В наших карельских лесах на что только не наткнёшься, кого только не встретишь. То бетонный дот времён ещё, наверное, Советско-Финской, где под прелым опадом весь пол в стреляных гильзах. То нетронутую полянку лисичек прямо за крайним тыном садоводства — и как местные упустили? А то армейский патруль на любимой тропинке к озеру: учения, не положено. Но случаются и совсем уж экзотические встречи.

Сидели мы как-то прошлым летом с дамой сердца на обочине дороги в десятке километров от станции Каннельярви, что в сторону Выборга. Никуда особо не торопились, ждали маршрутку в Питер, что ходит там пару раз в день. Вокруг звенел и тоже никуда не торопился уютнейший летний вечер. В конце концов, что может быть лучше, чем зависнуть посреди сосновых боров, озёр, болот и ледниковых морен? "Во человецех благоволение и благорастворение на воздусех".

Подметив вдалеке наш дилижанс, мы неспешно приняли вертикальное положение и на всякий случай помахали, чтобы извозчик не промахнулся. За десяток секунд до касания из недальнего леска вывалилась ещё одна компания и понеслась к остановке. Мы их особо не разглядывали — не до того было.

А вот уже усевшись и расплатившись, я понял, что смуглые ребята с рюкзаками не тянут на таджиков из ближайшего садоводства. Одна девушка как раз пыталась объясниться с маршрутчиком на сильно ломаном русском, когда до меня дошло. Я прокашлялся для храбрости, а потом бессоветно влез в беседу:

— Perdóneme, señora, ¿quiere saber si llegaremos a la estación de tren?

В девяностые наша школа гордо нарекла себя "языковой гимназией". Мифический "железный занавес" рухнул — больше в головах, чем по факту. Те родители, кто мог себе позволить, начали договариваться с учителями и толпами отправлять своих чад повидать Лондон, Эдинбург и прочие Ливерпули — под строгим педагогическим надзором.

Помня голодные времена, я о подобной поездке даже не заикался. Однако слухи имеют тенденцию просачиваться. Одним зловещим зимним вечером ко мне вломилась вся фамилия полным составом и постановила: "Езжай-ка ты, Лепенсон, на чужбину. Мир посмотришь, себя покажешь... Только шибко в последнем не усердствуй, дабы не опозориться".

Я тогда больше хотел нормальную гитару, чем поездку в Лондон, но меня не спрашивали. Обули-одели, сунули в зубы билеты на самолёт, а в карман пару сотен фунтов на расходы. Дальше помню смутно, потому что компашка русских десятиклассников, дорвавшаяся до лондонских пабов, даст фору полному автобусу финнов, доехавшему до Выборга. Отрывались мы за всю фигню и в сознание приходили редко — только чтобы сходить на очередную экскурсию и прикинуться пуськами перед учителем.

И вот я, весь такой красивый, стою посреди сувенирного магазинчика где-то на Оксфорд-стрит. В брюхе эль плещется, в голове туман, в теле приятная гибкость. Вяло размышляю, что лучше взять в подарок знакомым панкам: туалетную бумагу с британским флагом или резиновую какашку, поющую "God save the queen". И слышу сзади родную речь:

1. Я белый парень из Нэшвилла, единственный белый на стройке. Вчера услышал, как один из работяг начал на испанском языке прикалываться над моими мужскими сиськами. Тогда я крикнул на его родном языке: «Они в любом случае лучше, чем у твоей сестры». Наступила гробовая тишина, потом смех. Теперь меня каждое утро приветствуют: «Привет, гринго!».

2. Это произошло в 1994 году, когда я только что переехала в Японию. Ждала поезд на вокзале в сельской местности. Рядом стояли мать с маленьким сыном. Мальчик увидел меня и сказал матери, что я иностранка, и таких надо остерегаться. Я никак не отреагировала. Мы долго ждали поезда. Парень стал бегать по платформе. В какой-то момент осмелел и подошел ко мне сзади. Я обернулась и говорю ему: «Я очень люблю маленьких японских мальчиков. Они такие вкусные». Он тут же с криком убежал и спрятался за свою мать.

3. Я был в индейском казино и услышал, как за соседним столом два бухих мексиканца обсуждали вой бизнес. Они обговаривали, как лучше перетащить через границу большую партию наркотиков. Я сидел, не шелохнувшись, как будто не понял ни слова, сыграл пару партеек и ушел. Это были 90-е, эпидемия мета. Каждое утро в канавах находили трупы.

4. Ехал в поезде. Напротив сидели две молодые немки и стали меня обсуждать. Одна говорит: «Я бы дала ему 7-8 из 10, и даже больше, если бы он немного улыбался, а то у него сейчас рожа, будто похоронил свою мать». Я сказал им на чистом немецком: «Не переживайте, с моей мамой все в порядке».