Почитайте, как у нас будут отжимать жилье.
Суть событий - авторская программа Сергея Пархоменко на Эхе Москвы.
С.Пархоменко
<...пропустим вступление...>
Я бы сказал, что суперсобытие этой недели – это некоторые, я бы сказал, теории и практики, которые мы наблюдаем в области частной собственности в России. Вчера произошло чрезвычайно важное, громкое и по-своему демонстративное событие. Верховный суд… ну, вовсе не так, как пишут слушатели и читатели в Фейсбуке: Верховный суд распорядился передать кусок московской земли строительной компании «ПИК» — нет, не так. Верховный суд признал за строительной компанией то, о чем она говорила и что утверждала на протяжении многих месяцев – что у нее есть законные документы на такую, я бы сказал, сверхуплотняющую застройку в одном из жилых районов Москвы, в Кунцево.
Это довольно известный в Москве, скажу для немосквичей, и пользующийся репутацией очень комфортного, очень обжитого района, теперь уже можно сказать, что это один из старых спальных районов Москве, хотя когда-то он был новостройкой, еще я это помню. Так вот там происходит конфликт, очень ожесточенный конфликт между жителями и этой строительной компанией.
Строительная компания демонстрирует свои права на то, чтобы прямо в центре старой застройки, посреди зеленого двора, который жители нескольких пятиэтажек многие десятилетия считали своим, гуляли там с детьми, выгуливали там собак, любовались осенней листвой и всё такое прочее, — и вот, значит, на этом зеленом пятачке между несколькими пятиэтажками предлагается воткнуть буквально вплотную к окнам высоченную башню. И это только первое такое сооружение, которое там будет построено.
Чем характеризуется этот конфликт? Ожесточенностью, тем, что стороны демонстрируют крайнее раздражение и крайнюю степень бешенства одна относительно другой. И люди, которые там бывают и видят конфликт своими глазами, говорят, что эта строительная фирма словно бы специально наполнила эту стройку какими-то совсем уж зверообразными охранниками чрезвычайно угрожающего вида, чрезвычайно решительными, имеющими агрессивные полномочия, я бы сказал, в отношении мирных жителей. А жители готовы громить стройку, валить этот забор, которым она окружена, своими телами блокировать строительную технику, которая там появилась.
Что это означает? Это означает, на мой взгляд, что свои плоды, свои результаты стала давать идеология, я бы сказал, неуважения прав жителей, прав горожан, на которую жаловались теперь уже многие годы люди, которые говорили о том, что события, которые происходят в Москве, вот вся так называемая московская реформа, вся эта довольно помпезная реорганизация и всё это обновление Москвы, они, что называется, всем хороши, — ну, например, тем, что в городе появляется большое количество пластмассовых цветущих вишен, что очень много разнообразных лампочек, что очень много всякого освещения, что чудесным образом меняются каждые три дня плитка и бордюры, — всё отлично, все очень миленько для человека, который приезжает с дальней окраины один раз в год в центр для того, чтобы вылезти из подземелья метро и, открыв рот, посмотреть, что вокруг и увидеть, что вокруг варенье продается и вот эти самые лампочки моргают.
Но всё это делается, я бы сказал, глубоко насильственным и глубоко тоталитарным образом с осознанием того, что люди, которые среди этого всего живут, в общем, не имеют большого значения и мнения их особенно никто не спрашивает. И москвичи знают, что вся индустрия собраний, которые по закону должны были бы обсуждать разные строительные проекты и разные намерения реформировать, перепланировать, изменить город (город, действительно, должен развиваться, стоять на своем месте он не может), но вся эта индустрия учета мнений москвичей носит совершенно декоративный характер и совершенно фальсифицированный характер.
