Лига Оперы

Не знаю, насколько правдива легенда, но она гласит:

Хосе Каррерас, Катя Ричарелли, Агнес Бальтса и Руджеро Раймонди "поют" Застольную из оперы Травиата. Бальтса (меццо) и Раймонди (бас) никогда эту оперу не пели и слов не знают.Они у них были записаны на листочке, который Раймонди потерял.Катя, по всей видимости, шепнула о случившемся Каррерасу, и он подавился посреди фразы. Агнес Бальтса поет полную чушь, а Раймонди, абсолютно не смущаясь,поет вообще ля-ля-ля...

Дирижер пытается показать, что не имеет ко всему этому никакого отношения...

Произошло все это дело на благотворительном концерте Международного фонда Хосе Каррераса по борьбе с лейкемией. В зале присутствовали какие-то королевские особы:-)

Если баян, сорри. Баянометр молчал.

Пролог

В этой постановке нету начального кусочка с выходом Музы, которая рассказывает как она задолбалась о ее сложных отношениях с Гофманом. Поэтому мы сразу оказываемся в немецком кабачке, где уже сидит ГАД (Главный Антагонист Дьявол), в этот раз принявший обличье городского советника Линдорфа. Кабачок находится рядом с театром, где в данный момент идёт «Дон Жуан», в котором играет примадонна Стелла - нынешняя любовь Гофмана.

ГАД объясняет, что гадить Гофману он собирается, поскольку тот: талантливый, беспорядочный и витающий в облаках гуманитарий и его надо вернуть на своё место, т.е. в самый низ пищевой цепочки. А уж без такой шикарной женщины как Стелла он точно перебьется. ГАД ловит слугу с письмом Стеллы к Гофману и покупает его.

⁃ Тридцать? ⁃ Нет. ⁃ Тридцать пять? ⁃ Нет-а. ⁃ Ах ты сволочь... Сорок?!

⁃ Другой разговор!)

Письмо с признанием («люблю, целую, вот мой ключ от гримерной») ГАД прячет в карман. Тем временем, в театре начинается антракт и томимый жаждой народ гурьбой вваливается в погребок. В этом спектакле контингент исключительно офицерский. Гуляки затягивают веселую песенку про хозяина заведения. «Лютер наш - хороший человек: мы его побьем, винные запасы Лютера сопрем, а жену Лютера...».

Немецкий юмор такой немецкий...

«А где же наш дорогой друг Гофман»- спохватывается кто-то из гуляк. «Что-то его давно не видно. Уж не отравил ли ты его своей бормотухой, Лютер?» На счастье хозяина в кабачок входит, вернее, вползает Гофман в сопровождении своего друга Никлауса. Никлаус шутливо жалуется на своего шебутного спутника цитатой из «Дон Жуана».(«Ни поспать мне, ни пожрать, днём и ночью опекать» - музыка Моцарта, слова Да Понте, художественный перевод мой.)

Душа народа просит песни, кто-то предлагает спеть про крысу, но ему возражают, что это уже баян и в Фаусте было. Тогда Гофман запевает песенку про крошку Цахеса.

«Жил да был крошка Цахес, ножки маленькие, брюхо большое а лицо... А лицо ее было прекрасно как день, как солнце, как весна, да я за это лицо был готов.... Грхм, о чем это я... Ах, Цахес! А у Цахеса был длинный фрак и фалды хлопали «флик-флак»!»

Товарищи, офигевшие от такой импровизации, спрашивают, уж не влюбился ли наш поэт. «Влюбился», - отвечает Гофман, - «не то слово». Стелла - та уникальная женщина, соединившая в себе черты всех трёх его предыдущих возлюбленных. ГАД из своего угла иронически фыркает: «да разве он вообще способен любить?». Гофман его замечает и ввязывается в перепалку, обвиняя ГАДА в том, что он все время мешается ему на пути. Народ требует у поэта запилить пост рассказать поподробнее. И Гофман начинает...

Акт I. Ex machina Олимпия

Мы попадаем в дом профессора Спаланци, к которому юный Гофман приехал изучать науки. Немножко атмосферы.

Профессор очень похож на дока Брауна, держит слугу-андроида и говорит исключительно о физике, даже если разговор касается его собственной дочери.

Ее, кстати, пока никто в городе не видел, но о ней ходят весьма нехорошие слухи. Гофман от слухов отмахивается, влюбившись с Олимпию с одного взгляда через окно.

