-Четырнадцать. – сказал Виктор, стоя у полки с ноутбуками.

-Что? – спросил Антон, ища ценник с цифрой четырнадцать.

-У этого парня четырнадцать рубашек. – Виктор показал на клерка за кассой.

-А… круто. Наверное.

-Каждые два дня он меняет рубаху. Я считал, сколько рубах он сменит, пока круг не начнётся заново.

-И?

-У него их четырнадцать. Белая с голубыми пуговицами, белая с белыми пуговицами, белая с чёрным воротником, синяя….

-Так, стоп. Зачем мне всё это знать? И почему ты это всё знаешь? Ты, случаем, не псих?

-Вероятность этого очень мала. Я проверяюсь три раза в год. Мой доктор говорит, что я абсолютно нормален. У доктора, кстати, всего одна рубаха. Либо множество одинаковых, с дырочкой над грудным карманом.

-Ты видишь его каждый день?

-Нет, я же сказал. Три раза в год. Февраль, Май, Ноябрь. И каждый раз он в одной и той же рубахе. Вероятность того, что он надевает эту рубаху специально для меня, крайне мала.

-Ты псих. – идя к выходу из магазина, сказал Антон.

-Ты вообще слышал, что я сейчас сказал? – Виктор догонял приятеля.

-Да. Ты псих. – Антон уже спускался вниз по лестнице.

-А у тебя носки всегда разного цвета. – вдогонку кричал Виктор.

-Часто ты замечаешь такие мелочи?

-Всегда. Вот, например. Видел сейчас в магазине парня в крутом, на первый взгляд, костюме и лакированных туфлях?

-Ну…

-Он производит впечатление этакого мажорчика, но на самом деле он крайне беден.

-С чего ты взял?

-Во первых, карман немного порван и из него торчат нитки, на краях ботинок немного потрескано, рукава затёрты. Издали он выглядит нормально, но стоит посмотреть на него дольше минуты и сразу видно, он такой же, как мы. Нищий.

-Это плохо, что он пытается выглядеть хорошо?

-Не знаю. Я просто говорю факты. Я не вправе судить.

-Будешь?

-Да.

VIII

Поздний вечер. Задержанный общественный деятель ждёт грядущего утра уже менее восторженно и менее боясь, чем ждал этого дня. Дня, когда всё должно было измениться.

Одиночная камера, холодная лавка, доносящийся откуда-то из коридоров французский шансон.

Наш герой активно размышляет о том, чем же сейчас заняты его соратники. Побоялись ли они продолжать дело, когда их голова была отрезана и засунута в полицейскую машину?

Мысли деятеля были перебиты шагами в коридоре и знакомым голосом. Это он.

Заключённый встал на ноги, схватился руками за решётки и с тревогой ждал появления того, кого он слышал в коридоре.

Наконец, обменявшись со всеми любезностями, ночной гость вошёл в комнату. Он поглядел вокруг, поправил синий узкий галстук и прошёл к прутьям клетки. Оказавшись в пятнадцати сантиметрах от узника, мужчина вновь поправил галстук и поднял голову, чтобы было видно глаза своего более высокого оппонента. Их обоих освещали лишь фонарь с улицы и свет из коридора.

-Может вина? - он улыбнулся, вроде ожидая реакции, но не дождавшись её сделал серьёзное лицо - Не бойся. Это должны бояться твои пешки. Ах… Да, они уже не боятся. Им уже абсолютно всё равно.

На лице стоящего за решёткой человека можно было прочесть беспокойство.

-То что ты творил до этого - детский лепет. Но на этот раз ты даже впечатлил меня. Только, приятель, ты не собрал и трети головоломки. И больше всего ты налажал тут.

Мужчина в галстуке достал из кармана смартфон и включил видеозапись событий после ареста оппонента.

Фонарь за решётками окон потух.

На видеозаписи послышалась автоматная очередь и визг шин.

Дверь, ведущая в коридор, захлопнулась. Заключённый схватил мужчину за галстук и притянул к решётке.