И вся эта система выстраивалась ровно для того, чтобы можно было имитировать этот учет, эти собрания, чтобы можно было имитировать электронные голосования. Много рассказано было в последнее время анекдотов про систему «Активный гражданин» и про все эти накрученные голосования в интернете. В реальности никого не интересует мнение люди, ни никто не умеет с этими людьми разговаривать. Вот эта техника, это ремесло просто забыто. Оно и так было не сильно развито за годы, которые прошли после советской власти. Но теперь это умение признано в целом ненужным, не годящимся для того, чтобы управлять таким огромным городом.
И мы оказались в ситуации, когда, с одной стороны, есть компания, которая нам демонстрирует документы… я бы не сказал, законным путем, я бы сказал, в соответствии с писаной процедурой получения такого рода документов, в соответствии с буквой закона, но не духом его.
С другой стороны, есть чрезвычайно агрессивно настроенные жители. Механизма переговоров и механизма согласования интересов не существует. Суд принимает сторону, разумеется, администрации. И развитие этого процесса шло и на московском и, безусловно, на федеральном уровне в течение уже довольно долгого времени.
Давайте с вами вспомним, еще на этапе, когда готовилась сочинская Олимпиада 14-го года, мы с вами обсуждали, в том числе, здесь, в этих самых передачах появившееся тогда специфическое сочинское законодательство, которое очень сильно облегчала возможность конфисковывать собственность граждан тогда, когда это нужно для олимпийской стройки.
И мы тогда говорили с вами, что эти законы неспроста. Мы тогда говорили, что это в некотором роде в миниатюре такая проба законодательного пера, которая рано или поздно будет распространена на всю Россию, во всяком случае, на те части России, где земля, где пространство, где площадь под застройку, что называется, дороже нефти. И это основа для, действительно, высокодоходного бизнеса и для быстрых и легких денег. Так это и стало происходить постепенно.
Потом следующая история была — вспомним знаменитый эпизод – с «они пришли тут со своими бумажками… прекратите трясти бумажками…». Что это было? Это была история с массовым сносом всякого мелкого бизнеса и всяких торговых точек в заметны московских местах, возле метро и так далее, «ночь длинных ковшей»… Всё это очень легко сейчас в интернете найти, всё это очень легко вспомнить, очень легко нагуглить.
Тоже значительное количество людей успели порадоваться этому и стали говорить: «Как похорошела Москва при Сергее Семеновиче. И как стало хорошо возле этих станций метро, как все оказалось расчищено, как проявились на поверхности прекрасные архитектурные формы московских станций метрополитена» и всякое такое прочее. Только одна небольшая деталь: вопрос о законной собственности тех людей, которые занимались своей маленькой коммерцией на этих площадках был попран и интересами их пожертвовали. Было решено, что, пожалуй, эти щепки пусть летят, пожалуй, не так важно для большого города учитывать интересы этих людей, но мы уж как-нибудь с ними справимся.
Следующий эпизод – это история с реновацией. Тоже с реновацией в таком узком, московском понимании этого слова. Если помните, это термин, который означал огромную операцию, затеянную московскими властями, в рамках которой можно было бы, как тогда говорили, критики этой реновации, по существу любой дом не только действительно старый, не только действительно устаревший морально или технически и физически, можно было объявить ненужным, людей можно было бы принудительно отселить и можно было бы эту землю использовать для других, более выгодных для московского правительства, а главным образом для тех компаний, которые возле этого московского правительства существуют, целей.
Мы знаем, что такие компании существуют, и вот эта индустрия тесного прилегания, она развита чрезвычайно широко. Относительно недавний эпизод и относительно недавнее разоблачение, которое мы могли видеть, это история про московский трамвай, когда выяснилось, что одна компания – компания, принадлежащая семье Ротенбергов, на протяжении многих лет единолично участвует в огромном количестве аукционов и получает раз за разом всё новые и новые подряды.
А речь идет о многомиллиардных суммах на ремонт и реконструкцию московского трамвайного рельсового хозяйства. Или, скажем, тогда же, проявившаяся во время этого расследования история, о компании, которая была единоличным монополистом на рынке утилизации металлического лома в Москве. Тоже это многомиллиардный бизнес с колоссальным доходом. Вот эта вторая компания оказалась особенно тесно связана еще и с министром обороны Шойгу. В общем, посмотрите, это всё тоже очень легко восстановить. И вы это увидите.