Появляется смутно знакомый нам персонаж.

Это Коппелиус. У него есть запчасти: термометры, тонометры и прочие клизмы.

А ещё он торгует органами, в частности, глазами, но в этой постановке без них обошлись. Кроме того он продаёт волшебные очки, в которых человек видит мир таким, каким хочет.

Гофман на пробу одевает очки и тут же его накрывает ЩАСТЬЕ!

Коппелиус уходит требовать мзду со Спаланци. Оказывается, Олимпия - их совместное детище. Он требует плату за глаза и прочие органы. Спаланци выписываете ему чек на большую сумму, взамен требуя отказаться от всех прав на Олимпию. Чек он выписывает на разорившийся банк, о чем потом горько пожалеет... Но пока гордые папаши расстаются мирно. Коппелиус даже советует профессору выдать дочку за Гофмана, мол и образец протестируешь и денег заработаешь. В доме Спаланци начинают собираться гости - он обещал устроить бал-смотрины для своей ненаглядной доченьки. В этом спектакле бал очень провинциальный, а-ля именины у Лариных. Гости славят хозяина и восхищаются атмосферой.

Олимпию торжественно выводят. «А сейчас наша мама моя дочка петь будет!» - объявляет Спаланци и садиться аккомпанировать на арфе.

Все в восхищении. Никлаус в ужасе, но его никто не спрашивал. Гости уходят обедать, а Гофмана оставляют присмотреть за Олимпией, которая не кушает по причине сильно поэтической натуры. На все гофмановские поэтические признания Олимпия отвечает «да», что приводит его в экстаз.

Начинается бал. Олимпию ставят в пару к Гофману. Но тут у неё клинит контакты, она начинает кружится все быстрей, роняет бедного партнера, попутно разбивая ему очки, и убегает... прямо в объятия к разозленному Коппелиусу. Он-таки попытался обналичить чек. «Так не доставайся ж ты никому!» - вопит Коппелиус и ломает Олимпию. Гофман снимает разбитые очки и видит, во что превратилась его возлюбленная. «Да это же кукла!» - в ужасе кричит он. Толпа хохочет над ним.

Акт II. Золотой ключик Джульетта

Мы переносимся в Венецию. Звучит дуэт «Ночь беспорядочных половых связей любви». Это тот самый кусочек из провальной первой оперы Оффенбаха. Визитная карточка опера, очень любима кинематографом. Дуэт поют Никлаус и местная богатая куртизанка Джульетта.

Джульетта устраивает шикарные балы-оргии (на какие шиши - скоро узнаем) и Гофман, приехавший сюда лечить потерю розовых очков, отрывается по полной. В лучших традициях Германа он скачет по столам и поёт о том, что любовь коротка, так давайте же любить БОЛЬШЕ И ЧАЩЕ!

На Джульетту Гофман старательно не обращает внимания, зато она на него обращает, что очень злит ее нынешнего любовника - Шлимазла. Вообще-то он Шлемиль, но я зову его Шлимазл из-за его горький судьбы. Чтобы добиться заветного ключа от спальни Джульетты он заплатил кое-чем очень личным и теперь хмур и злобен.

Появляется наш знакомый ГАД. Здесь он - колдун Дапертутто. Джульетта служит ему, выманивая у своих любовников души. Взамен Дапертутто даёт ей деньги и драгметаллы. В своей арии он рассуждает на тему, что лучшие друзья девушек - это бриллианты.

Джульетта не особенно хочет красть у Гофмана душу, ибо он симпатичный и грустный. Дапертутто берет ее на понт: «что, считаешь он тебе не по зубам?» Возмущённая Джульетта отправляется охмурять Ромео Гофмана. В общем-то это было просто. Немного вздохов, пару слезинок и...

Ну ничему человека жизнь не учит.

«Милый» - спрашивает Джульетта разомлевшего Гофмана, - «а хочешь остаться со мной навсегда?» Гофман, разумеется, хочет, и тогда она объявляет, что для этого ему надо подарить ей своё отражение. Гофман не догоняет, но соглашается и тут же замечает полное отсутствие себя в любой отражающей поверхности. Никлаус советует ему бежать, пока он не начал страдать аллергией на чеснок и осину, но Гофман отказывается. Он обязан достать ключ от спальни возлюбленной! Ключ находится у Шлемазла, который стоит в агрессивной позе и размахивает мечом. Появившийся незнамо откуда Дапертутто протягивает Гофману свой клинок. Дуэль кончается быстро. Гофман убивает Шлимазла, но не успевая даже осознать, ЧТО он сделал, срывает ключ с его шеи и бежит в дом Джульетты. А Джульетты там и нету. Она делает ему ручкой и уезжает на гондоле с Дапертутто.

