Шифровальщик

Новогодняя история, которая случилась со мной несколько лет назад. Я уже уволился из рядов Вооружённых Сил, и работал на гражданке по нашей же специальности, руководил отделом спецсвязи.

На эту встречу Нового года меня пригласили в одну семью. Собрался, как положено, захватил подарки, вышел из дома. Увидел издалека, что к остановке подходит трамвай и рванул вперед, чтобы успеть. Когда шёл к остановке одну руку держал в кармане куртки, и, бросившись к трамваю, резко выдернул её. Вероятно при этом зацепил свой бумажник. Сажусь в трамвай, лезу в карман за бумажником оплатить проезд и обнаруживаю, что его нет. Проверяю его наличие в других карманах и начинаю лихорадочно соображать, а не оставил ли я его дома. По счастью, в кармане была какая-то мелочь, на билет хватило. Позвонить домой и спросить было невозможно, дома уже никого не было. Так я и оставался в глубоких раздумьях, не очень приятных. Больших денег в бумажнике, правда, не было, но были кредитки и ещё какие-то нужные бумажки. И что делать, за пару часов до Нового года звонить в банк с просьбой заблокировать карточки? А если я просто оставил бумажник дома, вот юмор-то будет, когда приеду домой. Решил пока не звонить. Из банкомата деньги с утерянной карточки так легко не снять, магазины уже в основном закрыты. Но новогоднее настроение малость угасло.

Приехал к друзьям, попраздновали, как положено, ночевать остался у них. Утром ни свет, ни заря звонок на мой мобильник. А я ещё и глаза не продрал. Кому это вздумалось поздравлять меня с Новым годом в такую рань, когда все хорошие люди ещё спят? Высвечивается какой-то незнакомый номер. Нажимаю кнопку ответа. Незнакомый мужской голос:

– Доброе утро и с Новым годом вас! Скажите, вы случайно не теряли свой бумажник?

– По всей видимости, да, раз вы звоните. Дело в том, что вчера вечером я обнаружил его отсутствие, но не был уверен, что потерял его. Была мысль, что мог забыть его дома.

– Скажите, вы помните, что в нём лежало?

– Конечно. Приблизительно столько-то денег, банковские кредитки, такие-то квитанции.

– А на чьё имя банковские карты?

Называю свою фамилию, имя, отчество.

– Очень хорошо. Я готов вернуть ваш бумажник сегодня во второй половине дня. Вас устраивает?

Ещё бы. Договариваемся о времени и месте встречи. Телефоны друг у друга уже есть.

На встречу со мной приходит мужчина приблизительно моего возраста, может чуть постарше, с открытым, доброжелательным лицом. Первым делом он возвращает мне мой бумажник, предлагая проверить его содержимое и пересчитать деньги. Я отмахиваюсь, бегло убедившись в том, что кредитки на месте. Предлагаю заглянуть в ближайшую кофейню отметить благополучное возвращение бумажника владельцу, а заодно и наступивший Новый год. Предупреждаю, что банкет за мой счёт. Надо же как-то отблагодарить человека. Мой визави соглашается, и мы перемещаемся в неплохое кофейно-рюмочное заведение неподалёку.

Пока шли, я подметил, что судя по походке и ещё некоторым мелочам, передо мной явно бывший военный, и скорее всего офицер. Так оно потом и оказалось.

Сели за столик, заказали всё, что положено по такому случаю, завели светскую беседу обо всём и ни о чём.

– А как вам удалось определить мой телефонный номер?

– Да ничего сложного. На банковских картах была ваша фамилия, имя, отчество. А дальше, как говорится, дело техники. Возможности, слава Богу, есть. Кстати, я запомнил ваш номер. И он выдал мне его целиком и без ошибки. Про себя я отметил, что он произнёс его не как обычно, по одной – две цифры, а сначала назвал трёхзначное число и уже потом два двухзначных. Выяснилось, что сам он иногородний, заехал в гости на несколько дней к пригласившим его на Новый год друзьям. К ним-то он и направлялся в этот новогодний вечер.

