Шло время. Джонатан Уотерс несколько раз встречался с Анной: иногда из-за покупок в магазине мистера Полиш, иногда случайно. И всякий раз с восхищением смотрел на девушку, думая: какую смелость надо иметь, чтобы так поступить. Эта чистая, простая жертва свершалась у него на глазах так обыденно, что Джонатан терялся, и мысли, и эмоции захлестывали его разум. Нечто похожее он уже испытывал, когда пытался осмыслить библейский эпизод с самопожертвованием Христа, и восторженное, непередаваемое преклонение перед подвигом человека надолго захватило его душу.
Иной раз он вспоминал о венке, что Анна плела в парке. Она говорила, если венок не утонет, то человек, чье имя она произнесла, будет ей верным возлюбленным. Но чье имя было на ее губах? Спросить об этом прямо Джонатан не смел. В конце концов, кто он такой, и зачем ему это знать? Действительно, зачем?
Уединившись в галерее, Джонатан погрузился в созерцание одной из последних фотографий. Девушка, сфотографированная им, была... несколько вульгарной. Нет, нет, не она сама! Ее тело! Оно дразнило и жгло его. И каждая из поз, придаваемых им той ночью, казалась ему невыразимо пошлой. Когда он брал ее за плечи, снимал ночную рубашку и двигал по кровати, ему чудилось, что вот сейчас, без усыпленного разума, это тело само схватит его, прижимая к себе... Наваждение было столь сильным, что Уотерс не сразу справился с собой и едва не загремел на пол, споткнувшись о фотоаппарат.
Да, воспоминание было приятным и мучительно-сладким, но, поглядев на ее лицо, Джонатан отпрянул, едва не опрокинув любимое кресло: это была Анна! С минуту он стоял неподвижно, пытаясь разобраться в мыслях. Он, что, сходит с ума? Это не могла быть Анна. Нагнувшись, он поднял с пола отброшенный снимок: нет, конечно, это не его соседка, и совсем не похожа. Что же это было?

11

Чем слаще счастье, тем неожиданней удар судьбы. Джонатан сфотографировал еще двух красавиц и чувствовал себя превосходно. Все прекрасно удавалось ему и без Джека, и новые девушки занимали места в галерее. Но однажды, развернув утреннюю газету, он прочитал крупный заголовок: «Убийство на Гринвич-роуд». В статье рассказывалось, что прошлой ночью некто проник в дом мисс Стетсон, задушил молодую мисс подушкой и украл все драгоценности. Пробежав заметку глазами, Уотерс схватился за голову. Не может быть! Он с ужасом прочитал последние строки: «Полиция имеет основания подозревать, что все похожие ограбления, совершенные за последнее время — дело рук одного человека...»
Уотерс выронил газету, почувствовав, как страх сдавил сердце. Убийство! Дочь хозяина дома найдена мертвой... Ведь он был там, и фотография еще живой девушки висит у него в галерее! Как же так? Этого не может быть! И опять ограбления! Проклятье, это снова Джек! Но как? Как этот вор выследил его? Ответ напрашивался сам собой: Джек наблюдал за ним и влезал в дом сразу после того, как Уотерс уходил оттуда. Мерзавец! Но что же делать?
Оставить все как есть — убийца останется безнаказанным, и этот грех и смерть несчастной девушки лягут на него, Уотерса. Что же делать? В задумчивости он подошел к секретеру и открыл нижний ящик. В нем лежал револьвер, подаренный Уильямом Форсеттом, заядлым любителем оружия. Пистолет был заряжен, но Джонатан никогда не стрелял из него.
Он взял в руки оружие. Найти Харриса и заставить его прийти в полицию? Вряд ли он пойдет, а вести под дулом револьвера по улице... А если он действительно расскажет им все? Как они вместе взламывали решетки, и как он залезал в дома? Ведь в дома-то залезал он, а не Джек! Джонатан застонал, чувствуя себя в дьявольском замкнутом круге. А если и вовсе это сделал не Харрис, а кто-то другой? Надо найти Джека! Джонатан засунул револьвер в карман и решительно вышел из дома.
Но поиски ничего не дали. Джек Харрис пропал. Его нигде не было. Ни в пабе, ни у кузницы, ни в окрестностях. И никто его не видел. Это представлялось странным, и Уотерс был почти уверен в его виновности, но что это могло дать ему? Лишь муки совести, ведь это же он привел Джека к дому на Гринвич-роуд!
Оставить опасное увлечение Джонатан не мог, но и допустить, чтобы Джек грабил усыпленных им женщин, тоже было невозможно. Уотерс мучительно искал выход, отбрасывая один вариант за другим. Что делать? Любое действие, подставлявшее Джека, могло повлечь за собой необратимые последствия. Бывший напарник мог с легкостью рассказать полиции все о Джонатане Уотерсе. Сначала он подумал, что смог бы дежурить на улице близ дома, но затем отверг эту мысль. Шататься целую ночь под окнами незнакомого дома, да еще со складной лестницей и фотоаппаратом под мышкой было слишком опасно. А пока Уотерс отнесет аппарат домой и вернется, вор может успеть сделать свое дело.
Случившееся надолго заставило его забыть о своем увлечении. К тому же наступила зима, и выпавший первый снег легко мог выдать, не скрывая следов. Зиму Уотерс не любил. Просто ненавидел. Из-за того, что не мог заниматься излюбленным делом. От этого он впадал в депрессию. А тут еще этот мучительный выбор! Джонатан почувствовал себя плохо и попросил приходящую кухарку вызвать врача.
С доктором он был знаком, приходилось встречаться, и жил он на соседней улице. Они поговорили, пошутили, врач назначил ему микстуры от жара и покой. Но затем Джонатану стало хуже, и неделю он метался в бреду, то проваливаясь в сон, то просыпаясь в горячем поту. Ему снилось, что он поймал Джека, снилась Анна и девушки с его фотографий. Анна что-то говорила ему — он не помнил что, а девушки молча окружали его, тесня нагими телами во тьму... Наконец, он почувствовал себя лучше и узнал, что Анна Полиш действительно приходила к нему.
— Да, сэр, она приходила к вам, — подтвердила кухарка. — Она узнала, что вы больны и очень огорчилась. И попросила у меня разрешения навестить вас. Я подумала, что в этом нет ничего дурного, сэр, и разрешила. Мне не нужно было ее впускать?
— Нет, ничего, — слабо махнул рукой Уотерс. Ему стало легче, но слабость еще ощущалась. — Что она делала здесь?
— Ничего особенного, сэр. Просто немного посидела рядом с вами. Но вы почти все время спали или бредили.
— Бредил?
— Да, сэр, ведь у вас был жар!
«Анна прекрасная и милая девушка, — подумал Уотерс, разглядывая линии лепного потолка. — Она напоминает ангела, такая же кроткая и нежная. Но как странно, что она пришла ко мне после всего, что было».
— Один раз, правда, вы узнали ее...
— Не помню, — прошептал Джонатан. Он и впрямь не помнил, чтобы разговаривал с Анной. Выходит, бредил?
— Вы не помните? Странно. Я слышала, вы называли ее по имени, думала, вы разговаривали. Потом она встала и ушла.
— Что я говорил?! — спросил он, приподнимаясь на постели. Сиделка встревожилась:
— Что вы, сэр, вам нельзя вставать! Доктор сказал: ни в коем случае!
Он поддался на уговоры и успокоился, тем более что сиделку было не переспорить. К тому же она сказала, что ровным счетом ничего не слышала, только как он называл ее по имени. В конце концов, сказанного не воротишь, решил Уотерс и успокоился. Доктор еще раз навестил его и уверенно констатировал, что Джонатан идет на поправку. И даже извинился, что не сразу определил степень болезни. Джонатан пошутил, что не видать ему гонорара. Вскоре болезнь совершенно отступила, и Уотерс с удовольствием вышел на первую прогулку.
Весна окрылила его. Прежние страхи забывались и таяли, как туман под ярким солнцем. Джонатан гулял по городу и искал новые лица. Галерея насчитывала более двух десятков фотографий, но Уотерсу было мало. Не убиваемая страсть жила в нем и требовала пищи. Но эта весна кружила голову, дни пролетали яркой, светлой каруселью. Он видел сотни прекрасных леди и не мог решить, какую выбрать. Каждая казалась интересной, каждая таила загадку. Он шел за одной, потом бросал и следовал за другой, затем останавливался, пораженный красотой третьей. Ему казалось, что Лондон открыл тайные двери, и прекрасные феи, скрывавшиеся за ними, в одночасье вылетели наружу.
Но как быть, если Джек снова ограбит усыпленную Уотерсом девушку? Этот вопрос терзал его, и Джонатан не знал, что делать. Единственное радикальное решение подсказывал револьвер. Всего одна пуля могла навсегда избавить его от опасного паразита в лице Джека Харриса. Но Джонатан Уотерс не был убийцей и не хотел им быть. И потому положение казалось безвыходным.
После болезни Уотерс встретился с Анной. Зашел в лавку Полишей и поблагодарил за заботу и участие. Анна слушала его и молчала, но улыбалась так хорошо, и голубые глаза ее горели как два драгоценных камня...
Чтобы сделать им приятное, он приобрел пару перчаток, не особо нужных ему. А когда пришел домой и развернул сверток, на пол упал сложенный вдвое клочок оберточной бумаги. Уотерс поднял его и развернул. Всего несколько слов были в нем, написанные, без сомнения, рукой Анны. И Джонатан замер с бумажкой в руках: «Это было ваше имя».