Таким образом, цепочка здесь прослеживается очень легко. Сначала подводится некоторая идеологическая и законодательная база под такое легкое обращение с собственностью людей. Потом всё это закрепляется законом.
Потом появляются компании, которые готовы этими новыми возможностями воспользоваться и появляется колоссальный доход, о котором мы с вами вполне вправе думать, что, по всей видимости, в разделе этого дохода принимают участие все участники этой цепочки, начиная от тех, кто развивает эту идеологию, кто заявляет, собственно, кто ртом своим произносит эти фразы про «не трясите здесь своими бумажками» и те, кто осуществляет законодательную деятельность, и те, кто пропагандистски прикрывает эту деятельности, и те, кто потом развивает бизнес на этих новых делянках – всё это, собственно, одна большая квазиэкономическая система, которая паразитирует вот на этом презрении к собственности.
И на протяжении всего этого времени, на протяжении всей этой истории, начиная с первых признаков, которые мы отметили еще на Сочи, еще на этих экспериментальных законах об облегченной конфискации земли, мы говорили о том, что рано или поздно вся эта история в массовом масштабе, в массовом порядке придет к тому, чтобы поставить под сомнение, по существу, то единственное, что является главным, серьезным экономическим багажом, экономическим достоянием большинства российских граждан, а именно их приватизированное жилье.
В сущности, это единственный пример, который мы можем с вами привести, говоря о том, что, собственно, граждане России в массе своей приобрели в частном порядке, в личном порядке в ходе экономических реформа – свои приватизированные квартиры. Действительно, в те самые ужасные 90-е, про которые так любит говорить российское начальство, была осуществлена эта совершенно беспрецедентная, во всяком случае, на российских просторах, операция, когда всякий человек, который способен ну, на очень несложные, очень небольшие административные действия – выправить там крайне небольшое количество бумажек, — мог стать собственником своей квартиры.
Если речь идет о больших городах, по меньшей мере, то это довольно большие деньги. Люди, которые приватизировали своих квартиры в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске, Нижнем Новгороде, в больших городах и в хороших районах, они, в общем, на самом-то деле, приобрели серьезную экономическую подушку, которая потом помогла им на протяжении многих лет чувствовать себя уверенно, и во всяком случае не сомневаться по поводу крыши над головой.
Рано или поздно этот ресурс должен был быть поставлен под сомнение. И вот он поставлен. И вот это то, что мы видим. Наконец то, ради чего я рассказывал всю эту длинную историю, к чему я вел, это событие последней недели – это принятие в первом чтении чрезвычайно важного и чрезвычайно интересного законопроекта, который, как всегда в этих случаях, не получил достаточно широкого освещения и не стал сенсацией в российской прессе, во всяком случае в официозных, контролируемых государством телевизионных каналов. Совсем не сравнить со спорами между детьми артиста Спартака Мишулина или с дракой с участием двух футболистов или еще что-нибудь вроде этого.
Речь идет о внесении изменений в Градостроительный кодекс Российской Федерации. Законопроект очень сложный. У меня есть некоторый опыт разглядывания законодательных бумаг и такой вот их расшифровки и работой над тем, чтобы попытаться извлечь какой-то истинный смысл из того, что там этими сложными юридическими крючочками создано. Я вам скажу, что для меня это было очень сложно. Я долго во всем этом рылся и копался. Там чрезвычайно много мельчайших процедурных подробностей, связанных с определением всякого рода земельных зон, межеванием, ограничением участков, режимом собственности и так далее.
В результате могу вам сказать вот что. Наиболее серьезная история, которая там существует, если я правильно понимаю, связана с таким, я бы сказал, законодательным субъектом, таким типом документов очень малозаметным, очень мутным, очень техническим, который, как кажется, не имеет никакого отношения к нашей с вами жизни – с документом, который называется ПЗЗ (Правила землепользования и застройки).
