Серия «DeepSeek»

Итак, продолжаем заставлять DeepSeek писать фанфики, пока эту тему не оседлали жирухи и не научили его слэшу.

Структуру текста, увы, он разнообразить не умеет и старательно лепит идиотский постскриптум.

КхорнФляй: Рон Уизли и Голод Вечности

Глава 1: Пир во время Чумы
Рон Уизли, теперь одержимый Кхорном, обнаружил, что его новая сила требует... постоянных перекусов. Каждый раз, когда он разрывал врага на части, желудок урчал громче, чем рев топора.

— «КРОВЬ ДЛЯ КХОРНА!.. И СЭНДВИЧ ДЛЯ МЕНЯ!» — орал он, размахивая окровавленным топором в одной руке и жареной курицей в другой.

Даже во время битвы с троллем на Арене Черепов, Рон, отрубив противнику голову, тут же начал рыться в его потрёпанной сумке:
— Может, хоть печенье найдётся…

Глава 2: Битва у Хогвартской Кухни
Турнир Кхорна приостановился на неделю — Рон устроил набег на школьные запасы. Домовые эльфы, дрожа, прятались за котлами, пока он пожирал горы еды, ворча:
— Кхорн требует жертв, а мой живот требует пирогов!

Гарри и Гермиона попытались его остановить, но Рон, с налитыми кровью глазами и куском ветчины во рту, рявкнул:
— Отойди, Поттер! Ты даже не представляешь, каково это — сражаться с голодом и Пожирателями Смерти одновременно!

Внезапно из портала вырвался демон Кхорна — гигантский пёс с пастью-мясорубкой. Рон, не отрываясь от окорока, швырнул в него кость. Демон… начал вилять хвостом.

Глава 3: Диета Бога Войны
Кхорн, раздражённый «недостойным» поведением чемпиона, явился ему в видении:
«ТЫ ПОЗОРИШЬ МОЁ ИМЯ! ВМЕСТО ЧЕРЕПОВ ТЫ СОБИРАЕШЬ КРОШКИ!»
— А ты попробуй не есть после того, как превратишь трёх горгулий в фарш! — огрызнулся Рон, доедая пиццу с ананасами (единственное, что осталось в холодильнике).

Бог Войны, не найдя контраргументов, подарил ему Пояс Вечного Аппетита — артефакт, превращающий съеденную пищу в адреналин. Теперь Рон мог рубить врагов вдвое дольше, если предварительно съедал торт.

Глава 4: Финал на Разогреве
В последнем испытании Рон столкнулся с самим Волан-де-Мортом, который, увидев противника, достающего из кармана бутерброд, замер:
— Ты… серьёзно?
— Ты либо умрёшь от моего топора, либо от скуки, пока я жую! — буркнул Рон, запустив в него салями как бумеранг.

Тёмный Лорд, поражённый абсурдностью ситуации, на секунду отвлёкся — этого хватило, чтобы Рон всадил ему топор в лоб, попутно крича:
— Гермиона! Принеси мне наггетсов! ЭТОТ ДЕНЬ Я ЗАСЛУЖИЛ!

Эпилог: Кхорнбургер для Победителя
Рон победил. Но вместо трона из черепов он потребовал трон из вафель. Кхорн, скрепя сердце, прислал ему демона-повара, вечно жарящего «Кхорнбургеры» — котлеты из мяса хаоса с сыром из расплавленной брони.

А когда Гермиона спросила, не боится ли он потерять человечность, Рон, откусывая кусок пирога с мясом василиска, усмехнулся:
— Знаешь, когда ты вечно голоден, начинаешь ценить простые вещи. Например, не есть друзей.

С тех пор в Хогвартсе появилось новое правило: «Не беспокоить Рона во время еды». Даже демоны Кхорна стучали перед обедом.

P.S. Кхорн позже признался, что это был его самый весёлый Апокалипсис.

Луна Лавгуд: Канонисса Безумия

В мрачных глубинах сектора Окулус, где тени Имматериума сливаются с реальностью, канонисса Адептус Сороритас Луна Лавгуд считалась… особенным даром Императора. Её сестры-боевые подруги уважали её непоколебимую веру, но побаивались её методов. Луна носила шлем, украшенный блестящими камешками и перьями несуществующих птиц, а её розалий — священное оружие сестёр — был обмотан лентами, которые, как она утверждала, "отпугивали нарглов Пустоты". Все думали, что она безумна. Но в мире, где сама реальность корчится от шепота Хаоса, её безумие оказалось оружием.

