Серия «И это всё о нём»

8

Одна из тайн бабы-яги

Если кто и умеет в тридесятом хранить секреты, то это баба-яга. Поэтому-то я так редко рассказываю вам истории о вредной старухе.

Этот же случай стал известен просто потому, что у яги слишком доброе сердце. Но обо всём по порядку.

Как-то раз древняя ведунья заявилась к Лукоморью и сказала коту Баюну, что тот располнел.

— Где? -возмутился наш песнопевец.

— Тут! — яга пребольно ущипнула кота в левый бок, — И тут! — ущипнула правый бок. — А уж тут! — но покуситься на святое — пушистый животик — Баюн не дал, высоко подпрыгнув и выставив вперед лапы, оканчивавшиеся, как известно, предлинными и преострыми когтями.

Но бабка, словно бы устыдившись, поспешила откланятся и удалилась восвояси.

Приходила она, конечно, с недобрыми намерениями. А именно — жестоко и давно завидовала она Кощею, что у него есть придворный сказитель, и просто красавец (кот Баюн), а тут прознала, что в человеческих государствах научились делать точь-в-точь такую же животину, какую пожелаешь. «Храмирование называется,» — переврала термин, как обычно, неграмотная старуха, но суть ухватила. Поэтому и заявилась в Лукоморье с тайной целью разжиться шерстью волшебного кота, в чём и преуспела.

Предварительно, естественно, сговорилась с китайской лабораторией через какого-то чёрного маклера, и вот — стала обладательницей восьми котят, из каждого из которых в будущем обещался вырасти доподлинный Баюн.

Но что-то пошло не так с самого начала. Во-первых, котята, совсем не как великий сказитель царства тридесятого, были окрашены. У кота, как известно, половина шерстинок была серебряная, а половина — шёлковая. Котята же ровнехонько разделились в этом вопросе: у четырёх из них шерсть была серебряная, у четырёх — шёлковая. Затем размеры. Животинки получились крупные, но до устрашающих параметров Баюна им было очень далеко. И, самое главное, — никто из них даже не пытался разговаривать, не  о, что сказывать сказки и петь песни. Они орали, ворчали и фырчали в восемь глоток самые обычные кошачьи слова (обычно переводимые на русский язык, как мяу-мяу).

Кроме того, котята умели: много жрать и много срать (чем едва не разорили старуху), рвать все покрывала, ковры и занавески в яговьином доме (мягкой рухляди в скором времени в нём не осталось), точить немаленькие когти об яговнину ступу (и чуть не превратили ее в гору щебня) и уничтожать бесценную коллекцию волшебных трав и отваров.

Под конец добрались до запасов валерианы. И тут устроили такой содом, что старуха сдалась. И послала во все стороны вести, что недорого продаст котят особой, жутко редкой, баюньей породы. Тут правда и выплыла наружу. Котят конфисковали в казну и впоследствии раздарили сильным мира сего в ходе официальных визитов Кощея в разнообразные страны. На ягу наложили штраф и пригрозили лишить подряда на зелья для общественных аптек.

Была бы баба-яга такой злодейкой, как рисовал её в своих картинах небезызвестный режиссёр Роу, она бы, конечно, потопила котят, и никто бы ничего не узнал. Но у старухи, как я говорила выше, сердце было слишком добрым.

Показать полностью
10

О худобе

С тех пор, как я похудела, кот Баюн перестал мне доверять.

Нет, на печёнку, жареную в сметане, оладушки на кефире и свиные рёбрышки он по-прежнему забегает. Не чурается при этом ни домашней бужениной, ни рыбными котлетами, ни прочей немудрящей стряпнёй, объедая и оппивая мою семью по-прежнему.

Но, тщательно пережёвывая пирожок с яйцом и зелёным луком, он бросает на меня косые подозревающие взгляды и говорит с присвистом:

— Что, старые джинсы велики стали? На новые потратилась?

— Э, да я гляжу, на тебе футболка висит в бедрах и груди? И плечи сползли куда-то?

— На каблуки встала? И не шатаешься? — и смотрит так неодобрительно, что поневоле почувствуешь себя виноватой.

С точки зрения волшебного кота худой человек — самый ненадежный человек на свете. На него нельзя ни в чем положиться, и не только потому, что его тоненькие ножки не выдержат настоящей ноши и подломятся. «Худой человек не зря так называется. У русского народа всегда дородность в цене была. Русский человек всегда пышность в теле любил. Русскому не по душе эти все диеты и ЗОЖи».

— А Кощей? — полушопотом пытаюсь оправдаться я.

— Так он не русский. И не человек, — отрезает сурово кот, и, наклонив миску с ленивыми варениками, аккуратно пересыпает дымящиеся творожные клёцки в свою бездонную пасть.

