a.viktorov

Часть 1.
Часть 2.

Вернувшись после одного из заданий, от встречавших вертолет техников узнал: в братском Егорлыкском полку потери, сбит транспортно-боевой вертолет, экипаж подполковника Лескова погиб. Летчики осуществляли перевозку продовольствия в заданный район и напоролись на умело подготовленную засаду. Боевики открыли массированный огонь по безоружному вертолету и подбили его. Экипаж выполнил вынужденную посадку на дорогу, окруженную лесом. Бандиты окружили вертолет и стали расстреливать его перекрестным огнем. Очереди рубанули по кабине вертолета, разбивая приборы и нанося смертельные раны членам экипажа. Командир экипажа, раненный в руку, все-таки смог выбраться из вертолета, занял оборону и отстреливался короткими очередями. Но через некоторое время кончились патроны (тогда всем летчикам выдавалось лишь два магазина с шестьюдесятью патронами - долго с таким боезапасом не продержишься). Боевики, осмелев, подошли к вертолету и стали избивать и топтать израненное тело офицера.
Потом они добили раненого капитана Шаплыгина и взяли в плен истекавшего кровью бортового техника старшего лейтенанта Девяткова. Мы все это увидели на одной из видеокассет, которую нам передали ребята из спецназа, захватившие ее у боевиков в ходе боев.
Весь летный состав жил в так называемом профилактории - двухэтажном доме постройки шестидесятых годов. Из-за большой скученности личного состава размещение было в два яруса. После потери экипажа Лескова их матрасы сняли, а вещи собрали для передачи семьям. В комнатах, где они жили, на стенах появились скорбные надписи, сообщавшие, кто, где, когда. Лишь спустя некоторое время мы узнали, что захваченный в плен бортовой техник был зверски убит.
Теперь все знали, что вертолетчиков «духи» живыми не оставляют. С тех пор я стал носить две гранаты Ф-1: одну для них, другую для себя.
А через несколько дней в районе населенного пункта Петропавловское была сбита «восьмерка» внутренних войск, ее экипаж и несколько бойцов, находившихся в вертолете, тоже погибли. Война становилась для нас, вертолетчиков, все более кровавой...

С утра погода не радовала. Облачность двести - триста метров, видимость два-три километра. В общем, все готовились к работе и ждали получения задач. Но тут объявили построение полка. Вскоре приехала группа генералов и торжественно зачитала указ президента о награждении особо отличившихся летчиков и техников. В числе награжденных был и наш командир эскадрильи, командир экипажа, в котором я летал.
Полковника Владимира Андреевича Чипизубова ждала заслуженная награда - орден Мужества за его бесстрашие, умение выходить из сложнейших ситуаций боевой обстановки и проявленное при этом мужество.
Вручал награды представитель Министра обороны. С торжественным видом он зачитал:
- Орденом Мужества награждается полковник Владимир Андреевич Чипизов, - и удовлетворенно поднял голову, ожидая выхода из строя награждаемого. Начальник авиации, стоявший рядом, наклонился к нему и проговорил:
- Полковник Чипизубов.
Но торжественный генерал, снова заглянув в документ, повторил, оглядываясь с недоумением:
- Полковник Чипизов. Я что, читать не умею?
Так наш командир остался без заслуженной награды. В сопроводительных документах и в указе о награждении все было правильно отражено, но при заполнении наградной книжки штабной писарь из-за своего ротозейства допустил ошибку, сократив фамилию, - им все можно, можно сослаться на невнимательность и допущенную оплошность, а вот то, что за этим орденом судьба человека, им без разницы. Орден и книжку отправили на переоформление, а награжденный остался без награды.
Война продолжалась, войска шли вперед, движимые приказами высоких штабных генералов, а значит, снова были потери. Чипизубова вызвали на КП, командир попытался приободрить его:
- Андреевич, не переживай, переоформят, может быть, орден скоро вернут (его все же вручили Чипизубову, но после увольнения из армии через много лет, и только благодаря запросу группы офицеров - его учеников - на имя нового Министра обороны. Орден все это время пылился в штабных сейфах, не переоформленный и значащийся как не врученный).
- Вот что, награда наградой, а теперь к делу, - продолжил он.
- Наши подразделения взяли Петропавловку и двинули в направлении на Ханкалу и Аргун. Но до них пока не дошли, закрепились у реки Аргун. «Чехи» огрызаются очень яростно, в открытые бои не вступают, а вот бить из-за угла, из засад, мины кидать они умеют. В общем, так, задача тебе: выйти в район площадки, ну и, как обычно, забрать раненых и убитых с двух точек. Между ними недалеко, километр-полтора. Там определишься. Да, еще, по телефону передали, из Аргуна противник на звук кидает мины, так что будь повнимательнее. Авианаводчик в районе есть, но он пехотный, учти. Все, вылет по готовности.