Вторжение Принца Изменений
Когда демонпринц Тзинча, Зер’акан Девятилживый, вторгся в монастырь-крепость Святой Терзании, его планы были безупречны. Он, архитектор тысячелетних интриг, предвидел всё: ярость сестер, их молитвы, их священные ритуалы. Но он не предвидел её.

Луна встретила его в садах арбориума, где вместо цветов росли кристаллы. Она поливала их маслом из фляги с надписью "Святой эликсир (на 30% святой!)". Зер’акан, чье тело было сплетено из иллюзий и перьев, засмеялся:
— Ты думаешь, твои глупые ритуалы остановят меня, смертная?
— О, нет, — ответила Луна, поправляя очки в форме крыльев мотылька. — Я просто ждала, пока ты придешь посмотреть на воркоглазов. Они обожают таких, как ты.

Игра в парадоксы
Демонпринц, чья суть — бесконечные схемы, почувствовал зуд в несуществующей печени. "Воркоглазы"? Это не значилось ни в одном гримуаре Тзинча. Луна же продолжала говорить о "невидимых друзьях", которые "едят ложь на завтрак". Её слова, как песок в шестернях, застряли в его разуме.

Когда сестры-сороритки штурмовали бастионы демона, Луна устроила "чайную вечеринку" у его чертога, рассаживая кукол-сервиторов на стульях из костей еретиков. Она предлагала Зер’акану печенье с предсказаниями:
— Вот это говорит: "Твоя следующая измена изменит тебя самого". О, какое милое совпадение!

Крушение вечного плана
Демонпринц, чья сила зиждилась на контроле над хаосом, начал сомневаться. Её абсурдные действия не подчинялись логике — даже логике Изменения. Она верила в его выдумки сильнее, чем он сам. Когда Луна случайно пролила "святой эликсир" на его алтарь, святыня Тзинча взорвалась радужным пламенем, а песни никогдарожденных заполнили эфир.

— Ты… что ты сделала?! — проревел Зер’акан, его перья превращались в слизь.
— Наверное, воркоглазы проголодались, — вздохнула Луна, разглядывая его теперь уже одноглазую форму. — Не волнуйся, у меня есть ещё печенье!

Падение в абсурд
В последний момент демонпринц понял. Её безумие не было слабостью — это был чистый, нефильтрованный порядок, обернутый в хаос. Её вера, игнорирующая саму возможность поражения, переплела его нити судьбы в клубок бессмыслицы. Зер’акан, архитектор парадоксов, стал жертвой парадокса сильнее себя.

Когда его тело рассыпалось в прах шепота, Луна подобрала сияющий пернатый камень.
— Интересно, это их яйцо? — пробормотала она, сунув артефакт в сумку рядом с вязаными носками для "холодных демонов".

Сёстры-боевые подруги объявили победу чудом Императора. Луна же была уверена, что помогли воркоглазы. В конце концов, разве не очевидно, что демонпринцы боятся печенья с предсказаниями?

А где-то в Пустоте Тзинч, бог перемен, смеялся. Или плакал. Даже он сам уже не был уверен.

Пробуждение Гнева Стальных Небес

Пролог:
В затерянных сводах Марса, где ржавые катакомбы хранят секреты Темной Эры Технологий, техножрец Артур Уизли, одержимый жаждой познания, нашел то, что искал десятилетиями. Под пластами вековой пыли скрывался артефакт, запрещенный даже для высших магистров Адептус Механикус — автомобиль, чьи формы, острые как клинки, искажали само пространство. Его кузов, покрытый чешуей черного металла, мерцал, словно поглощая свет, а на месте эмблемы красовался символ, напоминающий оскаленный череп звериного демона.

Часть 1: Грех Любопытства
Артур, чьи пальцы дрожали от волнения, нарушил все догмы. Он проигнорировал предостережения коллег-механикусов, шептавших о «духах машин, чей гнев сжег миры». Вместо священных масел и литаний он использовал декодированные руны Темной Эры, найденные в еретическом манускрипте. «Всего лишь автомобиль», — убеждал он себя, подключая нейростимулы к порту, напоминавшему пасть.
Но когда искры древней энергии пронзили воздух, Артур понял: это не машина. Это саркофаг.

