Наибольшее количество времени в армии я провел в общении со своим взводным старшим прапорщиком М. и вторым командиром роты капитаном К. О взводном, как и о первом ротном, могу сказать только хорошее, хотя первый год своей службы я откровенно опасался этого сурового и молчаливого человека прямо с первых своих учений. Причина, наверное, в его малой эмоциональности, даже в самых ярких ситуациях, когда все вокруг падали от смеха, М. лишь криво усмехался в свои густые жесткие усы. Но он был спецом в наивысшей степени, М. чинил машины на ходу в полевых условиях, без него было сложно настроить аппаратуру в центрах управления. Мне иногда казалось, что ему с техникой интересней, чем с людьми. Я не помню, чтобы он сидел когда-нибудь без дела. Если каждый солдат мог ориентироваться, кто, где из офицеров или прапорщиков отдыхает или работает, то М. был всегда и везде, где нужно было обеспечить нормальную работу роты. При этом не любил мелькать у начальства перед глазами, часто это заканчивалось тем, что за его работу хвалили других, а при любых косяках искали его. Вот примерно такого замкомвзвода он из меня и воспитывал.
Женькин взводный научил его больше разбираться в отношениях между начальством, что собственно и привело того к многочисленным званиям и отношению со стороны начальства как к самому толковому сержанту в нашей роте. На наших взаимоотношениях это никак не сказалось. Во-первых, мы дружили еще со школы (познакомились на районных соревнованиях по шахматам), во-вторых если он уступал мне по скорости вождения целей, то компенсировал педантичностью в других вопросах и умением следить за порядком среди молодых военнослужащих и налаживать дисциплину. Можно сказать, мы удачно компенсировали друг друга и при этом были в хороших дружеских отношениях, чего не скажешь о наших взводных.
Моего взводного опасались многие солдаты, часто спрашивали – как ты с ним работаешь? Меня он более менее признал только ко второму году службы и перестал проверять, все ли я правильно сделал. Чтобы понять, почему его так опасались, расскажу эпизод. На одних учениях я как-то не спал почти трое суток, просто было некогда. Переезд, работа, снова переезд (я старший по машине, уснешь, водила стопудово вслед за тобой и считай оба в кювете, поэтому всю дорогу травил анекдоты), работа и опять. Тут вроде ночью отработали, и новый ротный меня пожалел – отпустил поспать пару часов. Зря он это сделал. Я проснулся в 6 вечера, встаю с кровати в палатке, закутанный в одеяло. Бока чего-то ломит, голова шумит, никого нет. Слышу, стучат на ужин, я за котелок и вперед. Подхожу, наши меня увидели и ржут. Спрашиваю:
- В чем дело?
- Ты бы видел, как тебя взводный пытался разбудить (для полноты рассказа, я в тот момент185см роста и 90кг веса). Он тебя сначала позвал, потом давай по щекам хлестать, взял за ноги и головой об землю стучал и по ребрам пинал. Потом завернул в одеяло, и положил спать. Поставил за твой планшет двух Андрюх, а сам сел на страховку контролировать другие сети. – Если честно, этот момент не помню вообще, что рассказали, то и пересказываю.
Единственный человек, которого я так и не понял, кто он по жизни – это мой второй ротный. Он пришел к нам после службы в Афганистане, что сразу вызвало определенное уважение, которое как-то постепенно улетучивалось. С одной стороны, на учениях он пахал как и первый, может не все поначалу знал (он из РЛС-ников и в системах управления войсками ПВО не работал), но вникал. Потом как-то все меньше и меньше. Он, если надо, делился последним куском с солдатами (история про шмат сала), но стоило начальству высказать какое-то недовольство им или ротой, начинал дрючить нас по не по теме.
