Серия «И это всё о нём»

— Деньги.

Кот подпрыгнул и задохнулся от гнева. Некоторое время русалки наблюдали, как он топорщит шерсть и вращает глазами. Потом все успокоилось и Баюн ласково промурлыкал:

— Нет, красавица моя, деньги дарить не будем. Деньги — это пошло! Подарим гимн!

— Опять! — прошлелестело в рядах русалок так тихо, что даже острый взгляд сказителя не смог вычленить из этих рядов тех, кто осмелился.

— Вот, — решив не обращать внимания на неизвестных бунтовщиц, кот развернул свиток. — Вот текст с нотами. Сегодня же приступим к репетициям! Тезоименитство близится!

И распевка началась.

Но все это не значит, что у Кощея нет кабинета. Кабинет есть, конечно, только туда никого не пускают. Это маленькая узкая комната об одно окно, в которой стоит чёрная потёртая конторка, на ней — стопка бумаги, стеклянная простая чернильница и ручка-вставочка. Больше в комнате нет ничего, даже занавесок. Да и зачем они нужны? Окно кощеева кабинета выходит в бесконечную и безграничную, вечно залитую неласковым зимним солнцем снеговую пустыню. Там никогда не увидишь стайку пингвинов, или одинокого белого медведя, так что вовсе не понятно, земной ли пейзаж простирается за этим окном, или что-то из неведомых глубин космоса, где обитает неназываемый ужас.

Кот вздохнул и принялся за последний, самый душещипательный куплет. Между тем, подвывая что-то о том, как герой прощался с верным другом (Верный друг, несмотря на все несчастья, у него, видимо, был), кот что-то почуял — приподнял морду и повёл носом, — но петь не прекратил и с раздирающим мявом закончил: «Вечность будет холодной и тёмной, мой друг. Вечность будет холодной и тёмной»...

— Спорить не буду! — раздался хорошо знакомый лукоморским обитателям голос. — Возможно, и так. И закуску предлагать тоже не буду — абсент не закусывают. Да и не люблю я его, абсент этот— Кот кивнул из последних, казалось, сил. — А вот если переместиться, так сказать, в те места, где абсент уважали? Где есть с кем поговорить о вечности и темноте? Туда, где цветут не эти пошлые одуванчики, а сами цветы зла? — Баюн навострил уши.

— Решено! В Париж, мой друг, в Париж! В год 1857!

Кот просиял улыбкой и протянул мечтательно:

— Какие там шкварки...

— А какие там цветочницы, мой друг!

И, сопровождаемый котом, мурлыкавшим «Ах эти чёрные глаза», Кощей скрылся в заманчиво-персиковом портале.

Следовало немедленно заключить с тридевятым договор о взаимном сотрудничестве. Это раз. Не взирая на договор, тем более что он существовал еще только в перспективе, следовало усилить охрану берегов граничной реки. Это два. И в-третьих, следовало укрепить связи с тридевятым на недипломатическом уровне. Чтобы в дальнейшем решать все накоротке, по-семейному, так сказать.

Для этого более всего подходил брак. Очень удобно общаться с царем соседнего государства, если его жена – твоя сестра или дочь, а тем более – если он сам – твой внук или племянник.

Очень удобно, если у тебя есть эти сестра или дочь. Но Кощей был одинок. Если у него в его многолетних странствиях и завязывались интрижки (конечно, завязывались), и появлялись дети (что было сомнительно), то это были отношения неузаконенные, дети непризнанные, которых никак невозможно было предложить в супруги не то, что царю, а даже какому-нибудь барону.

Великий маг задумался. Думал он ровно минуту, потом хлопнул себя по крепкому бедру и воскликнул:

- Тем более, что все они будут красавицы и умницы!

Челядь, которая, как и положено верной челяди, собралась у его ложа, ожидая окончательно пробуждения, подпрыгнула на месте: только что повелитель спал, а теперь кричит и лягается, как … (тут я хотела написать «Жеребец, когда его холостят», но считайте, что вы этого не знаете).

Верная челядь ничего не поняла, но ты-то, преданный читатель, понял всё? Да, конечно, именно так у Кощея и зародилась идея воспитывать подходящих девиц и выдавать их замуж за подходящих царевичей (Что предпочтительно) или вдовых царей (что похуже, но тоже подходяще). И звать этих воспитанниц, естественно, будут Василисами.