Смартфон упал и отключился.

I

Вера, Надежда, Любовь - шалавы.

Привет, приятель. Ты пьян сейчас и нет никаких оснований для беспокойства. И счастья.

Тебе только что рассказали, что было за твоей спиной долгое время.

Сзади тебя висели светящиеся надписи "Идиот", а ты ни разу не обернулся. Одним словом, идиот. Смешно.

Тебе смешно и ты смеёшься. То, чем ты жил столько времени оказалось фарсом. Твой смех заливает комнату, ты заливаешь боль какой-то дешёвой выпивкой.

Ты хочешь уйти, но остаёшься и продолжаешь пить.

В тебе давно борятся циничный ублюдок и романтичный писатель. Ты ценишь этот образ писаки, страдающего по женщине или красиво за ней ухаживающего. Но понимаешь, что уже давно не можешь верить в любовь. Именно поэтому тебе нравятся альтернативные писатели. Битники, алкоголики, похуисты. Ты ещё не такой, но уже давно не Ремарк.

Ты придумал образ прекрасной художницы, которой будешь посвящать прозу. А она посвящала другому минеты, пока ты писал о ней главы.

Господи, идиот.

II

В наших отношениях был тотальный кавардак. Меня выводило из себя её поведение, её бесили мои истерики. На самом деле, в плане истерик, я могу конкурировать с любой бабой. Я смогу придраться ко всему, но её поведение бесило бы любого. Я же её жутко любил, вот что было самым дерьмовым.

До дня, о котором я хочу рассказать я не пил. Никогда.

Я, Настя и мой друг Филипп пошли с купленной “трёшкой” пива к подъезду. Я не собирался пить, никто и не думал, что я вдруг возьму и выпью половину пол-литрового стакана залпом.

- Он не выпил – сказала Настя.

- Ты посмотри, полстакана нет.

- Да? – удивилась она. Я улыбаюсь и продолжаю пить.

- Ты пьёшь, чтобы я не пила?

- Нет – соврал я.

- Зачем?

Я пожал плечами. На улице было холодно. Я открыл своим уникальным ключом домофон, мы зашли внутрь и поднялись наверх. На последнем этаже была дополнительная лестница, которая ведёт к площадке с щитком, а дальше лесенка на крышу. Мы встали на этой площадке. Весёлая штука, я более менее интеллигентный парень, писатель и бухаю, как гопник в «падике».

- Еврей, дай я тебя сфотографирую – говорит Филипп.

- Нет, долбоёб – я поставил стакан на пол.

Тогда он твитнул «Еврей начал бухать». Дождался, пока он уберёт телефон и взял стакан обратно. Настя не пила. Было всего два стакана. Я дал ей допить из своего (на самом деле, её) стакана. А сам взял бутылку и стал пить из горла.

- Ты ебанутый, еврей.

- Тсс… не заставляй меня двигать головой – меня пробрало, это было круто и болезненно.

- Ты сам ей двигаешь.

- Твою мать – протянул я.

- Вот зачем ты пьёшь?

- Карина сказала, что так мне будет плевать на проблемы.

Мы говорили о разной всячине, они смеялись с того, какой я пьяный.

- Я не опьянел. Вообще – сказал я.

- Ты пьяный – сказала Настя.

- Нет! – крикнул я. Она закрыла мне рот рукой.

- Да – подтвердил Филипп.

Во время разговора я мотал руками перед лицом Филиппа. Настя молчала, мы говорили только с ним.

- Блять, дай я тебя сниму.

- Нет – я убрал стакан.

Он достал телефон и стал снимать на видео, я пытался вести себя нормально. Не вышло. Я начал говорить и всё полетело в пизду. Он убрал мобильник, мы продолжили разговаривать. Пиво кончилось. Я выпил всего два стакана и немного из бутылки. Меня жутко пробрало.

Я пытался поцеловать Настю, но она отстранялась от меня. У неё был такой вид, будто я был ей отвратителен. Я ткнул пальцем в её маленькую грудь.