С другой стороны, на стационаре он практически не работал. Несколько раз его ловили и комбат и начштаба батальона за тем, что он отправлял нас на занятия, а сам тупо отсыпался в кабинете. Это мы как раз могли понять, молодая жена и все такое прочее. Непонятно, почему после его залетов нужно было дрючить роту строевой подготовкой. Ведь за весь мой второй год службы у нас в роте не было ни одного залета со стороны солдат, ни по дисциплине (если не считать моего личного конфликта с ним), ни за спиртное. Были правда две попытки побега молодых, но мы их по тревоге находили в разных уголках военного городка. Один по маме соскучился, другого девушка бросила. Второго я сам лечил при помощи своей замужней одноклассницы. Показывал ее фотку, говорил, смотри тоже замуж вышла (хотя мы с ней и парой не были никогда, просто полгода до замужества писала и фотку выслала), ну и что теперь – плюнуть да растереть. Потом я Танюхе с Серегой рассказывал, как ее фотка спасала одного бойца от резких движений.
Я так понял, второй ротный мало в чем разобрался по теме. Но были два взводных по 10 лет в этой роте и до автоматизма наработанная система подготовки солдат сержантами. Катиться, ну и хай катиться, лишь бы его не трогали. Я не знаю, так ли это было на самом деле, но к такому выводу пришли мы – сержанты, когда его залеты участились, и он все чаще стал муштровать нас строевой. Во время очередного такого воспитательного марша и произошел конфликт, который и подгадил мне окончание службы и испортил отношения с ротным.
Накануне за пару дней я получил травму в виде нагноения на большом пальце правой ноги. То ли заноза, то ли порез, не помню, и наш фельдшер-солдат мне вырезал его на местном наркозе, намазал Вишневского и запретил сапоги. Взводный одобрил, я два дня был либо в казарме, либо в учебном классе, но в тапочках. Ротного не было вообще. Что случилось с ним мы не знаем, но он как-то прибегает в роту весь взмыленный, всех выстраивает и начинает шерстить у кого что в тумбочке, как ремень затянут, всё ли соответствует уставу в форме одежды. По мелочи накопилось практически у всех, но главным оказались дерматиновые нашивные полоски - потники внутри пилоток. Каждый второй их летом отрывал. В результате рота была выстроена перед казармой и отправлена на плац. Ротный командовал сам, я шел прихрамывая первым с левого ряда.
- Выше ногу, тянуть носок – скомандовал он персонально в мою сторону.
- Не могу – на ходу ответил я и получил смачный пендель. Я выскочил из строя, хотелось прибить, но забор дисбата был в 50м от нас.
- Да пошел ты, козёл – сказал я ему и пошел в казарму. Ротный догнал роту и повел её на плац. Я в казарме снял сапоги и сидел у Витьки в коптерке. Было жутко обидно, все, что я заслужил по службе, когда учил молодых и тащил работу на учениях – пинок под зад. Как-то сразу стало по фигу, что и как там дальше будет.
На следующее утро комбат объявил мне трое суток ареста за неподчинение приказу командира, и меня тут же повезли в Минскую губу. Завсегдатаи говорили, что она располагалась в здании, где было расположено фашистское гестапо в годы войны, а еще ранее какой-то мужской монастырь. Здание сразу показалось мрачным, а когда я спускался на первый этаж подвала и увидел на одной из камер надпись «Здесь была замучена Вера Хоружая», ну как-то вообще стало не по себе. Мне была прописана одиночка, но через какое-то время ко мне «подселили» еще двух бойцов. Камеры представляли собой монашеские кельи и оставляли довольно таки подавляющее впечатление.
Но отсидел я там не трое, а четверо суток. Меня должны были выпустить как раз в день финала мексиканского чемпионата между Аргентиной и Германией. Ротный сделал подарочек и не послал, как положено, никого за мной. В результате мы с парнями на четвертое утро разделили две пайки на троих, также как накануне ужин.
Меня привезли к обеду, ротный вызвал в кабинет и спросил улыбаясь:
- Понравилось?
- Нет.
- Ещё хочешь?
- Нет.
- Иди.
- Есть.
Мне стало просто не интересно тащить службу дальше. Я начал просто формально выполнять свои обязанности, не добиваясь ни результатов, ни их качества. До дембеля оставалось 4 месяца. Ротный пытался меня унизить, где мог, я в свою очередь его подставить. Иногда и то, и другое выглядело довольно забавно.