Мы запустили борт и вперед, к передовой, на площадку. Маршрут до Толстого-Юрта уже был известен. Летать могли, уже не смотря В карту, как говорится по «бычкам» - известным ориентирам. Полет обычный, на пятнадцати-тридцати метрах с «подскоком» над проводами и маневрами по курсу и скорости. Подошли к Толстому- Юрту, пройдя траверзом (ориентир, находящийся слева или справа под 90 градусов) населенный пункт, вышли на дорогу и «поехали» по ней на Петропавловку. Терский хребет был почти полностью закрыт нависшей над ним облачностью, превращающейся в туман, но в месте перевала дороги через него почти всегда оставалось маленькое «окно», вот через него вертушки и проскакивали, порой предупреждая других, что подходят, чтоб не встретиться лоб в лоб. Проскочив перевал Терского хребта, легли на курс по направлению к площадке эвакуации.
Я тут же сообщил:
- Площадка по курсу двадцать градусов правее, через шесть километров. Ветер сильный, по моим расчетам метров до десяти-двенадцати, с востока, восемьдесят-сто градусов, нужно взять правее для выполнения захода.
Чипизубов уменьшил скорость и стад строить заход для выполнения посадки, вызывая наводчика на связь. Под нами проносились окопы с бойцами, Б МП и танки, зарытые в землю по самые стволы, артиллерийские установки, орудия, ведущие обстрел Грозного. И наша задача была не попасть под их огонь, стараясь прорваться к «передку» - переднему краю - через всю эту стрельбу.
- Твою мать, не «чехи», так свои собьют в этой кутерьме! - выругался Андреевич, резко бросив вертолет влево, отворачивая с посадочного из-за выросшего непонятно откуда залпа наших установок «Град».
Я заворожено проводил взглядом хвостатые огненные кометы, которые быстро скрылись в чреве нависшей низкой облачности. Меня передернуло от осознания того, что, задержись залп секунд на двадцать, мы бы уже догорали в лесу. В это время командир, обойдя эту батарею, нарвался на другую. Самоходные артиллерийские установки, высоко задрав стволы, безостановочно посылали снаряды куда-то в только им ведомую цель. Мы снова отвернули и вынуждены были вернуться к перевалу, чтобы повторить маневр для захода на посадку. Андреевич, в сердцах выругавшись, вышел на наводчика и попросил, чтоб тот дал указание артиллерии «помолчать»:
- Повесь замочек артиллерии!
На что тот ответил:
- Я этого сделать не могу, так как связи с ними у меня нет. Попробуйте пройти ко мне, но левее дороги через Петропавловку, там вроде стволов нет, и стреляют поменьше.
- Прикольно! А как заходить, по ветру, что ли? – спросил я командира.
Андреевич промолчал, только развернул вертолет на указанный маршрут. Мы проскочили потрепанный войной населенный пункт и над верхушками деревьев прошли к выросшей перед нами поляне, ограниченной рекой Аргун. Авианаводчик радостно заголосил:
- Я вас наблюдаю, бросаю дым, довернитесь вправо на меня! Посадка возле дыма.
Мы обнаружили дым, который рваными клочьями стелился по земле, разгоняемый ветром. Ветер был попутный. Но Андреевич, выполнив какой-то немыслимый пируэт, в самый последний момент поравнявшись с дымом, так мастерски развернул машину, что через десяток секунд мы уже «присели» на землю. Он повернулся ко мне и, увидев мое лицо, подмигнул и рассмеялся:
- Ну что, испужался?
- Даже не успел. А что это было? Как это возможно? — я вытер вспотевший лоб, моему удивлению не было предела. В ту минуту я не представлял, что можно повторить подобный маневр, но через несколько лет я и сам выкидывал еще круче выкрутасы, за что не раз командиры гоняли меня в хвост и в гриву, но своего учителя, Андреевича, я не подвел.
- На войне, Серега, все возможно, главное - выполнить поставленную задачу и постараться, чтобы все остались живы, - посерьезнев, ответил он.
Ростислав, бортовой техник, пока мы разговаривали, уже успел открыть дверь и пропускал к нам авианаводчика. Тот втиснулся в кабину в бушлате, поверх которого был накинут броник, плюс автомат с радиостанцией, весь с ног до головы обляпанный грязью, с черным лицом от окопной, редко «мытой» жизни, радостно, искренне пожал всем нам руки и стал кричать на ухо Чипизубову, стараясь заглушить гул вертушки:
- Ну, молодцы! Круто вы приземлились! Сейчас срочно загрузите восемь «двухсотых», а потом перелетите вон туда, к позициям минометчиков, - указал он рукой направление, - там будут раненые.
- Кто грузить будет? - спросил Андреевич. - А то мы в прошлый раз сами напрягались.
- Там помогут, их на МТЛБ подвезут.