- Саня может к любой тёлке так подойти, сказать «О, чебурашка!» и тыкнуть – Филипп ткнул пальцем в грудь Насти.

Я был пьян, я проигнорировал. Потом я вернулся к этому, но в тот самый момент я забил.

- Бухло для быдла – сказал я.

Они смеялись. Я говорил серьёзно.

- Мне пора – сказала моя девушка.

- Пойдём.

Мы спускались по лестнице, у меня закружилась голова.

- Ой, ой. Стоп. Давайте останемся тут – Филипп подтолкнул меня.

Я спустился, зашёл в лифт. Он поехал.

- Ёёёёёб твою мать! Как круто! Поехали туда-сюда.

- Прекрати орать – сказала Настя. Ей явно не нравилось моё состояние.

Мы пошли до остановки. Филипп уехал. Я сидел на скамье, обнимая Настю за талию. Мне было немного херово и холодно. Она пыталась уехать, я держал её.

- Пойдём со мной.

- Нет, мне надо ехать домой.

- Родители не заметят, что ты пила.

- Я пила? – засмеялась она.

Я поцеловал её. Она уехала. Я сидел на остановке минут пятнадцать. Затем двинулся домой дворами. Люди вокруг возникали из ниоткуда, стены крутились. Я читал стихи вслух и делал фото своих рук. Блевать меня не тянуло.

Я пришёл домой, достал ноутбук и решил немного пописать. Хуйня. Это дерьмо не для пьяного меня. Эрнест, Хэнк, вы ёбаные роботы. Я лёг спать.

III

-Да, и она часто оставалась у меня. В принципе, когда мы стали встречаться ничего не изменилось. Только ты меньше мелькал, - говорит твой единственный враг.

-Стоп, - ты пытаешься переварить информацию.

Пазл складывается в твоей голове, но мозг отказывается принимать картинку. Твой голос прерывает твои же мысли:

-Ам… А тот день, когда ты ей написал сообщение, а она ответила что-то типа: “Ты что Витя же рядом! А если увидит?”. Ты звал её к себе? - ты не хочешь слышать ответов.

-А, это когда ты напился впервые?

-Да, да.

Ты напился тогда и пьёшь до сих пор. Пьют все, успокойся. Дед твой пил. Чем-то плохим это кончалось? Вряд ли.

Он был охотником. В проёме при входе в ванную всегда висели шкуры мелких животных.

У него, конечно, было ружьё. Он охотился им и, иногда, запугивал им свою семью.

Ничего особенного, они просто стояли вшестером в углу, а он направлял на них ружьё, заряженное дробью. Но ничем плохим попойки не заканчивались.

Недавно тебе сказали, что пьяный ты груб.

-Да, она и ночевала тогда у меня, - твои мысли снова перебивают! Опять!

-То есть? Она собиралась к родителям ехать.

-Нет, она из города даже не уезжала в те выходные.

Ты встаёшь со стула, ты наполнен гневом.

-Я в туалет.

-Ладно.

Слушай, это же ясно было давно. Неужели нет? Она пахла блядью.

-Как пахнут бляди?

-Что?!

-Ничего.

Успокойся и забудь. Она всего лишь олицетворение твоей кармы. Не ты ли трахал лишь не своих женщин. Не считая её, конечно. Смешно. Посмейся.

-Блять, что ты ржёшь в туалете там? Это твой собственный член.

-Заткнись.

Писатель, успокойся. Он же не заставлял её. Твоя муза - шлюха. Все музы такие, прости. Харнетт прав, в искусстве нужна удача. Где твоя подкова? Подковы нет, ты разбил зеркало.

IV

-С кем ты вчера пил?

-С той тёлкой.

-Какой?

-С которой ты встречался.

-И что?

-Еврей, отъебись. Все знают, что ты пиздострадаешь.

-Я нет.

-Да.

-Ну, это не аргумент.

-Аргумент.

-Нет.

-Да.

