Серия «СОН»

Сны — это не просто картинки за закрытыми веками. Они живые. Сны — Это двери в другое измерение. Не метафоричные — буквальные. Из плоти, из памяти, из того тёмного вещества, что оседает в уголках сознания.
Есть сны-мусор — обрывки дней, случайные лица, одноразовые. Захлопываются за тобой с первыми лучами солнца. Есть сны-предупреждения — те, что оставляют во рту вкус меди. А есть места. Другие... другие остаются приоткрытыми.
Человек засыпает — и оказывается там. В комнате с обоями, которые пузырятся от сырости. В подвале, где воздух пропитан отчаянием. В лесу, где ветви сплетаются слишком плотно, чтобы пройти.
И самое страшное — эти места помнят. Они ждут. Порой годами. Потому что Сны — это не иллюзии. Это другая география, сотканная из забытых страхов и обрывков чужих жизней. Каждый, кто заходит слишком далеко, оставляет здесь часть себя — и тогда место начинает расти, как плесень, подстраиваясь под нового гостя. И если ходить одним и тем же маршрутом слишком часто, он прокладывает тропу. Настоящую. По которой можно вернуться. Ты возвращаешься туда снова и снова — оно запоминает тебя. Начинает ждать.
И самое страшное — там есть правила.
1. Если дверь открылась один раз — она откроется снова.
2. Если кто-то увидел тебя там — он будет искать.
3. И, если ты что-то унес из сна — ты должен вернуть.
Иначе...
Иначе оно придёт само.
Не в метафорическом смысле.

Продолжение в следующем посте

Тьма.
Густая, как смола, обволакивала комнату, но я знал каждую трещину на этих стенах… Воздух в нос ударил затхлостью — этот специфический коктейль из ржавого металла, пота и чего-то еще. Что-то забытое, как заноза под кожей. Страха. Старым, застоявшимся, моим.

Знакомый. Слишком знакомый.

Я моргнул, пытаясь выдавить из глаз липкий туман. Комната. Голые стены, облупленная краска, пятна крови... те самые, что я, кажется, оставил своими руками в прошлый раз. Или в позапрошлый?

Я был здесь раньше.

Ящик с инструментами стоял там же, где и тогда — угрюмый, зловещий, приглашающий заглянуть внутрь. Я знал, что там. Но не хотел знать.

Ножницы. Пилы. Вещи, которые оставляют следы не только на коже.

Я помнил их. Помнил, как они впивались в плоть. Не в мою. Или в мою?

— Нет. Нет-нет-нет.

Я дёрнулся, но руки были свободны.

Значит, пока не трогал.

Значит, у меня есть время.

Сердце колотилось, как пулемётная очередь. В ушах — звон, будто после взрыва. В висках — тупой, мерзкий стук, словно кто-то методично долбил по ним изнутри.
А потом — шорох.

За стеной.

— Добро пожаловать.

Голос. Хриплый, пропущенный через мясорубку с битым стеклом.

— Давно не возвращался.

Смех. Истеричный, рваный, с подрывом — будто рвут живую плоть.

Я замер.

"Давно не возвращался".

В голове вспыхнули обрывки:

— холодный пол под щекой

— вкус меди во рту

— хлопанье двери где-то далеко

— я бежал

Значит... я уже выбирался? Или это просто его игра? Может, он так говорит каждый раз, зная, что я снова и снова проваливаюсь в этот ад, как в дыру в полу.

Может, никакого выхода нет. Может, этот смех — просто звук безысходности, эхо в бесконечном коридоре.
Но если я когда-то смог уйти...
...значит, смогу и сейчас.

Нужно выбираться.

Попытка №1

Я рванул в первый же коридор. Двери распахнуты — все до одной, но все до единой захлопываются стоит лишь приблизится.  За одной — окно, залитое лунным светом. Выход? Кинулся к нему — и тут же почувствовал лезвие между рёбер. Его дыхание на своей шее: "Беги, беги... Но куда?".

Очнулся на бетонном полу. Опять.

Всегда одно и то же: липкий холод под ладонями, вкус крови на губах, и этот проклятый ящик с инструментами. Его ящик.

Попытка №2

Первая смерть еще шипела в жилах, как раскаленная проволока. Я вскочил, рванул дверь – она распахнулась легко, слишком легко.

Коридор. Длинный, как петля на шее. Десять дверей по левую руку, десять – по правую. Все приоткрыты. В каждой – тьма, дышащая моим страхом.
Я бежал наугад.

Третья дверь слева – внутри скрипнул стул. Я замер. Из темноты вытянулась бледная рука, схватила за волосы. Лезвие бритвы блеснуло у горла.

Бетон. Ящик. Дрожь в коленях.

Попытка №3

На этот раз – прямо, потом налево. В пятой комнате – зеркало. В нем мелькнуло его лицо за моим плечом. Топор вошел в спину ровно между лопаток.