1 часть.

Услышав это, я вскочил, но Владимир Андреевич, командир эскадрильи, остановил меня: «Лежи, если что, позову». Была надежда, что его вызывают по рядовым, не связанным с вылетами вопросам.
Минут через пять вновь раздался звонок: «Палагина на командный пункт!» Быстро собравшись, накинув автомат на плечо и взяв в руки палку с картами, направился на КП.
Недалеко от наших палаток расположилось несколько командно-штабных машин - штаб полка. Подойдя к одной из них, я очистил летные ботинки от налипшей грязи о металлическую полоску, установленную ребром у входа в машину, поднялся по узким железным ступеням лестницы и, протиснувшись внутрь командной машины, обратился к командиру полка Павлу Алексеевичу Родичеву, вскинув руку к шапочке-чеченке на голове:
- Старший лейтенант по Вашему...
Командир оборвал меня на полуслове:
- Доставай карту. Площадку на Толстом-Юрте знаешь, был там?
- Еще бы не знать, там я уже каждый уголок изучил, ведь пришлось и рассчитывать, и разжевывать нашей пехоте, где вырыть и построить капониры, чтобы прикрывали наши вертолеты от трасс огня противника по расположению посадочной площадки.
- Хорошо, - кивнул полковник.
- Владимир Андреевич, вот что, давай сходи на Толстой-Юрт, там должны раненых подвезти, заберешь их и заодно разведку погоды проведешь. Прошу быть там повнимательнее, площадка опять под огнем, - поставил командир полка полковник Родичев задачу Чипизубову.
Наш экипаж вышел наружу и двинулся к вертушке, которая стояла на грунте ближе всех к рулежной дорожке. И слава Богу - все меньше грязь месить, да и бортовому технику потом, после выполнения задания, меньше драить салон. Обернувшись и осмотревшись по сторонам, я увидел такую картину - цирк, да и только: посреди грунтового поля между стоящими на размокшем грунте вертолетами находился топливозаправщик с оторванной кабиной, который по уши завяз в грязи. Водитель беспомощно озирался вокруг и что-то кричал начальнику ГСМ, стоявшему рядом в позе быка, готового затоптать его, не принимая объяснений. Рядом валялась кабина, а поодаль стояла боевая машина пехоты с тросом. Что там случилось, можно было только догадываться. Вероятно, с помощью «брони» горе-воины пытались выдернуть из топкой жижи топливозаправщик, а не тут-то было - не рассчитали и сорвали кабину. Было видно, как стоящие рядом с заправщиком люди суетятся вокруг машины, и отчетливо слышны крепкие слова в адрес непогоды, «того дурака» и всех чертей на свете.
Добрались до борта. Нас встретил бортовой техник старший лейтенант Ростислав Волошин.
- Вертолет к полету готов, заправка полная. Вытирайте ноги, пожалуйста, - попросил он.
Привычно заняв рабочие места в вертолете, выполнили запуск двигателей и систем машины.
- Карту выполнил, разрешите взлет с места, - запросил Чипизубов у руководителя полетов.
Получив добро, начали взлетать, и тут же потоком воздуха от винтов с земли поднялась маслянистая взвесь грязи и попала на стекла кабины, видимость и без того почти нулевая пропадает вообще - что-то можно было рассмотреть только перед собой да в открытый блистер (сдвижная боковая дверь). Но вертолет уже переведен в разгон скорости, а включенные стеклоочистители только размазывали пленку грязи на стеклах кабины, гоняя ее туда-сюда.
- Ладно, пошли потихоньку, скорость пока подержим 150, дальше видно будет, - сказал Чипизубов по самолетно-переговорному устройству (СПУ) и, переходя на внешнюю связь, доложил:
- «Расписка» (позывной аэродрома Моздок), борт порядок, отход по заданию.
Снежная кашица, сыплющаяся откуда-то из облаков, прямым потоком ударила по стеклам, смывая пленку грязи, видимость по горизонту стала лучше. Но если на земле облака казались высоковатыми, то здесь они были рядом: казалось, высунь руку и коснешься их.
Приподнялись до нижней границы облачности, но она была размыта, и на высоте полета в сто метров земля еле просматривалась. Снизились на пятьдесят метров, на этой высоте было полегче, объекты уже можно было рассмотреть на километр вперед.
- Ладно, пойдем метрах на двадцати, всем смотреть в оба, - сказал Андреевич, снижая вертушку на эту высоту.
- Командир, курс сто, давайте выйдем на «железку» и по ней до станицы Червленной, а от нее через речку по мосту и по дороге до площадки. В районе Ищерской нужно линию электропередачи перескочить, метрах на пятидесяти, а дальше на тридцати пролетим, можно будет немного довернуть на север, там препятствий еще меньше, - сказал я.
- Хорошо, надо побыстрее, там ведь раненые ждут, - согласился со мной Чипизубов.
Так, придерживаясь «железки» и дороги, чуть ли не касаясь колесами шасси крон деревьев, добрались до моста через Терек. Кое-где облачность ложилась прямо на землю, превращаясь в туман, пришлось немного поманеврировать, чтобы обойти зоны тумана. Показалась дорога, забитая машинами, танками и бронетранспортерами. Вертушка прошла над ними всего лишь в пятнадцати метрах. Наконец и ожидаемый ориентир - высокий бугор, который мы прошли справа.
- Командир, помедленнее, тут где-то борт лежит, от него на курс сто тридцать градусов, и через километр должна быть площадка, - сообщил я.
- Но, черт возьми, ничего не видно, видимость всего метров пятьсот.
Вдруг впереди по курсу, словно на негативе, пропечатались останки сгоревшей вертушки. Точно так же, как мы сегодня, два дня назад экипаж этого вертолета почти на ощупь пробирался к вертолетной площадке и нарвался при посадке на минное поле. И сейчас остов вертолета словно сигнализировал нам: не повторите моей ошибки, не к теще на блины идете, а туда, где стреляют, туда, где война.
- Вот она, - облегченно вздохнул я, увидев залитое водой место посадки, которое было перепахано гусеницами танков и БМП, изрыто оспинами воронок от разрывов снарядов.
- Ветер девяносто - сто двадцать градусов по направлению, заход на посадку можно с ходу, командир, - предложил я и со вздохом облегчения положил карту за приборную доску.
Владимир Андреевич, словно игрушку, подвел многотонную машину к точке посадки и плавно опустил ее в расквашенную плоть земли, вертушка тут же провалилась по самые подкосы в грязюку, которая вновь залила все стекла кабины.
- Командир, не выключаемся, аккумуляторы слабые, боюсь, что следующий запуск не вытянем, - взмолился бортовой техник, - да и стоим неустойчиво, словно на плывуне, есть шанс зацепить землю винтами.
- Хорошо, подержу на «шаг-газе», - согласился тот и спросил: - А где тут раненые?
Метрах в пятидесяти от площадки стоял обшарпанный «шишарик» (ГАЗ-69), как ласково его называли в войсках, по кабину провалившийся в воронку передними колесами, дверь водителя была открыта. Видно, водила не знал о скрытой под водой воронке от снаряда и влетел в нее. Поэтому на борт, выполнивший посадку, никто не обращал внимания. Бойцы, насколько это было возможно, быстро передвигались от брони к броне, укрываясь за нею от шальных пуль и снайперского огня с господствующей высоты на юго-востоке от площадки. Там еще были чеченские позиции, и оттуда можно было «словить» пулю.
Вдруг откуда ни возьмись выросла щуплая фигурка бойца в черной шапочке и бушлате. Он словно плыл по вязкой хляби к вертолету и в открытый блистер что есть мочи крикнул командиру, указав рукой на застрявший «шишарик», что он привез раненых, и тут же исчез позади борта.
