Warhammer Fantasy

1.

Подковы звонко цокнули по камню. Я остановил Ветра и спрыгнул наземь. В шаге от меня возвышалась простая четырёхгранная пирамида из белых камней с чёрным в верхней части одной грани. Занятно, - столько веков, а хаосопоклонники с их вечной любовью к разрушениям так и не тронули её, хотя она стояла посреди фундамента древней сторожевой башни народа, который когда-то властвовал над этими землями. Впереди, насколько хватало глаз, расстилалось могучее синее море, над которым занимался новый день…

Врата мы миновали ещё прошлой ночью. Не знаю, насколько изменилась сама крепость, но на стенах всё так же горели огни, а часовые негромко переговаривались, стоя на постах. Впрочем, приглашать меня зайти никто и не подумал, да я и сам не стал светиться. То самое племя давно ушло в южные степи, а новые хозяева этого замка вряд ли будут рады моему появлению.

Вообще это было не слишком сложное путешествие. Мне пришлось обнажать меч всего пару раз за эти дни, - когда довольно забавная зверюга, больше всего напоминающая смесь крокодила и рыси, выбралась из озерца, у которого я заночевал, да когда громадный, изуродованный дыханием Севера огр набрёл на другую мою стоянку в предгорьях. Вот в Великую войну передвигаться тут было действительно… трудно, а сейчас…

Я не бывал в этих краях уже очень давно, но здесь мало что изменилось, – те же редкие поселения, больше похожие на крепости, такие же милые зверьки, может, чуть меньше боящиеся доброй стали… Главное изменение было настолько вездесущим, что я даже не сразу заметил его, спустившись с гор – живая, непокорная трава под ногами исчезла. Всегда, сколько бы веков ни прошло, сколько бы тварей Хаоса ни топтало её, она упрямо помнила и иногда даже напевала мне песни дивного народа, возведшего сияющие белым и синим города, согревавшие эти холодные края своим теплом.

Теперь на её месте уныло жухла больная, слабая растительность, жадно ловящая крохи северной Силы, приносимые ветром в эти земли. Вот ещё один признак, - никогда раньше здесь настолько явственно не ощущалось близости Севера…

Когда впереди показался особенно высокий холм, я тихо усмехнулся и погладил коня по шее. Я давно погрузился в размышления, оставив выбор дороги Ветру. Старый шельмец, знал, что мне будет приятно побывать здесь напоследок. Спасибо, друг.

Мой друг. Как же мало друзей у меня осталось. Сколькие из вас погибли на вечной войне, скольких я должен был выручить – и не смог… А, хватит об этом. Никогда не вёл этот подсчёт и не собираюсь сейчас его проводить. Просто потому, что боюсь узнать его результат.

Ведь и этот памятник сделан в честь одного из моих друзей. Точнее, того, кого я хотел бы называть своим другом. И что с того, что он был из народа дручии?

* * *

Огромный варвар-мародёр, размалёванный в цвета Бога Крови, с рёвом перемахнул через баррикаду и обрушился на лучников, тут же утыкавших его стрелами. Но тяжёлый топор всё равно снёс двоих норскийцев, образовав брешь, в которую хлынули обезумевшие воины. Побросав луки, защитники схватились за щиты и мечи, но удержать сметающую завалы толпу врага им было не по силам. Лучшие рукопашники племён, вставших на защиту крепости, либо уже пали в бою, либо метались в бреду, сдирая с себя гнойные язвы вместе с кожей после того, как чудом вернувшийся из вылазки за стены разведчик распорол себе живот и разбросал по казарме свои собственные полусгнившие кишки.

По большому счёту, это была моя вина. Мне хватило бы минуты осмотра, чтобы почувствовать в нём даже малейшие признаки скверны Хаоса, но пока посланный вождями воин нашёл меня, пока я отыскал предателя… Не знаю, как передать ужас и бессильное отчаяние, которые охватили меня, когда я влетел через единственные двери в тёмный зал, где отдыхали хускарлы, и едва не вляпался в лужу гнилой крови, медленно растекающуюся из-под глупо скалящегося несчастного.

А сейчас сильнейшие воины из племён, присягнувших Кхорну, ломились на мой участок стены, не обращая внимания на ливень стрел и гарпунов, которыми их встречали защитники. Да, всё же норскийцы – не самые хорошие стрелки. Рота лучников Ультуана, стоя на этой стене, могла бы выбривать поле от набегающих толп подчистую, несмотря на то, что рабов Кровавого Бога мало смущала чепуха вроде стрелы, попавшей в руку, ногу или живот.