-Какой секрет у тебя с ней?

-Не, я не скажу. Я уже один раз получил за него пощечину.

-Расскажи.

-Нет.

-Бартер?

-Смотря какая у тебя история.

-Ам…

-Ну?

-Семёновна, когда я в очередной раз писал ей пьяный спросила хочу ли я её трахнуть. Я ответил, что да.

-Литература?

-Да.

-Хорошо, это достаточно крутой бартер.

-Мы с ней пили вместе и она в один момент сказала “Ты будешь спать со мной”. И мы легли, она положила руку на меня и резко повернула к себе. Блять, какая же она была мокрая.

-Хм.

-Но я её не трахнул.

-Это было, когда мы с ней встречались?

-Нет, если бы это было так, ты бы первым узнал.

-Спасибо.

V

Это просто унизительно. Женщина может унизить мужчину, просто раздвинув ноги перед другим. Или открыв рот.

Господи, писака, успокойся. Твоя проблема в том, что ты зацикливаешься на этом бреде. Второй год вы не вместе. И снова ты пишешь о ней. Сколько ты не писал?

-Витя, будешь пить? - она спрашивает тебя, улыбаясь. Она пьяная, рядом сидит её новый парень, улыбнись. Молодец.

Как же она пьяна. Что ты здесь делаешь? Катя просила проводить тебя лишь до дома. Почему ты внутри? И что за люди вокруг?

-Нет.

-Будешь! - она наливает водку, затем заливает этой колой. - Давай поговорим!

Интересно ведь, нет? Улыбайся! Она пьяна, совесть в ней и ненависть внутри спят. Она хочет поговорить с тобой.

-О чём?

Ты хочешь говорить лишь об одном. Её парень что-то обсуждает с гопниками. Причёски, подвороты, быдло. Господи.

-Не знаю. Ты можешь сказать мне, что угодно. Я пьяная - я забуду.

Скажи ей, что страдал всё это время. Давай, унизь себя ещё.

-Я тебя ненавижу.

Лучше пей.

-Почему?

Ахаха! “Почему?”, она спросила “Почему?”! Держит тебя за идиота. А ещё ты нудный. Это я так. Твои демоны, приятель.

-Ты знаешь.

-Нет.

-Да.

-Ты шлюха.

Грубый. Какой ты грубый.

-То что я сосала Диме не делает меня шлюхой.

Ты слышал? Господи, подними своё достоинство со дна морского.

Кто-то долбит в дверь. Дверь открыли, они дерутся в проходе, забавно. Ты встаёшь и прячешь нож со стола.

Какого-то парня заставляют выйти и успокоить их. Он боится и не идёт.

Катя говорит тебе одеваться, её ждут внизу, нужно идти.

Ты одеваешься дольше. Ты бы хотел закончить разговор и назвать её ещё и блядью! Всё испортил сосед, который всё ещё кричит и вопрошает о спокойствии ночью. Ты выходишь в коридор. Он уже спокоен. Говорит с Катей. Она затыкает его, чтобы тот не угрожал людям вокруг.

-Вы уверены? У меня вот даже алкоголя нет. Не нужно трогать людей, которых вы не знаете. Вам это может откликнуться плохо.

-Я могу ошибаться - говорит он.

-Вы ошибаетесь. - Господи, она красива. Женись на ней. Если она не будет сосать этому соседу, когда ты уйдёшь.

Мементо

-Мама, у меня чего, горло болит?

-Нет, мой милый. Горло у тебя не болит.

-А что болит?

-Ничего не болит, малыш.

В центральной больнице, у кабинета невролога сидел маленький мальчик и его мама. Она нежно обнимала сына и гладила его по голове.

У малыша действительно ничего не болело. Это был внешне здоровый, красивый мальчик. Он был из тех маленьких мальчишек, которых путают с девочками. Большие голубые глаза и белокурые локоны. Всё это усложняло то, что его звали Саша.

