Твой образ –спутник дум моих и снов,
С ним постоянно в памяти со мною
Мосты, каналы, лето, Петергоф,
Гранит Невы, что сблизил нас с тобою.
Любимая, проходят эти дни!
Но в памяти живут воспоминанья.
И даже нынче, у ворот зимы,
Мы чувствуем из нежное дыханье.
Но всё течёт, и каждый новый миг
Несёт свои надежды и тревоги.
Ведь мир любви огромный многолик
И бесконечны у него дороги.
Пускай проходят вереницей дни, –
Любовь с собой не унесут они!
Эти несколько стихотворений показывают, каким талантом судьба наградила великого поэта. Эти стихи совершенно разные по размеру, ритму, настроению. Но при этом все они – пример того, что такое ХОРОШИЕ стихи.
И многим нашим рифмоплётам было бы недурно хотя бы время от времени обращаться к Пушкину, чтобы не публиковать то, что стихами можно назвать весьма условно.
Мадонна. Сонет
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -
Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
* * *
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я...
Серенада
Я здесь, Инези́лья,
Я здесь под окном,
Объята Севилья
И мраком, и сном.
Исполнен отвагой,
Окутан плащом,
С гитарой и шпагой
Я здесь под окном.
Ты спишь ли? Гитарой
Тебя разбужу.
Проснется ли старый,
Мечом уложу.
Шелковые петли
К окошку привесь...
Что медлишь?.. Уж нет ли
Соперника здесь?..
Я здесь, Инезилья,
Я здесь под окном,
Объята Севилья
И мраком, и сном.
Элегия
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино - печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Большинство из нас знает практически все песни Владимира Высоцкого.
Но песнями стали не все его стихи. И они знакомы далеко не всем.
Я хочу представить читателям некоторые из них.
Часть строф в двух из них исключена. Их полную редакцию всегда можно найти где угодно.
***
День на редкость – тепло и не тает, –
Видно, есть у природы ресурс, –
Ну… и, как ча́сто это бывает,
Я ложусь на лирический курс.
Сердце бьётся, как будто мертвецки
Пьян я, будто по горло налит:
Просто выпил я шесть по-турецки
Чёрных кофе, – оно и стучит!
Пить таких не советуют доз, но –
Не советуют даже любить!
Есть знакомый один – виртуозно
Он докажет, что можно не жить.
Нет, жить можно, жить нужно и – много:
Пить, страдать, ревновать и любить. –
Не тащиться по жизни убого –
А дышать ею, петь её, пить!
А не то и моргнуть не успеешь –
И пора уже в ящик играть.
Загрустишь, захандришь, пожалеешь –
Но… пора уж на ладан дышать!
Надо так, чтоб, когда подытожил
Всё, что пройдено, – чтобы сказал:
«Ну, а всё же неплохо я пожил, –
Пил, любил, ревновал и страдал!»
<…>
***
Про меня говорят: он, конечно, не гений, –
Да, согласен – не мною гордится наш век, –
Интегральных, и даже других, исчислений
Не понять мне – не тот у меня интеллект.
<…>
Я пишу обо всём: о животных, предметах,
И о людях хотел, втайне женщин любя, –
Но в редакции так посмотрели на это,
Что – прости меня, Муза, – я бросил тебя!
Говорят, что я скучен, – да, не был я в Ницце. –
Да, в стихах я про воду и пар говорил…
Эх, погиб, жаль, дружище в запое в больнице –
Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил!
И теперь я проснулся от длительной спячки,
От кошмарных ночей – и вот снова дышу, –
Я очнулся от белой-пребелой горячки –
В ожидании следущей снова пишу!
***
Если б был я физически слабым –
Я б морально устойчивым был, –
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголя б ни грамма не пил!
Если б был я физически сильным –
Я б тогда – даже думать боюсь! –
Пил бы влагу потоком обильным,
Но…по бабам – ни шагу, клянусь!
Ну а если я средних масштабов –
Что же делать мне, как же мне быть? –
Не могу игнорировать бабов,
Не могу я спиртного не пить!