Я сбросил плащ и хлопнул по плечу немолодого уже воина, стоявшего рядом со мной – по меркам северян, глубокого старика.

- Вельф, теперь ты главный.

Норскиец, мрачно глянув на меня, ударил себя кулаком в грудь и склонил голову. Высшая степень уважения, какую мог выразить этот вредный старый хрыч. До сих пор он постоянно демонстрировал презрение и ненависть к порождению тьмы, подчиняться которому приказал его вождь, но сейчас всё это уже не имело значения. Я ещё раз хлопнул его по плечу, обнажил меч, вскочил на зубец башни и прыгнул прямо в гущу медно-багровой толпы, захлёстывавшей стену.

Клинок пронзительно взвизгнул, перекрывая шум боя, и запел, упиваясь кровью мародёра, в удивлёнии поднявшего голову вверх. Я косил столпившиеся вокруг неуклюжие фигуры, остервенело лезущие в пролом меж растащенных баррикад. Мой меч отсекал конечности, вскрывал грудины и разрубал шлемы один за другим, оглашая всё вокруг звонким пением, но враги и не думали отступать или хотя бы ослабить натиск. Северяне действовали в полном соответствии с кличем «Кровь богу крови!», гремевшим над крепостью.

А крови было много. Я убивал так быстро и часто, что зачастую не успевал уйти из-под струи, бьющей из чьего-нибудь тела. Я невольно ловил алые бусинки ртом, а потом ещё и ещё. Кровь стекала по лицу, она висела в воздухе соблазнительной дымкой, несмотря на то, что ещё перед боем я угостился у раненых, валявшихся в лекарской избе в цитадели. И с каждой проглоченной каплей внутри всё сильнее молотил барабан сражения, заставлявший рубить снова и снова, выпуская всё больше и больше драгоценной жидкости.

Я почти добрался до пролома, когда навстречу мне поднялась громадная фигура, закованная в грязно-красные латы. Тяжёлый меч смёл стоящих перед воином мародёров, а башенный щит отпихнул завалившееся на него тело. Проклятье. Я так надеялся, что они не смогут взобраться по каменной осыпи…

Что же, деваться некуда. Я скользнул навстречу ринувшейся на меня ревущей туше, поднимая меч, с которого сбегала красная струйка. Отскок – удар – выпад – уклонение… Он очень силён и быстр. Обычно таким крупным людям тяжело сражаться с хорошей скоростью – пока вся эта груда мышц придёт в движение, но сражающееся со мной существо явно было уже больше, чем просто человеком. «Осенённый благодатью Бога Крови»…

Удары огромной железки отсушивают руки, когда я пытаюсь блокировать и увести клинок врага, а огромный щит с щипом, торчащим напротив рукоятки, двигается ничуть не медленнее. Удары по ногам ничего не дают – эти латы прорубить не так-то легко, а обойти громилу и перерезать сухожилия не даёт узость стены. Мне бы поджарить его магией, но я и так пропустил через себя слишком много энергии Ветров за последние дни, а с Эфиром творится чёрт-те что… Успеваю коротко взглянуть на поле перед стенами и холодею. Постоянно соскальзывая на трупах и камнях, но цепляясь за соседей, едва ли не вгрызаясь в осыпь, наверх карабкаются ещё с полсотни таких же латников.

Ну, деваться всё равно некуда. Когда враг начинает отводить руку после взмаха щитом, я сам бросаюсь ему навстречу. Он замечает моё движение, пытается закрыться – но я всё же быстрее. Шип пропарывает мне бок, раздирая кольчугу и плоть, но я рвусь вперёд, чуть ли не прижимаясь к пышущим жаром латам с обжигающими взгляд кровавыми узорами. Мой меч входит ему под шлем снизу вверх, и я вижу, как пылающий через прорези взгляд теряет осмысленность. Не понимая, что делаю, я чуть возвращаю клинок и одним движением срезаю голову врага вместе со шлемом.

Фонтан крови бьёт мне прямо в лицо.

Я удерживаю обвисшее тело, жадно припадая к источнику сводящей с ума влаги. Мир вокруг растворяется в этом потоке. Жизнь, мощь, сладость… Разве не для этого я живу который век?! И глоток за глотком в меня вливается безумие павшего врага. Когда фонтан иссякает, я отшвыриваю труп прямо в объятия другого латника, почти забравшегося на стену. В боку, должно быть, зияет страшная рана, но я этого даже не замечаю. Жизнь прекрасна, и плевать, что это неправда! Значит, говорите, нелады в Эфире? Х-ха!