16. Кощей, как он есть

Ну, что, друзья мои, шестнадцать – неплохая цифра, чтобы завершить мой рассказ о молодом Кощее, который молодым только притворялся.

Этого вполне достаточно, чтобы приоткрыть завесу тайны над некоторыми особенностями жизни в тридесятом, и чтобы напустить туману в некоторых, казалось бы, таких понятных вещах.

Кощей, две ночи спавший в палатке, несмотря на уже сооруженный и полностью оборудованный и укрепленный дворец, на третий день перебрался в царские покои. Там был и тронный зал, обитый оленьей кожей с вытесненными на ней диковинными цветами и травами, и неведомыми зверями, и героями древних сказаний, и чудовищами, которыми так обильна сказочная реальность. Там был кабинет, оборудованный мебелью из миланского ореха, с самыми современными чернильницами и перьями, с рядами сундуков, наполненных драгоценными свитками и тетрадями (Книгопечатания, как видно, еще не изобрели), скрывавшими рукописные сокровища Индии и Египта, Китая и Месопотамии, и тех, неведомых нам царств, которые исчезли без следа в нашем мире, а в мире кощеевом были известны и почитаемы. Там была спальня, с огромным медным зеркалом, с жаровней, с кроватью под пышным балдахином, с курильницами, из которых струился аромат благовоний, которые мы, с нашим испорченным современным вкусом, посчитали бы, пожалуй, слишком плоскими и тяжелыми.

Там было множество подсобных помещений, из которых особо выделялись кладовая и ледник, магически защищенные от тления, и зимний сад с небольшим прудом, на котором вечно цвели бледно-розовые кувшинки и изредка появлялись более привычные нам жёлтые бутоны кубышек, обычно спавших под водой.

Кощей, впрочем, в зимнем саду задерживаться не стал, а прошел сразу в спальню, где велел зажечь все светильники. Закрыв окна ставнями, задвинув их ширмами и навесив несколько заклинаний, искажавших мир видимый до всех восьми слоёв его бытия (то есть вплоть до уровня кварков, если вам так привычнее), Кощей развернул свою скатку в последний раз в этой истории. В скатке оказались: ровная бронзовая чаша, полная мыльной воды, кисть из волоса белки и опасная бритва. И так властелин тридесятого распрощался со своими золотыми кудрями.

После чего оглядел неожиданно осунувшуюся физиономию в полированном зеркале, хмыкнул, и навсегда отказался от своей так долго лелеемой магической юности. Теперь это был тот властелин тридесятого, к которому вы все привыкли,  и которого все знаете (не хорошо, нет. Хорошо знать Кощея невозможно).

Потихоньку совсем устал, свалился ничком и задремал. И снилось отроку всякое. Поначалу снилась ему тарелка каши с мясом – горячая, духмяная и сытная (был он голоден, как бывает голоден всякий трудящийся юноша в пубертатном периоде). Потом ему снилась постель – не богатая ( о богатых постелях он и слыхом не слыхивал) – так, лавка, покрытая пёстро тканным ковром, да со стеганным одеялком, стоявшая в уютном углу рядом с печью. Печь была диковинная – блестящая и вся разрисованная голубыми петухами да деревьями со странными оранжевыми яблоками, и печь эта все росла в ширь и ввысь, пока не понял отрок, что это уже и не печь, а прекрасный собой терем, построенный не на русский манер – с большими окнами да плоскими потолками, со столбами каменными да стёклами цветными, со всякими прелестями и забавами.

А под конец, уж наверняка приснилась отроку красная девка с высокой грудью и голубыми бесстыжими глазами. Тут он и проснулся. Проснулся на удобной лавке, крытой ковром, рядом с тёплой печью посреди иноземного терема – точь-в-точь, как он ему снился. «А, может, я тоже колдун, да посильнее Кощея?» - мелькнула в его сметливой голове глупая мысль. Мелькнула и пропала.

Отрок выбежал во двор, подивился на роскошные резные дубовые ворота, которые сами перед ним открылись и выпустили его в наступающий рассвет. Властелин тридесятого уже не спал. Он разбирал шалаш и аккуратно складывал прутья на плащ, чтобы потом свернуть скатку.