Ему, конечно, фразы типа “Какая красивая девочка” не нравились, но ничего с этим поделать он не мог. Тем более, что как бы это не было странно, сам Саша нравился девочкам и был ими окружён. Разве это не скрашивает переживания?

Мама Саши также голубоглаза и белокура. Саша чуть ли не точная копия своей матери. И мама его сейчас сидит в старой городской больнице, гладит сына по голове и ждёт пока придёт врач, потому что Саша последнюю пару недель перестал узнавать людей. И только лицо матери он пока в состоянии узнать.

-Мама, у меня чего, горло болит?

-Вы меня ждёте? - спросил, пришедший врач.

-Да, - робко ответила женщина.

-Пять минут.

Мужчина зашёл в кабинет и закрылся.

-Мама… - было начал Саша, но мама его перебила.

-У тебя ничего не болит, - с заметным раздражением сказала она.

-Откуда ты?..

-Милый, - смягчив голос и обняв сына крепче, сказала мама - Всё хорошо.

Спустя некоторое время врач открыл дверь и позвал:

-Мамаша с ребёнком, зайдите.

Саша зашёл в кабинет, в который его за собой вела мать, хотя после такого грубого обращения он вовсе туда заходить не хотел. Он сел на кушетку и внимательно смотрел на доктора, доктор в ответ, внимательно рассматривал его.

Мама Саши что-то долго объясняла доктору. Затем он долго объяснял маме что нужно делать, написал что-то на клочке бумаги, поставил печать и попрощался.

Мементо 2

Уже пару недель Саша принимает таблетки название которых трудно запомнить не только ему, но и большинству взрослых. Пока видимого результата таблетки не дают и мальчик забывает чем занимался пять минут назад, не узнаёт знакомых и часто спрашивает одно и то же. Единственным человеком которого он не забывает является его мама.

Мементо 3

На улице идёт дождь, маленький белокурый мальчик стоит под козырьком бюро находок. Он глядит на стеклянные двери, на надпись на них и не может прочесть. Мальчик держит в руке колокольчик и звенит им время от времени.

Заметив мальчишку сотрудница бюро вышла на улицу.

-Привет. Тебе помочь? - спросила она, наклонившись.

-Что там написано? - мальчик показал пальцем на надпись.

-”Бюро находок”, у нас можно найти всё, что потеряно.

-Всё? - с надеждой спросил мальчишка.

-Всё! - уверенно ответила женщина.

Мальчик немного помялся, поглядел на свой колокольчик и спросил:

-Вы не находили мою маму?

-Что? - сотрудница бюро удивилась.

-Маму мою. Вы находили мою маму? - с мокрыми глазами переспросил мальчишка.

-Ты потерялся, малыш? - женщина села на корточки перед ребёнком и взяла его за плечо.

-Нет. Я не потерялся. Я забыл. Моя мама скоро придёт. Нужно только позвонить в колокольчик и она придёт.

-Не беспокойся, милый. Я сейчас позвоню в полицию и они помогут тебе.

-Чем?

-Найдут твою маму, - удивилась вопросу женщина.

-Нет. Они ищут преступников. Моя мама не преступник! Она сейчас придёт! - мальчик повысил голос.

Затем он отвернулся от женщины и стал вглядываться вдаль, пытаясь разглядеть что-то в каплях дождя, уже забыв лицо сотрудницы бюро. Он тихо звенел колокольчиком, лицо его выражало спокойствие. Он был уверен, мама скоро придёт. Он и забыл, что это невозможно.

Мементо 4

Маленький мальчик Саша сидел на ковре в гостиной, его бабушка отдыхала после трудного дня сидя на диване рядом. Она после смерти мамы Саши перестала заниматься с ним упражнениями на память и устроилась на работу.

Теперь с восьми утра и до пяти вечера он предоставлен сам себе и телевизору. А сейчас он сидел на ковре и бурчал что-то нечленораздельное, пока вдруг не выпалил это:

-Этот ребёнок забывает всё, что ему говорят. Каждый час он спрашивает, когда придёт мама. - Изменённым озлобленным голосом шептал Саша себе под нос - Ну, не могу же я ему сказать, что его мамаша померла на его же глазах, а он забыл! - слово “мамаша” Саша выделил голосом сильнее и проговорил его ещё более злобно.

