(Предыдущие эпизоды в серии "Ублюдок" на моей страничке)
Начал ублюдок как бы нехотя ей говорить:
"В лесу я нашёл одно дивное место,
Так хотелось бы мне туда кого-то сводить,
Хотя нет, не будет тебе интересно."
Встрепенулась она: "Это ещё почему?
Конечно, пойдём! Я так давно не гуляла.
Отец запретил ходить по селу,
Хотя я не раз снять запрет умаляла."
"Но ведь с тобой я не одна,
Веди, я так хочу посмотреть на то место!"
И чуть не вприпрыжку побежала она,
А брысый всё боролся против внутреннего протеста.
Присмотрел он в лесу одну полянку глухую,
Спрятаться легко там от глаз любопытных.
Вёл туда девчонку от любви почти что слепую,
Ведь не видела изменений в нём очевидных.
Как озирается нервно он на любой шум,
Как сжимает в кулаки дрожащие руки.
Страх, ненависть, жалость рвут его ум,
И вот уж в непрерывный звон превратились все звуки.
Немного вперёд он её пропустил,
Сердце рвётся наружу, сперло дыханье.
В рукав за ножом руку уж запустил,
Мысленно твердя себе оправдание.
"Вся их семья виновата, и она в их числе."
Нож в крепко сжатой руке начинает теплеть.
"Если б не они, то сестра бы в земле
Не лежала, и за это надо ей умереть."
Вдруг, как бы что-то почуяв, она развернулась,
Удивленье отразилось в красивых глазах.
Увидела нож и слегка отшатнулась —
Немой вопрос замер на тонких губах.
Воздух со свистом разрезало лезвие,
Жизнь девчушки сгубила слепая любовь.
Покачнулась она, будто нетрезвая,
На землю закапала алая кровь.
Брысый стоял, в её глаза глядя,
Видя в них, как тускнеет жизни огонь.
Подкосились их ноги, силы утратя,
И вдруг лица его коснулась ладонь.
Последний жест той, в чьём сердце не было зла,
Той, что была такой доброй к нему.
Но поздно, до него достучаться ничем бы не смогла —
Искра человечности ублюдка канула в тьму.
Руку её он головой отпихнул,
Выдернул нож — кровь полилась как ручей.
Эйфории бурный вал в его мозгу всколыхнул,
И бил он ножом её всё сильней и сильней.
Лежала она и в небо смотрела,
Не видя зверя, что терзает её.
"За что?" — из последних сил прохрипела
И оборвала жизнь девчонки ножа остриё.
А брысый встал, шатаясь, устало,
Но не от истощения тяжело так дышал.
Вдруг проснулось желание, что в нём дремало,
И даже такую её возжелал.
Всю жизнь перед тем, как спать будет ложиться,
Переживал он прошедшее вновь.
Она единственная, перед кем извинится,
Хотел он, вспоминая, как текла её кровь.