***
Сколько лет, сколько лет -
Всё одно и то же:
Денег нет и женщин нет,
Да и быть не может.
Сколько лет воровал,
Столько лет старался, -
Мне б скопить капитал -
Ну а я спивался.
Ни кола, ни двора
И ни рожи с кожей,
И друзей - ни хрена.
Да и быть не может.
Только – водка на троих,
Только – пика с червой, -
Комом – все блины мои,
А не только первый.
***
Я любил и женщин, и проказы:
Что ни день, то новая была. -
И ходили устные рассказы
Про мои любовные дела.
И однажды как-то на дороге
Рядом с морем – с этим не шути -
Встретил я одну из очень многих
На моём на жизненном пути.
А у неё – широкая натура,
А у неё – открытая душа,
А у неё – отличная фигура, -
А у меня в кармане – ни гроша.
Ну а ей - в подарок нужно кольца;
Кабаки, духи из первых рук, -
А взамен – немного удовольствий
От её сомнительных услуг.
«Я тебе, - она сказала, - Вася,
Дорогое самое отдам!..»
Я сказал: «За сто рублей согласен, -
Если больше – с другом пополам!»
Женщины – как очень злые кони:
Захрипит, закусит удила!..
Может, я чего-нибудь не понял,
Но она обиделась – ушла.
Через месяц улеглись волненья -
Через месяц вновь пришла она, -
У меня такое ощущенье,
Что её устроила цена!
Возможная причина смерти
Если допустить, что Владимира Владимировича убили, то зачем это было сделано, кому он мешал? В 1918 году поэт неразрывно связал свою судьбу с партией большевиков. Он был трибуном, проповедующим идеи мировой революции. Поэтому и пользовался таким успехом у различных издательств. Ему платили огромные гонорары, обеспечили отдельным жильём, но взамен требовали преданности и лояльности.
Однако к концу 20-х годов в произведениях поэта стали проскальзывать нотки разочарования существующим режимом. Годы коллективизации, страшный голод, репрессии были ещё впереди, но Владимир Владимирович уже почувствовал душой смертельную опасность, нависшую над страной. Ему всё труднее становилось восхвалять существующую реальность. Приходилось всё чаще переступать через своё понимание мира и нравственные принципы.
В стране набирала силу волна ликования. Все восхищались или делали вид, что восхищались достижениями социалистического строя, а Маяковский начал сатирически обличать всякую "дрянь". Это звучало диссонансом по отношению к восторженному хору подхалимов и приспособленцев. Власть очень быстро почувствовала, что поэт стал другим. Он изменился, причём в опасную для режима сторону. Первой ласточкой стала критика его пьес "Клоп" и "Баня". Затем исчез портрет из литературного журнала и развернулась травля в прессе.
Наряду с этим поэта начали опекать чекисты. Они стали регулярно заходить в гости на правах добрых знакомых, ведь Лиля Брик любила принимать гостей. Но одно дело, когда приходят друзья-литераторы, а другое, когда в квартиру заходит с дружеским визитом сотрудник ОГПУ Агранов. Не надо также забывать, что Осип Максимович Брик в 1919-1921 годах являлся сотрудником ЧК. А бывших чекистов не бывает.
Вся эта опека осуществлялась для того, чтобы проверить благонадёжность поэта. Результаты оказались для Владимира Владимировича плачевными. Не исключено, что было принято решение его убрать.
Последний день жизни поэта
Смерть Маяковского наступила 14 апреля 1930 года. Бриков в Москве не было: они ещё в феврале уехали за границу. Поэт решил воспользоваться их отсутствием, чтобы наконец-то порвать ведущие в никуда затянувшиеся отношения. Он хотел создать нормальную семью и для этого выбрал Веронику Полонскую (с которой его познакомила Лиля Брик).
В первых числах апреля он делает денежный взнос в жилищный кооператив, чтобы приобрести себе квартиру, а имеющуюся жилплощадь оставить сластолюбивой и корыстной парочке.
В понедельник 14 апреля поэт в 8 часов утра приезжает к Полонской и увозит её к себе. Здесь между ними происходит разговор. Владимир требует, чтобы Вероника оставила мужа и ушла прямо сейчас к нему.