Авианаводчик, находившийся где-то в районе площадки, подтвердил, что к вертолету выдвинулась машина с ранеными и, что их нужно принять на борт вертолета и эвакуировать в госпиталь. Сообщение о том, что на площадке никого нет, застало его врасплох. Он выдохнул в соску-микрофон радиостанции: «Подождите» и исчез из радиоэфира.
Промолотив минут двадцать на площадке, безрезультатно вызывая авианаводчика, командир сказал:
- Так, Серега, давай дуй к машине, посмотри, может, там бойцы сидят под брезентом и ни хрена не знают, что к ним борт пришел.
Посмотрев наружу в блистер, я поежился от осознания того, что нужно вылезать из теплой кабины и топать куда-то по грязи, кого-то искать, но делать было нечего - нельзя впустую молотить винтами, топливо не бесконечно.
Выбравшись наружу и шагнув со ступеньки, я сразу же провалился по самые края высотных летных ботинок в грязь, еще шаг и на тебе - провалился до колен, жижа залилась в ботинки. Естественно, я сейчас же вспомнил всех и вся не очень цензурными словами. Ноги, разъезжающиеся в вязкой слякоти, вмиг стали пудовыми. Протопав метров пятьдесят, я с трудом добрался до машины и, закинув ногу на лестницу грузовой машины, приподнялся над бортом. Кузов был накрыт брезентом, мокрым, заляпанным комьями земли. Прикасаться к нему не хотелось, но, переборов брезгливость, я откинул его, заглянул внутрь кузова и оторопел от увиденного: на полу на грязной соломе вповалку лежало десятка два бойцов. В кровавых, грязных бинтах, в оборванном обмундировании, укутанные в какое-то тряпье, они с немым укором смотрели на меня, здорового летчика, не видевшего и не пережившего того ужаса, который пережили они.
Я спрыгнул с кузова грузовика и во всю прыть, какую можно было развить в киселе грязюки, рванул к вертолету. Почти влетев в кабину, быстро доложил об увиденном.
Андреевич, секунду подумав, сказал:
- Вот что, парни, берите их на руки и тащите сюда, загрузим сколько сможем, и на сколько нам хватит топлива.
Вместе с бортовым техником Ростиславом Волошиным выдвинулись к «шишарику», откинули полог борта, как назло, поблизости не было никого, кто мог бы помочь. Берем первого, господи, да как же его тащить, у него живого места нет, весь в кровавых бинтах, но приподнимаем и несем. После первого же раненого перехватывает дыхание, вроде и не курю, но, как говорится, писец, тяжело.
Чипизубов оторвал вертушку и переместил ее как можно ближе к «шишарику», но ближе двадцати метров было нельзя, поток от винтов рвал брезентовый тент автомобиля. Мы снова направляемся к машине, потом назад к вертолету. И так несколько раз. Пот градом, в глазах «зайчики», в груди сердце стучит, как пудовая гиря, и ног уже не чувствуешь. Вдвоем перетащили двадцать одного раненого, все «тяжелые»: стонут, закусывают губы от боли и при этом кроют нас отборным матом.
Вскоре возникла проблема, как и куда укладывать раненых, грузовая кабина ведь не резиновая. Некоторые были без сознания. Укладывали их на дополнительную топливную бочку, стоявшую внутри салона, на грузовые створки спина к спине, на пол и сидушки.
- Как там дела, еще кто-нибудь остался? - спрашивает Чипизубов
Мы, тяжело отдуваясь, взмокшие и усталые, тупо мотаем головой
мол, вроде бы все. Что толкнуло меня вылезти из вертушки и еще раз двинуться к этой ставшей уже ненавистной грузовой машине, я не помню. Бреду, меся грязь, во рту пересохло, от усталости ломит спину, руки как плети, перед глазами все плывет и двоится.
Подойдя к машине, заглянул внутрь, а там комья свалявшейся соломы, вроде бы пусто, перетащили всех, можно возвращаться назад к вертолету, и домой. Но какая-то сила заставила подняться и залезть в кузов. Пройдя вглубь, вдруг увидел, как в грязном углу кузова под кучей соломы что-то шевелится. Нагнувшись, разгребаю солому и обмираю: на меня из-под бинтов с мольбой смотрят два глаза. Раненый схватил меня за комбинезон здоровой рукой, другая, перебинтованная, лежала у него на груди, и еле слышным шепотом запричитал:
- Дяденька, дяденька заберите меня отсюда, я здесь уже три дня, дяденька, заберите!
Как же его донести до борта? Он на вид такой маленький, хрупкий, весь в бинтах. Казалось, приподнимешь его, и он рассыплется на кусочки. Я нагнулся, осторожно, насколько это было возможно, взял его на руки, на всякий случай пошарил ногой в соломе: вдруг еще кого не заметил, осторожно слез с кузова и двинулся к вертолету. Шел медленно, боясь уронить стонущий «груз», а падая -боец, все время судорожно держался за мой комбинезон, словно боялся потерять свой шанс на жизнь. Дойдя до вертушки, я с трудом с помощью бортового техника поднялся на ступеньки. Весь борт был заполнен ранеными.
«Куда же, браток, тебя поместить-то?» - подумал я.
Перекрывая гул винтов, я крикнул, обращаясь к раненым:
- Мужики, зуб даю, через сорок пять минут будем в Моздоке. Как бы мне этого паренька разместить?
И тут увидел картину, от которой у меня до сих пор наворачиваются слезы и подкатывает комок к горлу. Пацаны, которые еще полгода назад на «гражданке» тусовались на дискотеках, под гитару пили «вермут» и «портвейшок», которым было все по барабану, на все наплевать, сейчас кто с простреленной грудью, кто со спиной, «нашпигованной» осколками, кто с ранением в живот или голову, стали поджимать ноги, пытались перевернуться на бок, приподняться, чтобы вместить еще одного совершенно незнакомого им израненного пацана...
Когда я сел на свое место, Чипизубов выполнил взлет, и мы направились на Моздок.
На землю уже опускалась темнота, условия полета ухудшились - пошла мелкая ледяная крошка. «РИтка» (речевой информатор) то и дело «кричала» в наушники: «Обледенение, обледенение, обледенение!».
Земля близко, а облачность все ниже и ниже. За сорок километров до Моздока надо было «перепрыгнуть» высоковольтную линию электропередачи (ЛЭП). Поднимаемся выше и вдруг «втрюхиваемся» в пелену облачности. Вот здесь Андреевич и показал свой профессионализм, к которому я потом стремился всю свою летную жизнь: вверх идти было нельзя, там вертушку «сожрало» бы сильнейшее обледенение, и поэтому командир, попав в облачность, каким-то чудом удерживал машину на этой пограничной высоте, потихоньку, по сантиметру выходя из облаков. Мы с бортовым техником прилипли к блистерам и наблюдали за землей. Наконец мы ее увидели в виде сплошной черноты. Все, ниже опускаться было нельзя.
На подлете к Моздоку нарисовалась еще одна группа проводов электропередачи, и ее тоже предстояло преодолеть. Выйдя на посадочный курс, мы обнаружили строчку огней приближения аэродрома, которая вынырнула из тумана и просматривалась с высоты тридцати пяти метров.
Андреевич запросил санитарные машины для перевозки раненых в госпиталь:
- «Расписка», нужно к борту шесть карет, на борту двадцать два тяжелых «трехсотых».
Руководитель полетов на аэродроме переспросил:
- Двадцать два? - ему не верилось, что в вертолет можно загрузить почти взвод раненых бойцов.
Чипизубов еще раз подтвердил количество «трехсотых».
Зарулив на перрон, мы приступили к разгрузке. Для посторонних зевак было непривычно смотреть на «восьмерку», окруженную стольким количеством санитарок и носилок.
День подошел к концу.

