь.

И вдруг слышу, Мариша с кем-то разговаривает. Открываю глаза, поднимаю голову. Стоят два парня молодых. Один с Маришей любезничает, а другой смотрит на меня и молчит. И таким взглядом, будто я диво какое-то. Господи, думаю, сейчас еще пристанет! И что это он так смотрит, может, со мной что-то не так? Поправила прическу, в шубу покрепче запахнулась. Он высокий, стройный, шляпа, перчатки кожаные, на подбородке ямочка и веснушки на носу. Не знаю, почему, я рассмеялась!

Оказалось, они тоже учатся в Мордовском университете, только на химическом факультете. А живем мы в одном общежитии. В поезде чуть поговорили, и разошлись по вагонам.

Юра стал приглашать меня на свидания, и мне было весело с ним, как с таким случайным вокзальным другом, как-то странно и несерьезно, он был такой интересный, даром что молчал при первой встрече. Мариша мне сказала: это и есть твой принц! Хотела встретить на балу, а встретила на вокзале!

Привет, мои дорогие!

Моего мужа забрали в армию. Сразу после окончания университета, и аккурат через 2 недели после свадьбы. Ох, как я горевала! Не успели мы нацеловаться-намиловаться. Хоть и на год, вместо двух, но зато далеко – в Казахстан, на озеро Балхаш.

Но он мне сказал перед отправкой:

- Вернусь раньше, соскучиться не успеешь.

- Как же ты вернешься?

- Не знаю как, но вернусь! Очень тебя люблю. Хоть в самоволку…

И, представляете, через месяц после отправки в часть он действительно явился пред мои очи!

Я просто вся обомлела.

Это же у них как называется, «самовольное оставление места службы», с наказанием суровым по УК!

Увидела его, рада-радешенька, в слёзы и ему на шею, а у самой мысль: все, собирать ему теперь узелок в места другие, не столь отдаленные…

Но оказалось, по-другому всё!

Он мне рассказал. Определили его в спортроту, так как у него разряд по волейболу. А командир части тоже был ярый волейболист. И соревновались они там между частями. И командир сказал моему суженому: «Юра, выручай! Выиграем – отпущу тебя на неделю домой!»

Здравствуйте, мои хорошие. Привет вам из Страны Советов!

Держу в руках свою трудовую книжку с надписью «политвоспитатель». Сейчас такой профессии уже нет…

Расскажу о том, как работала в мужском общежитии, да не простом, а режимном, для условно осуждённых. Как меня туда занесло? Да из-за квартиры. Обещали дать по льготе через 5 лет. А пока жили на подселении.

В чем заключалась моя работа? В основном в организации культурно-массовых мероприятий. Всё происходило в Красном уголке – небольшом зале с обязательным портретом Ленина и лозунгом белыми буквами на красном фоне: «Вперёд, к победе коммунизма!».

На праздники приходили девушки из соседнего общежития. Это не возбранялось, наоборот, поощрялось, так как те, кто отвечал за моих подопечных на высшем уровне, считали, что это способствует перевоспитанию. Но всё было строго: на входе сидела милиция (называлось это – «комендатура»), и зорко следила за правопорядком, а девушки приходили группой, со своим политвоспитателем.

Особенно запомнился один Новый год.

Дедом Морозом согласился быть молодой парень, литовец, отвечавший в общежитии за стенгазету. А вот Снегурочку женского пола нельзя было, не положено. И нашли ему в пару здоровенного зрелого мужчину, который согласился на эту роль только после внушения руководства и обещания двух отгулов.

Привет из Страны Советов!

Расскажу историю, которую с улыбкой вспоминаю. Об ароматах и запахах.

Приехали мы с супругом к его матушке, Настасье Ивановне. У нее, у моей свекрови, скотины был полон двор. Скотинушку эту она любила больше, чем меня. Напечёт блинов и несет в первую очередь телёнку Потапке. Блины – скотине! Мы с благоверным греемся на печке, пора зимняя. Аромат от этих блинов был по всей горнице. А на двор мне не хотелось, там пахло навозом. Но надо было, по нужде. И вот муж меня, городскую, туда провожал. Туалет был в дальнем конце, я утеплялась сначала, надевала валенки, тулуп – и шла с ним. А там темно. И скользко. Было дело, падали. Возвращаемся, благоухаем.

И свекровь говорит: «Идите в баню, отмывайтесь!» А супруг мой уже стал городским, как я. Но виду не показал. Натаскал березовых дров, затопил баню. Вроде бы хорошо все. Вернулись на печку, ждем. А свекровь пошла проведать баньку, возвращается и кричит: «Ах вы, враги этакие! Вы мне что устроили!» Срываемся с печи, бежим, супруг в одних трусах, я в вонючем тулупчике. Смотрим, из бани дым идет, промеж бревен. Настоящий черный дым, клубами! Пожар! Сбежались соседи, тушить.

Оказывается, надо было открыть задвижку, чтобы дым выходил в трубу, так она топилась по-белому. А если задвижку не открывать, то с дымом внутри, по-черному. Соседи посмеялись, разошлись.