Заметим, что Полонская была в это время замужем за известным актёром Михаилом Яншиным.
Женщина говорит, что не может вот так сразу бросить Яншина. Она не отказывает Маяковскому, заверяет, что любит его, но ей нужно время. После этого Полонская покидает квартиру, так как в 10-30 у неё репетиция в театре. Она выходит в парадное (это её версия произошедшего) и тут слышит звук револьверного выстрела. Вероника вбегает обратно в комнату буквально через мгновение после ухода и видит, что Владимир лежит на полу с раскинутыми руками.
Вскоре приехала следственная группа, но не из милиции, а из контрразведки. Возглавлял её начальник секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов (1893-1938). Его появление можно объяснить тем, что он курировал творческую интеллигенцию. Место происшествия было осмотрено, тело поэта сфотографировано. Было найдено предсмертное письмо Владимира Владимировича, датированное 12 апреля. Агранов прочитал его вслух и положил в карман кителя.
Ближе к вечеру появился скульптор Константин Луцкий. Он сделал гипсовую маску с лица усопшего. Вскрытие вначале не хотели делать, так как и так было ясно, что поэт умер от выстрела в сердце. Но поползли слухи, что Маяковский болел сифилисом, что и послужило причиной трагедии. Патологоанатомам пришлось вскрыть тело, но никаких серьёзных отклонений в органах обнаружено не было. В газетах написали, что поэт скончался от скоротечной болезни. Под некрологом подписались друзья, и на этом дело закончилось.
Убийство или самоубийство?
Так как всё-таки следует охарактеризовать смерть Маяковского? Убийство это было или самоубийство? Чтобы пролить свет на данный вопрос, начнём, как и положено, с предсмертной записки. Вот её текст:
"Всем… В том, что умираю, не вините никого и не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестра, товарищи, простите, но у меня другого выхода нет. Лиля, люби меня.
Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестра и Вероника Полонская. Буду благодарен, если ты устроишь им сносную жизнь. Начатые стихи передайте Брикам, они разберутся. Как говорится – инцидент исчерпан, любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчёте, и ни к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Счастливо оставаться".
Вот такое завещание, написанное, согласно дате, 12 апреля. А роковой выстрел прозвучал 14 апреля. При этом состоялось ещё и любовное объяснение с Вероникой Полонской, хотя поэт знал, что должен вот-вот умереть. Но несмотря на это, настаивал, чтобы возлюбленная немедленно оставила мужа. В этом есть какая-нибудь логика?
Интересно и то, что это письмо Владимир Владимирович написал карандашом. У погибшего была собственная очень хорошая ручка с роскошным золотым пером. Он её никому никогда не давал в руки, а писал только ей. Но в самый ответственный момент своей жизни взял в руки карандаш. Им, по утверждениям графологов, и почерк подделать гораздо проще, чем ручкой (штрихи, не обязательно прямые, можно легко наносить в любом направлении, что пером наносить получается не всегда).
В своё время Сергей Эйзенштейн заявил в узком кругу друзей, что если внимательно ознакомиться со стилем письма, то можно утверждать, что написано оно не Маяковским. Так кто же тогда произвёл на свет это творение?
В архиве хранится уголовное дело за номером 02-29. Это как раз дело о самоубийстве В. В. Маяковского. Вёл его следователь И. Сырцов. В протоколе осмотра не упоминается предсмертное письмо, как будто его и не было. Также нет экспертизы рубашки, которая была на поэте в момент смерти. А ведь она могла многое рассказать следствию.
Из материалов дела неясно, где находилась Полонская, когда прозвучал роковой выстрел. То ли она стояла возле поэта, то ли уже вышла из комнаты. Как впоследствии утверждала сама Вероника, она вышла в парадную и только там услышала звук выстрела. Однако, судя по бумагам, её поведение можно трактовать по-разному. Либо она сбегала вниз по лестнице, и раздался выстрел, либо выбежала с криком из комнаты, и именно в этот момент поэт застрелился. Так может быть, она увидела у Владимира в руке пистолет, испугалась и попыталась скрыться? Об этом ни слова. Создаётся впечатление, что следователь вообще не нуждался в чётком и ясном ответе.