Подошла официантка с нашим заказом, мой новый знакомый разговорился с ней о чём-то там, уже и не упомню. И тут он снова озвучил пятизначное число, назвав сначала трёхзначную его составляющую, а потом двузначную. Кажется, это был пятизначный номер какого-то городского телефона. Так обычно пятизначные числа называют шифровальщики, причём старой школы, привыкшие работать с ручными шифрами. Новое поколение шифровальщиков, наверное, эти «буквари» видели разве что в нашем училищном музее. Официантка отошла, и я спрашиваю:

– А не Краснодарское ли училище вы оканчивали?

– Да. А как вы догадались?

– Вы пятизначные числа произносите так, как, наверное, произносит их только наш брат из старой гвардии.

– Наш брат?

– Ну да. Будем знакомы, коллега.

Называю ему год своего выпуска, роту, фамилию нашего ротного. Он называет свои данные. Само собой, после этого беседа перешла уже в другое русло. Вежливо-дежурная встреча двух незнакомых людей превратилась в двухчасовой доверительный разговор людей, спаянных одним ремеслом. Нашлись общие друзья, знакомые, и даже места службы.

Вот так и вышло, что, едва не потеряв свой бумажник, я приобрёл друга. Чего не бывает под Новый год.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Эта история продолжает предыдущие две.

Как особист пытался состряпать липовое дело против кодировщика
Как особист пытался подставить шифровальщика, обвинив того в попытке измены

После того как наш бригадный особист попытался неудачно подставить меня с написанием письма иностранцу, прошло какое-то время. На тот момент я ещё не раскусил всей сущности этого товарища, но какие-то смутные опасения уже начали меня одолевать. У меня ведь в каждом дивизионе тоже есть свои люди. Естественно, я никого там не вербовал, но из уважения ко мне они старались донести до меня нужную мне информацию. И вот стали поступать от них сведения, что вокруг моей персоны пошла какая-то подозрительно нехорошая возня. Командование дивизионов, офицеры относились ко мне с уважением; авторитет к тому времени у них я уже заработал. Значит, что получается? Вывод напрашивался сам собой. Ну что же, кто предупреждён, тот вооружён. Да и бояться мне нечего, грехов за собой я не видел. Вот только к чему бы это? Решил, что это рутинная проверка моей деятельности нашими доблестными органами на периферии.

Но в один прекрасный день всё встало на свои места. Сижу в своём кабинете, телефонный звонок. Звонит командир бригады. Необыкновенно сухим официальным тоном требует немедленно явиться к нему. Обычно со мной он никогда так не разговаривал, и это меня сразу насторожило.

Захожу в командирский кабинет. В кабинете в полном составе заседание военного трибунала или суда святой инквизиции, кому как угодно, в составе командира, начштаба, начальника политотдела и особиста. Наличие адвоката не просматривается.

Все с нахмуренными озабоченными лицами. У особиста вид прокурора, готового зачитать обвинительное заключение. Один начштаба смотрит на меня сочувственно; мужик он был очень порядочный, и мы с ним были в тёплых отношениях.

Комбриг начинает сухим официальным тоном.

– Товарищ майор, на моё имя поступил официальный рапорт оперуполномоченного о допущенных вами грубых нарушениях в вашей служебной деятельности. Обвинения довольно серьёзные.

– Я могу ознакомиться с этим рапортом?

Беру протянутый мне машинописный лист, бегло читаю. В иной ситуации я бы только посмеялся над этой мулькой, но общая обстановка не давала повода для смеха. Ну что же, будем бить противника его же оружием – бумагой.

– Товарищ подполковник, поскольку я не привык давать голословные ответы, прошу вашего разрешения пройти в свой кабинет с тем, чтобы взять документы.

Разрешение я получаю и уже через несколько минут возвращаюсь с нужными материалами.

Зачитываю первый пункт обвинения. «В отсутствие начальника восьмого отделения, убывшего в отпуск, его подчинённый сержант незаконно и бесконтрольно пользовался сейфом своего начальника, в котором хранятся шифры».