И возразить ему, заразе такой, нечего. Действительно, Кощей не русский, и не человек, да и худой-то он, может быть, именно в том самом исконном смысле слова, то есть недобрый, зловещий, вредный, дрянной, и все прочие эпитеты, которые вы легко найдете в словаре синонимов родного языка.

6

На чиле

Думаете, я сейчас вам расскажу про наглого кота Баюна, который развалился под зеленым дубом, обгладывая утиную ножку конфи, и любуется, как нежные волны набегают на берег и отступают, набегают и отступают, набегают и отступают...

Чуть сама не заснула! Кот, конечно, лежит на мягкой травке и, конечно, не обделен лакомствами с кощеева стола, но кот никогда не чилит! При всей своей внешней мягкости и расслабленности кот всегда напряжен и готов к любому подвоху. Жизнь его так научила, и он усвоил урок.

Но кто-то же чилит в Лукоморье? А то! Вот, например, русалки.

Разморенные августовским солнцем, они собрались вокруг огромного сахарного арбуза и ждут. Один из тридцати трех богатырей споро, хотя и несколько грубовато, разделывает арбуз на ломти и раздает их в протянутые со всех сторон розовато-молочные ручки. Алая мякоть соперничает цветом с яркими губами красавиц, на их белых безупречных зубках пощелкивают разгрызаемые косточки, липкий сок струится по рукам, плечам, и даже по пышным грудям, которые Гоголь в порыве неизвестного мне, как женщине, чувства назвал «эластическими».

Наевшиеся русалки поспешают к ласковому морю и омывают свои прелести тёплой, как парное молоко, водой. Потом, расшалившись, принимаются виться вокруг стоящих тут же с разинутыми от восхищения ртами богатырей и брызгают в них, и щекочут их перламутрово-зелеными хвостами, и смеются так заливисто... Эх, Гоголя на них нет!

Русалки чилят. Чилят и богатыри. Муравьи, подъедающие накапавшую из арбуза на траву сласть, тоже чилят. Баба-яга, принесшая к Лукоморью этот самый арбуз, без сомнения, волшебного происхождения (иначе как объяснить, что арбуза ровнехонько хватило на всех русалок?) и лежащая в теньке с листом мать-и-мачехи на лице, тоже чилит.

Кот Баюн сидит в сторонке и по его виду никак не поймешь: умиляется ли он этой пасторальной картине или медленно закипает от чувства несправедливости.

Внезапно он подпрыгивает, ловит пролетавшую мимо мошку и с невозмутимым видом запихивает несчастную в пасть. Потом залезает неторопливо на златую цепь и громко, с выражением начинает читать что-то на безупречном персидском языке (предположительно, одно из многочисленных сказаний «Шахнаме»).

Показать полностью
8

Харизма

— В историческом аспекте побеждают те правители, которые смогли оставить за собой правильную молву и хорошо продуманную память. А чем это достигается? — Баюн сделал паузу и строгим взором оглядел покорных русалок. Морские девы изо всех сил таращили голубые глаза, которым природа дала все оттенки драгоценного аквамарина, и молчали.

Кот тоже молчал. Чувствуя, что молчать так он может до самого заката, одна из красавиц наморщила белоснежный лобик и пролепетала:

— Харизмой?

Кот заплодировал. Он всегда подозревал, что при должном усилии сумеет пробудить зачатки разума, без сомнения присутствовавшие в хорошеньких головках русалок.

— Харизмой! — энергично подтвердил лукоморский сказитель. — Но достаточно ли одной харизмы самого правителя? Несомненно, она будет производить должное впечатление на окружающих и лицезреющих его подданных. Но память так хрупка. Но очевидцев так мало. И уже своим детям они только и смогут сказать, что тут царь-батюшка сказанул, то ись... А сами речи передать уже не смогут.

И тут мы приходим к необходимости создания мощной, целенаправленной и харизматичной же службы информирования населения! — тут коту показалось (или не показалось), что русалки стали задрёмывать и он возопил:

— Я тут необходим, я! — русалки очнулись и устроили шумную овацию. Кот раскланялся и продолжил уже тише и гораздо скромнее. — И это надо помнить всем, в том числе тем, ктро распускает слухи о необоснованных тратах и баснословном жаловании. Во-первых, всё утверждено и прописано в бюджете! Во-вторых, вознаграждение, я бы сказал, едва покрывает потребности. А в-третьих, надо мыслить шире и понимать нужды государства!

Русалки переглянулись и выпятили пухленькие губки. От этого их лица приобрели выражение невинной простоты, и даже Баюн, со всей его проницательностью и харизмой, не смог понять, что они думают о его речи, его талантах и его жаловании.