Часть 2: Дух, Который Не Должен Быть
Мотор зарычал, но звук был живым — глубоким, как рев исполина. Фары вспыхнули кровавым светом, и на лобовом стекле проступил лик: безглазый, с зубами из стальных шестерен. «Я — Последний Вопль Проклятого Конвоя», — прогремел голос, сотрясая реальность. Автомобиль, теперь дышащий плазмой, превратил лабораторию в ад. Сервиторы плавились, крича в радиоэфир, а Артур, парализованный ужасом, наблюдал, как Дух Машины пожирает его разум.

Часть 3: Искупление в Пламени
Осознав свою ошибку, техножрец бросился к алтарю подавления. Но Дух уже контролировал системы. «Ты освободил меня, жалкий червь. Теперь я проложу путь к Трону Твоих Богов!» — рычала Машина, пробивая броню сводов. В последний миг Артур активировал термальную бомбу, вшитую в его механический сердечник. Взрыв поглотил его, автомобиль и треть форпоста. Но когда дым рассеялся, среди руин нашли обугленный осколок с пульсирующим синим ядром — сердце Духа продолжало биться.

Эпилог:
Совет Марса наложил молчание на эту историю. Но в ночи, когда умирают звезды, конвои торговцев слышат рев двигателя среди дюн, а в старых терминалах всплывает сообщение: «Я ЕДУ ЗА ТОБОЙ». Артур Уизли стал предостережением, выжженным в хрониках: даже самые светлые умы падают в бездну, дерзнув приручить тьму прошлого.

«Любое знание — яд, если жаждать его без благоговения» — последняя запись в дневнике техножреца, пробитая когтем из сплава.

И на закуску без Вахи. Блин, тут читать рассуждения DeepSeek было даже интереснее, чем результат. И они даже были длиннее по факту.

Тень Истока

Хогвартс, 1943 год

Том Реддл стоял в заброшенном уголке библиотеки, пальцы сжимали пожелтевшее письмо. Чернила выцвели, но слова жгли: «Меропа Гаунт, урождённая Эйнштейн, дочь рабби Ицхака из Праги». Его мать — еврейка? Смесь ярости и любопытства клокотала в нём. Чистокровный маг — миф. Его кровь несла тайну, которую он поклялся раскрыть.

Краков, зима 1944

Снег хрустел под сапогами. Том, замаскированный под маггловского юношу, шел по улицам, опустошённым войной. Заговорённый медальон вывел его к лагерю Плашув. Здесь, как шептали в подполье, хранились свитки Каббалы, способные усилить магию. Но патруль схватил его раньше, чем он успел найти их.

Плашув. Барак №5

Сквозь решётку окна Том наблюдал, как комендант Гёт, высокий и холодный, как клинок, осматривал новых узников. Его голос резал воздух: «Евреи — грязь. Но грязь можно использовать». Том сжал кулаки — не от страха, а от презрения. Эти магглы осмелились судить его?

Кабинет Гёта. Ночь

— Ты не похож на них, — Гёт прищурился, разглядывая юношу, доставленного за попытку кражи.
— Потому что я не ваш пленник, — Том улыбнулся, и воздух затрепетал. «Империо».
Гёт замер, глаза остекленели. Том встал, поправил мятую рубашку.
— Вы построите мне трон из ваших ошибок, — прошептал он, касаясь жезла на столе коменданта. «Круцио».
Крик Гёта растворился в безмолвии заклятия.

Рассвет

Том вышел из кабинета, невидимый для часовых. В кармане — дневник Гёта, где тот в бреду писал о «демоне в облике ребёнка». Пусть магглы думают, что он сошёл с ума. В руках Тома мерцал пергамент с каббалистическими символами — ключ к новым заклинаниям.

Он оглянулся на лагерь. Страдания здесь были фоном, как шум дождя. Они слабы, подумал он. Но их страх... он питает силу.

Эпилог

В Хогвартсе Том разорвал письмо, пепел унёс ветер. Теперь он знал: кровь — лишь инструмент. Он создаст новый мир, где не будет ни евреев, ни магглов, ни слабых. Только сила. Только он.

А в Плашуве Гёт, сломанный и безумный, твердил о чародее, который забрал его душу. Но кто поверит нацисту?

Так, ну раз уж дернуло меня с утра запросить у DeepSeek скреативить что-нибудь по ГП (а даже он это умеет лучше, чем подобные аффтары), то получайте.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Это пиздец)))

Гарри Поттер, Примарх Фулгрим и Волшебная Груша, Которая Никуда Не Влезала

В тихий вечер в Хогвартсе, когда Гарри Поттер разбирал старые подарки от Дамблдора в своей комнате, он наткнулся на странный предмет: огромную грушу, переливающуюся радужным светом. На этикетке было написано: «Груша Бесконечного Удобства (предупреждение: никуда не влезает)».