Открываю дело с перепиской по шифрам и предъявляю комбригу нужную страницу.

– Как видите, товарищ подполковник, это приёмопередаточный акт, составленный по всей форме накануне моего убытия. Утверждён начальником штаба. Прошу заметить, в акте указаны не только передаваемые на время отпуска шифры, но и сам сейф с ключом, в котором они хранятся. Так что обвинение в какой-либо незаконности пользования указанным сейфом моим подчинённым полностью безосновательно.

Перехожу ко второму пункту. «Находясь в таком-то дивизионе, начальник восьмого отделения приказал отключить охранную сигнализацию секретной части и кодогруппы, чем грубо нарушил то-то и то-то, создал предпосылку к утрате, хищению и так далее». Раскрываю свой журнал контроля, в котором докладываю начальнику штаба бригады результаты моих поездок в дивизионы. Такие же записи оставляю и в самих дивизионах.

– К сожалению, товарищ оперуполномоченный не вник в суть вопроса и исказил факты. Да, я приказал отключить сигнализацию, точнее не отключить, а ПЕРЕДЕЛАТЬ, поскольку она была выполнена с грубыми нарушениями: срабатывала и ревела на весь штаб независимо от того, кто заходил в помещение, свой ли законный работник или же злоумышленник. Она не отключалась вообще и на неё уже никто не реагировал. Сейчас она приведена в соответствие с требованиями нормативных документов, которые товарищу капитану (то есть особисту) следовало бы изучать более внимательно.

Далее было ещё несколько пунктов таких же дебильных, иного слова и не подберёшь, обвинений, от которых я не оставил и камня на камне, сдабривая свою отповедь едкими замечаниями в адрес безграмотного в вопросах режима особиста. К тому времени жёсткие складки на лице комбрига разгладились и он уже не смотрел на меня волком; начальник политотдела молча встал и демонстративно вышел, показав всем своим видом, что он не желает участвовать в этом фарсе; а начальник штаба только что не смеялся, с трудом сдерживая себя. Один особист сидел как в воду опущенный. Где-то после третьего-четвёртого пункта моей лекции по вопросам режима секретности комбриг прервал меня, сказав, что ему всё понятно и я могу быть свободен, но тут я снова взял слово.

– Товарищ подполковник, вы правильно сказали, что выдвинутые против меня обвинения довольно серьёзные. Настолько, что я не могу их проигнорировать и считаю необходимым сегодня же письменно доложить о них начальнику восьмого отдела корпуса. Далее – на его усмотрение.

После этих слов особист потух и сник окончательно. В этот же день я выполнил своё обещание и отправил шифровку своему шефу. Тот, понятное дело, не оставил всё это без внимания, мы с ним были хорошими друзьями. А ещё через пару дней нашего особиста вызвали на ковёр уже к его начальнику. И, видимо, выдрали его так, что до самого конца моей службы в этой бригаде он старался нигде не пересекаться со мной.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

После неудавшегося наезда на моего кодировщика наш особист сменился и на его место пришёл другой. Новенький долгое время изображал по отношению ко мне своего в доску рубаху-парня, в чём-то даже помог пару раз, но потом случилось вот что.

Приглашает он как-то меня к себе на рюмку чая и после небольшой вступительной болтовни ни о чём начинает задушевный разговор.

– Ты ведь как-то переписывался с одним иностранцем?

– Ну да, было дело. Только когда это было-то, я ещё пацаном в школу бегал. С чего бы это вдруг вспомнили?

Действительно, познакомился я ещё в школе со своим ровесником из Англии, приехавшим в СССР на каникулы с родителями. С языком у меня всё было в порядке уже тогда, всё-таки «английская» школа, со второго класса учили. Обменялись адресами, переписывались где-то с годик. И вот на тебе, вспомнили родные органы дела давно минувших дней.

– Да нет, претензий у нас к тебе никаких нет. Только понимаешь, в чём дело. Парнишка этот, который уже и не парнишка, является у себя в Англии лидером организации (тут он её назвал, но я уже не помню её названия), которая ведёт враждебную антисоветскую, возможно шпионскую, деятельность.