16

Зной в тридесятом

Я хотела бы вам рассказать, граждане, как Кощей сидит на террасе, пьет прохладное аи и заедает его таиландскими ананасами нового урожая.

Еще я хотела бы рассказать вам, как потный, но неутомимый кот Баюн яростно распевает исландские поносные висы, отражая очередной набег такой же неутомимой, как он, бабы-яги. У старухи давно уже кончились все цензурные и нецензурные слова, и она яростно жестикулирует двумя ловко свернутыми двойными фигами, одновременно пытаясь показать лукоморскому сказителю место, до того неприличное и срамное, что при детях называть его категорически нельзя.

А еще я могла бы вам рассказать о плещущихся в прибрежных волнах русалках, повизгивающих что-то мелодичное, отчаянно краснеющих под взглядами едва ли не более смущенных богатырей, взбивающих своими мощными хвостами морскую воду в мелкопузырчатую переливчатую пену.

Но не буду. Потому что все это обычная тридесятоцарская рутина, которую ежедневно может наблюдать любая стряпуха с кощеевой кухни. А вот, кстати, и она: стоит в теньке с ледяной торбой, полной копченых сигов, свежесбитого масла, пышных калачей и, конечно же, белого монастырского кваса, в который для вкусу добавлен еще корень хрена и немного кагорного изюма.

Она ждет, когда Баюн устанет от исландской похабщины, махнет жизнерадостно в сторону яговниных кукишей хвостом и обратит на нее внимание. «Оголодал, небось, сердешный!» — думает она привычные бабские мысли, и сердце ее полнится радостью от осознания собственной нужности и важности.

9

Папоротов цвет

В ночь накануне Ивана Купалы на берегу Лукоморья загораются огоньки.

Русалки, богатыри, неведомые звери, баба-яга лично и кот Баюн непосредственно принимают участие в народных празднествах. Прыгают через костры, водят хороводы, пускают венки и плошки со свечками по воде, увешивают разноцветными ленточками зелёный дуб — в общем, веселятся,  как могут.

Баба-яга устраивает ночь бесплатных гаданий, но сулит всем одно и то же: особам мужеского пола — скорое повышение по службе, затем казенный дом и дальнюю дорогу; особам пола женского — выгодное замужество, два десятка ребятенков и трефовую даму —  разлучницу.

Кот Баюн читает стихи и рассказывает страшные истории.

Русалки и богатыри поют хором и хором же пляшут, высоко поднимая пыль кованными сапогами и мощными хвостами.

Неведомые звери, которые очень стыдливы, стараются держаться в тени и не отсвечивать.

И, конечно, все угощаются. Пирогов, битой дичи, окороков вестфальской ветчины и копченой осетрины столько, сколько не бывает даже на приёмах правителей нашего мира. Квас и сбитень текут рекой, а богатыри прихлебывают тайком что-то из тщательно укрываемых на могучей груди фляжек.

В общем, благодать, да и только!

Но вот Кощей не празднует и не благоденствует. Всю ночь он рыщет вокруг сокровищницы, обнаруживая то тут, то там алый бутон и безжалостно выпалывает цветущие побеги папоротника.

13

Кабак

В одном из тех мест, где должна проходить граница тридесятого, и она там вроде как есть, но найти ее ой-как не легко, стоит кабак.

Держит кабак суровой наружности мужчина таких габаритов и с усами такого размера, что связываться с ним никто не рискует. Не рискуют даже добры молодцы, которые в поисках Кощеева царства добираются до границы и, потыркавшись какое-то время напрасно, решают передохнуть. Тут они сначала, конечно, норовят показать свою удаль и требуют вина послаще, мяса пожирнее и кровать помягче, но хозяин быстро дает им окорот. Кормит гостей он исключительно вяленой козлятиной и твёрдым, почти как кость, очень соленым, аж скрипящим на зубах козьим же сыром. Спят молодцы вповалку, кто где приткнется на мешках с соломой, которые язык не поворачивается назвать тюфяками. Среди завсегдатаев кабака ходят слухи, что солому в мешки набирают ту, которая уже не один месяц валялась в стойлах у коз и не была ими съедена по причине полной негодности.

Зато выпивка в кабаке отменная! Прозрачная, как дистилированная вода, крепкая, как кулаки хозяина, и ароматная — аж слезу вышибает! Причем не у какой-нибудь девицы вышибает, неприспособленной для пития, а у самого прожженого разбойника, и у того вышибет! Ароматы же у выпивки разные сообразно происхождению: у грушевой — грушевый, у сливовой — сливовый, у яблочной — яблочный... И вовсе неправильно ты представил ароматы, дорогой читатель! Бережливый хозяин кабака гонит свою знаменитую выпивку не только (а недоброжелатели говорят — не столько) из плодов, а и из веток, корней и стволов деревьев. И это чистая правда.