Я черпаю его пригоршнями и щедро отправляю навстречу наползающим воинам, обратив в первую пришедшую на ум форму. Струя пламени сдувает троих, но я не собираюсь останавливаться. Новые и новые сгустки огня отшвыривают или прожигают насквозь новых и новых врагов. Я наслаждаюсь этой бойней. Что может быть прекраснее чувства собственного могущества, ощущения, как чужие души с тончайшим звоном отлетают от умирающих в криках тел, заставляя мою трепетать под эту изысканную музыку?!

Но те, с чьей помощью я могу испытать всё это, заканчиваются. От волны багровых фигур остались лишь жалкие ошмётки, которые торопливо убегают, подгоняемые страхом и звуками сигнальных рогов. Вожди хаоситов сочли дальнейшие потери на сегодня ненужными. Жаль… Норскийцы взвыли, потрясая оружием. Никто не хочет продолжать сражаться. Ненадолго же их хватило. Унылые ничтожества.

Хм, заканчиваются?..

Я разворачиваюсь к тем, кого только что защищал, сплетая новое заклятие, - и в скулу мне влетает твёрдый, словно молот, кулак.

Должно быть, я красиво упал навзничь, потому что не совершенно не был способен хоть как-то соображать. Когда я наконец заставил себя открыть глаза, то сумел разглядеть только чёрный доспех, украшенный золотом. Впрочем, этого было вполне достаточно.

- Ури, грязный выродок, а ты и руками умеешь бить. Рад тебя видеть.

- Захлопни пасть, человечишка, – меня кто-то мял и переворачивал, кажется, осматривая на предмет ран – да лежи ты ровно! D’harra tabek!

Наверное, будь я в немного лучшем состоянии, заржал бы в голос. Ну ещё бы, меня только что прозрачно назвали мелким крысёнком, полезшим на запах сыра и сдуру сожравшим мышеловку.

Впрочем, тут на мою грудь положили что-то небольшое, твёрдое и чуть тёплое, и мне стало не до шуток. Тепло превратилось в яростный огонь, который растёкся по сознанию, заглушая все мысли и чувства. Да, выдирать из души стремительно растворяющиеся в ней ростки Хаоса – это вам не это самое…

Пожалуй, теперь я знаю, каково это – когда горит и мучается душа. Могу честно сказать, что гореть телом в костре намного приятнее.

Когда я наконец снова смог мыслить связно, бой давно закончился. Прямо перед глазами в ослепительно голубом небе быстро скользили редкие белоснежные облака. Они расползались на клочки, снова смешивались и исчезали за гребнем, сложенным из неровных серых камней. В тот момент я очень остро захотел оказаться в том дне, когда впервые на моей памяти увидел эту картину. Чтобы под спиной был не камень крепостной стены, а густая, свежая, мягкая трава. Чтобы раздался зовущий к обеду крик отца, я вскочил, подхватил маленького братишку и вместе с ним побежал от ограды к дому. Чтобы на его пороге застыла мама, оглядывая поле из-под руки…

Раздавшиеся поблизости шаги безжалостно вырвали меня из воспоминаний. Кто-то тяжело прошёл мимо и уселся на камни у меня за головой. Я задрал голову и встретился с внимательным взглядом чуть раскосых чёрных глаз. Исключительно красивое лицо тёмного эльфа было уже привычно бесстрастно, только глаза, казалось, жили своей собственной жизнью. Я улыбнулся и сел, вслед за дручием привалившись спиной к стене. Голова ещё немного кружилась, да и вообще тело было словно не моё. Но это пустяки, пройдёт.

- Я правда очень рад тебя видеть, Уриэль. Ты ведь очень рисковал, когда попытался меня остановить. Спасибо тебе.

- Я спас тебя только потому, что и ты, и эти смертные нужны мне. – пожевав тонкими губами, мой сосед отвернулся ко внутреннему двору, где кипела обычная суета после боя. Те, кому посчастливилось уцелеть, сносили раненых во внутреннюю цитадель и убирали трупы. Я заметил среди носильщиков несколько высоких, гибких фигур в бело-синих плащах поверх доспехов.

- Без вас защитить эту крепость будет ещё сложнее.

Мои брови помимо воли поползли вверх.

- Уриэль, что случилось? Защитить?! Но как же…

- К Литлил прибыло подкрепление.

- Кто?

- Лорд-Феникс Маледор. С ним десять тысяч, даже маги. Полновесный экспедиционный корпус.