– Ну ладно, а я-то тут с какого боку?

– Ты с ним переписывался, он тебя знает, скорее всего, помнит. Не мог бы ты ему написать письмо?

– За каким, простите, чёртом? Имени его я уже не помню, адреса тем более. Да и что я ему напишу и зачем это вам?

– Думаем его раскрутить, может получится вытащить в СССР, перевербануть его здесь.

– А ты вообще-то в курсе, что мне как шифровальщику такие контакты категорически запрещены, тем более с такими субъектами?

– Ну, для такого дела этот запрет с тебя будет снят. А имя и адрес его мы тебе дадим. Только об этом разговоре ты, конечно, молчок, сам понимаешь, даже своим начальникам.

Я пообещал подумать, с тем и расстались. Через пару дней я уехал в очередной отпуск к себе на родину, но этот разговор не выходил у меня из головы. Вроде бы всё тут ясно и понятно, но какие-то смутные сомнения меня беспокоили. И плюнув на указание особиста ни с кем не делиться этой инфой, я решил посоветоваться со своим старым добрым другом. Дружили мы с ним ещё со школы, и служил он в такой организации, о которой мало кто знал в то время; дорос к тому времени он до подполковника, хотя форму, по-моему, никогда и не одевал.

Рассказал я ему об этом разговоре и предложении особиста, поделился своими сомнениями. Призадумался друг мой, а потом сказал: «Знаешь, в этом предложении что-то не так. Во-первых, это не их «кафедра», чтобы заниматься какими-то мутными товарищами, пусть они и трижды антисоветчики. Тем более, если они сидят себе в своей Англии, и к нам не суются. Для работы по таким делам существуют совсем другие службы. А уровень твоего особиста – военная контрразведка на месте, а не международная деятельность. Во-вторых, откуда у него эта информация об этом англичанине, что он антисоветчик и возглавляет какую-то там организацию? Раз тебя еще четверть века назад допустили к шифрам, то эта тема закрыта. И в-третьих, если они действительно хотят пригласить тебя для помощи в каком-то вопросе, то делается это совсем не так.

Словом, мои опасения в том, что тут что-то не чисто и не исключена подстава, только укрепились. Но надо было как-то красиво выплывать из этой дурно пахнущей ситуации, сохранив при этом лицо. Мой друг посоветовал, как это сделать.

Возвращаюсь из отпуска, встречаюсь со своим особистом.

– Ну как, надумал, поможешь нам с написанием письма?

– Знаешь, я не против помочь «органам». Но с одним условием. И вот каким. Раз планируемое вами мероприятие идёт, как я понимаю, сверху (один ты просто не можешь организовать всё это), то мне необходимо получить полное одобрение как вашего руководства на уровне не ниже начальника военной контрразведки армии, так и своего начальника восьмого отдела той же армии. Причём я должен это услышать лично от них. Я готов в любой момент выехать в штаб армии и встретиться со всеми, желательно за одним столом. Ну и чтобы ваше задание, которое вы мне дадите, было скреплено письменно. Ну, протокол там или ещё что. А иначе, извини.

– А что, моего слова тебе не достаточно?

– Увы. Я, знаешь ли, шифровальщик-крючкотвор. Доверяю исключительно бумаге. Как говорил один из моих начальников: «Чем больше бумаг, тем чище …опа».

Особист сразу поскучнел, свернул эту тему, сказав, что ему необходимо посоветоваться. Больше к этому вопросу он никогда не возвращался.

И только много позднее я допёр окончательно, какая грандиозная подстава готовилась под меня. Ещё бы. Офицер с допуском высшего уровня ищет контакт с иностранцем, а бдительный особист хватает его с поличным. При этом особист сделает морду кирпичом, и скажет, что не было между нами никакого разговора, никакого задания, а была это сугубо моя инициатива. Что и кому я смогу доказать? Разговор к делу не подошьёшь.

