Скоро, скоро, грядёт нашествие.
На днях видел и слышал "первых ласточек" - по уши в грязи с полурастаявших сельских дорог, с глушителем, отсутствующим как явление. Несть им числа...
И просто обязан напомнить про первоисточник заголовка из "Отягощенные злом, или сорок лет спустя" А. и Б. Стругацких:
— Ага… — произнес он, выпрастываясь обратно. — Все понятно. "Дас моторрад унтер дем фенстер ам зоннтаг морген". — Он посмотрел на меня с видом экзаменатора.
— Ну, мотоцикл… — промямлил я. — В солнечное утро… Под дверями, кажется…
— Нет, — сказал Агасфер Лукич. — Это живописное произведение называется "Мотоцикл под окном в воскресное утро".
Я не спорил. Некоторое время мы молча разглядывали картину.
На картине была изображена комната. Окно раскрыто. За окном угадывается утреннее солнце. В комнате имеют место: слева — развороченная постель с ненормальным количеством подушек и перин; справа — чудовищный комод с выдвинутым ящиком, на комоде — масса фарфоровых безделушек. Посередине — человек в исподнем. Он в странной позе — видимо, крадется к окну. В правой руке его, отведенной назад, к зрителю, зажата ручная граната. Все. В общем, понятно: аллегорическая картина на тему "Береги сон своих сограждан".
— Больше всего ему должна понравиться граната, — убежденно произнес наконец Агасфер Лукич, вовсю орудуя зубочисткой.
— "Лимонка", — сказал к без особой уверенности. — По-моему, у нас они давным-давно сняты с вооружения.
— Правильно, "лимонка", — подтвердил Агасфер Лукич с удовольствием. — Она же "фенька". А в Америке ее называют "пайн-эппл", что означает — что?
— Не знаю, — сказал я, принимаясь снимать пальто.
— Что означает "ананаска", — сказал Агасфер Лукич. — А китайцы называли ее "шоулюдань"… Хотя нет, "шоулюдань" — это у них граната вообще, а вот как они называли "Ф-1"? Не помню. Забыл. Все забывать стал… Обратите внимание, у нее даже запал вставлен… Очень талантливый художник. И картина хорошая…
Я оставил его любоваться произведением живописи, а сам вернулся в прихожую повесить пальто. И вообще переоделся в домашнее. Когда я вернулся, Агасфер Лукич по-прежнему стоял перед картиной и разглядывал ее через два кулака, как детишки изображают бинокль.
— Но, во-первых, — сказал он, — во-первых, я не вижу мотоцикла. Мало ли что он пишет "дас моторрад", а на самом деле там у него, скажем, шарманщик. Или, страшно сказать, ребятишки с гитарой… Это во-первых. А во-вторых… — Глаза его закатились, голос сделался страдальческим. — Статично у него все! Статично! Воздух есть, свет, пространство угадывается, а движение где? Где движение? Вот вы, Сережа, можете мне сказать — где движение?
— Движение в кино, — сказал я ему, чтобы отвязаться. Мне очень хотелось есть.
— В кино… — повторил он с неудовольствием. — В кино-то в кино… А давайте посмотрим, как у него дальше там все развивается!
Человек на картине пришел в движение. Он хищно подкрался к окну, кошачьим движением швырнул наружу "лимонку" и бросился животом на пол под подоконник. За окном блеснуло. На нас с Агасфером Лукичом посыпался с потолка мусор. Звякнули стекла — в нашем окне. А за тем окном, что на картине, взлетел дым, какие-то клочья, и взвилось мотоциклетное колесо, весело сверкая на солнце многочисленными спицами.
— О! — воскликнул Агасфер Лукич, и картина вновь застыла. — Вот теперь то, что надо. Ясно, что мотоцикл. Не шарманщик какой-нибудь, а именно мотоцикл. — Он снова сделал из кулаков бинокль. — И не вообще мотоцикл, Сережа, а мотоцикл марки "цундап". Хороший когда-то был мотоцикл… — Он возвысил голос. — Кузнец! Ильмаринен! Подите сюда на минутку! Посмотрите, что мы вам приготовили… Сюда, сюда, поближе… Каково это вам, а? "Мотоцикл под окном в воскресное утро". Реализовано гранатой типа "Ф-1", она же "лимонка", она же "ананаска". Граната, к сожалению, не сохранилась. Тут уж, сами понимаете, одно из двух: либо граната, либо мотоцикл. Мы тут с Сережей посоветовались и решили, что мотоцикл будет вам интереснее… Правда, забавная картина?
Некоторое время Демиург молчал.
— Могло бы быть и хуже, — проворчал он наконец. — Почему только все считают, что он — пейзажист? Хорошо. Беру. Сергей Корнеевич, выдайте ему двести… нет, полтораста рейхсмарок, обласкайте. Впредь меня не беспокойте, просто берите все, что он предложит… Каков он из себя?
Я пожал плечами.
— Бледный… прыщавый… рыхлое лицо. Молодой, черная челка на лоб…
— Усы?
— Усов нет. И бороды нет. Очень заурядное лицо.
— Лицо заурядное, живопись заурядная… Фамилия у него незаурядная.
— А какая у него фамилия? — встрепенулся Агасфер Лукич и нагнулся к самому полу, силясь прочитать подпись в правом нижнем углу. — Да ведь тут только инициалы, мой Птах. А и С латинские…
— Адольф Шикльгрубер, — проворчал Демиург. Он уже удалялся к себе во тьму. — Впрочем, вряд ли это имя что-нибудь вам говорит…
Мы с Агасфером Лукичом переглянулись. Он состроил скорбную гримаску и печально развел руками.
Тег "моё" не ставлю намеренно, т.к. главное здесь заключено в цитате из Стругацких.