Штука заключается в том – я очень сейчас упрощаю, конечно, — что любая зона, любой земельный так сказать объем (не один конкретный участок, принадлежащий одному дому, а вот некоторый комплекс земельной собственности, который существует в городе) может быть застроен в соответствии с некоторыми правилами застройки, которыми можно определить некоторые ключевые характеристики, которые для этой зоны должны быть свойственны. Это что такое? Это жилой район или промышленный, или общественный; здесь высотная застройка или низкорослая; здесь есть промышленность или здесь только жилые здания; или какие здесь расстояния от границ этого участка и так далее. И всё, что строится или всё, что не строится, потому что строить на этом месте запрещено, так или иначе, связано с этим самым ПЗЗ, с этими Правилами землепользования и застройки.
И тут выясняется, что этими законодательными новациями сами эти правила, нарушить, которые невозможно или очень сложно законодательно, отстоять возможность нарушения этих правил. Если здесь написано, что застройка в этом участке должна быть не меньше, чем 20-этажная, то всякий дом, который меньше 20 этажей, объявляется здесь неправильным, и он может быть снесен. Точнее, если окажется, что в этой зоне есть существенный объем, скажем, там больше половины неправильной этой самой застройки, которые не соответствуют этим правилам, значит, можно от нее избавляться, значит, можно освобождать эту земли и строить на ней то, что этим правилам будет соответствовать.
Так вот нарушить эти правила невозможно, а изменить эти правила очень просто. Закон создает такую ситуацию, когда, по существу, чиновник внесудебным порядком без всякого учета мнения людей, чьи интересы в этой ситуации затронуты, может тихо изменить сами эти правила. И однажды окажется, что вот эта зона, правила землепользования и застройки которой предусматривали 5-этажную старую застройку – вдруг правила изменились, и оказалось, что в этой зоне теперь застройка должна быть только высотная. И все эти 5-этажки остались вне закона.
Понимаете, это довольно хитрая законодательная вещь. И мне нечасто приходится обсуждать такого рода вещи. Это, действительно, такое тонкое юридическое крючкотворство, когда нарушить правила нельзя, а изменить сами правила можно. Ну, представим себе, что вы играете в шахматы и пытаетесь пойти конем на три клетки вперед и на три клетки вбок. Вам говорят: «Нет-нет, минуточку! Так нельзя. Конь так не ходит. Конь ходит на две клетки и на одну клетку. Вот извольте ходить так, вот таким крючком, вот такой буквой «Г». У нас такие правила». И вы вынуждены им подчинятся. Никто не разрешит вам пойти этим конем неправильным образом.
А теперь представьте себе, что у одного из шахматистов, у одного из участников матча есть просто возможность переписывать правила между ходами. И в какой-то момент он говорит: «Вы знаете, вот, начиная с прошлого вашего хода правила изменились. Теперь кони ходят так. Вот бумага. Я изменил правила. Извольте ходить по правилам». А потом еще новую предлагает вам бумагу с новыми правилами и так далее.
Вот это то, что происходит с тем документом, который прошел первые чтения в Государственной думе. Документ этот был внесен правительством Российской Федерации в Государственную думу за подписью Дмитрия Медведева. Ну, по правилам законодательной работы, которая есть сегодня в России, у него нет никаких шансов быть неприятным. Он, несомненно, будет принят в той идеологии – ну, в нем могут появиться мелкие поправки, — но в той идеологии, которой он был подчинен, когда он вносился. А это сердцевина его, это самый смысл этого закона.
Вот я читаю одного из экспертов, который высказывался в последнее время по этому поводу… Кстати, я очень советую вам зайти на сайт радио «Свобода» и посмотреть там большой текст, посвященный этому законопроекту. Они очень подробно его рассматривают. Он под таким, довольно залихватским заголовком: «Было ваше – стало наше». Посмотрите. В общем, там растолковано это более-менее неплохо. И перед глазами лучше, чем на слух.