Но всё закончилось, как оно закончилось. Позднее этот особист показал своё истинное лицо. Но об этом в другой раз.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК: https://zen.yandex.ru/army_corder

Мои взаимоотношения с офицерами военной контрразведки, или как их называли «особистами», всё то время, пока я служил в ВВС, были абсолютно беспроблемными. Это были нормальные люди, честно выполнявшие свою непростую работу. Мы старались помогать друг другу, когда кому-то из нас требовалась помощь. Да-да, им тоже иногда самим требовалась помощь шифровальщика в тех вопросах, когда дело касалось каких-то тонкостей в вопросах режима, ведения секретного делопроизводства или иных. Многих вещей они просто не могли знать и обращались за помощью к нам. А бывало, что и меня они защищали от слишком уж зарвавшихся начальников.

Но как только я перешёл в ПВО, картина изменилась до неузнаваемости. Может быть потому, что мои предшественники зарекомендовали себя не с лучшей стороны. А может дело было в самих особистах.

Поначалу особисты просто присматривались ко мне, и мы с ними практически не пересекались. Где-то через полгода я уже полностью освоился, обжился и неплохо знал, где, что и как. Вот тут-то они ко мне и подъехали.

У меня на командном пункте всегда было два кодировщика. Во-первых, по штату положено, а во-вторых объём работы был там намного больше, нежели в огневом или техническом дивизионе. Парни были хорошие, за эти полгода я успел к ним присмотреться и привыкнуть. Так вот, приглашает меня как-то в свой кабинет особист и начинает разговор.

– Рядовой Пастухов (фамилия изменена) твой кодировщик?

– Конечно мой, чей же ещё.

– Так вот, от работы с секретными документами его надо отстранять, с должности кодировщика снимать.

– Это ещё с какого перепугу?

– Наркотики он употребляет.

Вот это новость! Скажу сразу, я этому нисколько не поверил. И не только потому, что за всё это время у меня сложилось какое-то не очень хорошее чувство по отношению к этому особисту. Сами посудите. С кодировщиками КП я проводил ежедневно по несколько часов. Так неужели я настолько слеп, что не в состоянии отличить нормального парня, ежедневно выполняющего, кстати, требующую внимания квалифицированную работу, от наркомана?

– Ну хорошо, а какие у тебя факты, подтверждающие, что Пастухов наркотиками балуется?

– У меня свои источники.

– Ага, знаю я твоих информаторов. Кто-то из его сослуживцев по казарме что-то не поделил с моим кодёром и решил ему таким образом насолить. Кто-либо из офицеров или прапорщиков ловил его за руку в момент употребления наркотиков, в обкуренном или каком-то ином неадекватном виде?

– Нет, но мои люди видели, как он пил какие-то таблетки.

– Ага, употреблял наркоту у всех на глазах. Если что-то он и пил, то это, скорее всего, были таблетки от головной боли, которые ему дал фельдшер или какие-то витамины. Короче так, никого снимать с работы я не собираюсь. Представишь мне неоспоримые доказательства, свидетельства медиков – сниму, но не раньше.

Особист разозлился не на шутку и начал угрожать уже мне.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь и чем рискуешь? Когда его поймают с поличным, то отвечать будешь уже ты.

– А ты понимаешь, что делаешь? Во-первых, у меня каждый кодировщик на учёте в вышестоящем штабе. И этим людям я доверяю. Ну, послушаю тебя, сниму его. Спросят у меня о причинах. И что я скажу? Что какой-то неведомый мне солдат-информатор доложил в особый отдел, что якобы видел в руках у солдата какие-то таблетки? И только на основании этих «показаний» я лишу его допуска к гостайне, поломаю человеку службу и жизнь?

– И чем же ты ему жизнь поломаешь? Ну, дослужит где-нибудь в дивизионе, только и всего, нормально поедет на дембель.

– Ага, с клеймом «лишенца». А после дембеля захочет он устроиться на работу, где требуется допуск, твои коллеги поднимут на него данные о его службе и что? До свидания, уважаемый, вы нам не подходите. А ещё позже кто-то из его детей захочет поступить в военное училище, хороший вуз или куда-то ещё, станет заполнять анкеты и выяснится, что его папа был лишён допуска. Что, кто-то будет разбираться о причинах? Короче, я своё слово сказал. Будут конкретные факты, а не домыслы – будут конкретные действия с моей стороны. А пока закрываем тему.

