Забавно (и, наверное, вполне симптоматично), но начало моего, грубо говоря, «психоделического» пути удачным назвать никак нельзя. Я начал с bad trips. Никакой эйфории, поскольку её и не бывает под тареном, с которым меня познакомил мой тогдашний друг Лёша.
Страшная вещь этот тарен. Попадаешь исключительно в чёрные миры, буквально — в яму, в ад. Никогда не забуду: мы с Лёшей, наглотавшись тарена, шли по лесу и, истерически смеясь от ужаса, наблюдали, как вырастают у нас громадные слоновьи уши, острые носы, как у инфернальных буратин, и, главное, — громадные улыбки, переполненные сотнями акульих зубов. Пришлось из леса выйти.
Хорошо, пусть бы только галлюцинации. Смотри себе картинки, хоть и страшные, получай пищу для дальнейших трезвых размышлений. Нет. Фигу. Вместо тебя на сцену выходит кто-то другой, вот что самое ужасное. Каждые десять минут это непонятное существо прячется в туалете, а выйти из него пытается исключительно сквозь стену, а после и вовсе почти отрывает себе большой палец правой руки, зажимая его дверью. Зачем? Понятия не имею.
Это был не я. Не я ходил всю ночь по практически пустой квартире Лёши (который в это время, будучи покрепче организмом, преспокойно спал себе в своей комнате), натыкаясь на призраков и пытаясь завязать с ними беседу. Не знаю, кто это был. Я только через несколько дней понял вдруг, что, кроме нас двоих, никого больше в квартире не было. А мне тогда, под тареном, казалось, что квартира эта как-то подозрительно перенаселена. Даже Лёша не в единственном экземпляре был: одного я наблюдал спящим на кровати, а второй стоял возле зеркала в прихожей и ехидно так улыбался. А я (то есть, не я) никак не мог понять, который из них — настоящий.
Не помню, сколько времени прошло, прежде чем фальшивый Лёша, стоящий у зеркала, растворился в воздухе, как облачко из баллончика с дезодорантом.
После я видел на месте настоящего Лёши своего друга Пашу, потом — знакомого барабанщика.
В спальне Лёшиных родителей я обнаружил спрятавшуюся под одеялом на широкой кровати тогдашнюю подругу Лёши по имени Наташа. О чём-то с ней разговаривал даже.
А под утро я разбудил своего друга, пребывая в оцепенении от запредельного просто ужаса: «Лёша, у тебя в спальне, в шкафу, — цыганские дети!» Удивительно, но Лёша встал и пошёл со мной в спальню. «Да где же эти самые цыганские дети? Иди спать!» Я посмотрел внимательно — и правда, никаких детей, только одежда, которую я превратил своим искажённым сознанием в жутких цыганских детей.
Вообще, конечно, спасибо Лёше — без него я бы тогда точно впутался бы в какую-нибудь неприятную историю. Может быть, даже в милицию попал бы, поскольку собрался среди ночи уходить. Идиот. Взял, главное, в руки свои кроссовки и пошёл будить Алексея: ухожу, мол, пока. Не знаю, но каким-то образом мой друг меня отговорил.
Фиг с ней, с милицией. Что подумали бы родители, заявись я в таком виде домой? Посреди ночи? Я ведь в ту ночь как бы работал (я тогда вахтёром был, в санатории-профилактории «Жемчужина», трудился так: первые сутки — днём, вторые — ночью, а третьи и четвёртые — отдыхал дома).
Короче, ужас. Повезло.
Злая штука — тарен. Превращает тебя в чужого, который и видит не то и не так, и слышит по-другому, и время чувствует иначе, а порой и говорить не может, поскольку просто разучивается это делать.
Утром, ещё у Лёши в квартире, я глянул на часы: минутная стрелка вела себя как секундная. Я чуть не рухнул на пол — что со временем?! Пытался что-то Лёше объяснить, но не смог говорить — рот как будто скотчем заклеили. Так и пошёл домой, по дороге возвращаясь потихоньку в себя, становясь на место.
Забавное «послевкусие»: собственные руки кажутся маленькими и жёлтыми, предметы, на самом деле, ближе (или дальше), чем видишь, в словах проскальзывает случайная белиберда.
А через несколько часов начинается самое страшное: накатывает просто невыносимый приступ депрессии, подавить который невозможно в принципе ничем. Остаётся только терпеть — и достаточно долго.
Не скажу, где Алексей доставал тарен, поскольку точно не знаю, — где-то у себя на работе, в Доме Быта. Если верить Лёше, «там» была чуть ли не целая гора небольших таких оранжевых аптечек (вроде как на случай ядерной войны приготовленных), в которых этот самый тарен и находился — в качестве сильного средства от болей в желудке, если не путаю.
Да уж. Бедные жертвы ядерной войны — мало им кошмара самого по себе, так вот нате — возьмите ещё крайне чёрных глюков в придачу, если у вас вдруг ненароком живот разболелся посреди, понимаешь, боевых действий. Если и проваливаться в яму, так на полную катушку.
Единственная прикольная штука с тареном связанная — это просмотр под его воздействием эротики. Мы тогда не успели ещё как следует нагрузиться и уселись смотреть телевизор — Playboy. Сначала всё было так, как и надо: сиси, попы, писи. Красота. Удовольствие. А потом я вдруг обнаружил, что совершенно спокойно любуюсь каким-то волшебным подводным царством: порхают, переплетаясь, какие-то странные рыбы, шевелятся водоросли, переливается всеми цветами радуги вода. Собрал себя в кулак, настроился, присмотрелся — никаких рыб и никакой воды с водорослями. На экране — голые женщины. Всё как надо. Расслабился — опять море. Снова напрягся — и снова голые женщины. Отвлёкся — рыбы. И так несколько раз.
Очень хорошо, что на тарен нельзя присесть, — эйфории от него не бывает, то бишь — никакого удовольствия, один только ужас и кошмар. Я после той страшной ночи в яме собственного подсознания решил, что с меня хватит, и до сих пор ни одной таблетки тарена не проглотил. И не проглочу. Ну его. Чересчур всё это.