Так вот автор этого текста пишет, что если эти самые ПЗЗ пишут добросовестные чиновники, они могут вписать в них сегодня те параметры, которые фактически существуют и защитить ту собственность, ту застройку, которая там есть сегодня. Но если местный чиновник хочет обогатить застройщика, то он становится фактически ничем не ограничен. Он может прописать в ПЗЗ не фактическую этажность и разные другие характеристики (добавлю я от себя) и тем самым хоть весь город сделать несоответствующим, хоть весь город сделать неправильным с точки зрения этих правил и открыть его для сноса, открыть его для произвольного отъема у граждан. Вот такая история.
То есть мы с вами видим, что то, что начиналось как такая, локальная нужна – ну, вот строим, собственно, олимпийские объекты, всем же понятно, что надо чем-то поступиться, что ж делать? Понятно, что такая большая история, такая важная Олимпиада. Понятно, что мы эту прибрежную халупу должны снести, чтобы здесь построить широкое и прекрасное шоссе.
То, что начиналось вот там, закончилось спокойными законодательными реформами, методичными, которые ведут к тому, что собственность людей, в частности, собственность на их жилье постепенно оказывается незащищенной. Я останавливаюсь на этом месте. Через три-четыре минуты, после новостей я вернусь к программе «Суть событий».
НОВОСТИ
С.Пархоменко
― 21 час и 35 минут. Это вторая половина программы «Суть событий». Номер для СМС-сообщений: +7 985 970 45 45, чтобы написать к нам. По-прежнему работает трансляция на YouTube, по-прежнему можно общаться со мной при помощи Фейсбука, я стараюсь поглядывать одним глазом и туда тоже. Продолжим с вами программу.
Я по старой своей привычке употребил это время новостей для того, чтобы посмотреть на то, что приходит мне с помощью эсэмэсок. Вот Татьяна, например, из Санкт-Петербурга пишет мне, что в сочинской Имеретинской долине были не халупы, а весьма дорогие частные дома. Владельцев выгнали практически без компенсации, а их крики о помощи, точнее, о пощаде утонули в вате». Да я отлично знаю, Татьяна. Я вам говорю о пропагандистской подсветке, поддержке того, что тогда происходило. Тогда это представляли стране именно так: Ну да, подумаешь, мы жертвуем какой-то, не имеющей никакой ценности старой застройкой ради того, чтобы открыть путь для прекрасной нашей олимпиады и, пожалуйста, не нужно здесь никому протестовать. Все должны отнестись с уважением к этой народной нужде. Так это вам подавали – и вам, и мне, и все стране, — абсолютно не обращая внимания на такую мелочь, как собственностью людей на это жилье или на этот бизнес. Потому что понятно, что речь там, в Сочи шла, скорей всего о том, что эти особняки, эти гостиницы и эти частные пансионаты были достаточно доходной вещью, и там собирались довольно значительные деньги с приезжих туристов.
Еще у меня спрашивают, причем несколько раз и на разные лады, «почему, — дескать, — вы не произносите имени «гениального» автора идеи реновации, а именно это происходит в Кунцево, господина Ремчукова». Знаете, имя-то его я легко могу называть, это мне совершенно ничего не стоит. Но только я не считаю его автором. Я считаю его важным инструментом прикрытия этого. Я хорошо помню, как господин Ремчуков, глава «Независимой газеты» потратил довольно много усилий и довольно много и подробно объяснял, почему реновация хороша. Всячески, надо сказать, да, брал на себя ответственность. Я в это не верю. Я не думаю, что это придумал он. Я не думаю, что он был здесь какой-то движущей силой. Он был участником этого процесса. Возможно, был и остается каким-то бенефициаром. Я ничего про это не знаю. Я знаю только, что он очень старался эту идею защитить и прикрыть.