Особист высказал ещё несколько угроз в мой адрес, видимо, не привык к таким вот ответам. Но я-то тоже не пацан, нашёл, что сказать. Больше к теме с моим кодировщиком он не возвращался, видимо понял, что этот наезд мимо кассы. А ведь, наверное, уже готовился поставить себе плюсик за разоблачение секретоносителя-наркомана.

В этот же день я доверительно поговорил со своим кодёром, посоветовав внимательно приглядеться к своему солдатскому окружению. Тот понял всё правильно. А ещё через пару недель один из солдат КП, красуясь солидным фингалом (сказал, что напоролся на дверной косяк в темноте) вдруг резко запросился о переводе в другое подразделение. Как мне сказал мой кодёр, это и был засланный казачок. Перевели болезного, но информатора своего на КП особист лишился. А вот мои тёрки с особистами в этой бригаде, оказывается, только начинались, и были это только цветочки.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

В одном из авиаполков нашей воздушной армии случилось лётное происшествие. Во время учебного полёта истребителя-бомбардировщика у лётчика произошла остановка двигателя. Лётчик, как и положено, доложил об этом руководителю полётов и по его указанию попытался запустить двигатель в воздухе. Запустить двигатель не удалось, и лётчик по команде руководителя полётов катапультировался. По счастью, приземлился он нормально, от падения самолёта тоже никто не пострадал. Но остались не выясненными причины остановки двигателя.

В полк, как всегда в таких случаях, тут же прибыла комиссия для разбора аварии и выяснения её причин. Возглавлял комиссию какой-то генерал-майор из Главного штаба ВВС. Что они там нашли я, честно говоря, не знаю, но в конце всего этого расследования комиссия подготовила доклад для Главкома, который решили направить шифром. Написали шифртелеграмму, подписали у этого генерал-майора и отдали в шифрорган на отправку.

Время было уже позднее, и начальник шифроргана, поленившись сесть и зашифровать эту телеграмму лично, передоверил её своему сержанту-срочнику, а сам укатил домой. Сержант добросовестно выполнил всё, что надо было, зашифровал и отправил в восьмой отдел штаба своей воздушной армии; прямой шифрсвязи с Главным штабом ВВС в авиаполках не было.

Сделать-то он всё сделал, да вот только допустил при зашифровании одну маленькую опечатку, которая оказалась на деле серьёзной ошибкой и привела потом к серьёзным разборкам. Была в той телеграмме фраза, что-то вроде того что «лётчик попытался запустить двигатель, для чего по команде руководителя полётов поставил такой-то тумблер в положение «ВКЛ». Так вот, этот сержант умудрился при зашифровании исказить текст в результате которого получилось: «лётчик поставил тумблер в положение «ВЫКЛ». Толком не проверив зашифрованный текст, что вообще-то положено делать в обязательном порядке и желательно вдвоём, он отправил её.

В дежурной смене восьмого отдела нисколько не усомнившись в правильности полученного текста, перешифровали его своими шифрами и отправили уже в восьмой отдел Главного штаба ВВС.

Чуть позже эта шифровка легла на стол Главнокомандующего. Тот прочитал её, и у него сразу же возникли вопросы. В отличие от полковых и армейских шифровальщиков Главком ВВС Павел Степанович Кутахов был лётчиком, и отлично понимал значение того или иного тумблера в кабине истребителя.

К тому моменту председатель комиссии по расследованию аварии добрался до Москвы. Вызывает его Главком к себе и спрашивает с недоумением: «Вы в своей шифровке (показывает её) пишете, что лётчик для запуска двигателя в воздухе поставил такой-то тумблер в положение ВЫКЛ». Как же он мог после этого вообще запуститься? Полнейшая безграмотность! И при этом вы пишете, что все действия лётчика правильные. Как это понять?»