Прикрыв лицо рукой, я едва удержался, чтобы не застонать. Ну почему именно он! Старый ублюдок никогда не считался ни с чьим мнением, кроме своего собственного и не стеснялся влезать в чужие дела, если такое было ему под силу… А как, D’rattarzak-keled, как ему может быть не под силу лезть в дела своей непосредственной подчинённой, под рукой которой осталась к тому же всего пара тысяч солдат – из трёх с половиной?!

- …И он сообщил, что как старший по званию отменяет решение Литлиллиэль насчёт этой крепости и той хреновины, что ты откопал в её подземельях. Ты объявлен слугой Великого Врага, пытающимся заполучить реликвию для своих хозяев. А вместе со мной сообщил о ней ультуанцам и спас армию Литлил от разгрома на берегу исключительно по неведомому коварному замыслу, ага… Само собой, все, кто не согласен – заблуждаются, кто всё равно не согласен – предатели и враги. Войска Ультуана объединились и пробиваются сюда. Варваров они просто топчут, но если подтянутся латники, демоны, а то и Избранные…

Чёртов старый дурак. Нет, лично мне, конечно, глубоко наплевать, кто и сколько раз объявит меня врагом, всё равно моих самых главных имён, под которыми я известен в Империи и Кислеве никто из эльфов не знает, но кто ж так делает – сразу, сплеча записывая в хаоситы?! У них что, слишком много союзников?!

Стоп, а Уриэль? Как он тут оказался?

- Я отобрал сотню самых лучших и пошёл вперёд через горы, – пожал плечами эльф, ответив на невысказанный вопрос.

- Но почему-то мне кажется, что ты с большим удовольствием бросил бы меня? Уриэль, что произошло?

- Что произошло? Ну… - нарочито спокойное лицо друкая окаменело, превратившись в маску злобы, глаза немигающее уставились на меня - Лорд-Феникс изменил условия моей с вами сделки. Поскольку я не распознал в тебе хаосита, я получу право назвать Ультуан своим домом только в том случае, если он получит то, что было скрыто под этой крепостью.

Я мог только стиснуть зубы – в бессильной ярости. Как же это подло! Мы ведь всё обсудили. И Литлил, и её офицеры – все согласились с моими доводами. Они отвлекают на себя часть полчищ демонопоклонников, окруживших Врата Варрла, а я пробираюсь внутрь крепости – и уничтожаю то, что скрыто в катакомбах под ней. На тот момент у нас просто не было сил, чтобы выполнить задачу Литлил – захватить и вывезти на Ультуан то, что предположительно являлось творением Древних…

И чёрт бы с тем, что Маледор начал наступление, всё правильно, но… Ведь насчёт Уриэля Пьющего Души – мы тоже согласились. Проклятье! Да, он был корсаром дручии – и весьма успешным. Он обрёк на рабство в Наггароте тысячи людей и эльфов, почти никто из которых не заслужил такой участи. Но ведь тогда он даже не представлял, что может быть иначе! Что может быть иная жизнь, без постоянной крови и боли! Что он может любить, что в него может влюбиться такое чудо светлых сил, как Литлиллиэль!..

Я зажмурился, не в силах вынести укоряющего взгляда. Ведь это я уговорил его помогать светлым эльфам, чтобы он мог поселиться на Ультуане, по моему совету он без нужды для себя рисковал жизнью множество раз. Это я дал ему надежду на лучшую жизнь. Я договорился с ультуанцами, чтобы сейчас, отступая, они взяли его с собой. Он уже совершил столько поистине героических поступков ради того, чтобы быть одним из них, чтобы заслужить право быть с Литлил, что даже я сбился со счёта – и что же, теперь появляется старый упрямый козёл и топчет все его мечты?! В конце концов, где гарантия, что возвращения святыни будет достаточно, чтобы он согласился взять тёмного эльфа на Ультуан?!

- Уриэль, прости меня, – смотреть ему в глаза выше моих сил, да я и так знаю, что там увижу – кто же мог подумать, что сюда заявится эта сволочь? Если бы он не влез именно сейчас, всё бы получилось, у меня на Ультуане много друзей и должников, они бы обязательно заставили Совет признать тебя гражданином Ультуана…

Он сверлил меня взглядом, не говоря ни слова. Просто, когда ему надоело, прервал моё лепетание, положив руку мне на плечо, встал и ушёл, оставив меня скрипеть зубами и стискивать кулаки. Какой же я дурак. Сука, кретин, недоношенный ублюдок! Ну надо было так облажаться! Дал надежду, смысл и цель жизни – только затем, чтобы позволить всё растоптать. Что же, как говорят демонопоклонники, на всё воля Архитектора Судеб…

* * *