14. Источники доходов

Скатав плащ и совершенно не обращая внимания на возникшие за ночь хоромы, молодой Кощей, к удивлению глазевших богатырей и отрока, снова раскатал его и достал оттуда лопату. Хорошую такую лопату, сделанную по всем правилам саперного искусства.

- А что, молодцы, - обратился он к глазевшим, - копать из вас никто не обучен? – Глазевшие тут же перестали глазеть и сделали вид, что чрезвычайно заняты.

- Понятно, - сказал Кощей. – Придется рыть самому, - закинул за плечо скатку, на скатку уложил лопату и пошел, присвистывая, куда-то, в одном ему известном направлении.

Богатыри и отрок поспешили за повелителем тридесятого. Тот шел споро, напевал что-то на иноземном языке и время от времени, прекращая петь, принюхивался. Наконец остановился у какого-то холма и принялся копать. Все были поражены – они-то ожидали, что волшебная лопата сама взрыхлит землю, сама воткнется в глубь и сама начнет выбрасывать комья почвы, потом песок, потом глину, в общем, сама выроет яму. Но яму рыл Кощей, и преглубокую. Даже не яму, а словно бы подкоп под основание холма. Потом остановился, подумал с минуту, и засунул в этот подкоп руку по локоть. Земля содрогнулась. Холм взлетел чуть не на сажень и осыпался вниз.

Богатырей накрыло, сметливый отрок исчез под грудой земли. Совершенно невредимый и чистенький  Кощей чихнул.  На месте холма стояли длинные, окованные медью лари. Еще там лежали кости, но кости никого не интересовали.

Впрочем, нет. Великого мага кости все-таки взволновали. В глазах его промелькнуло какое-то давнее воспоминание, он вздохнул:

- Красавица была! Пусть покоится в мире, – и взмахнул рукой. Кости тут же исчезли. Кости исчезли, лари открылись. В ларях оказалось золото, много. При виде такого богатства у всех перехватило дыхание.

- А вот я интересуюсь, - раздался знакомый уже Кощею голос (оказывается, дыхание перехватило не у всех). – Как делить будем?

Великий маг смерил бабку холодным взглядом и просто ответил:

- Никак. Я купил земли тридесятого, со всем, что находится  на них, в них и над ними.

- Включая, стало быть, и ступу с помелом? – съехидничала Яга.

- Включая возможность, - Кощей выделил это слово голосом , - запретить полёты неестественных предметов над землями тридесятого.

- Ясно, - сказала бабка, после чего сделала вид, что прошептала: - И вить ничего у него не лопнет, у ирода!

- Для ясности, - продолжал Кощей, нисколько не обидевшись на ирода, - более я рыть не намерен. Просто все клады, бывшие и будущие, сколько их ни на есть на принадлежащих мне территориях, будут перемещаться в казну.

Все погрустнели. И они погрустнели бы еще больше, если бы поняли, что это означает не только экспроприацию, но и невозможность сховать что-либо от государственного ока на долгие-долгие-долгие годы.

Видимо, внешность чудовища не была обманчивой – и, действительно, мозга в его огромной башке было много меньше, чем зубов, потому что, оно не отступило, а вновь бросилось на розы, на этот раз пытаясь загрызть их. Пара шипов впилась в нёбо чудища, один пронзил насквозь нижнюю челюсть вместе с языком, а еще один проник в нос и чудом не достал до того самого немногочисленного мозга.

Чудище хлопнулось в обморок.

- Великолепный экземпляр! – сказал Кощей хладнокровно, достал из кармана пузырек и смочил им руки, после чего по тридесятому поплыл запах, отчасти напоминающий мяту, отчасти – шалфей.

Великий маг подошел к громадине и задрал ему веко на левом глазу. Взглянул в зрачок устрашающих размеров и констатировал:

- Жить будет.

Потом, как ни в чем ни бывало, скинул с плеч и развернул свою скатку, в которой, на этот раз обнаружилась целая лаборатория. Кощей принялся отсчитывать капли, смешивать и разделять, нагревать и выпаривать, и вскоре все вокруг затянуло клубами таинственного пара. И что происходило внутри, совершенно невозможно было разглядеть ни восторженным русалкам, ни любопытным богатырям, ни бабе-яге (тоже, вероятно, поспешившей на запах золота), которые благоразумно стояли в отдалении, не вмешиваясь, и глазели.