Генерал-майор в полном недоумении, ведь он лично писал и подписывал эту телеграмму. Как так могло получиться, что его слова искажены с точностью до наоборот? Пообещал разобраться.

Звонит он начальнику восьмого отдела воздушной армии. Тот поднимает эту шифровку. В его варианте чёрным по белому «ВЫКЛ». Теперь уже начальник восьмого отдела звонит в шифрорган полка. Заставил начальника шифроргана взять в руки рукописный текст и вчитаться, сличив его с черновиком телеграммы (благо остался). Тут-то и выяснилась вся неприглядная и позорная для любого шифроргана картина. Начальник ШО покаялся, что зашифрование такой важной телеграммы поручил своему сержанту. Шеф от души высказал всё, что он думал в адрес ленивого начальника шифроргана и его сержанта. Заставил начальника ШО вторично зашифровать телеграмму лично и отправить им.

И что вы думаете? И опять начальник шифроргана перепоручил эту шифровку своему невнимательному «шифлёру». Тут даже и не скажешь, кто из этих двоих бестолковее. И опять этот балбес сержант допускает в тексте ТУ ЖЕ САМУЮ ОШИБКУ, НАПИСАВ «ВЫКЛ» ВМЕСТО «ВКЛ».

Когда начальник восьмого отдела, лично контролировавший все процедуры, связанные с этой шифровкой, увидел в дежурной смене своего отдела черновик текста этой уже расшифрованной телеграммы с повторением этой же ошибки, он просто пришёл в ярость. И было отчего.

Что он там высказал по телефону своему подчинённому, я не знаю, но, зная его крутой характер, догадываюсь. Во всяком случае, на очередных сборах начальников шифрорганов, проводившихся в конце года, этот старлей, начальник ШО стоял с бледным видом столбом по стойке «Смирно» перед всеми присутствующими добрые десять минут, пока начальник отдела пересказывал в красках и лицах эту историю. Хотя на моей памяти из-за таких вот ошибок случались и худшие вещи. Но об этом в другой раз.

А телеграмму ту, конечно, тут же исправили и направили в Москву уже в надлежащем виде, выверив на сей раз в ней каждую буковку.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder

Я уже как-то писал, что в середине восьмидесятых в моей зенитно-ракетной бригаде была большая напряжёнка с кодировщиками в дивизионах. При годовой потребности в 10-12 человек присылали из учебки в лучшем случае 4-5 выпускников. Да и тех ещё приходилось доучивать. Вот и выкручивался тем, что отбирал нужное количество бойцов из молодого пополнения, оформлял им допуска, готовил месяц и потом они ехали каждый в свой дивизион.

Командиры дивизионов и начальники штабов, особенно те, кто до меня долгое время мучились без кодёров, быстро оценили преимущество такой системы и всячески поддерживали её. Но как оказалось, не все.

Отправляю в один зенитно-ракетный дивизион такого вот молодого. Каждый месяц все мои подопечные приезжают ко мне в штаб бригады за получением очередных ключевых документов и за секретной литературой. В обязательном порядке общаюсь с ними, беседую о службе, обстановке в дивизионе. И вот смотрю, этот новичок держится как-то скованно, зажато, гимнастёрка какая-то замызганная, словно только что с кухонных работ. Сразу возникла мысль, что его чмурят в дивизионе какие-то деды. Расспрашиваю, а тот отмалчивается, явно скрытничает. Решил я наведаться в этот зрдн лично.

Проверяю состояние дел в его секретке, кодоточке и возникает впечатление, что заходит он туда очень редко. Да и начштаба дивизиона не очень-то лестно отзывается о своём подчинённом. Ладно. Ничего толком в тот раз не выяснил, с тем и уехал в раздумьях.

Проходит ещё несколько месяцев, только вижу, что дела в этом дивизионе идут ну как-то совсем уж не туда. И не могу понять причину. Вроде парень старается, а результаты так себе. То расшифровку кодограммы задержит, то ещё что-то. Решил ещё раз съездить, проверить всё вдумчиво. Поехал и выяснил такое, что просто диву дался.