12

Анна и привлекала, и тяготила его. С ней он чувствовал себя прекрасно, но в то же время неловко и скованно, зная про ее близкое замужество. Встречаясь, Джонатан не мог выдержать ее взгляда, он чувствовал себя преступником, недостойным внимания этой чистой и прекрасной леди. Она же не знала его тайны, считала достойным человеком, настоящим джентльменом, но не могла и представить, в какой страшной истории он замешан! Да, если бы он был Форсеттом, он бы попытался влюбить в себя Анну Полиш, и женился бы на ней. Но он — не Форсетт! У него свой мир и свои увлечения! Его мир рухнет, если он перестанет питать его так, как делал прежде. Джонатан Уотерс жил мечтами, с ними он был счастлив и в них не боялся любить. Анне нужен другой человек, который будет любить ее, думал он, чувствуя странную, неведомую прежде досаду и грусть. Ему же нужны только фотографии, где черное — это черное, а белое — белое. У него есть мир, где нет сводящего с ума многоцветья отношений, где, повернув камеру, можно увидеть лишь игру света и тени, и больше ничего.
Неведомые доселе чувства мучили его, он днями просиживал в галерее, надеясь, что свет и тень подскажут и помогут. Он разглядывал прекрасные тела, но в каждой из них ему мерещилась Анна... И сны! Сны тоже были раздражающе-цветными, и часто он видел Анну в том ярко-голубом платье, так идущим ее глазам...
Внезапно он понял, что делать. Он должен сфотографировать ее! Сделав фотографию, он познает Анну, и наваждение пройдет! Так всегда было, как же он не додумался до этого раньше! Он сделает это немедленно. Сегодня же ночью! Но как быть с Джеком?
Джонатан подошел к столу и взял в руки револьвер. Пусть случится то, что должно случиться!