Бабушка Саши глядела на него, испытывая одновременно и страх и радость. Радость за то, что он что-то запомнил и страх того, что он навсегда запомнит эту фразу.

-Что ты сказал? - проговорила она, еле открывая рот от волнения.

-Я не помню.

-Ты только что сказал! Большую, длинную фразу!

-Бабушка, я не помню. Я просто играю. Когда придёт мама? Уже поздно.

Бабушка ничего не ответила и Саша отвернулся от неё и вновь забурчал себе под нос.

То что произошло в гостиной будто встряхнуло бабушку и она решила вновь взяться за занятия с мальчиком.

Упражнения были самыми простыми. Какую игрушку убрали со стола, вспомни детали картинки, опиши комнату на фото, которое ты только что видел, восстанови последовательность. И хотя Саша упорно ошибался каждый раз, бабушка повторяла всё снова и снова.

Занятия длились по часу каждый вечер, а днём же Саша, как всегда был предоставлен себе и телевизору. Телевизору, который и сыграл большую роль в жизни маленького мальчика.

Когда добавляешь в чай сахар, он меняет цвет. Цвет становится янтарным и... вкусным.

Я кидаю кубики рафинада один за одним, я медленно их отпускаю, а они хлюпаются в чашку, как неумелые ныряльщики, разбрызгивая чай по столу. Можно использовать сахар-песок, но кубики мне кажутся более богемными. А когда ты держишь его двумя пальцами и опускаешь один кончик в чай, кубик медленно намокает полностью, вода ползёт по нему вверх. Низ кубика осыпается и разваливается, будто ты держишь в руках свою душу. Только цвет инвертирован.

Мешаю чай столовой ложкой - чайных в наличии нет - в маленькой кружке она так плохо мешает, а то что кубики поначалу твёрдые прибавляет сложности. Ложка стучит по краям кружки, отбивая ритм схожий с ритмами сердца. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Как сходят с ума? Вряд ли я замечу, когда это будет происходить. Может быть, я уже наполовину того? У кого об этом спросить? Со стороны точно видно лучше. Но разве обычный человек сможет понять сумасшедший я или нет? То есть, человек - не врач. Эти люди называют сумасшедшими совершенно обычные поступки. "Ой, я съела три пирожных подряд, - говорит какая-нибудь девушка -, я такая сумасшедшая говорит она", "Этот парень носит цветастые носки. Он - сумасшедший". Нет, они назовут меня сумасшедшим за то, что я мешаю чай столовой ложкой. А врач... Что если врач и правда посчитает меня психом? Я не хочу в лечебницу, там решётки на окнах, облезлые стены и темно.

Темно. Почему с возрастом перестаёшь бояться ходить по улице ночью? Ночь раньше была такой страшной, а теперь просто темно и всё, а за кустом никто не сидит. Или сидит, но ты уже этого не боишься, а зря. Однажды изрядно надушившись портягой я испугался шевеления в кустах ночью и побежал. Испуг прошёл сразку же, но я не остановился. Дело в том, что во время бега всё так удивительно размывалось и выглядело всё, как в фильме ужасов. От того стало весело и интересно. Я действительно был свободен. Только свобода - иллюзия. Мы рабы свободы. Нам дали свободу и мы работаем за копейки, чтобы как можно больше насладиться ей в пятницу вечером. Иллюзия выбора, иллюзия всего, лишь смерть - не иллюзия, но это дорого...

Я ловлю себя на том, что смотрю в одну точку долгое время, взгляд расфокусирован и как только я прихожу в себя фокус настраивается на кружку чая.

Когда добавляешь в чай сахар, он меняет цвет. Становится янтарным и... вкусным.

Чай | "Фонари выключают в одиннадцать" - сборник маленьких рассказов.