Я снова очнулся на бетонном полу. Снова бежать…

Попытка №5

Я считал шаги. Двенадцать – до развилки. Направо – там в прошлый раз была петля на потолке. Налево – комната с вентилятором. Я нырнул туда, захлопнул дверь.
Тишина.

Потом – стук.

Сначала в такт сердцу. Потом – в такт его шагам.

Дверь треснула посередине. Через щель просунулись пальцы – длинные, с ободранными ногтями. Казалось, это никогда не кончится…

Попытка №13

Запомнил поворот к лестнице. Внизу — зеркальный зал. Думал, запутаю его. Но отражения не слушались — хватали за руки, а Он вышел из каждого зеркала сразу.

Попытка №23

Нашёл нож. Впервые дрался. Он смеялся, ловя лезвие голыми руками. Последнее, что видел — свои же отрезанные пальцы, засунутые мне в рот.

Попытка №48

Попробовал не бежать. Сидел в углу, ждал. Он вошёл с бензопилой. Очнулся опять на старте.

Попытка №102

Коридоры сплелись в лабиринт. Бежал, оставляя кровавые метки на стенах. Нашёл дверь с цифрой 17 — моя дата рождения. За ней... Он сидел за пианино, его пальцы скользили по клавишам, вытягивая из них звуки, которых не должно было существовать. На мгновение показалось это мои руки… Это была мелодия моего первого кошмара — того, что случился в пять лет, когда я проснулся ночью и увидел его в первый раз.

Попытка №...

Перестал считать.
Тело помнило каждый камень в стене, каждый скрип половиц. Но в этот раз — что-то новое. В самом конце коридора, там, где свет лампы мерцал, как предсмертная судорога, была дверь.

Глухая дверь, которую я раньше не замечал. Может её раньше не было здесь?

Ни ручки, ни замочной скважины. Только шрам от топора на древесине — кто-то уже пытался ее открыть, но неудачно.

За спиной — знакомый скрежет.

— Опять эта дверь? — Его голос липким шёпотом. — Она не для тебя.

Я разбежался. Врезался в дверь плечом.

Не поддалась.

Еще удар.

Дерево затрещало.

Последний удар…

Дверь поддалась с треском, и я ввалился внутрь, едва не падая от изнеможения. Воздух здесь был другим — не спёртым, как в коридорах, а холодным и чистым, словно в старом заброшенном саду.

Комната.

Небольшая, почти пустая. Одинокий стол у стены, на нём — керосиновая лампа, её колеблющийся свет отбрасывал дрожащие тени. И она.

Стояла у окна — точнее, там, где окно должно было быть, но вместо стекла зияла чернота, будто за этой стеной не было ничего. Ни города, ни неба, ни мира.

Белое платье, сотканное из лунного света, скользило по её силуэту, почти растворяясь в полумраке. Лицо — нежное и резкое одновременно, высеченное из мрамора рукой безумного скульптора. Глаза — глубокие, тёмные, как колодцы, в которых тонут звёзды, но в них не было пустоты.

Она смотрела на меня, не удивляясь, не пугаясь. Как будто ждала. Как будто знала меня, что я приду именно сейчас, именно сюда.

Я попытался сделать шаг, но ноги подкосились. Руки дрожали. Губы шевельнулись, но звука не последовало — только хриплый выдох.

Она медленно подошла ближе.

— Ты снова здесь, — сказала она. Голос был тихим, но резанувший тишину лезвием. В нём не было слабости.

Я кивнул. Не мог говорить.

— Ты не должен был возвращаться, — продолжила она. — Но раз уж пришёл...

Шаг. Ещё шаг. Она приблизилась, и я почувствовал холод, исходящий от её кожи. Не мороз, а пустоту — она вытягивала тепло просто своим присутствием, восполняя его в себе.

— ...значит, ещё не всё потеряно.

Она наклонилась, её пальцы коснулись моего лица. Холодные. Но не леденящие — скорее, как вода из горного ручья, обжигающая своей чистотой.

За дверью послышался скрежет — что-то тяжёлое волокли по полу.

Я напрягся.

Она не испугалась. Лишь повернула голову к звуку, как оценивая расстояние.

— Времени мало, — сказала она и резко двинулась к столу у стены.

На нём лежал один-единственный цветок — алый, как кровь на холодном снегу. Она забрала его, вернулась ко мне и вложила в мою дрожащую ладонь.

В тот же миг по телу пробежала волна — не боли, не страха, а чего-то иного. Воспоминания.

— Ты помнишь? — спросила она.

Я зажмурился. В голове вспыхнули обрывки: Обрывки. Крики. Бег по этим же коридорам, но в прошлый раз. Её лицо, мелькающее в темноте. Её рука, тянущая меня к выходу.