13

Уотерс знал, где располагается спальня Анны. Дом семьи Полиш был близнецом сразу нескольких домов по Хилл-стрит. Видимо, их строил один архитектор. В таком же доме жил один из его знакомых, и Уотерс помнил расположение комнат наизусть. Конечно, в доме была не одна спальня, но Джонатан часто видел Анну в одном из окон, справедливо посчитав, что там и находится ее комната.
В этот раз он собирался еще тщательней, чем обычно. Хорошо, что для фотоаппарата он придумал неплохое крепление, позволявшее оставить руки свободными. Теперь не нужно было втаскивать аппарат на веревке, он надежно крепился на спине.
Ровно в четыре часа ночи Джонатан вышел из дома. Никогда прежде ему не доводилось проникать в дом, расположенный так близко. Ночная улица была пустынна, ветер еле колыхал листочки на вязах, растущих под окнами соседей. Полная луна щедро заливала улицу серебром, и Уотерс невольно улыбнулся: прекрасная картина. Ну, надо действовать.
Сегодня он волновался больше обычного, наверно, из-за того, что Анна была, пожалуй, самой близкой из всех девушек, что он знал. Сегодня он увидит и познает ее! Уотерс притаился в тени дома и несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая разошедшееся сердце. Надо сосредоточиться! Эмоции будут потом. Он раздвинул гибкую складную лесенку и быстро поднялся на уровень окон второго этажа. Лестница была в тени, и даже случайный прохожий с трудом мог заметить ее, к тому же, поднявшись, Уотерс всегда закрывал окно, не возбуждая таким образом возможных подозрений. Открыть нехитрые ставни было делом минуты. В этом деле Джонатан поднаторел, да и Джек показал ему пару полезных приемов. Осторожно, дюйм за дюймом, он открывал окно, чутко вслушиваясь в тишину ночи. Все спят. Глаза его, привыкшие к темноте, уже различали кровать Анны и ее неподвижную фигуру.
Неслышно перевалившись через подоконник, Джонатан замер на полу комнаты, прислушиваясь. Анна спала и, слыша близко ее дыхание, Джонатан снова разволновался. Натянув на лицо маску, он встал с пола и осторожно приблизился к постели.
Анна была прекрасна! Складки легкого одеяла повторяли контуры ее тела, и в щедром свете луны ока казалась чудной статуей, наполовину высеченной из молочно-белого камня. Уотерс достал пузырек с эфиром и смочил приготовленный ватный тампон. Он приблизил его к носу девушки и замер над ней, ожидая. Анна дышала глубоко и спокойно, и Уотерс любовался ей, не замечая боли в согнутой спине. Еще немного эфира, еще... Он обернулся к окну и поднял прозрачный пузырек перед глазами. На дне еще оставалась жидкость, но он покачал головой: нет, он не станет рисковать ее жизнью! Пусть доза будет меньше, чем обычно, и даже еще меньше, чем в прошлый раз... Он будет очень осторожен.
Джонатан легко коснулся ее руки и провел пальцем по изгибу локтя. Она не просыпалась. Уотерс взялся за кончик одеяла и потянул. Одеяло сползло, заставив его замереть от неожиданности: Анна спала совершенно нагой. Вид ее тела, открывшийся так неожиданно, поразил Джонатана как молния. Он даже закрыл глаза, спрашивая себя, не сон ли это. Ее ноги, и тело, и грудь посрамили милосскую красавицу, а лицо... Это лицо повлекло к себе со страшной силой и, не сдержавшись, он наклонился и поцеловал ее. На память. Чтобы помнить этот вкус и этот запах.
Анна шевельнулась, и Джонатан отступил в темный угол, проклиная себя за беспечность. Дурак! Вздумал целоваться, забыв, что эфира дал едва не вдвое меньше! Анна повернула голову в его сторону, и Уотерс замер. Вдруг она узнает его? Потом вспомнил о маске. Но она не открывала глаз, и грудь ее вздымалась медленно и ровно. Все же спит! Он снова подошел и вытащил аппарат. Углы его были оклеены мягкой тканью, так что случайный удар по чему-либо был практически не слышен. Установив аппарат на треноге, Джонатан внимательно осмотрел спящую девушку. Ракурс был превосходен, она простиралась пред ним, нагая и доступная, а поворот головы с распущенными волосами сочетал и негу и скромность. Это будет лучший его снимок, решил он и поджег порошок. Вспышка озарила спальню, и девушка вновь пошевелилась. Схватив фотоаппарат в охапку, Джонатан распростерся на полу.
— Ах, должно быть, гроза, — прошептала девушка, поворачиваясь на постели. Она легла на бок спиной к Джонатану, и он не осмеливался дышать, слыша, как колотится сердце.
Уотерс не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем он осмелился встать. И в этот миг окно отворилось, и в проеме возникла огромная черная тень. Одним рывком Джек Харрис запрыгнул внутрь. Уотерс изумленно смотрел на него, позабыв про оружие. В свете луны ухмылка Джека казалась страшной.
— Вы же не станете поднимать шум, ведь так? — негромко произнес взломщик. — Нам обоим полиция ни к чему.
— Ты... негодяй! — Джонатан шагнул к верзиле. — Зачем ты явился сюда?
Он надвигался на Джека и говорил, совершенно не заботясь о том, что его могут услышать.
— Ты убийца! Зачем ты убил ту женщину?
— Она проснулась и увидела меня. У меня не было выбора, — спокойно ответствовал Джек.
— Если бы ты не стал воровать, этого бы не случилось! Разве я не платил тебе?
— Ха! Я же не спрашиваю, зачем вы проникаете в дома молоденьких леди... Вам это нравится и точка. Вот и сейчас знаете, что полиция охотится за вами, а все равно за свое...
— Я никому не причиняю зла, а вы — убийца! — Уотерс подошел к здоровяку почти вплотную. Несмотря на высокий рост, он был ниже Харриса на полголовы.
— И что с этого? Позовете полицию? — усмехнулся Джек. — Скорее уж на вас подумают. Платочки терять не надо. Кстати, сэр, мне интересно: почему вы не трогаете их? — он кивнул в сторону спящей Анны, и Уотерс мгновенно почувствовал всю беззащитность ее наготы. Теперь девушку видел не только он. Сердце взорвалось, наполнив грудь Джонатана непередаваемым сгустком чувств.
— Что, совесть не позволяет? — между тем продолжил Харрис. — В чужой дом залезть можно, а попробовать девочку нельзя? Ну, это ваше дело, я-то своего не упускал, все равно они ничего не расскажут...
Уотерс ударил. Бил он неплохо, но чтобы свалить Джека с ног, вместо кулаков должны быть кувалды. Ответный удар взорвал в мозгу настоящую бомбу. В глазах полыхнуло, Уотерс покачнулся и закрылся руками, но сделал это недостаточно хорошо. Следующий удар пришелся в висок и свалил его наземь.
— Кто здесь? — раздался голос Анны. Тени заплясали по комнате, расплываясь в глазах разноцветными пятнами. Уотерс видел, как Харрис шагнул к кровати, склоняясь над беспомощной девушкой. Анна закричала. Джонатан нащупал револьвер и поднял оружие. Крик сменился судорожным хрипом. Джонатан спустил курок. Выстрел громом прогремел в ее спальне. Уотерс успел заметить, как фигура Джека пошатнулась. Попал, подумал он и потерял сознание.

