2026. Новая жертва Сарика.

Ну раз начал, надо было и остальное довыкладывать)

Выполнены из искусственного меха. Нос и клюв из полимерной глины, усы из лески. Шапка и шарф из ткани. Глаза -стеклянные кабошоны.

Кот Матроскин и кот Глеб были котятами, когда их мать решилась бежать от бабы Яги. Столетиями она жила у неё, помогала с колдовством, была её верной спутницей. В ступе у бабы Яги даже была специальная подушечка для верной кошки. Баюнке нравилось у бабы Яги. Та была почти такая же, как кошка. Свободная, жила сама по себе и бралась за дела, которые ей нравились. И не важно, какие они были – хорошие или плохие. Баюнка была непростая. Как ещё, если она была верной спутницей Яги? Она умела говорить, понимала про колдовство, умела превращаться в ворону, крота, иногда в лисицу, а порой даже в компанию из пяти больших чёрных мышей. Вместе Яга и Баюнка заправляли в лесу, и не было правды правдивее, чем их. Потому, что и сила была на их стороне. Лесовики уважали, звери боялись, люди лес стороной обходили. 

Но забрёл однажды в лес вовсе и не человек. А кот. Был это большой серый зверь. С виду вроде и милый – ушки небольшие, морда плосковатая, сам пушистый, полосатый, а чувствуется – сильный, грозный. И Баюнка пропала. «Пропала» в смысле. Яга посмеивалась над ней. Кота гнать не стала. Знала, что надолго не задержится. Целое лето гостил Дикарь – так они его прозвали с Баюнкой – в лесу. Приносил Баюнке голубей, орал ночами, и потом вместе они носились по деревьям как ненормальные. Яга сначала не беспокоилась. Верная Баюнка была с ней всегда, а коты попадались и раньше. Баюнка отвлекалась на них месяц-другой, и всегда возвращалась.

Но здесь Яга стала замечать, что сценарий разворачивается новый. Во-первых, Баюнка стала опаздывать к завтраку. Яге приходилось ждать её, а то и вовсе приступать к трапезе в одиночестве. Во-вторых: Баюнка стала спать отдельно. И не просто перебралась от подушки в ноги – она так всегда делала летом, потому что жарко. А тут сворачивалась клубком на лавке.

О том, что Баюнка ждёт прибавления, Яга узнала раньше кошки. Она придумала подсыпать ей в тарелочку смесь травок, чтобы приплод вывести. Собирала, шептала, сушила, молола. А когда коварный обед был приготовлен, Баюнка не пришла.

Яга ждала, но кошки не было и на следующий день. Тогда Яга взялась за колдовство по-настоящему. Она разожгла костёр, устроила вокруг него пляски, после рухнула под дерево и по корням быстро добралась туда, где укрылась её кошка. В гнезде под корнями раскидистого клёна лежала Баюнка. Рядом огромным пушистым холмиком возвышался урчащий Дикарь. Под животом у Баюнки возились два комочка. Один чёрный, как Баюнка, только с белым пятном вокруг левого глаза, и второй как отец полосатый. Яга заскрежетала зубами от этой умильной картины. Кошка не имела права так самовольничать. Одно дело – по деревьям скакать, и другое – уходить из дома под клён. И отправила Яга за Баюнкой Бурю.

То, что буря не просто погодное явление, а Буря, Баюнка почуяла сразу, ещё до того, как та разыгралась во всю мощь. Она крикнула Дикарю, что надо спасаться, что это Яга хочет их погубить. И молодые родители схватили в зубы по котёнку и понеслись. Деревья выворачивало с корнями, комья земли бросало в глаза, гибкие ветви как будто старались выхватить котят. Но близилась опушка. Вырваться из леса – и сила Яги не будет такой подавляющей. Когда оставалось совершить последний рывок – перемахнуть через ручей, который отделял лес от опушки, что-то схватило Баюнку. Котёнка оторвало от неё, и она забилась, отчаянно кусаясь и царапаясь, как умеют только разъярённые кошки. Но её держал Лесовик. В одной руке её, в другой – черного котёнка. Дикарь отбежал уже на приличное расстояние, он оставил полосатого котёнка в траве и ринулся Баюнке на помощь. «Стой! - Закричала Баюнка. - Она не отпустит меня, а тебя погубит!» Но Дикарь не послушал её. Со зверским рёвом он кинулся на Лесовика, вцепился в его руки-ветви. Но Лесовик не чувствовал боли. Он отодрал от себя свирепо воющего кота и с размаху швырнул его о землю.

Дикарь затих. И Буря затихла. Баюнка обмякла, съёжилась. Шептала только: «Пусти, пусти меня, пусти». Но Лесовик развернулся и побрёл в чащу. Сила осталась на стороне Яги.

Яга каялась. Просила прощения. Она выхаживала и Баюнку и её сына. Угрозы больше не было, и Яга была сама милота. Но Баюнка утонула в своём горе. Она решила никогда не прощать Ягу и сбежать, как только появится возможность. А Яга не отпускала её от себя. И, что хуже всего, она полюбила котёнка. Назвала его человеческим именем Глеб и всячески баловала. Так сердце Баюнки смягчилось. И они зажили втроём.