Закрыли уголовное дело 19 апреля (через пять дней после произошедшего события). При этом осталось загадкой, нашли возле тела пистолет или нет. Как лежало тело? Головой к двери или головой вглубь комнаты. Если в помещение зашёл кто-то посторонний и выстрелил, то Владимир Владимирович должен был упасть назад, то есть головой вглубь комнаты. Но ничего определённого здесь сказать нельзя. Таким образом, можно сделать вывод, что следственные действия велись крайне небрежно. Представляли они собой чистую формальность. Вся работа делалась не ради установления истины, а ради галочки, что такая работа была проделана.
Дело было классифицировано, как самоубийство. Оно было благополучно помещено в архив и пылилось на полках вплоть до 90-х годов XX века. А с кого спросишь через 60 лет?
Но с полной уверенностью утверждать, что смерть поэта была насильственной, тоже нельзя.
Кто выиграл от смерти поэта
Смерть Маяковского оказалась на руку Лиле Брик. Про Осипа Максимовича разговор не идёт, так как его семейная жизнь с любвеобильной женой закончилась разводом. А вот Лилю советское правительство признало законной наследницей ушедшего из жизни поэта. Она получила его кооперативную квартиру и денежные сбережения.
Но самое главное – архивы, которые, по сути, должны были стать народным достоянием. Кроме того, так называемая "вдова" Маяковского с 1935 года стала получать проценты с проданных сочинений поэта. А печатались они миллионными тиражами, так как посмертно Владимир Владимирович был признан самым лучшим и талантливым поэтом советской эпохи.
Что же касается Полонской, то без двух минут жена не получила ничего. Вернее, она получила сплетни, разговоры за спиной, злорадные ухмылки. Последней точкой в этой эпопее стал её развод с мужем.
Что тут поделаешь. Так уж устроен этот мир. Кто-то теряет, а кто-то находит.
Многим из нас знакомы слова «Серебряный век». Этот период российской истории был удивительно щедрым на литературные таланты. Ни до, ни после такое не повторялось. Ахматова, Цветаева, Блок, Брюсов, Анненский, Городецкий, Заболоцкий, Багрицкий – настоящее созвездие замечательных поэтов. И это только первые, что пришли мне на память.
Я хочу представить читателям по одному стихотворению о любви других поэтов Серебряного века, известных, и не очень. Но все они оставили свой след в нашей литературе и, безусловно, обогатили её своим творчеством.
Игорь Северянин
Это было у моря
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозо́во,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзо́ва,
Где ажурная пена и соната пажа.
Максимилиан Волошин
Она
В напрасных поисках за ней
Я исследил земные тропы
От Гималайских ступене́й
До древних пристаней Европы.
Она – забытый сон веков,
В ней несвершённые надежды.
Я шорох знал ее шагов
И шелест чувствовал одежды.
Тревожа древний сон могил,
Я поднимал киркою плиты…
Ее искал, ее любил
В чертах Микенской Афродиты.
Пред нею падал я во прах,
Целуя пламенные ризы
Царевны Солнца – Таиах
И покрывало Моны Лизы.
Под гул молитв и дальний звон
Склонялся в сладостном бессильи
Пред ликом восковых мадонн
На знойных улицах Севильи.
И я читал ее судьбу
В улыбке внутренней зачатья,
В улыбке девушек в гробу,
В улыбке женщин в миг объятья.
Порой в чертах случайных лиц
Ее улыбки пламя тлело,
И кто-то звал со дна темниц,
Из бездны призрачного тела.
Но, неизменна и не та,
Она сквозит за тканью зыбкой,
И тихо светятся уста
Неотвратимою улыбкой.
Давид Бурлюк
Ты богиня средь храма
Ты богиня средь храма прекрасная,
Пред Тобою склоняются ниц.
Я же нищий, толпа безучастная
Не заметит меня с колесниц.
Ты – богиня, и в пурпур, и в золото
Облачен твой таинственный стан,
Из гранита изваянный молотом,
Там, где синий курит фимиам.