14

В комнате пахло старой бумагой и пылью. Окна здесь не протирали, наверно, очень давно — Уотерс ничего через него не видел. Вдоль одной из стен выстроились книжные полки, заставленные книгами и папками с бумагами до самого потолка. Прямо напротив двери располагался массивный письменный стол. Он нависал над посаженным на стул Джонатаном как грозный знак английского правосудия, и львы на его резных ножках злорадно скалились. За столом сидел человек. В хорошем костюме, с четким пробором идеальных ухоженных волос. Где-то за ним, в уголке, Уотерс успел заметить притулившуюся за маленьким столиком стенографистку в черном платье. Больше в комнате никого не было. Приведший Джонатана полисмен встал у него за спиной.
— Вы можете идти, сержант, — сказал хозяин кабинета, и полисмен вышел, аккуратно затворив дверь.
— Итак, давайте знакомиться, мистер Джонатан Уотерс. Меня зовут Кинли. Я старший инспектор Скотланд-Ярда, — сказал человек за столом.
Уотерс молчал. Говорить, что ему очень приятно, означало соврать. Врать Уотерс не любил и поэтому с ужасом ожидал предстоящий допрос.
— Молчите? — улыбнулся Кинли. Как ни странно, улыбка его не казалась казенной, а выглядела вполне дружелюбно. — Понимаю. Оказаться в такой переделке... это, знаете ли, нелегко. Но... что сделано, того нельзя отменить, не так ли, мистер Уотерс?
— Я не хотел убивать! — сказал Уотерс.
— А кто говорил об убийстве? — спросил Кинли. — Как утверждает свидетельница мисс Полиш, вы защищали ее от грабителя. Так что вы действовали как истинный гражданин и джентльмен... Но перейдем к делу. Мистер Уотерс, я хочу получить от вас объяснения: как вы оказались в доме семьи Полиш?
— Я прогуливался и увидел, как в дом залезает грабитель. Мы с мистером Полиш хорошо знаем друг друга, мы соседи. Поэтому я и бросился на помощь. Грабитель ударил меня, но я успел выстрелить. И... собственно, все.
Стенографистка зашуршала бумагой. Кинли посмотрел на Уотерса:
— Все?
— Все.
— И добавить больше нечего?
— Я же вам все рассказал: я прогуливался...
— Прогуливались? В четыре часа ночи? С револьвером в кармане?
— Это мое дело.
— Допустим. А почему, видя грабителя, вы не позвали кого-нибудь на помощь, не вызвали полицию?
— Я надеялся справиться сам... Я занимался боксом. И револьвер...
— Очень хорошо. Поступки говорят громче, чем слова, — Кинли буквально сыпал поговорками. — Это ваш аппарат? — он положил на стол фотоаппарат и треногу. — Его нашли в спальне мисс Полиш.
Джонатан вздрогнул. Конечно, он сразу узнал свой фотоаппарат, но постарался не подать вида.
— Это фотоаппарат, — медленно кивнул Уотерс. — Почему вы решили, что он мой?
— Его нашли рядом с вами, — пояснил инспектор. — К тому же мисс Полиш сказала, что видела его у вас дома.
По спине Уотерса разлился холод. Что же ответить? Что фотоаппарат — не его? Мало ли таких аппаратов в Лондоне? Но если Анна сказала им...
— Я... не знаю... мой ли это фотоаппарат. Если он мой, то... я не понимаю, как он очутился в комнате мисс Полиш?
— Действительно странно, — заметил инспектор. — Если предположить, что преступник хотел перевести подозрения полиции на вас, то откуда ему знать, что вы помчитесь на выручку мисс Полиш? Что вы гуляете в это время на улице? Удивительно, вы не находите?
— Да.
— Значит, вы признаете, что этот аппарат — ваш?
— Н-наверное.
— Когда вы в последний раз пользовались им, помните? Или, когда видели его?
— Не знаю. Давно. День или два назад, — выдавил Уотерс, подумав, что аппарат ведь могли и украсть.
— Интересный аппарат, вы не находите? — инспектор демонстративно провел ладонью по ребрам коробки, оклеенной мягким бархатом. — Интересно, зачем он обклеен материей?
— Для красоты, наверное, — ответил Уотерс.
— Вы, видимо, не понимаете, где находитесь, — инспектор произносил слова мягко, но так, что Джонатан похолодел и покрылся мурашками. — Вы в Скотланд-Ярде, и должны отдавать себе отчет, что каждое сказанное здесь слово будет иметь определенный вес в течение следствия, которое еще не закончено. Я жду от вас правды, мистер Уотерс, правды!
— Что вы имеете в виду?
Инспектор внимательно посмотрел на него.
— Вы знаете Джека Харриса?
«Вот! Главный вопрос. Если ответить, что знаю, спросят, откуда, - подумал Уотерс. - Лучше все отрицать. Вместе их никто не видел. Почти никто.»
— Нет. А кто это?
— Это грабитель, которого вы подстрелили.
Уотерс промолчал.
— Ну, раз вы не отрицаете, что этот аппарат ваш, то, может быть, вы знаете, что было внутри?
В голове будто взорвалась бомба. Карточка-негатив! А на ней... Уотерс опустил голову. Вот и все.
— Поднимите голову! — приказал Кинли. Джонатан не подчинился.
— Поднимите голову! — неожиданно заорал инспектор. — Отвечайте!
Кинли выскочил из-за циклопического стола и оказался перед Уотерсом. В другое время и в другом месте Джонатан расхохотался бы от неожиданного контраста: полицейский агент оказался пять с половиной футов ростом и на фоне своего рабочего стола выглядел почти карликом. — Что было внутри? Ну?!
— Я не понимаю. Что там должно быть? — пробормотал Джонатан.
— Наши эксперты установили, что аппаратом пользовались. На аппарате и на полу комнаты найдены крошки магниевого порошка. Вы понимаете, о чем я?
— Нет.
— Снимок, снимок должен быть! Негатив! Но его нет. Вы что-нибудь об этом знаете?
— Нет.
— Вы упорны, мистер Уотерс. Я вижу, вы не желаете оказывать помощь следствию... Интересно, что ваши друзья и слыхом не слыхивали о вашем увлечении фотографией. Почему вы это скрываете?
Уотерс сидел, чувствуя себя обложенным, как лиса в норе. Эти ищейки говорили даже с его друзьями! Что еще они знают?
— Я это не скрываю. Просто я не в такой степени владею фотографией, чтобы хвастаться перед друзьями.
Джонатан почувствовал сильнейшее раздражение. Почему с ним играют, как кот с мышью?
— Мистер Кинли, могу я поинтересоваться: меня в чем-то обвиняют? На каком основании вы задаете мне все эти вопросы?!
— Платок с вашими инициалами был найден в доме ограбленной мисс Барклай. Как вы это объясните? — взгляд инспектора буквально вцепился в Уотерса. Не отводя глаз от подозреваемого, он полез в карман и извлек платок Уотерса. — Это ваш платок?
— Понятия не имею. Кто вам сказал, что это — мой платок? — Уотерс ждал этого вопроса. По пути в Скотланд-Ярд он вспомнил о платке, который исчез из его кармана после визита в дом мисс Барклай. В том, что это дело ловких рук Джека Харриса, он не сомневался. Джонатан решил, что тут полиция ничего не докажет. — Разве в Лондоне я один имею такие инициалы?
— У вас в руке была зажата черная маска, — Кинли показал ее Уотерсу. — Откуда она?
— Я сорвал ее с грабителя, — нашелся Джонатан.
— Это вы тоже позаимствовали у грабителя? — спросил инспектор, выкладывая перед Уотерсом знакомый флакончик с эфиром. — Найден в вашем кармане. Внутри эфирная смесь. Подобной смесью пользуются врачи для усыпления больных перед операциями. Зачем вам это?
— Я плохо сплю, — сказал Уотерс. — И нюхаю смесь для крепкого сна.
— Ага. Понятно. Старую птицу на мякину не поймаешь, верно, мистер Уотерс? Вы все записали? — Кинли обернулся к стенографистке. Она кивнула. — Распишитесь под вашими показаниями, сэр, и вы свободны. Но пределов Лондона прошу не покидать...