И его — того, кто гнался. Того, чей смех звучал у меня в черепе даже сейчас.

Она вздохнула и выпрямилась.

— Это место помнит тебя. И он помнит.

Я задрожал.

Она протянула руку.

— Вставай.

Я ухватился за её пальцы — и она рывком подняла меня на ноги.

— Он близко, — прошептал.

Она кивнула.

— Всегда близко.

Я сжал цветок в кулаке.

Где-то сзади раздался рёв.

В последний момент, перед тем как мы рванули в коридор, я увидел, как её губы дрогнули в едва заметной улыбке.

— На этот раз я не отпущу тебя.

Её рука сжала мою крепко, почти до боли. Она потянула меня за собой, и я побежал, не думая, не оглядываясь.

Теперь у меня была она.

И цветок в руке, горящий, как уголь в пепле ночи.

Мы бежим.

Ее рука в моей - единственное, что удерживает меня от падения. Этажи мелькают как кадры старой киноленты - третий, пятый, второй... Лестницы шелестят под нами и изгибаются, как карты в руках шулера - пятый, седьмой, минус второй., ступени поднимаются навстречу, когда он слишком близко.

Коридоры разворачиваются перед нами, как страницы знакомой книги. Двери захлопываются за нами сами, когда мы пробегаем мимо, издавая звук похожий на выстрел в пустоту, добавляя нам лишнюю секунду времени. Стены дышат, шепчут нам на ухо, указывая путь.
Она знает дорогу. Нет - дорога знает ее.

Я видел это раньше - эти коридоры, эти повороты. Но сегодня они ведут себя иначе. Двери, которые раньше захлопывались перед носом, теперь распахиваются перед нами. Пол под ногами мягко пружинит, когда мои силы на исходе.

— Ты всегда возвращаешься! - Его голос разрывает тишину.

Мы у двери. Последней.

Массивный дуб, почерневший от времени. Петли, покрытые ржавчиной, но еще крепкие. И под ней - Свет. Настоящий.

Тонкая золотая полоса режет темноту, дрожит на неровностях пола. Я падаю на колени, протягиваю руку. Он обжигает пальцы - живой, теплый.

— Вставай, - она тянет меня за собой.
Я слышу — скрежет цепи. Я не видел его лица ни разу, но знал: когда-то он был человеком. Возможно, таким же, как я. Тот, кто слишком долго искал выход и забыл, зачем ему бежать. Теперь он лишь инструмент этого места — как ножницы в том ящике, как пила, что ждёт своего часа.

Он близко. Буквально двадцать шагов. Цепь волочится по полу, оставляя кровавый след. Скрип. Шорох. Шаг.

— Выхода нет! – его противный голос твердит в след.

Она поворачивается, заслоняя меня собой.

— Не в этот раз.

Ее голос не дрожит.

Я не вижу его. Не хочу смотреть на его лицо. Лишь чувствую. Он остановился впервые за долгое время.

Последнее, что я чувствую - ее руки на моей груди. Толчок.
Дверь распахивается.

Я рухнул в свет — и мир взорвался белизной. Голова гудела, в ушах звенело, но сквозь шум пробился её голос:

— Оставь цветок! - она все ещё стояла в проеме той старой двери — Это единственный способ уйти!

Я зажмурился. Вспомнил его правила:

Если что-то унёс - должен вернуть.

Но я вспомнил и другое - как она дрожала, когда вела меня по коридорам. Как её холодные пальцы сжимали мои, будто я был её последним якорем в этом море тьмы.

Я резко вскочил на ноги. Схватил её за руку - и рванул на себя.

Алый цветок полетел обратно, в распахнутую дверь кошмара. Он перевернулся в воздухе, рассыпая лепестки, как капли крови.

Из-за порога за нами донёсся рёв. Но это был не голос — это был звук разрываемой плоти, крик ярости.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Мы тотчас проснулись.

— Что ты наделал?! - её крик был похож на звон разбитого стекла. - Ты вытащил меня из сна! Он придёт! Он всегда приходит за тем, что ему принадлежит!

Я обнял её - крепко, так, чтобы наши рёбра сплелись в одну клетку. Её тело было таким лёгким и тёплым как никогда раньше.

— Я вернул цветок, - прошептал я ей в волосы. — Но я оставил ему что-то еще.

Она отпрянула, глаза расширились:

— Что ты...?

Я разжал ладонь. На ней остался лишь шрам.

— Я отдал ему то, что по-настоящему принадлежало ему – его страх — тот, что он вложил в меня когда-то…

Она заплакала. Но это были слёзы чего-то нового - не отчаяния, а странной, хрупкой надежды.

А где-то в глубине, в тех коридорах, что теперь навсегда остались за закрытой дверью, что-то завыло - будто зверь, который впервые почувствовал вкус собственного страха.