Я же нищий – у входа отрепьями
Чуть прикрыв обнаженную грудь,
Овеваемый мрачными ветрами,
Я пойду в свой неведомый путь.
Андрей Белый
Любовь
Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся… До нового свиданья…»
То был обман. И знали мы с тобой,
Что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
Средь нежных, изумрудно-пенных волн,
Как лебедь белый, крылья распластавший.
И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
Вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.
Все мы, когда заходит речь о стихах, сразу вспоминаем стихи о любви. Но есть и другие стихи, которые нам известны, но вспоминаем мы их гораздо реже.
Я хочу представить читателям небольшую подборку таких стихов, где речь идёт о том, почему наша жизнь так далека от идеала, о реалиях жизни.
Кошмарный сон
Я заблудилась во Вселенной,
Попала в параллельный мир,
Он населён несовершенной
И очень грубой жизнью был.
Его жильцы передвигались
На двух конечностях, легко,
Они в жилищах укрывались,
Решёткой укрепив окно.
Они зачем-то все дымили,
Какой-то едкий смрад вдыхая
И что-то из сосудов пили,
Своё сознанье помрачая.
Они куда-то постоянно
Пойти друг друга посылали,
Но что при этом очень странно –
Идти туда все не желали.
Их главный идол был – бумажки,
Которые кладут в карман,
Они за труд давались тяжкий,
За интеллект, и за обман.
И те, кто ими обладали,
Имели над другими власть.
Однако в них порой стреляли,
Из-за бумажек кровь лилась!
Они придумали дурман,
Своё потомство отравляли
И за убийственный обман
Бумажек пачки получали.
Они использовали разум,
Чтоб погубить свою природу,
Создали жидкий яд и газы
И отравили воздух, воду.
У них проблемы с организмом,
Они друг друга чем-то лечат,
Но это выглядит цинизмом,
Лекарства эти их калечат.
И что совсем необъяснимо –
Они друг друга убивают:
Создали бомбы, пушки, мины,
Себе подобных истребляют.
У них свой бог, он – на картинах,
Они ему поклоны бьют,
Поют хвалу в обрядах длинных,
А после – вновь грешить идут.
Они стремятся к размноженью,
Но чаще им – не до детей,
Не зная высших наслаждений,
Они в плену земных страстей.
Я так ужасно заблудилась,
Попав в трущобы Мирозданья!
А может быть, мне всё приснилось,
И этот мир – игра сознанья?
Я так хочу скорей проснуться,
Стряхнуть оковы жизни тленной
И в мир Реальности вернуться,
Он там – в безбрежности Вселенной!
Нина Антюшкина
***
Никогда ни о чём не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.
Никогда не жалейте о том, что случилось,
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось,
Да надежды, как птицы, парили в душе.
Не жалейте своей доброты и участья,
Если даже за всё Вам – усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то – в начальство…
Не жалейте, что Вам не досталось их бед.
Никогда, никогда ни о чём не жалейте –
Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но ещё гениальнее слушали Вы!
Андрей Дементьев
Российские цари
Один пробил окно в Европу.
Другой с Европой воевал.
А третий, трон сменив на робу,
Сражён в подвале наповал.
Теперь властители другие:
У них ни трона, ни корон.
Но та ж покорная Россия
Их вотчина и полигон.
Где всё устроено по-царски…
Но не для всех, а для господ.
И где шуты слагают сказки,
Как хорошо живёт народ.
Андрей Дементьев
***
В России отныне есть два государства:
Одно – для народа, другое – для барства.
В одном государстве шалеют от денег,
В другом до зарплаты копеечки делят.
Меж ними навеки закрыты границы.
О, как далеко огородам до Ниццы!
Не ближе, чем отчему дому - до виллы.
Когда-то таких поднимали на вилы.
В России отныне есть два государства.
В одном одурели от бед и от пьянства.
В другом одурели совсем от другого…
Но мне не к лицу неприличное слово.
Однажды моё государство взъярится,
Пойдёт напролом и откроет границы.
И будет в России одно Государство.
А всё остальное – сплошное лукавство.