Скоро три месяца как нет среди нас вертолетчика Сергея Палагина...
Я писал ранее о нем:
"Тот самый "Братишка"
"Тот самый "Братишка". Звезда Героя"
"Тот самый "Братишка"..."
Сегодня я получил его замечательную книгу на память и немного поделюсь его содержимым...

«Братишка» из 487-го... Война глазами боевого вертолетчика
Палагин Сергей Вячеславович
 
ВМЕСТО ПРОЛОГА
 
Мемуары - штука деликатная и чувствительная. Это не просто документальные, скажу больше - исторические свидетельства конкретного человека о реальных событиях, это и живописание людей, которые окружали автора в описываемое время. Автор книги - вертолетчик, прошедший горнило 1-й и 2-й Чеченских войн, боев в Дагестане и принуждения Грузии к миру, за свое мужество и бесстрашие ставший Героем
России, известный под позывным «Братишка». В своей книге он раскрывает высокие морально боевые качества наших авиаторов и не только. Мне лично приходилось
ставить боевые задачи, как самому автору, так и тем героям данного повествования, которые с честью выполняли их, выходя победителями из сложнейших ситуаций.
Книга читается легко, на одном дыхании. В ней описывается без прикрас повседневная героическая жизнь летчиков армейской авиации, их быт, выполнение боевой деятельности, сопряженной с риском для жизни, которую они просто называют - «работа».
В одной из своих книг известный французский путешественник Ален Бомбар написал, что люди терпят кораблекрушения не из-за недостатка воды или еды, они погибают от страха... Из героев этой книги НИКТО не погиб от страха!
Это не литературно-документальный рассказ о каких-то военных событиях, это рассказ о том, как ведут себя НАСТОЯЩИЕ мужчины, защищая Родину, глядя в лицо смерти.
Здесь нет лихо закрученного сюжета. Здесь - правда жизни, правда боя...
В тексте много «закавыченных» слов, объясняется это просто - таков язык боевых офицеров, язык войны! Очевидно, что правду о войне могут написать только те люди, которые эту войну прошли. Только так и не иначе...
 
Владимир Шаманов, депутат Государственной Думы VII созыва, председатель Комитета ГД по обороне, генерал-полковник, Герой Российской Федерации

ПЕРВАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ (1994 - 1996)
 
... Шли предновогодние дни 1994 года. Простая брезентовая местами дырявая, особенно сверху (особенности «отопления»), неприметная палатка - таких много разместилось на бывшем стратегическом аэродроме города Моздока - внешне не привлекала к себе никакого внимания. Но именно в этой палатке размещалась вся летная братия 487-го отдельного вертолетного полка. Дорожку к вертолетчикам знали все, кто хотел попасть на начинавшуюся чеченскую войну.
Внутри палатки стояло около десятка двухъярусных железных кроватей без дужек с уложенными на них видавшими виды матрасами и тюфяками, набитыми соломой. Всюду в беспорядке были расставлены и развешены автоматы АКСУ, защитные шлемы вертолетчиков, сумки с бронежилетами, планшеты и другие «мелочи» походной жизни. В центре стояла неизвестно откуда взявшаяся парта, на которой лежал так называемый дополнительный боевой паек: большой шмат сала, коробка галет и чайник с чаем.
Посреди палатки стояла буржуйка образца, похоже, еще Великой Отечественной войны, рядом с которой лежала небольшая кучка дров для отвода глаз (большое начальство в связи с повышенной опасностью возгорания палаток требовало топить печи только дровами). Но, «вопреки всем правилам», вертолетчики топили печку авиационным керосином, наливая его в жестяную банку, стоявшую в центре печи, из пластиковой бутылки-брызгалки, отчего из трубы вверх вылетали искры - отсюда и прожженный потолок палатки.
На кроватях расположилось несколько десятков вертолетчиков. Кто-то травил байки и анекдоты, время от времени смеясь над удачной шуткой, кто-то резался в карты, расписывая пулю в преферанс, а кто-то, укрывшись летными куртками, добирал минуты сна перед нелегкими боевыми буднями.
Всю эту экзотическую картину: капли воды, капающие на пол сквозь прожженную местами крышу палатки и образующие неглубокие озерца, промозглый холод, прорывающийся через неплотно прикрытый полог, гул топящейся печки — дополнял надсадный треск маленького видавшего виды телефона, стоявшего на обшарпанной покосившейся тумбочке. Телефон служил для связи с командным пунктом полка, который представлял собой командно-штабную машину на базе автомобиля «УРАЛ».
Но в это утро телефон звонил редко, чем очень радовал всех в палатке. На улице непогодилось. Нижний край свинцово набухших облаков составлял (по летной терминологии) метров пятьдесят - сто, из них лилась на землю непонятная жижа: то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Видимость, говоря военным языком, примерно один-полтора километра, то есть «почти» нелетная погода. Данное обстоятельство давало вертолетчикам надежду, что сегодня, может быть, пронесет и не надо будет вновь участвовать в проклятой всеми российскими матерями чеченской бойне.
Несколько офицеров, сидя у печки и глядя на открытый огонь, молчали и думали каждый о своем. Я, лежал на кровати и смотрел, как, уйдя в себя, они не замечали никого и ничего вокруг. О чем были их мысли? О том, что их ждало впереди, о тех, кто уже пострадал в первых боях, о семье?.. Никто об этом не узнает, эту тайну сохранят языки огня, пляшущие в своем таинственном притягательном, завораживающем танце.
Телефон надсадно крякнул и «разродился» хриплым звонком, проходящий мимо вертолетчик небрежно поднял трубку и, прослушав сообщение, сказал: «Полковника Чипизубова на командный пункт (КП)!»