Глеб оказался смышлёным. От отца от взял мощь, маленькие ушки и длинные седые усы. От Баюнки – способность к речи и восприимчивость к тонким колдовским делам. И всё у них было хорошо. Только тёмная тоска поселилась в душе у Баюнки. И никогда она не забывала о Дикаре и, главное, о потерянном сыне.

Что же с полосатом котёнком? Недолго он пролежал в траве. Мимо брёл человек, и подобрал беспомощный полосатый комок. Он принёс его в деревню, подселил к кошке, у которой самой недавно появились котята. Она настороженно приняла подкидыша. Но он был маленький, беспомощный, и кошачье сердце впустило его в себя. Он был не такой, как её котята. Крупный, с пронзительным взглядом.

Но однажды произошло совершенно возмутительное. Дядьваня – так звали человека, который приютил потеряшку – ремонтировал табуретку. И не выходило у него чего-то. То молоток вылетит из руки, то гвозди по полу разбегутся. А Матроскин – так назвали котёнка из-за его полосок – возьми да брякни: «Не правильно ты, Дядьваня, табуретку чинишь». Дядьваня аж подскочил и молотком по лбу себе заехал. «Кто это сказал?» - воскликнул. «А это я, - протянул Матроскин, - смотрю на тебя, и не пойму, толи руки кривые, то ли умом не вышел». Дядьваня аж пугаться перестал от такого хамства. Забыв про шишку на лбу удобнее молоток перехватил да как заорёт: «А ну пшёл отсюда, чёрт глазастый!» и как молотком запульнёт в кота! Матроскин извернулся, конечно, с молотком разминулся. А инструмент пролетел через всю комнату и пробил оконное стекло, рядом с которым сидел кот. Матроскин попытался сначала человека образумить, но быстро понял, что ноги пора уносить. И унёс. Опрометью выскочил во двор, там – на улицу да так и бежал, пока не оказался на берегу возле пристани.

От пристани как раз отходил кораблик. Небольшой, с полосатым тентом и широким носом. Недолго думая Матроскин разогнался и перелетел на борт. Там он стоял, растопырив лапы, тяжело дыша и бормоча себе под нос ругательства, когда к нему подбежал светловолосый парень в полосатой майке. Он не расслышал Матроскины слова. Или может быть решил, что показалось. Он погладил зверя по взъерошенной шерсти, бормоча: «Бедняга, досталось тебе?». А потом взял его на руки, и понёс знакомить с экипажем. Матроскина приняли, и теперь он знал, что надо помалкивать. Только раз, когда в кубрике обсуждали, какое имя дать новому члену команды, он мяукнул в сторону: «Матроскин». Так и решили. И стал Матроскин настоящим матросом.

Все любили Матроскина и гордились, какой у них на борту проживает красивый и большой кот. Капитан взялся читать ему вслух. А когда команда прознала об этом, смущённый капитан пояснил: «Он слушает прямо как человек». И сказки Пушкина, и научные журналы, и обновлённые правила по речному движению – Матроскин всё слушал с одинаковым интересом.

От чего он такой один единственный говорящий кот, старался не думать. Решил для себя, что бывает – и будет с ним. Иногда ему снилось, что он пробирается через чащу, разыскивая кого-то, и каждый раз просыпался раньше, чем находил. Сны эти он забывал почти сразу, и только неясная тоска иногда ныла в его груди. А порой он просыпался в поту, его сердце колотилось, а дыхание сбивалось. Во сне он видел спутанные ветви, захлёстывающие весь мир, и чёрную кошку, которая, почти погибая в этих ветвях, кричала: «Пусти! Пусти меня!».

В остальном жизнь Матроскина была прекрасна. Когда он хотел – путешествовал со своей командой. Когда не хотел – изучал окрестности небольшого порта, где швартовался «Галгеорг» - так назывался кораблик. Местные коты быстро смекнули, что с этим здоровяком лучше не связываться, и блуждания Матроскина проходили в комфортном режиме. Он стал захаживать во дворы расположившегося рядом спального района и быстро полюбился местным жителям.

Однажды, переваривая очередное подношение своих поклонников – куриную ножку – он почуял странный запах. Он не смог понять его, но запах этот заставил вскочить на все четыре лапы, что напугало двух девочек, чесавших ему живот. Матроскин повёл носом и быстро определил, что запах идёт от мальчика лет одиннадцати. Этот запах почти свёл Матроскина с ума, и он закричал: «Пацан, стой!». Девчонки взвизгнули и разбежались в стороны. Мальчик обернулся, но никого не увидев, кто мог бы позвать его, прошёл ещё несколько метров и поднялся по ступеням одного из подъездов. Матроскин стрелой оказался рядом. Он обтёрся о ноги мальчика, наполнив лёгкие Запахом. Пыль, трава, гарь. Обычные запахи. Но для Матроскина они соединились в нечто большее.

Буйные заросли, отчаянный крик.

Мальчик поднялся на пятый этаж и скрылся за дверью в квартиру. Матроскин запрыгнул на подоконник и стал ждать. Чего, он не знал. Но чутьё его никогда не обманывало. «Жди, - сказал внутренний голос, - и ты всё узнаешь».