15

Окно спальни бесшумно отворилось, и Джонатан влез в комнату. Впоследствии он часто будет вспоминать свое последнее ночное предприятие, и не оттого, что оно чем-то запомнилось, а именно потому, что не запомнилось ничем.
Девушка, выбранная им, спала на широкой кровати с высоким балдахином — дорогая вещь. Уотерс действовал четко и спокойно, так спокойно, что сам себе удивлялся — обычно он сильно возбуждался, да так, что дрожали руки. Но после той ночи с Анной... Нельзя об этом думать, оборвал он себя, фотографируй! Он усыпил девушку эфиром и сделал снимок. Да, ее нагота возбуждала, однако Анна... Он раздраженно сложил аппарат в чехол и подошел к окну. Улица была пуста. Надо уходить. Уотерс нащупал ногой лестницу, закрыл окно и стал спускаться. И почувствовал, что рядом кто-то есть. Несколько теней стремительно метнулись к нему, и руки Уотерса мгновенно оказались в наручниках.
— Мистер Джонатан Уотерс, вы арестованы!

16

Дни шли, покрывая прошлое пыльной дымкой времени, но Джонатан помнил его так же отчетливо, словно все произошло вчера. Странно, но последняя сфотографированная девушка не вызывала никаких эмоций, он даже забыл, как она выглядела, чего с ним прежде не бывало. Но Анну... То, как она лежала пред ним той ночью, он помнил так, словно эту картину выжгли у него в мозгу. Допросы и суд остались в памяти дьявольским водоворотом из слов и эмоций, он старался об этом не вспоминать. Он понимал лишь одно: каким-то образом его оправдали, причастность к ограблениям и убийству доказаны не были. А покойный Джек Харрис был признан виновным во взломах и убийстве. Но тайну страсти Джонатана раскрыли, и потому он здесь...
Он стоял на зарешеченном балконе и смотрел на луну. Такая же яркая и полная, как и в тот день. Джонатан взялся пальцами за прутья и попытался раздвинуть. Тщетно. А жаль. Как хорошо было бы прорваться сквозь них и упасть на камни двора, чтобы больше не страдать. Луна жгла его, но желтый свет горьким дымом пропадал во тьме души. Он ощущал себя тенью, жалкой тенью прошлого, когда жил и чувствовал. Сейчас Уотерс был холоден и безразличен к окружающим как камень, который миллионы лет тащил ледник. Тащил и, наконец, бросил. Движение кончилось, и камень остался лежать у дороги, безразличный к людям, как и люди к нему. Не было ничего, что могло пробудить в нем жажду жизни.
Он услыхал за спиной шорох, но не спешил оборачиваться. Наверно, сестра пришла зачем-то. Не стоит отвлекаться. Джонатан смотрел на луну, на то, как ее свет заставляет дома и деревья отбрасывать длинные тени, и думал. Думал о том, что мир напоминает огромную живую фотографию. Днем и люди, и дома тоже отбрасывают тени, но не такие, как ночью. Их слова и чувства, их поступки и желания тоже имеют тени, различимые лишь ночью, когда белое становится черным, и свет луны показывает все по-иному... Где истинный мир, а где негатив?
Свет и тень правят миром, свет и тень. Лишь их союз являет миру формы, и содержание, и смысл. Без света не увидишь тени, без тени — красоту света. Что толку от сплошного сияния? Яркая белизна пуста и бессмысленна, как и беспросветная мгла. В них нет ничего: ни идеи, ни радости. Нет, и быть не может...
Еще он думал об Анне и ее фотографии, которой так и не увидел. Не увидел и не увидит, как и все остальные. Его галерея, скорее всего, уничтожена полицией. Все его девушки, его страсть, его жизнь... Как жить теперь, зачем? Даже если выпустят прямо сейчас, куда он пойдет, как будет смотреть в глаза людям? Да, суд оправдал его, но признал сумасшедшим. Об этом знает вся улица, на которой он вырос, все его друзья и знакомые. Не лучше ли остаться здесь до конца своих дней?..
Бог мой, как же мучительно вспоминать ее! Он вспоминал ее тело, непознанное никем. Он помнил каждую складочку и изгиб. Если бы эта фотография была сейчас с ним! Он не пожалел бы ничего, чтобы обладать ею! Он отдал бы все — за одну! Ибо все они стали ее тенью.
Джонатан повернулся и направился в комнату. Там было темно. Занавески на окнах кто-то задернул, видно, приходила сестра, они всегда так делают. Но ему нужен свет. Теперь ему нужен свет. Он устал находиться в тени. Он понял.
Джонатан схватился за портьеры и резким рывком раздвинул их. Лунный свет белой рекой хлынул в комнату, разом наполнив ее жизнью. Улыбнувшись, Уотерс повернулся и замер: на столике рядом с окном лежала большая фотография. Он тотчас узнал ее. Он слишком часто видел ее во сне и наяву, но никогда не держал в руках. Но ведь сейчас он не спит?
Он сделал несколько шагов к столу, все еще не веря глазам, и замер, споткнувшись о тень. Кто мог принести эту фотографию? Джонатан остановился и повернул голову. В мучительном полумраке на белой, будто светящейся простыне, как чудесный призрак той ночи, лежала Анна...