С глубоким прискорбием сообщаем, что 6 ноября 2020 ушёл из жизни Герой России вертолетчик Сергей Палагин... Вечная слава Герою...

Палагин Сергей Вячеславович 26.03.1968 - 06.11.2020

Тот самый "Братишка"...

https://www.vesti.ru/article/2482098

21 августа в России празднуется День офицера. Эта дата не является государственным праздником, но, тем не менее, традиция чествовать офицеров Вооруженных сил РФ в этот день набирает обороты. В воинских частях проходят различные мероприятия, в ходе которых поздравляют тех, кто выбрал для себя профессию Родину защищать.

Российское офицерство – костяк армии

В любых вооруженных силах офицеры являются их кадровой основой – это профессиональные военнослужащие, в большинстве своем с военным образованием, являющиеся носителями не только специальных воинских знаний и навыков, но и уникальной военной культуры.

Фактически российский офицерский корпус был рожден в процессе Петровских реформ. Именно Петр I сформировал офицерство как особую касту, принадлежностью к которой гордились все ее члены. В Российской империи любой офицер становился дворянином, а дослужившись до определенного чина, присваивалось потомственное дворянство.

Лишь в 1917 году, после Октябрьской революции, была сделана попытка навсегда отказаться от офицерского корпуса. Офицерские чины были ликвидированы, сами должности некоторое время были выборными, затем на них назначали кого угодно, без особого внимания к образованию. Но уже в середине 1930-х годов в Красную Армию были возвращены воинские звания, а красные командиры все больше старались перенимать старые традиции русского офицерства – пусть в несколько искаженной форме, но все же…

Постепенно вернулось и ощущение преемственности по отношению к дореволюционному офицерскому корпусу, возрождались особые традиции в военных учебных заведениях. Появилось понятие «советский офицер», которое также стало наделяться позитивным содержанием – офицер воспринимался как человек чести, военный-профессионал, настоящий защитник Родины.

После непродолжительного времени дискредитации армии в 1990-е годы, Россия вновь вернула былую мощь, а профессия военного снова стала престижной. Сегодня конкурсы в военные учебные заведения превышают конкурсы в самые популярные гражданские университеты. И это лишний раз доказывает, что профессия офицера не теряет своего авторитета среди новых поколений российской молодежи.

Подвиги российских офицеров

Вся история российского / советского офицерства – это один сплошной подвиг. Именно офицерский корпус всегда был направляющей силой великих побед российского оружия. Войны со Швецией и Османской империей, Францией и Великобританией, Японией и Германией – всегда российские офицеры показывали высший класс воинской доблести. Не отстает и современное поколение российских офицеров.

3 февраля 2018 года гвардии майор Роман Филипов, служивший заместителем командира эскадрильи 187 гвардейского штурмового авиационного полка, был сбит в небе над Сирией. Катапультировавшийся пилот попал в окружение сирийских боевиков. Он отстреливался до последнего патрона, а затем подорвал себя гранатой со словами «Это вам за пацанов!».

Роман Филипов посмертно стал Героем Российской Федерации. Он повторил подвиг поколения своих дедов и прадедов, поступавших аналогичным образом, оказываясь в окружении гитлеровцев. Российский летчик продемонстрировал невероятное мужество, не пожелав попадать живым в руки врага.

Старший лейтенант Александр Прохоренко погиб 24 марта 2016 года. Он служил авианаводчиком и был направлен для наведения ударов российской авиации на объекты боевиков в районе Тадмора. Когда Александра окружили боевики, молодой офицер вызвал огонь на себя. Ему было присвоено посмертно звание Героя Российской Федерации.

Оборвала Сирия и жизнь полковника Ряфагатя Махмутовича Хабибулина. Героический летчик командовал 55-м отдельным вертолетным полком армейской авиации Южного военного округа. Полковник Ряфагать Хабибулин выполнял задачи в зонах осетино-ингушского и грузино-абхазского конфликтов, участвовал в Первой Чеченской и Второй Чеченской войнах, в краткосрочной войне с Грузией в августе 2008 года.

На Первой Чеченской Ряфагать Хабибулин получил тяжелое ранение, но продолжил службу в авиации. На момент гибели полковнику Хабибулину был 51 год – казалось бы, можно уже и уйти на пенсию, но офицер собирался служить Родине до последнего и, как настоящий летчик, так и ушел в небе, во время боевого задания. Он погиб 8 июля 2016 года во время боев над городом Пальмира. Вместе с ним погиб и летчик-инструктор 24-летний лейтенант Евгений Долгин.

Лейтенант полиции Магомед Нурбагандов служил на «мирной» по полицейским меркам должности – юридическим консультантом в отделе вневедомственной охраны. Казалось бы, какой подвиг можно совершить юрисконсульту – он же не оперативник угрозыска, не омоновец или собровец. Но слова Магомеда, сказанные им перед смертью, облетели всю Россию, стали своеобразным девизом мужества российских военных и полицейских.

«Работайте, братья!» - так ответил Магомед Нурбагандов, когда захватившие его дагестанские боевики потребовали призвать на камеру сотрудников полиции увольняться со службы. Магомеда застрелили. Ему был 31 год – впереди вся жизнь, но Магомед не струсил, а показал боевикам, что нельзя заставить российского офицера предать свои убеждения. Посмертно Магомед был представлен к высокому званию Героя Российской Федерации.