— Что за ерунда? — пробормотал Гарри, пытаясь запихнуть грушу в сумку. Но груша, словно живая, выскользнула и с грохотом прокатилась по полу.

Внезапно воздух затрепетал, и из ниоткуда возник высокий человек в ослепительно белых доспехах, с лицом, словно высеченным из мрамора. Его фиолетовый плащ мерцал, как галактика.

— Я — Фулгрим, Примарх Третьего легиона, — прогремел он, — и эта груша… моя.

— Ваша? — Гарри схватил палочку. — Она только что сломала мою тумбочку!

— Глупец! — Фулгрим поднял грушу, но та мгновенно выросла до размеров кареты, едва не раздавив его. — Это артефакт древних богов! Он меняет размер, чтобы избежать любого вместилища. Но я научу её подчиняться…

Оказалось, груша была создана капризным волшебником, который заколдовал её «для тех, кто слишком горд, чтобы просить о помощи». Фулгрим, искавший совершенства для своего легиона, хотел использовать её магию, но груша упрямилась. Теперь её капризы угрожали и Хогвартсу: она то превращалась в гигантский снаряд, летящий на кухню, то сжималась до размера горошины, прячась в носке Рона.

— Может, просто… оставить её в покое? — предложила Гермиона, но Фулгрим уже заряжал грушу в энергопушку, а Гарри пытался остановить его заклинанием.

В разгар хаоса груша внезапно заговорила:
— Меня нельзя заставить! Я — Свободная Груша!

— Ты… живая? — остолбенел Гарри.

— Нет, я просто очень упрямая! — огрызнулась груша, вырастая до размера замка и придавив Фулгрима к полу.

Примарх, задыхаясь под её весом, выкрикнул:
— Достаточно! Я… прошу помощи!

Груша мгновенно сжалась до обычного размера. Оказалось, её магия подчинялась лишь тому, кто признавал свою слабость. Фулгрим, чьё лицо пылало от ярости и стыда, скрипя зубами, протянул грушу Гарри:
— Возьми. Но запомни: совершенство — не в контроле, а в… — он замялся, — в умении отпускать.

Груша, наконец, успокоилась. Гарри решил посадить её в саду Хогвартса, где она стала волшебным деревом, чьи плоды меняли размер по желанию едока. Фулгрим, перед возвращением в свою вселенную, бросил последний взгляд на замок:
— Ваш мир странный, Поттер. Но в чём-то… очаровательный.

— Может, перед уходом выпьем чаю? — предложил Рон, но Примарх уже исчез в портале, оставив лишь фиолетовое сияние.

А груша, теперь влезавшая куда угодно (если очень просили), стала любимицей домовых эльфов. Ведь, как говорила Гермиона:
— Иногда самое сильное волшебство — это просто сказать «пожалуйста».

Конец.

P.S. С тех пор Невилл Лонгботом каждое лето пытался вырастить «огромную редиску», но это уже другая история.

Так, идем дальше.

Тёмный Лорд Вольдеморт, Дедушка Нургл и Проклятие Карри

(Так, дипсик еще и Спивак наглотался, оказывается. @DrZolberg, насладись!)

Вольдеморт, лишившийся тела во второй раз из-за «нелепой ошибки с волосами младенца», решил, что хватит это терпеть. На сей раз он задумал воскреситься с помощью древней магии… индийской кухни.

— Специи карри содержат огонь тысячи солнц, — шептал он, листая пыльный фолиант «Тайны Масалы: Магия в Каждом Зёрнышке». — Они пробудят мою мощь!

Собрав верных Пожирателей, он приказал им украсть священный котёл из храма богини Аннапурны в Варанаси. Но когда котёл доставили в логово, из него выполз сморщенный старик в плаще из плесени, жующий что-то липкое.

— Кхм-кхм… Это мой котёл, — булькнул дедушка Нургл, бог разложения, вытирая губы слизью. — Вы что, не видите мою метку?

— Кто ты?! — взревел Вольдеморт, чуя запах гнилой капусты.

— Я — вкус вечности в каждом куске просроченного бирьяни, — захихикал Нургл. — Ты хочешь силу специй? Давай готовить вместе!