Свет и тень. Продолжение

Следующий дом находился на краю Лондона, на Вестминстер-роуд. Ночь была совершенно безлунной, и Уотерс радовался удачному обстоятельству. Вдвоем с Джеком они проникли на территорию поместья и теперь тихо крались вдоль стены, осторожно заглядывая в окна. Джонатан был здесь однажды. Его привел с собой на ужин один из друзей и познакомил с очаровательной хозяйкой. Ее звали леди Барклай. Умная, начитанная, она тотчас произвела впечатление на Джонатана. Казалось, она напрочь лишена многих предрассудков, свойственных молоденьким девушкам, в беседе рассуждала свежо, смело и оригинально. Друг Уотерса был от нее в полном восторге. Да, в ней не было ни капли романтичной загадочности, в чем-то леди Барклай даже напоминала мужчину, не внешне, конечно, а той волей, той непоколебимой уверенностью в себе, что свойственны отнюдь не простым людям. Проведя в ее обществе всего несколько часов, Джонатан твердо решил добавить ее фото в коллекцию, чего бы это ни стоило! Он буквально сходил с ума от желания узнать ее ближе, увидеть ее тело и почувствовать то, ради чего он живет...
Дело прошло гладко. Собаки, которая днем бегала по окружавшему дом садику, ночью почему-то не было, и это было замечательно. Спрятаться в случае тревоги есть где: рядом находится тиковая роща. Место для действия было на редкость удачным, они с Джеком не встретили особых трудностей. Разве что Джонатан все никак не мог справиться со ставнями, но Джек достал очередное приспособление, и проблема разрешилась.
— Одного не пойму, сэр, — сказал Джек, когда они выбрались из дома и шли к оставленной за кустами двуколке. — Как вам удается не разбудить хозяев? Конечно, двигаетесь вы ловко, нечего сказать, но, если бы вы знали, сколько парней спалились на этом деле! И все из-за того, что хозяева просыпались.
— Не проснется, даже если начнут палить из пушек, — задумчиво проговорил Уотерс и тут же прикусил язык. Распалившись от прекрасных форм хозяйки, он забыл об осторожности. Знать об эфире Джеку не следовало. — Просто я уверен в этом, — добавил он, но выглядело это не слишком убедительно.
— Вы просто счастливчик, мистер, — кивнул головой Джек.
Они доехали до Кингстон-роуд, и Джек вышел из двуколки.
— До свидания, сэр. А это что такое? — он поднял с пола маленький флакончик. — Пахнет странно.
Уотерс выхватил флакон у него из рук.
— Это мое лекарство. Спасибо, что нашли.
— Рад помочь, сэр, — усмехнулся Джек и зашагал прочь.
Джонатан стиснул флакончик в ладони. Идиот, еще бы в доме уронил!
На следующий день Уотерс обнаружил пропажу носового платка. Если бы не вчерашнее ночное дело, Джонатан не придал бы этому значения: ну, уронил где-нибудь на улице, с кем не бывает? Но если платок потерян на Вестминстер-роуд... От волнения у него пропал аппетит, и приходящая кухарка, готовившая ему еду, не скрывала недовольства, полагая, что ему не понравилась ее стряпня, хотя Джонатан всегда ее хвалил. А на платке-то его инициалы! Конечно, людей с такими инициалами в Лондоне — пруд пруди, но все-таки это плохо. Нельзя оставлять такие улики! Джонатан понимал это, так же ясно сознавая: что бы не случилось, от своего дела он не отступит никогда. И гордился этим обстоятельством, ставящим его увлечение выше простого хобби. Ведь мало кто из коллекционеров способен на такой риск!
Словно в тумане, он прогуливался по улицам, а перед глазами стояла фотография леди Барклай: словно чудный белый материк, с холмами и долинами, погруженный в черный океан. Ассоциация была удивительной, но именно эта фотография заставила Джонатана задуматься о человеке, как о маленькой вселенной со своими тайнами, раскрыть которые подчас не удается никому...