Ограниченный объем статьи не позволяет перечислить все многочисленные подвиги российских офицеров даже в военных конфликтах последних лет. Но можно говорить с уверенностью, что слова «Вот были люди в наше время, не то, что нынешнее племя» - не про них, не про российских офицеров. Ведь и самые молодые поколения – лейтенанты и капитаны российских вооруженных сил, других силовых структур – достойны своих старших товарищей, отцов и дедов, прадедов и прапрадедов.

Военное образование и престиж военной профессии.

О повышении престижа военной профессии свидетельствуют, как уже отмечалось выше, высокие конкурсы в высшие военные учебные заведения. В настоящее время в России наблюдается постепенное возрождение системы военного образования, по которой за годы реформ были нанесены серьезнейшие удары. Например, был закрыт целый ряд военных училищ, сокращены наборы. Сейчас эта ситуация постепенно, но исправляется.

Чем прельщает молодых людей профессия офицера? Помимо традиционно привлекательной для юношей (и даже некоторых девушек) романтики военной службы, получение военной профессии – это распределение к месту службы, конкурентная заработная плата, возможность получить собственное жилье.

Кстати, социологический опрос, проводившийся научно-исследовательским центром ВС РФ, выявил, что в ценностной шкале российских курсантов на первом месте – желание стать офицером (75% опрошенных), на втором – защита Отечества (34% опрошенных), на третьем – стремление стать грамотным специалистом (26%), на четвертом – склонность к дисциплине (24%). Материальное благополучие оказалось значимым лишь для 19% курсантов, а возможность решения жилищных проблем – для 6% курсантов. И эти цифры весьма радуют, так как показывают, что и сегодня в Вооруженные силы идут не только и не столько за деньгами и квартирами, сколько Родину защищать.

Материальное положение военнослужащих по сравнению с 1990-2000 годами несоизмеримо улучшилось, хотя, конечно, могло бы быть и еще лучше. Конечно, многие проблемы не решены, ими лишь предстоит заниматься и органам государственной власти, и командованию родов войск, округов, соединений, но в целом приятно осознавать, что в современной России военная профессия уже не вызывает тех снисходительных улыбок со стороны гражданских, которые можно было наблюдать с начала 1990-х годов.

Поскольку в последние годы создаются новые соединения и части, прежде всего, в сухопутных войсках, возрастает и потребность российской армии в большем количестве молодых офицеров, которыми можно было бы укомплектовать должности командиров взводов, заместителей командиров и командиров рот. В связи с этим в военных училищах, готовящих офицеров для мотострелковых и танковых войск, был сокращен срок обучения с 5 лет до 4 лет. Фактически произошло возвращение к советской системе организации военного образования, которая прекрасно зарекомендовала себя и, более того, отвечала мировым стандартам.

Ведь в современных вузах в большинстве своем также четырехгодичный срок обучения для бакалавров, затем желающие могут окончить магистратуру (можно сравнить с военной академией рода войск), а уже особо способные получают дальнейшее образование, защищают кандидатские и докторские диссертации.

Увеличение набора в военные училища также делает военную профессию и офицерское звание более доступными. При этом многие эксперты считают, что не стоит беспокоиться по поводу неизбежного в данном случае снижения требований к «академическим» знаниям – ведь офицер младшего состава в первую очередь должен быть отличным командиром. Тем более, что сама система обучения в военных училищах значительно отличается от гражданских вузов и, получая абитуриента с относительно невысоким уровнем знаний по школьным предметам, военное училище за четыре года или пять лет обучения (в зависимости от профиля) превращает его в грамотного специалиста, способного выполнять поставленные вышестоящим командованием задачи.

Офицер – это воин, а его семья – надежный тыл

Говоря о российском офицерском корпусе, нельзя не сказать несколько слов и о тех людях, кто каждый день ждет офицеров со службы – об их женах, детях, родных и близких. Жена офицера – это тоже своего рода профессия, поскольку выходя замуж за военнослужащего, женщина показывает готовность к постоянным переездам, к проживанию в отдаленных гарнизонах, в суровых климатических условиях. Она тоже рискует, рискует самым дорогим, что у нее есть – своим мужем, который может не вернуться с выполнения боевого задания.

Офицерские жены часто ставят крест и на собственной карьере, на профессиональной самореализации, поскольку в отдаленных гарнизонах редко найдешь нормальную гражданскую работу с высокой зарплатой и карьерными перспективами. И отказываются от зарплаты, от карьеры они исключительно ради своих любимых мужей. Конечно, кто-то не выдерживает, разводится – не будем «витать в розовых облаках», но все же основная часть женщин, выходящих замуж за офицеров, также с честью следуют своему жизненному выбору. И за это им – честь и хвала и безмерное уважение.

Дети из военных семей, даже если выбирают для себя путь гражданских специалистов, все равно навсегда оказываются связанными с вооруженными силами – армию, ее будни уже не убрать из их памяти. Но очень многие сыновья офицеров выбирают путь отцов и также получают военные профессии. Так формируются знаменитые офицерские династии, в которых сыновья и отцы, а очень часто и деды, и прадеды, и даже прапрадеды служили Отечеству.

Сегодня, в День офицера России, «Военное обозрение» поздравляет с этой знаменательной датой всех действующих офицеров Вооруженных сил Российской Федерации, офицеров в запасе и в отставке ВС РФ, Советской Армии и Военно-морского флота, а также членов их семей. Всего вам самого наилучшего и мирного неба над головой.

В год несостоявшейся Олимпиады по понятным причинам представляю читателям интересный факт, как думаю, многим малоизвестный...

История о том, как политика вмешалась в водное поло.

Летняя Олимпиада-1956 в Мельбурне пришлась на стык ноября и декабря. Необычно, но просто лето в Австралии наступает в другие временные рамки по сравнению с нами. За месяц до этого в Венгрии случилось народное восстание, которое пришлось подавлять силой. Во время столкновений погибло около трех тысяч местных жителей. Русские сразу же стали врагами для венгров. И на Олимпиаде некоторые из них решили отомстить. О вводе советских танков спортсменам сообщили уже на пути в Австралию.