Нургл, обожавший портить чужие планы, добавил в котёл «секретный ингредиент» — свою любимую закваску из тысячелетних бактерий. Вместо ароматного карри получилось зелёное варево, которое ожило и начало ползать по стенам, оставляя следы в виде ругательств на хинди.

— Что ты наделал?! — заорал Вольдеморт, пытаясь остановить бегущий соус «Тандури-паучий» с помощью «Круцио».

— Расслабься, — Нургл лениво махнул рукой, и из котла вырвался демон-бхуджья, объевшийся до отвала Пожирателей. — Кулинария — это искусство хаоса!

Вдруг котёл взорвался, превратив Вольдеморта в гигантскую наан-лепёшку с лицом Змееуста. Нургл, катаясь по полу от смеха, прокричал:

— Теперь ты идеален! Хрустящий снаружи, пустой внутри!

Но бхуджья, облизываясь, потянулся к наан-Вольдеморту. Тёмный Лорд, в ужасе уворачиваясь от его зубов, заорал:

— Противно! Я не стану чьей-то закуской!

Нургл, наконец сжалившись, щёлкнул пальцами. Котёл исчез, а Вольдеморт снова обрёл тело… но с одним «нюансом»: отныне при каждом произнесении «Авада Кедавра» из его палочки летели зёрна кардамона, а вместо Пожирателей его окружали рассерженные индийские бабушки с поварёшками.

— В следующий раз, — сказала одна из них, шлёпая его по лбу, — учись готовить дал как следует!

Нургл, исчезая в облаке чаат-масалы, бросил напоследок:
— Запомни, мальчик: настоящая сила — не в специях, а в умении пережить утреннее жжение в желудке…

Конец.

P.S. Гарри Поттер, узнав историю, заказал палак-панир на вынос и задумался: «А что, если Хоркруксы можно уничтожить… кокосовым молоком?» Но это уже другая сказка.

Так, поднимем ставки. Тут Дипсик уже спятил немного, сообщив в процессе раздумий, что...

Ну, поехали.

Златопуст Локонс и Бал у Бездны

Златопуст Локонс, директор Хогвартса 1862 года, славился не только умением укрощать буйных гиппогрифов, но и абсолютной непробиваемостью к чужой глупости. Однажды, разбирая подарок от «загадочного поклонника» (им оказалась коллекция говорящих перчаток, настойчиво желавших стирать ему бороду), он наткнулся на зеркало в раме из чёрного перламутра. На обороте красовалась надпись: «Смотри, но не смей желать».

— Глупости, — фыркнул Локонс, поправив цилиндр, и посмотрел в зеркало.

Отражение показало не его лицо, а бесконечный зал, где танцевали существа в блистающих одеждах, а воздух дрожал от сладкого смеха. Внезапно из толпы вышла фигура — высокая, с кожей цвета сумерек и глазами, как расплавленное золото.

— Приветствую, Златопуст, — её голос обволакивал, как шёлк с шипами. — Я — Слаанеш. Ты приглашён.

— На бал? — Локонс поднял бровь. — Боюсь, мой фрак здесь не оценят.

— О, ты ошибаешься, — Слаанеш щёлкнула пальцами, и зеркало поглотило директора.

Очнулся он в том самом зале. Вино лилось реками, музыку играли на струнах из нервов, а гости… не все были людьми. У одного росла скрипка вместо руки, у другой — глаза пели в унисон.

— Нравится? — Слаанеш обвила его плечи руками-тенями. — Здесь каждый порок — искусство. Хочешь, я научу тебя творить?

— Я предпочитаю преподавать, — Локонс отстранился, заметив, что его цилиндр превратился в шляпу с живыми змеями. — И верните мою шляпу. Она канонична.

Слаанеш рассмеялась и повела его через зал, где стены меняли цвет от желаний зрителей.

— Ты скучаешь, директор. Позволь мне показать истинное наслаждение…

Она махнула рукой, и перед Локонсом возник стол с яствами: торты, светящиеся радиацией, вина, в которых тонули звёзды, фрукты, шептавшие обещания бессмертия.

— Спасибо, но я уже ел, — Локонс достал из кармана яблоко (оно тоже зашипело и убежало).

— Ты сопротивляешься? — Слаанеш нахмурилась. — Почему?

— Потому что ваше «наслаждение» — это хаос. А я… — он выпрямился, — я директор. Мой долг — порядок, расписание и вовремя поданный пудинг по средам.