7

Возвращаясь от часовщика, Джонатан встретил Анну. Она была одна, в красивом голубом платье, выгодно оттенявшем ее глаза.
— Добрый день, мистер Уотерс.
— Добрый, мисс Полиш. Вы гуляете одна?
— Да, сэр.
— Где же ваш отец?
— Уехал на континент за товаром. А мне скучно, и поговорить не с кем.
— Неужели никто не обращает на вас внимания? — спросил Уотерс. — В этом платье вы выглядите просто прекрасно.
— Спасибо, мистер Уотерс, — улыбнулась Анна, и ее глаза засияли еще сильней. Вкупе с улыбкой они повергали Джонатана в смятение. — Как хорошо, что мы с вами встретились!
— Почему?
— Потому что иначе я не услышала бы комплимента, — она говорила по-английски правильно, но не идеально. Но Джонатану нравилось ее восточноевропейское произношение. В ее устах оно звучало мило.
Он улыбнулся.
— Я очень скучаю, мистер Уотерс. Не могли бы вы... сходить со мной в парк?
Его улыбка увяла. Собственно говоря, на сегодня у него не было абсолютно никаких планов. Ну, разве что поискать новую девушку для галереи... Он посмотрел на мисс Полиш. Она ждала, распахнув прекрасные глаза. Джонатан вздохнул. Нет, ее он не станет фотографировать. Они слишком... Он не мог сказать «близки», лучше подойдет «знакомы». И потом, он слышал, будто отец собирается выдать ее замуж за одного дельца с Мэйн-стрит... Тем более.
— Вы так задумались, мистер Уотерс, — сказала она. — Я вам не нравлюсь?
— Отчего же? — возразил он. Обижать ее отказом не хотелось. — Пойдемте.
В Гайд-парке было многолюдно. Но на самых далеких аллеях, где деревья сходились, образуя полутемный даже в солнечные дни коридор, людей почти не наблюдалось. Они прошлись там, болтая ни о чем, и свернули к одному из прудов. Анна часто выпускала его руку и нагибалась то за цветком, то за травинкой. Джонатану такая непосредственность нравилась. Это действительно было нечто новое, лондонские барышни так себя не вели. Однако он удивился еще больше, когда она уселась прямо на склоне берега и принялась связывать охапку травы и полевых цветов во что-то странное...
— Что вы делаете? — спросил он, наблюдая за ней.
— Плету венок, — ответила Анна.
— Что, простите?
— Венок. Так это называется у меня на родине.
— Зачем?
— Подождите немного, — пальчики Анны ловко сплетали полевые цветы, и Джонатан невольно засмотрелся на это странное для Гайд-парка действо.
— Вот теперь он готов, — она подошла к воде и нагнулась, придерживая платье. Ее тонкая рука опустила сплетенные цветы в пруд и легонько толкнула их. Венок дрогнул, но не утонул, а медленно поплыл прочь. Анна повернулась к Джонатану. Глаза ее сияли.
— Чему вы так радуетесь? — удивленно спросил он.
— В краях, где я родилась, — сказала Анна, — в один из дней лета девушки бросают в воду венки, чтобы узнать, будут ли они любимы. Они говорят имя возлюбленного и опускают венок в воду. Если он не тонет, им уготована счастливая жизнь.
— Интересная примета, — заметил Джонатан.
— Она не просто интересная, она всегда сбывается, — Анна посмотрела на него так, как не смотрела никогда: из-за длинных ресниц он увидел совсем иные глаза. Может, виной тому тучка, внезапно закрывшая солнце, или близость темной воды, но глаза уже не искрились, как прежде. В этот момент он узнал ее другой: чем-то опечаленной и тихо грустящей о чем-то. Но Уотерс не успел спросить ее об этом. Анна вдруг улыбнулась и потянула его наверх:
— Пойдемте, Джонатан, я боюсь замочить здесь платье.
Он подал руку и помог Анне выбраться на дорогу. Они отправились дальше. Аллеи расступались. Старые вязы кланялись им, и кроны их нежно шуршали, как спадающие на пол простыни.
— Вы тоже произнесли чье-то имя? — внезапно спросил Джонатан.
— Что?
— Когда вы бросили этот... венок, вы назвали чье-то имя?
— Почему вы спрашиваете? — она взглянула на него, и Уотерс смутился. Он и сам не знал, зачем спросил.
— Извините... Я не должен был... Простите меня.
Они замолчали, думая каждый о своем, и так же молча дошли почти до выхода из парка. Здесь прогуливалась публика, и сновали вездесущие мальчишки-газетчики.
— Ограбление на Хорсинг-кросс! — крикнул мальчишка, пробегая мимо. Джонатан остановился. Нехорошие предчувствия овладели им. Но это могло быть совпадением...
— Что с вами, мистер Уотерс? — спросила Анна. — Вы бледны.
— Минуточку, — сказал он, выпуская ее руку. — Мне нужно купить газету.
Он почти бегом догнал мальчишку и купил свежий номер «Лондон Пост». Развернув, он увидел заголовок: «Ограбление на Хорсинг-кросс. Скотланд-Ярд ведет расследование».
Дальнейший текст поверг его в шок. Газетчики писали, что неизвестный проник в спальню мисс Даунли и, пользуясь неожиданно крепким сном потерпевшей, похитил из комода драгоценностей на сумму шестьсот фунтов. Прибывшие на место сыщики уже опрашивают всех в округе, но пока безрезультатно. Свидетелей нет.
— Что случилось? — спросила Анна, догоняя его. — Что там пишут?
— Ограбление, — проговорил он.
— Почему оно вас так взволновало?
— Нет, пустяки. Просто показалось... по этому адресу живет один мой знакомый, — соврал Джонатан. — Оказывается, нет. Все в порядке.
— Однако вы выглядите неважно, — тревожно сказала девушка.
— Наверно, это из-за солнца, — выговорил Уотерс. — Знакомый доктор говорил, что мне нельзя бывать на жаре, а сегодня очень жарко. Пойдемте домой, Анна.
— Конечно, пойдемте!
Они вернулись на Хилл-стрит, и Уотерс был благодарен соседке, не беспокоившей его дурацкими расспросами. Она будто понимала, что все, что ему надо сейчас — это побыть одному и подумать. В знак благодарности он проводил ее до дома.
— До свидания, мистер Уотерс, — сказала Анна, тревожно заглядывая ему в глаза. — Вы уверены, что вам не нужен врач?
— Нет, со мной все в порядке. Я немного отдохну, и все пройдет.
Он приподнял шляпу, прощаясь, и двинулся к дому, но едва закрыл за собой дверь, как напускное спокойствие исчезло, и Уотерс нервно заходил по гостиной. Ограбление произошло в ту самую ночь, когда он был там! Но кто это сделал? Джонатан вспомнил усмешку своего помощника и сразу все понял. Джек! Только он мог совершить это, больше некому! Дождавшись, пока Уотерс уйдет, он проник в дом и вынес оттуда драгоценности! Черт возьми!
Идти в полицию Уотерс не мог. Если Джека поймают, он расскажет им все. Что же делать? Прежде всего — встретиться с Джеком и узнать, зачем он так поступил!