«Мы сидели в ресторане аэропорта, ожидая пересадки, когда услышали, что русские вмешались в революцию. Я встал со стаканом сока и объявил, что не собираюсь возвращаться назад. Раньше было плохо. Но теперь я почувствовал, что будет намного хуже и русские не уйдут уже никогда», — вспоминал ватерполист Эрвин Задор.
Задор тогда еще и не догадывался, что станет главным действующим лицом Игр в Мельбурне. С ватерполистами из Венгрии у нашей сборной всегда были принципиальные встречи, но тут ситуация закипела. Игру ждали во всем мире. Свое отношение к советским спортсменам венгры обозначили еще до того знаменитого матча.

«Первое, что потрясло в Мельбурне — встреча с венграми. Мы только прилетели, идем на тренировку, они нам навстречу — и отворачиваются. Конечно, мы знали, что происходит, но для нас это было странно. Происходит и происходит, но мы-то совсем в других отношениях. Потом их игрок Марковиц подошел к нашему капитану Мшвениерадзе: “Петр, мы получили установку игнорировать всех советских спортсменов”. Почва к тому, чтобы мы подрались была готова», — вспоминал Виктор Агеев, пропускавший тот матч.

В Мельбурне медали в ватерпольном турнире разыгрывались по круговой схеме. Вышло так, что сборной СССР играть с венграми в предпоследнем туре. Ажиотаж был бешеный: вместо шести тысяч зрителей на трибунах оказалось около восьми, а билеты продавали не по доллару, а по 30−40. Фанаты пришли поболеть за венгров, которые не скрывали, что планировали вывести русских из себя. Наш язык они знали очень хорошо.

Обстановка в бассейне накалилась с первых же минут. Наши игроки и подумать не могли, что события в Венгрии перенесутся и на Олимпиаду. Из-за стычек было много удалений. Венгры пользовались этим. Во второй половине встречи они вели со счетом 4:0. Говорили игроки сборных и про словесные оскорбления. Но за две минуты до конца встречи фокус сместился на Задора и Валентина Прокопова.

Сложно сказать, кто из игроков был инициатором драки, но думается, что оба были хороши. Задор говорил, что только словесно оскорблял Прокопова, а Юрий Шляпин вспоминал, что видел обмен ударами ватерполистов. Так или иначе, но меткий Прокопов рассек правую бровь венгра. Задору пришлось покинуть бассейн, оставив за собой яркий кровавый след. Один из игроков описывал внешний вид венгра так — «как будто он только что вышел из скотобойни».

Взбешенные зрители сломали барьеры, кричали антисоветские лозунги, стали бросать различные предметы в членов советской команды. Их пришлось сдерживать полиции Мельбурна. Задору оказали медицинскую помощь, но замену венгры так и не сделали. Судьи решили остановить матч, отдав победу фаворитам Олимпиады. Сборной СССР достался только матч за бронзу (обыграли немцев со счетом 6:4).

«Став лицом друг к другу и сцепив руки, полицейские образовали своеобразный коридор, по которому мы буквально пролезли в раздевалку. Одевались практически лежа, поскольку была дана команда: не появляться в окнах. Аналогичное указание мы получили и в автобусе, который был подан прямо ко входу в бассейн. Только отъехав на довольно приличное расстояние, нам наконец-то позволили сесть в кресла», — рассказывал Борис Гойхман.

На следующее утро фотография окровавленного Задора появилась во всех СМИ, а матч получил название «Кровь в бассейне». В 2006 году в документальном фильме «Неистовство свободы» один венгерский игрок говорит о том, что советское правительство и военные демонстрировали абсолютно варварское поведение, тогда как советские игроки этого не делали.

В финальном мачте венгры победили Югославию, а Задор участия в игре не принимал. После окончания Игр половина игроков ватерпольной команды отказалась возвращаться домой и попросила убежища в других странах. Советских же игроков ждало жесткое наказание, но заместитель главы делегации спас ситуацию. Правда, значки заслуженных мастеров спорта игроки получили лишь 46 лет спустя.

Источник

Читаю много в последнее время по поводу вчерашней игры. В сети много разного негатива в адрес "Сочи" и есть посты в защиту "Сочи". Хотелось высказать свое небольшое ИМХО, так как люблю футбол и с 1994 года болею за "Крылья Советов" - Самара. На мой взгляд - есть такое понятие - Fair Play - честная игра. Да, возник форс- мажор - команда "Ростов" вынуждена уйти на карантин в связи с выявлением COVID - 19 у шестерых игроков и справедливо попросила о переносе игры. Клуб "Сочи" - отказал - что ж его право... А с другой стороны РФС самоустранилось от решения данного вопроса. Ну давайте рассмотрим знаменитый тезис: "Футбол состоится при любой погоде". Прошу сильно не пинать.

1. Может "Ростову" стоило нарушить карантин и сыграть основой с "Сочи" и по итогу обе команды будут на карантине и "Сочи" тоже будет просить о переносе игр в ситуации, в которой отказала сама? Захотелось хайпнуть место повыше за счет форс-мажора? А как же Fair Play?

2. "Ростов" мог плюнуть на все и согласиться на техническое поражение 3:0. Все ж не 10-1. Но "Ростов" пошел другим путём - выставил юниоров и молодёжь. Смелый ход! На мой взгляд - разумный! Почему? Да вот почему - не лишить зрителя "хлеба и зрелищ", дать практику своей молодежи, посмотреть как игроки себя проявляют в неравной ситуации. Надо отдать должное - молодёжь - молодцы! Особенно вратарь! Отсюда вывод - клуб проиграл, на поле, но огромно выиграл, как в репутации, так и в реальной оценке своей молодежи.

3. Так себе крамольная мысль... ФК "Сочи" могло бы по идее и Fair Play соблюсти, и футболу дать состояться, и имидж клуба сохранить, если бы аналогично выставила своих юниоров и молодёжь. Это было бы справедливо и интереснее. И тренера бы рассмотрели потенциальных игроков основы. Это было бы неодинарно, но очень интересно и справедливо...

Прошу сильно не ругаться - просто мысли вслух. А вы что думаете? Особенно по п.3?

P.S. Никого не обвиняю. Никого не критикую.