Туман рассеялся и все увидели лохматое чудовище стоящим на ногах, здоровым, весёлым и облизывающим протянутую к нему руку Кощея, вернее, если вглядеться, не руку, а лежащий на ней золотой кругляшок.

- По одному золотому каждые две недели, и сверх того годовые наградные по личному представлению, - диктовал при этом властелин тридесятого думному дьяку, который испуганно косился на чудовище и поэтому писал чрезвычайно споро.

Как вы поняли, Кощей заключил договор с чудовищем на устрашение пришлецов и охрану казначейства от оных. Кстати сказать, попутно он вычел эти деньги в виде штрафа из жалованья тридцати трех богатырей, ни один из которых не попытался выступить на защиту царских сокровищ.

Из чего мы можем заключить, что истинным хранителем тридесятого был и остается только Кощей, а все остальное тут для антуража и его удовольствия. Впрочем, это не точно.

Неизвестное же чудовище в официальных бумагах именовалось просто буквой Б. И совсем неизвестно, что оно означало. То ли «бегемот», и в нем следовало признать одного из адских демонов. То ли «брандашмыг», что бы это не означало. То ли «Баюн», и это вправду был тот самый, первый Баюн, про которого Баюн нынешний иногда упоминает.

Ну, в общем, что-то это значило. Можете выдвигать свои версии.

12. А баба-яга против

Так все споро и ладно получалось у молодого Кощея, что, сердце чувствует, должен быть в этом какой-то подвох. И не только я и вы, любезные читатели, этот подвох чуяли.

Баба-яга, стоявшая все это время в сторонке, но все же поближе, чем тридцать три богатыря и куда ближе, чем русалки, подошла, старательно хромая, к неведомому зверю, поименованному в договоре, как Б, и пощупала его свалянную шерсть. Зверь на бабку не огрызнулся, не покосился и не отвернулся. Он только заворчал, но то было не сердитое, а ласковое ворчанье.

Бабка, между тем, поднесла ко лбу ладонь и из-под ладони, точь-в-точь как витязи на картине Васнецова, оглядела окрестности, задержавшись взглядом на могучем зелёном дубе, здании казначейства и приосанившихся по такому случаю богатырях и Черноморе.

Потом подошла к Кощею и пребольно ткнула его в предплечье окаймленным чёрным ногтем.

- Милок, а милок, а тебе это всё, что, нравится?

Кощей кивнул.

- А мне вот нет. – не дождавшись наводящего вопроса, яга продолжила. – К примеру, дуб энтот. На песке посажён, из песка выращен. И как он стоять будет, на песке-то? Ить первая буря его выворотит с корнем! А бури тут, на море, частенько случаются…

Или возьмем русалок. Им положено жить где? Ясное дело, в воде. А ты их на дерево наладил? Никакого уважения, то ись, к традициям и обычаям!

А вот, хотя бы, и богатыри, и предводитель ихний. Вить пропойца он, любому ж видно! А ты им пенного по бочонку в день выкатил! Ясно же, что все тридцать четыре бочонка этот краснорожий в одного выхлебает! А это что значит? Что подчиненные его обидятся. Обидятся, знамо дело, не на него – он же им дядька! – а на тебя. И сторожить, стало быть, будут плохо. А ты им за эту плохую службу еще и жалованье и наградные отписал!

Казначейство опять же… Нет, строение знатное, крепкое – тут спорить не буду. Но кто же в здравом уме сначала дом для своих денег строит, а потом для себя? Ить, опять же, не по обычаю!

И какой ты получаешься после этого государь? Хреновый! – сурово заключила баба-яга.

- А как по обычаю строить положено? – спросил с расстановкой молодой Кощей.

- Ежели по правде, по самой, так сказать, истине строить, то начинать надо с печки! – убеждённо сказала бабка.

Тут властелин тридесятого улыбнулся ласково-ласково и как-то по-иноземному щёлкнул пальцами. Неизвестно откуда появилась яговьина ступа, да с помелом, встала позади старухи, и этим самым помелом затолкала скептически настроенную бабку в себя, потом взвилась в небо и унеслась в неизвестном направлении.