Оказывается да, парня таки действительно зашугали. И не деды, а сам начальник штаба дивизиона. Вопреки всем жёстким запретам и указаниям мой пацан практически не вылезал из нарядов, а когда не в наряде, то обязательно на каких-то подсобных работах. Вечно недосыпал, так как кодограммы в дивизионы у нас шли в основном по вечерам. Видимо, бестолковый начштаба не проникся важностью этой специальности, потому и гонял парня, считая, что тот бездельничает и спит у себя за закрытыми дверями в кодоточке. В общем, измочалили солдата, пришлось его из этого дивизиона забирать. Начштаба тут же задался вопросом: а кто будет вместо него?

Но тут как раз пришло пополнение кодировщиков из учебки. Я, как всегда, занялся их доподготовкой, одновременно изучая характеры, привычки, особенности. Из этих нескольких ребят я отметил для себя одного аварца. Неплохой спец, и видно, что характер у него настоящего мужика, крутой парень, такого сломать проблематично. Вот у меня и возникла одна мысль.

Направляю его в этот дивизион, а перед отправкой провожу детальный инструктаж обо всех особенностях и сложностях службы в этом дивизионе. И напоследок: «Если тебя там начнут как-то зажимать, ущемлять, немедленно звони мне. Открытым текстом ничего не говори. Скажешь, что у тебя возникла такая-то проблема с кодировочной машиной, требуется консультация. А я уж, будь спокоен, приеду, проконсультирую кого надо».

И что вы думаете? Не проходит и месяца, как этот парень звонит мне и произносит условную фразу. И тут мне здо́рово повезло. В этот дивизион собрался ехать командир бригады. Я напросился вместе с ним. Приехали. Командир занялся своими вопросами, я своими. Парень откровенно рассказал всё в деталях. Не успел он приехать, как на первом же построении начштаба его «представил» личному составу: «Вот, приехал ещё один бездельник». Ну каково? Дальше – больше.

Оформил я как положено всё проверенное. А потом с выводами и предложениями к командиру бригады. Доложил всё как есть и своё резюме: раз начальник штаба не понимает важной роли своего кодировщика, и все кандидаты его не устраивают, работать толком не даёт, из-за чего в делах форменный бардак, то, значит, кодировщик ему и не нужен. Поэтому парня передать в другой дивизион, где ему будут рады, а начштаба остаётся сам. И главное – кодоточку и секретку принять не кому-то там, начальнику штаба ЛИЧНО. Начштаба чуть не поперхнулся. «Так я же на кодировочной машине работать не умею». «А ничего, – говорю ему, – мы будем вам присылать кодограммы, обработанные документами ручного кодирования. У вас они есть, работать по ним вы умеете. Вот и работайте». И командир, молодец, быстро просёк ситуацию, полностью одобрив мои предложения. Через три дня парень, сдав дела своему начальнику, убыл в другой дивизион. А бестолковый начштаба остался куковать в гордом одиночестве.

И вот тут он сполна ощутил, что такое работа кодировщика. Ощутил и взвыл. Вечером во все дивизионы отправляются криптограммы, обработанные на кодировочной машине, а в его дивизион – документами ручного кодирования. Я мог позволить себе такую роскошь, так как в кодогруппе на КП у меня были всегда два кодёра. Утром начштаба бригады вызывает всех командиров дивизионов на связь, и в числе его вопросов: получили ли они такую-то кодограмму, что сделали по ней. У всех всё как надо, а в этом зрдн и конь не валялся. Само собой, получай плюху, начальник штаба.

Тут начштаба дивизиона чуть ли не со слезами: «Дайте кодировщика, буду холить и лелеять его» (Перед своим отъездом из дивизиона я высказал ему в глаза всё, что думал о его методах воспитания). Я и ответил ему: «У меня свободных кодировщиков нет. Отбирайте из своих солдат, оформляйте допуск, присылайте. А пока сами, сами».

На всё про всё ушло три месяца. За это время начштаба сильно поумнел. Во всяком случае с того времени в этом дивизионе с кодировщиков только что не пылинки сдували.

АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК https://zen.yandex.ru/army_corder