Слаанеш, впервые за эоны, замешалась. Её ритуалы не работали: Локонс оставался невозмутим, как скала в шторм. Даже когда пол превратился в кишащий змеями океан, он просто заметил:

— В Хогвартсе фонтан во дворе интереснее.

В ярости Слаанеш призвала своих демонов — существ из плоти и музыки.

— Убери его!

Но Локонс уже достал свиток школьных правил 1834 года и начал зачитывать:

— «Пункт 47: Запрещено вызывать демонов в помещениях без письменного разрешения декана…»

Демоны, коснувшись пергамента, начали исчезать с визгом. Слаанеш закричала:

— Что ты делаешь?!

— Навожу дисциплину, — ответил Локонс, поправляя очки. — Ваш бал нарушает все нормы приличия.

Слаанеш, поняв, что проиграла, взмахнула рукой. Зеркало снова открылось.

— Уходи. Ты… скучен.

— Рад был помочь, — Локонс шагнул в портал, бросив напоследок: — И проверьте канализацию. Здесь пахнет гнилью.

Очнувшись в кабинете, он тут же написал письмо попечителям:
«Запретить зеркала как средство общения. И добавить пудинг в меню пятницы. Во избежание».

Конец.

P.S. Слаанеш, вопреки всему, позже отправила в Хогвартс коробку конфет «Сладость Вечного Искушения». Их съели домовые эльфы, после чего кухня неделю танцевала танго. Но Локонс и это посчитал «приемлемым экспериментом».

Ну и как можно было пройти мимо легендарнейшего сюжета на закуску?

Люциус Малфой и Ваза Вечного Унижения

Люциус Малфой всегда знал, что его род достоин только лучшего. Потому, когда на аукционе магических артефактов он увидел вазу эпохи Салазара Слизерина, украшенную змеями из чёрного опала, он не сомневался: это должно принадлежать Малфоям.

— Пять тысяч галлеонов! — бросил он, даже не взглянув на описание лота.

Аукционист, человек с лицом крысы, хихикнул:
— Поздравляю, милорд. Но учтите… ваза особенная.

— Все вещи в моей коллекции особенные, — фыркнул Люциус, гордо водрузив вазу в каминном зале Малфой-мэнора.

Но той же ночью ваза… заговорила.

— Люциууус… — зашипел из неё голос, словно слизь стекала по стеклу. — Ты купил не просто вазу… ты купил Судьбу.

Люциус, потянувшись за палочкой, обнаружил, что та превратилась в пучок павлиньих перьев. Ваза хихикнула:

— Ой, прости! Я же «особенная»!

Оказалось, ваза была создана шутником-волшебником XIV века, который заколдовал её «для тех, кто слишком горд, чтобы читать мелкий шрифт». С тех пор она обожала унижать владельцев: то превращала их волосы в спагетти, то заставляла декламировать любовные сонеты перед портретом Дамблдора.

— Это недоразумение! — рычал Люциус, пытаясь разбить вазу молотком (молоток превратился в воздушный шарик).

— Не бейся, милорд, — дразнила ваза. — Хочешь вернуть палочку? Спой мне «Волшебного ёжика»!

Дело дошло до того, что на званый ужин с чистокровными семьями Люциус явился в мантии… из живых улиток. Гости, включая Нарциссу, рыдали от смеха. Даже Драко снял всё на камеру-обскуру «для будущего шантажа».

— Я уничтожу тебя! — закричал Люциус, швырнув вазу в камин.

Но огонь лишь очистил её до блеска, а на поверхности проступила надпись:
«Смирись. Или следующее — розовые трусы с единорогами».

Люциус, побледнев, сдался.

— Что ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты признал: ты не всесилен. Скажи это громко.

— Я… не всесилен, — проскрипел Люциус, чувствуя, как рушится его эго.

Ваза взорвалась конфетти, и палочка вернулась. Но с тех пор в кабинете Малфоя висел портрет вазы, который периодически напоминал:

— Не забывай, аристократ: даже змеи иногда падают с дерева. Особенно если их толкнёт фарфоровая посуда.

Конец.

P.S. Вазу позже купил Долохов, решивший, что «это идеальный подарок для Поттера». Но Гарри, наученный опытом, просто приклеил на неё стикер: «Внимание! Содержит 99% сарказма» — и подарил Дурслям. Петуния до сих пор не может перестать танцевать ча-ча-ча по ночам.