Из удаляющейся ступы слышен был пронзительный крик яги:

- Смотрите все, всё царство смотри, каковы-таковы обычаи у Кощея! Никакого уважения ни к старости, ни к преданьям старины, ни к традиционным ценностям, ни к – дальнейшее, впрочем, расслышать совершенно не было никакой возможности.

Так в тридесятом появилась оппозиция.

А монета упала на землю и превратилась в десяток монет. Десяток монет превратился в сотню. Сотня – в десять тысяч. И тут (хотя недоверчивый читатель, конечно, уже ждал, что размножающиеся монеты превысят множество атомов во вселенной) в точном соответствии с теорией Гегеля количество превратилось в качество. Монеты делиться перестали, но стали делиться мелкие камешки, окружавшие их. При этом камешки превращались в камни, а камни – в каменюки. Одновременно мягкий и негодный для строительства крепких стен песчаник, из которого, в основном, состояли камешки, становился крепким базальтом, а волшебство, защищавшее монеты, перекидывалось и на вырастающую на глазах твердыню. Росла твердыня вверх немного, а вниз – глубоко и обширно, да что я вам рассказываю, вы и без меня наслышаны о богатых кощеевых подвалах. Попутно – не буду скрывать – соорудилась и знаменитая кощеева темница.

Естественно, такое мощное и быстрое колдовство не могло не вызвать бурную тепловую реакцию. Тепло было отведено внимательно наблюдавшим за процессом властелином тридесятого в вулканическую систему одного из тихоокеанских архипелагов. Последовало подводное извержение, и пара островков навсегда исчезла с лица земли. Естественно, со всяким зверьём, птицами, насекомыми и, возможно, людьми, их населявшими Но Кощею было наплевать на сопутствующий ущерб. Он уже тогда был Кощеем, пусть златые кудри вас не обманывают.

10. О движущих силах

Это будет очень скучная глава.

В мире не так много движущих сил. Настоящих движущих сил, я имею ввиду. Тех, которым подвластны и школяры, и профессоры, и прекрасные дамы, и верные рыцари, и скромные вассалы, и грозные короли, и невежественные крестьяне, и могущественные волшебники.

И первой, самой могущественной силой является золото. Да, мой добрый читатель, не добро и зло сражаются в реальном мире, а состояния.  Не любовь мечтают обрести воины, а наградные. Не за жар-птицей пускается в странствие отважный мореход, а за сокровищами.

И если ты хочешь иметь влияние на этот мир, проще всего получить его через деньги. А чтоб достичь больших денег, есть другие движущие силы – поменьше, послабже, но подоступнее. Некоторые из них даются вообще даром, при рождении. Красота, например. Или сила. Да что там, даже выдающийся ум, пожалуй, все-таки не столько порождение долгих тренировок и обучений, сколько отпрыск удачного слияния клеток.

Вторая сила – знания. В те времена это была еще и тайная сила, в которую нелегко было проникнуть, и каждая гильдия мастеров свято хранила свои секреты, и очень часто ценой им была цена крови.

Третья сила – воля. Это даже не самостоятельная сила, а такой клей, который связывает все твои способности – врожденные и приобретенные – и не дает рассыпаться им и пропасть втуне.

Чем же Кощей пробил себе дорогу сначала к великому знанию, а потом и к великому богатству? Одним небольшим, но крайне полезным свойством. Кощей был, конечно, умён. Но этого мало. Умников зачастую не любят, и хотят при первом удобном случае щелкнуть им по носу, чтоб не зазнавались. Но Кощей был еще и обаятелен. Он был невероятно харизматичен и умел быть привлекательным в общении даже тогда, когда ничего хорошего от него ждать не приходилось.

- Да, - говаривал про него приговоренный им к смерти разбойник, - уважительный человек, понимающий! Приятно иметь с таким дело!

И я не знаю, что тут более характеризует Кощея – тот факт, что смертник на него не злится, или то, что великий маг немало понимал в разбойниках и разбойном деле.

Во всяком случае, я совершенно убеждена, что земля тридесятого тоже не смогла устоять перед обаятельным незнакомцем и, так сказать, пала к его ногам, отдав ему свои немалые силы и признав его своим властелином на веки вечные.

А так, если по простому, то, конечно, царство Кощеево было построено на деньгах, - и в буквальном, и в переносном смысле.