Андрей Дементьев
Ключ
У меня была комната с отдельным входом.
Я был холост и жил один.
Всякий раз, как была охота,
Я знакомых туда водил.
Мои товарищи жили с тёщами,
И с жёнами, похожими на этих тёщ –
Слишком толстыми или слишком тощими,
Усталыми, привычными, как дождь.
Каждый год, старея на́ год,
Рожая детей (сыновей, дочерей),
Жёны становились музами тя́гот,
Символами нехваток и очередей.
Мои товарищи ценили жён.
Они вопрошали всё чаще и чаще:
- Чего ты не женишься? Эх ты, пижо́н!
Что ты понимаешь в семейном счастье?
Мои товарищи не любили жён.
Им нравились девушки с молодыми руками,
С глазами, в которые раз погружён,
Падаешь, падаешь, словно камень.
А я был мо́лод (вы, конечно, помните),
но вопросов глупых не задавал.
Я просто давал им ключ от комнаты.
Они просили, а я - давал.
Борис Слуцкий
Человеческая душа
Когда праздник – она ухожена, восприимчива, влюблена,
Ароматами переложена, намерений благих полна.
Словно птица в гнезде – взволнованна, словно нежная песнь – хороша!
Словно пьяный туман – раскованна Человеческая душа!
В дни ненастья она встревожена, как старуха слепа, больна;
Словно всеми навеки брошена – никому уже не нужна.
Словно злыми скорбями сломана – бесполезно любя, круша!
Заколдована, замордована Человеческая душа!
Без Любви она заморожена, или заживо сожжена.
И бредёт – ни звана́, ни про́шена – в лабиринте чужого сна.
Спотыкается, ищет вечности, бьётся птицей, судьбу верша…
Но теряется в бесконечности Человеческая душа!
Как узнать её сущность вечную, как понять её тайный смысл,
Вникнуть в самое сокровенное, что являет собою жизнь?
Изменить бытиё наше бренное, в доброте воспитать малыша,
Чтобы чаще была счастливою Человеческая душа!
Автор мне неизвестен.
Уверен, что большинство участников Сообщества Поэтов знает о великом поэте Франции, Гийоме (Вильгельме) Костровицком, взявшем себе псевдоним Гийом Аполлинер.
Вместе с тем мне хотелось ещё раз напомнить о нём читателям и представить здесь его замечательные стихи. Некоторые из них представлены в нескольких переводах, чтобы читатели могли оценить не только стихотворение, но и сам перевод.
Между прочим, знаменитое стихотворение Аполлинера «Мост Мирабо́» был переведён на русский язык не менее десятка раз. В статье представлены три перевода этого стихотворения.
Маризибель
Брела по кёльнским тротуарам
Жалка и всё-таки мила,
Согласна чуть ли не задаром,
И под конец в пивную шла
Передохнуть перед кошмаром
А сутенёр был полон сил,
Еврей с Формозы, рыж и розов
Он ел чеснок и крепко пил,
И в заведенье для матросов
Её в Шанхае подцепил.
Я судьбы знал ещё похуже.
И по судьбе людей не мерь.
Их жизнь – листва в осенней луже,
Но взгляды тлеют и как дверь
То наглухо, то настежь души.
Перевод А. Гелескула
Ноктюрн
Свет улиц озарил вечерний небосклон,
И сердце любит вновь и бьётся в унисон
Со всеми жизнями, что, несмотря на тьму,
Вдохнули в город жизнь и дали свет ему.
Свет улиц городских всё небо озаряет…
И лишь в материи дух вечный пребывает,
И лишь в людских сердцах живёт и гибнет вновь
Неутолённая бессмертная любовь.
Перевод М. Кудинова
А теперь стихотворения в переводах разных переводчиков.
Цыганка
Знала всё: и конец, и начало,
И ночей наших круговорот…
Мы с цыганкой простились, и вот
У ворот нас мечта повстречала.
А любовь, как медведь, тяжела,
В пляс пускалась, где только случится,
И повсюду Синяя Птица
Свои перья спасти не смогла.
