Серия «Что почитать?»

Мой любимый поэт, у которого в творчестве была и светлая лирика о надежде, и БДСМ, и предсказание месяца своей смерти, и много ведьм с дьяволом. Стихи от имени последнего:

Судьба была неумолима,

Но знаю я, вина — моя.

Пройдите с отвращеньем мимо,

И это горе вызвал я.

Я знал святое превосходство

Первоначальной чистоты,

Но в жизни воплотил уродство

Моей отравленной мечты.

Когда окликнулись впервые

Друг другу птичьи голоса,

Когда на сказки заревые

Смеялась первая роса,

Когда от счастья задрожала

Еще невинная змея,

Вложил отравленное жало

В лобзанья уст змеиных я.

Я был один во всей природе,

Кто захотел тоски и зла,

Кто позавидовал свободе,

Обнявшей детские тела.

Один, жестокий и надменный,

На мир невзгоды я навлек.

Несовершенства всей вселенной

В веках лишь только мне упрек.

Впервые с его творчеством я познакомилась ещё  до школы - одно стихотворение

каким-то образом попало в сборник для детей и я его часто перечитывала. До чёртиков боялась, но перечитывала. Зловещее окно, единственное в спящем доме, за которым горит свет по ночам и происходит какая-то жуть:

Конечно, автора я тогда не запомнила - запомнила только строки "там нет отрады, и сна там нет". Но гораздо позже, когда я уже хорошо знала и любила его творчество со всем мрачным мистицизмом и безнадежносью, мне снова попались эти стихи. "Судьба была неумолима..." (с))

#comment_212881515

Теперь немного фактов:

3 августа 1921 года Гумилёв был арестован по обвинению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Несколько дней Михаил Лозинский и Николай Оцуп пытались выручить друга, но, несмотря на это, вскоре поэт был казнён.

24 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 61 человек), опубликованное 1 сентября с указанием, что приговор уже приведён в исполнение. Гумилёв и ещё 56 осуждённых, как установлено в 2014 году, были расстреляны в ночь на 26 августа. Место расстрела и захоронения до сих пор неизвестно. В 1992 году Николай Гумилев был реабилитирован.

А Александр Тиняков в 1926 году стал профессиональным нищим. У него было «собственное» место на углу Невского и Литейного проспектов. Его деградация описана разными прозаиками. Незабываемы страницы Зощенко, посвящённые грязному, пьяному, оборванному, седому «Т», на груди которого висела картонка с надписью «Подайте бывшему поэту». Зощенко называл Тинякова «Смердяков русской поэзии».

В то время он писал такие стихи:

Чичерин растерян и Сталин печален,

Осталась от партии кучка развалин.

Стеклова убрали, Зиновьев похерен,

И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.

И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,

И заняты все комсомолки абортом.

И Ленин недвижно лежит в мавзолее,

И чувствует Рыков веревку на шее.

В августе 1930 года арестован и приговорён к трём годам лагерей за нищенство и «публичное чтение контрреволюционных стихов». Срок отбывал на Соловках, после чего вернулся в Ленинград. Умер 17 августа 1934 года в Ленинграде в больнице Памяти жертв революции.

#comment_211225366

Это стихотворение - предсказание идёт в самом начале романа, в форме обращения к той, о ком речь:

Боже, линия ужасна!

Ты добра, чиста, прекрасна.

Счастьем стать могла б супруга,

И любили б вы друг друга.

Но увы! Не будет так:

Вот черта — зловещий знак!

Сластолюбец и с ним Ад

Гибелью тебе грозят,

Ты снести не сможешь горя

И с землей простишься вскоре.

Чтоб судьбу отсрочить злую,

Помни, что тебе скажу я.

Как увидишь добродетель,

Что сама себе свидетель,

Что соблазна не встречает,

Слабость ближних не прощает,

Тут гадалку вспомни ты.

Знай: нередко доброты,

Кротости, смиренья вид

Похоть с гордостью таит.

Я с тобой прощусь теперь

Со слезами, но поверь,

Что кручиниться не надо.

За страданья ждет награда,

И в блаженстве бесконечном

Пребывать ты будешь вечно.

Но это ещё не все. Ближе к концу романа, специально для тех, кто подзабыл, автор ввёл ещё один спойлер - явление к бедной девочке  призрака, с сообщением, что жить осталось три дня!

P.S. 1. Роман стоит почитать. 2. Антония умрёт! Льюису почему-то было важно, чтобы читатели держали это в уме.