По замыслу Оффенбаха этот акт должен был идти третьим. И мне кажется, это было бы лучше: сначала Гофман теряет розовые очки, потом - веру в семейное счастье и, наконец, собственную душу. Героя надо мучить постепенно!(с) Злобный автор

Акт III. The Phantom of the opera Антония

Мы попадаем в дом дирижера на пенсии Креспеля и видим, как его дочь Антония поёт чудесную песенку, которую когда-то они пели дуэтом с этим милым Гофманом, пока папа зачем-то не переехал в эту тьмутаракань. От пения Антонии становится плохо, но она упорно продолжает, пока не прибегает папа и строго-настрого не запрещает ей петь. Почему? ПОТОМУ ЧТО Я ТАК СКАЗАЛ! (Родители, давайте детям внятное ЦУ!) Антония уходит, а папа остаётся, дабы поведать залу, что у его дочери ужасная болезнь при которой нельзя петь. От неё уже скончалась мать Антонии - знаменитая оперная певица. Ещё не последнюю роль в смерти мамы сыграл некий доктор Миракль, который так упорно ее лечил, что пришлось гроб заказывать. Креспель приказывает слуге Андрэ ни в коем случае не пускать доктора, а ещё этого кошмарного Гофмана, который вечно подбивает Антонию на пение. Однако Андрэ у нас старый и глухой, поэтому на приказ не реагирует. Дабы оттенить последующий трагизм, слуга поёт веселую песенку о том, что и певец он замечательный, и танцор хоть куда, да техники ему не хватает и спина больная.

В дверь радостно стучит Гофман. Поэт приехал сюда за серьезным делом: найти Антонию, жениться на ней и обрести, наконец, семейное счастье. Никлаус скептически замечает, что Антония - артистка и держать ее в четырех стенах чревато проблемами

Следует бурная воссоединение с Антонией, которое влюблённые решают отметить песней. Пение действует на Антонию плохо и привлекает внимание папы. Антония убегает, а Гофман прячется за штору. И тут мы слышим уже знакомые аккорды, предвещающие появление... нувыпонели.

⁃ Всех излечит, исцелит добрый доктор Миракль! Приходи к нему лечиться ты, упрямая певица!

Креспель пытается выкинуть доктора из дома, но не тут-то было. Миракль владеет страшным гипнозом.

Он гипнотически собирает анамнез у спящей пациентки и заставляет ее во сне петь. А если папе дорога жизнь его дочери, пусть раскошелится на волшебные порошочки, цена договорная.

Доктор наконец уходит. Гофман в шоке. Он бежит к Антонии и объявляет: они поженятся завтра же. Условие - она больше никогда не будет петь. Гофман убегает, оставив Антонию в смешанных чувствах. В ее голове звучит голос Миракля. «У тебя уникальный талант. И на кого ты его променяла? На этого писаку? Как вам это нравится: он будет карьеру строить, а ты дома с дитями сидеть? Ты постареешь, подурнеешь, он найдёт другую...» В качестве тяжелой артиллерии он вызывает умершую маму. Против такого аргумента Антония устоять не может. Ей начинает казаться, что она с мамой поёт на сцене, что ей аплодируют, бросают цветы...

Нет, ну скрипку-то за что?(

Вбегают Гофман и Креспель. Последний, не разобравшись, начинает орать, что Гофман убил его доченьку. Антония умирает на руках у Гофмана.

Эпилог.

Мы вновь в кабачке. В доску пьяный Гофман начинает бузить и прогоняет пытающегося его урезонить Никлауса. Он даже не узнает пришедшую в погребок Стеллу. Примадонну уводит тут же подсуетившийся Линдорф. И вот тут появляется Белочка Муза! «Ну что», - спрашивает она, - «хреново тебе?» «Хреново...» «Так напиши о том, как тебе хреново! И возможно твоя всемирная слава, которую ты скорее всего получишь уже после смерти, послужит тебе маленькой компенсацией за все перенесённые страдания.» Гофман светлеет ликом. Он начинает писать... Хеппи-энд?