Пусть погубит нас эта приманка –
Пыль дороги, любовь и мечта,
Но мы помним с тобой неспроста
Всё, что нам нагадала цыганка.
Перевод М. Кудинова
Цыганка
Был наперёд цыганке ведом
Двух наших жизней тёмный бор.
Мы с ней простились, и с тех пор
Надежда шла за нами следом.
В медвежий пляс пускали мы
Свою любовь – ручного зверя.
У Синей Птицы крали перья
И нищим путали псалмы.
И час расплаты неминуем,
Но мы в надежде на любовь
В полуобнимку вновь и вновь
Слова гадания толкуем.
Перевод А. Гелескула
Охотничий рог
Главы повести нашей просты
И трагичны как маска тирана.
Ни единой случайной черты,
Ни одна безрассудная драма
Не лишала любовь высоты.
Цедит Томас де Квинси дурмана
Целомудренный гибельный сок.
Нежен опиум. Бедная Анна,
Всё не вечно, всё только на срок.
Возвращаться я буду нежданно.
Память, память – охотничий рог,
Замирающий в дебрях тумана.
Перевод А. Гелескула
Охотничий рог
Как маска тирана, трагична
История наша… Взгляни:
В этих драмах и риск, и величье,
Но тебе не раскроют они
Смысла нашей любви патетичной
Снова Томас де Квинси пьёт яд.
Тонкий опиум пьёт и, в мечтанья
Погружённый, бредёт наугад
К бедной Анне. Восторги, страданья -
Всё проходит, всё годы умчат.
Рог охотничий – воспоминанье –
Умирает, вдали прозвучав.
Перевод М. Кудинова
И в завершение моё самое любимое стихотворение Аполлинера «Мост Мирабо» в трёх переводах. Правда, мне нравится только перевод Михаила Кудинова. Я позволил себе немного изменить стихотворение, чтобы оно звучало более привычно для русскоязычного читателя.
Мост Мирабо
Под мостом Мирабо тихо Сена течёт
И уносит нашу любовь…
Я должен помнить: печаль пройдёт
И снова радость придёт.
Будем стоять здесь рука в руке
И под мостом наших рук
Утомлённой от вечных взглядов реке
Плыть и мерцать вдалеке.
Проходят сутки, недели, года…
Они не вернутся назад.
И любовь не вернётся… Течёт вода
Под мостом Мирабо всегда.
Перевод М. Кудинова
Мост Мирабо
Под мостом Мирабо исчезает Сена.
А с нею любовь,
Что же грусть неизменна,
Уступавшая радостям так смиренно.
Словно мост мы сомкнули руки с тобою,
Покуда волна
За волной чередою
Взгляд за взглядом влечёт под него с тоскою
Дни уходят, недели тают как пена,
И словно любовь
И как жизнь постепенно
Под мостом Мирабо исчезает Сена.
Перевод М. Яснова
Мост Мирабо
И наша любовь, словно в Сене вода,
Под мостом Мирабо
Всё течёт в никуда.
Страсть за грустью волной набегает всегда.
Друг на друга глядим, держим руку в руке,
И на нас, как на мост,
Словно в тихой тоске
Вечно смотрит волна, пробегая в реке.
Дни бегут, бьют часы, слышен времени ход,
И недели и год…
Кто любовь мне вернёт?
Под мостом Мирабо только Сена течёт.
Перевод Ю. Кожевникова
Мост Мирабо. Крайний слева
Хочу представить участникам Сообщества Поэтов стихотворные пародии Леонида Филатова на стихи известных поэтов России. Возможно, кто-то с ними не знаком.
Серия «Таганка - 75»:
Евгений Евтушенко
Мне говорил портовый грузчик Джо,
Подпольный лидер левого движенья:
«Я плохо понимайт по-русски, Женья,
Но знаю, что Таганка – хорошо!»
Потягивая свой аперитив,
Мне говорил знакомый мафиозо:
«Таганка, Женя, это грандиозно!
Мадонна, мне бы этот коллектив!..»
Душою ощущая ход времён,
Забитая испанская крестьянка
Сказала мне по-русски: «О, Таганка!