Идея эта очень грубая, это идея насилия над москвичами. У меня нет здесь совершенно никаких сомнений. Это идея последовательной агрессии на права собственности. В чьих интересах, абсолютно понятно, — я про это сказал, — в интересах тех застройщиков, которые близки к Московской мэрии и в интересах московского чиновничества и московского правительства. Мне эта схема абсолютно ясна, она абсолютно прозрачна. Мы видим сейчас, как она начинает реализовываться. И мы можем прогнозировать, что с ней будет дальше.
Я пожалуй, закончу на этом эту тему, сказав, что я прогнозирую огромное количество и в Москве и в других крупных городах, — потому что нет никаких сомнений, что они пойдут по этому же самому пути и станут придерживаться этой же системы отъема собственности в горожан, — огромное количество очагов не протеста даже… как-то приятно говорить «локальный протест» — да не локальный протест, а локальное сопротивление. Это немножко другое, когда люди пытаются отстоять то, что у них есть, не добиться чего-то нового, не продвинуться куда-то дальше, не потребовать себе каких-то новых, дополнительных прав, а просто они пытаются защитить то, что у них отбирают.
Мы с вами видели на протяжении последних лет много таких ситуаций. Вспомните всякие кооперативы, к порогам которых приезжали со всякими бульдозерами. Вспомните Южное Бутово и так далее. Люди в этот момент реагируют очень остро. И в этот момент, когда это приходит к их порогу, они начинают задумываться о разного рода демократических институтов, они начинают спрашивать: А где пресса? А где журналисты, которые напишут об этом? Они начинают стучаться сюда, на «Эхо Москвы», в «Новую газету», еще в те немногочисленные издания, которые, как им кажется, способны произнести слова, которые не очень понравятся начальству. «Где журналисты? Где эта вся ваша свобода слова? Куда девалась?» Ребята, вы ее проспали. Вы ее отдали. Вы на протяжении многих лет давали понять, что она вам не очень важна. «Где настоящие политические партии? Не вот эта вот «Единая Россия», а те политические партии, которые будут защищать наши интересы? Где настоящие депутаты? Кто, вообще, мой депутат? Я могу обратиться к моему депутату, чтобы он защитил мой дом?» Не можете, нет у вас своего депутата. Вы проспали. Вы позволили эти выборы фальсифицировать в основе. Не в момент голосования, а момент, когда они организовываются.
Вот таким образом, возникает в стране нужда в демократических институтах. А пока мы видим, что они последовательно демонтируются. И вслед за демонтажем демократических институтов происходит демонтаж института частной собственности. И это совершенно неудивительно. И сюда же, при желании можно отнести и разные другие важные события в нашей экономике, о которых я сейчас не буду говорить подробно. Но знаете, что некоторое время тому назад, например, было предложено возродить систему регулирования в области торговли бензином. Это глубоко нерыночное решение. Это решение, которое возвращает Россию в этой конкретной точке, в этом месте на этап существования планового хозяйства. И в некотором роде это выглядит логично. Если в этой стране нет выборов, если в этой стране нет суда, если в этой стране нет демократических свобод, но почему в этой стране должен быть свободный рынок? Чего это за исключение такое? Везде пятница, а тут, на этом месте – четверг.
Мне тут пишут, то вместо «проспали» нужно использовать другое слово. Ну, так я и имел в виду, это другое слово, и вы правильно меня поняли. Я совершенно тоже про это говорю, А.Н, который здесь мне игриво по поводу другого слова пишет.
Насколько других тем, которые я уже почти галопом должен буду пройти. Чрезвычайно интересная, конечно, история, и многие пишут мне в Фейсбуке, просят поподробнее на этом остановиться – что это за удивительная история с коллективным иском большой группы российских, не знаю, как их одним словом называть – вояк или наемников, если хотите, в Международный уголовный суд по поводу непризнания их интересов и по поводу того, что они оказываются беззащитными.
Продолжение читайте и слушайте в источнике - Пикабу не разрешает вставлять слишком длинные тексты.