Иначе как объяснить, что кабатчик подаёт еще березовую (ну, это еще так-сяк), осиновую и самую дорогую — дубовую водку? Дубовая же так дорога потому что, по уверению хозяина, выделана из знаменитой дубины не менее знаменитого героя, которую тот воткнул однажды тут неподалеку в землю, где оружие принялось расти и множится, снабжая кабак драгоценным сырьем.  Правда, в зависимости о  происхождения добра молодца меняется и происхождение дубины. Иногда это дубина Ильи Муромца, иногда — Самсона, а иногда — Геракла.

Добры молодцы, раз попав в кабак и испробовав и грушовую, и осиновую, и дубовую, быстро вливаются в местную компанию и начинают турнир. Кто кого перепьет. Победитель турнира получает в награду бочонок любой водки на выбор, привилегию называть кабатчика дядькой и право сразиться с ним один на один, все в той же увлекательной игре на кто кого перепьет.

Перепить кабатчика невозможно. Потусив в заведении кто неделю, кто месяц, а кто и год, добры молодцы совсем позабывают, какое дело у них было к Кощею, и, пропив все деньги, амуницию, а также коней (кто со слугами — и слуг), отбывают восвояси, недоумевая, кой черт занес их в эти гиблые места.

Вы все уже догадались,  что кабак этот является одной из застав тридесятого царства, и держит его дядька Черномор, которого после известного дебоша убрали из Лукоморья методом «изящно в сторону», причем ни жалованья не понизили, ни наградных не урезали, как с обидой поведал мне кот Баюн.

Показать полностью
10

Баюн при исполнении

Даже удивительно, что за столько лет знакомства с Лукоморьем и его неутомимым стражем я ни разу не видела его при исполнении непосредственных служебных обязанностей.

Он, если вы еще, следя за его выходками и причудами, не забыли, был сторожем одной из многочисленных границ тридесятого, отделявших волшебное царство от реальности, то есть, от обыденности.

И вот сегодня рано утром, когда я проснулась с мыслью:

— Вот и солнцестояние! — поняла, что долее ни минуточки поспать мне не удастся, натянула джинсы, футболку и кофту (никто ведь не знает, какая погода сейчас на Лукоморьи, может, так же холодно, как в Сестрорецке) и нырнула... Э! Не поймаете! Не скажу, куда нырнула. А сами вы вжизнь не догадаетесь.

На Лукоморьи, конечно, было славно: тёплый бриз слегка колыхал листья зеленого дуба, с ветвей которого, словно гигантские шишки, там и сям свешивались хвосты позевывающих русалок. Розовые лучи восходящего солнца освещали не только прелестных морских дев, как всегда, простодушных и миленьких, но и кота Баюна, деловито точившего когти о кору. Немного в стороне валялся тюк чёрных тряпок, из которого торчали щегольские белые сникерсы и взлохмаченная, но со следами тщательной укладки голова.

Я невольно ойкнула. Я сразу вообразила, что кот не точит когти, а очищает их от плоти несчастного... Но вокруг не было видно ни брызг крови, ни ошметков мяса. К тому же Баюн уже заметил меня, неторопливо втянул когти и деловито сказал:

— Вот именно, что «ой». — Потом повел лапу и торжественно, словно представлял кого-то английской леди, сказал: — Добрый молодец!

— Думаешь? А по-моему, это просто тинейджер.

— Ты по наружности судишь. А я в суть гляжу!

— И какая ж у него суть?

— Удаль молодецкая. — Кот подпружинил на лапах и всей своей фигурой представил молодца. — Ну, а по-нашему, по-тридесятски — дурь несусветная. Только такие к нам и попадают.

— В последнее время?

— Да во все времена. Посуди сама, кто ж по своей воле Кощея искать вздумает. Ну, — тут кот принялся загибать пальцы. Делал он это, растопырив лапу и по очереди вбирая в себя острющие длиннющие когти. — Ну, политики. Ну, сказочники. И вот эти... Добры молодцы.

— И что с ним будет?

— А что? Самому с ним разговаривать не о чем. Да он и говорить-то, как следует не имеет, бормочет что-то — половину слов не разобрать. Закинем его обратно, домой, на диван. Проспится, да и позабудет все.

— А если не забудет?

— Если не забудет?.. По-разному бывает. Кто политиком заделается. Кто сказочником. Кто просто пьяницей. Но самые вредные, те стихи писать начинают. — Кот приосанился, откашлялся и задекламировал бессмертное. Что?  Да, конечно, это:

— У Лукоморья дуб зелёный,

Златая цепь на дубе том,

И днём, и ночью...

Читал красивым баритоном, с выражением, устремив взгляд вдаль и совершенно позабыв и обо мне, и о добром молодце.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!