Проклятый Франко, если бы не он…»
Звезда стриптиза, рыжая Эдит,
Сказала, деловито сняв рейтузы:
«Ты знаешь, Женя, наши профсоюзы
Считают, что Таганка победит!..»
Поскольку это шло от естества
И делалось отнюдь не для блезира, -
Спасибо вам, простые люди мира,
За ваши безыскусные слова.
Андрей Вознесенский
Таганка, девочка,
Пижонка, дрянь!..
Что ты наделала,
Ты только глянь!..
О Апока́липсис
Всея Москвы…
Толпа, оскалившись,
Крушит замки!..
Даёшь билетики!..
А им в ответ:
Билетов нетути!
Физкульт – привет!
Роберт Рождественский
Может, это прозвучит
Резко,
Может, это прозвучит
Дерзко,
Но в театры я хожу
Редко,
А Таганку не люблю
С детства.
Вспоминается такой
Казус,
Вспоминается такой
Случай:
Подхожу я как-то раз
К кассе,
Эдак скромно, как простой
Слуцкий.
Говорю, преодолев
Робость, -
А народищу кругом -
Пропасть!
Мол, поскольку это я,
Роберт,
То нельзя ли получить
Пропуск?..
А кассир у них точь-в-точь
Робот,
Смотрит так,
что прямо дрожь
Сводит:
«Ну и что с того, что ты -
Роберт?
Тут до чёрта вас таких
Ходит».
Вот же, думаю себе,
Дурни!
А в толпе уже глухой
Ропот!
Да сейчас любой олень
В тундре
Объяснит вам, кто такой
Роберт!
В мире нет ещё такой
Стройки,
В мире нет ещё такой
Плавки,
Чтоб я ей не посвятил
Строчки,
Чтоб я ей не уделил
Главки!
Можно Лермонтова знать
Плохо,
Можно Фета пролистать
Вкратце,
Можно вовсе не читать
Блока,
Но… всему же есть предел,
Братцы!
…Но меня, чтоб я не стал
Драться,
Проводили до дверей
Группой…
Я Таганку не люблю,
Братцы,
Нехороший там народ,
Грубый.
Белла Ахмадулина
О, вряд ли кто-нибудь предполагал,
Что я, бродя в окрестностях Таганки
Однажды с праздным видом чужестранки
Рискну войти в тот сирый балаган!..
Надменно и взыскующе шурша
Программкой предстоящего миракля,
Я села. Всё затихло. И обмякла
Моя высокомерная душа…
…Как заново рождённая на свет,
Я шла к дверям. И тут явился некто,
Чей лоб, на редкость чуждый интеллекта,
Являл намёк, что он – искусствовед.
Он закричал: «Должно быть, это сон!»
(Когда б мы с ним вот так столкнулись лбами
Не здесь, а в раздевалке N-ской бани,
Он, верно, был бы меньше потрясён).
Он продолжал: «В Москве полным-полно,
И даже свыше нужного, пожалуй,
Иных театров. Есть Большой и Малый,
Есть МХАТ. Качели, Шашки, Домино».
Я улыбнулась: «Вам не по плечу
Представить жизнь без покера и дерби,
А мне, мой друг, за собственные деньги
Угодно видеть всё, что я хочу…»
Он пригрозил: «От взрослых до детей -
Любой поклонник данного театра
Закончит век в приёмной психиатра,
Страдая от навязчивых идей!..»
Я рассмеялась: «Уж. Скорее вы –
Находка для Канатчиковой дачи,
А впрочем, я желаю вам удачи,
Которой вы не стоите, увы!..»
…Я шла домой, и бедное чело
Точила мысль, похожая на ранку:
Сойти с ума! Примчаться на Таганку!
Пробиться в зал, где шумно и светло!..
Во тьме кулис, ликуя и скорбя,
Узреть простых чудес чередованье!
Прийти в восторг! Прийти в негодованье!
Прийти домой! И там прийти в себя.
От автора (Леонида Филатова):
- Какая чепуха, увы и ах! –
Зевнёт читатель, в корень не вникая.
- Да, чепуха, читатель. Но какая
Премилая! И главное – в стихах.