8

Паб, где обычно бывал Джек, был полон. Войдя внутрь, Уотерс не смог сдержаться и поморщился от ужасного запаха немытых тел, дешевого пива и еще черт знает чего, вызывавшего легкий приступ тошноты. Основной контингент забегаловки составляли пьяные матросы, вернувшиеся из плавания, хватало здесь и местных жителей, в большинстве своем каких-то подмастерьев, судя по грязным рукам и одежде. Между столами плавали облака сизого табачного дыма, и в них то появлялись, то исчезали женщины с охапками пивных кружек в руках. На вошедшего Уотерса никто не обратил внимания, кроме растрепанной девицы, сидевшей у самого входа. Поднявшись с лавки, она подошла к нему и провела ладонью по пиджаку:
— Здравствуйте, мистер. Мне кажется, вы здесь впервые.
Джонатан не отвечал ей, шаря глазами по набитому людьми залу. Заметная фигура Джека сразу бросилась бы в глаза. Его здесь не было.
— Что же вы, мистер, не отвечаете? — улыбнулась женщина. — Кого-то ищете? Не меня?
Джонатан отступил на шаг. Навязчивые манеры этой дамы пугали его.
— Я ищу Джека, — сказал он. — Такого... — Уотерс изобразил руками нечто высокое и широкоплечее.
— Ах, Джека, — протянула женщина, внимательно оглядев его с головы до ног так, что Уотерсу стало неприятно. — Джека здесь нет.
— Я это вижу. Я ухожу, — сказал Уотерс.
— Так я могу передать ему, что вы его искали. Как ваше имя, мистер?
— Джонатан, — сказал он. — Передайте ему, что его искал Джонатан. Что у меня есть дело для него, — добавил он торопливо и выбежал из паба. Холодный воздух приятно охладил голову, и Уотерс зашагал прочь, отфыркиваясь от жуткой вони этой забегаловки.
Не успел он пройти и квартала, как дорогу заступила чья-то огромная тень. Незнакомец вышел из-за угла и молча преградил дорогу. Грабитель! Уотерс сжал в кулаке трость, готовясь пустить ее в ход.
— Не узнали, мистер? — проговорил знакомый голос. Рука с тростью опустилась.
— Это вы, Джек?
— Я, — верзила повернулся, и Джонатан узнал его лицо. — Что вам от меня нужно? Снова взлом?
— Вы — бесчестный человек! — постепенно распаляясь, заговорил Уотерс — Как вы могли залезть в тот дом и украсть драгоценности? Я же плачу вам, чтобы вы не совали нос в мои дела!
Джек молча слушал, прислонясь к стене. Его ухмылка в свете луны казалась жуткой гримасой, но он молчал, давая Уотерсу выговориться.
— Теперь полиция будет искать вас... и меня! Зачем вам понадобилось лезть туда? Ведь я хорошо платил вам, зачем воровать?
— У нас не было уговора, чтобы я не залезал в дом. Мы договаривались, что я буду помогать, молчать и не задавать вопросов. Это я исполнил. Об остальном разговора не было, — спокойно разъяснил взломщик.
Джонатан потерял дар речи.
— Да не беспокойтесь вы, мистер, мне не впервой. А полиция ничего не найдет, пусть хоть носом землю роет! Я свое дело знаю, следов не осталось. Давайте так: вы делаете там свои дела, а я — свои. Каждый получает то, что ему нужно, и всем будет хорошо! — доверительно улыбнулся Джек.
— Я не желаю быть замешанным в воровстве! — крикнул Джонатан. — Этого не будет никогда!
— Вы уже замешаны, — напомнил Джек. — Мы подельники, сэр.
— Благодаря вам! Но больше это не повторится! Я не желаю иметь с вами никаких дел!
Уотерс хотел уйти, но Джек вновь заступил дорогу.
— Бросьте вы злиться, мистер. Давайте лучше договоримся. Ведь вам же лучше будет...
— Мне не нравятся ваши условия!
— А вы скажите свои.
Джонатан задумался. Под покровом гнева лежала холодная земля его разума, и он понимал, что лучшего помощника не найти. А если искать, то неизвестно, чем поиски закончатся. Слишком рискованно и опасно посвящать в свою тайну еще кого бы то ни было. И прекратить опасное хобби он тоже не мог. Тогда как он будет жить? Но и доверять Джеку он больше не мог.
— Нет, Джек, забудьте обо мне. Больше я в вас не нуждаюсь. Я думал, вы честный человек...
— Вы идиот, мистер: какой же честный человек станет взламывать чужие дома?
— Пойдите прочь!
— Вы пожалеете об этом, мистер, сильно пожалеете, — ухмыльнулся Джек, и Джонатану показалось, что за его усмешкой таилось нечто большее, чем просто злоба.


— О, здравствуйте, мистер Уотерс, — мистер Полиш был в своей лавке, когда Джонатан вошел туда, намереваясь купить несколько носовых платков. — Что вам угодно?
— Пару носовых платков, сэр.
— Сию минуту. Если желаете, я попрошу Анну вышить на них ваши инициалы.
— Спасибо, этого не нужно, — отказался Джонатан.
— Анна, где у нас платки? — засуетился владелец лавки. — Те, которые я привез из Франции? Прекрасные платки, смею вас заверить! Вам, мистер Уотерс, как нашему постоянному клиенту, я отдам их почти даром! Анна, где они?
— Они там, наверху.
— Почему ты не принесла их сюда? — возмутился отец.
— Простите, папа, я...
— А-а, понимаю, — суровое лицо толстяка мгновенно сменилось добродушной улыбкой, — ты просто сильно обрадована! Мистер Уотерс, в нашем доме настоящая радость! Вы можете поздравить мою дочь: она выходит замуж!
— Вот как? — известие неприятно кольнуло Уотерса, и он сам этому удивился. Может быть, потому, что привык к своей соседке, а теперь она вряд ли будет стоять здесь у прилавка. А может быть, она уедет куда-нибудь к мужу, и он никогда не увидит ее.
— Да! — радостно сказал мистер Полиш. — Ее избранник — человек еще не старый и вполне обеспеченный. Живет в Лондоне. Свадьба через месяц!
— Мои поздравления, мисс Полиш.
— Благодарю вас, сэр, — Анна кивнула ему, но внимательному Уотерсу показалось, что улыбка ее была не слишком радостной.
— Ах, извините, мистер Уотерс, я так счастлив, что совсем забыл про ваш заказ. Я мигом!
Едва отец ушел, Анна повернулась к нему и прошептала:
— Мистер Уотерс, если б вы знали...
— Что? Что с вами, мисс Полиш? — он растерялся, увидав слезы в ее глазах. — Почему вы плачете?
— Вы думаете, я хочу выйти замуж за этого человека?
— Но вы не возразили вашему отцу, когда он...
— Я не могла ему возразить! — сказала Анна. — Тем более при вас. У него больное сердце, и если я откажусь от этого брака... Вы не знаете... У отца плохо идут дела, мы почти разорены, а он привык баловать меня. Мне это не нужно, поверьте, но он хочет, чтобы я была счастлива... А я убью его, если откажусь.
Джонатан стоял, ничего не понимая, тупо разглядывая полки с бельем. Вот она, жизнь. То, чего он боится и избегает. До чего же просто жить одному, не полагаясь ни на кого, принимая решения, за которые будешь отвечать исключительно сам! И сердце не за кого не болит. Разумно и удобно. Того же мнения придерживался и Форсетт. Нет, Джонатан не был ребенком, он вырос в Лондоне и слышал множество подобных историй. Но здесь все по-другому, и он относился к Анне слишком по-дружески, чтобы хладнокровно уйти, предоставив ей самой решать свои проблемы.
— Почему вы рассказали это мне?
— Потому что мне трудно молчать! Я бы сошла с ума, если бы не рассказала об этом кому-нибудь.
— Почему мне?
— Вы единственный, порядочный человек, которого я знаю, мистер Уотерс, и я доверяю вам. И еще...
Она замолчала, глядя на него так странно, что Джонатану стало как-то не по себе. Боже мой, подумал он, каково ей! Ведь это ее жизнь! Вот именно — ее, ответил где-то в голове испуганный скрипучий голос, это тебя не касается. Ты все равно не поможешь ей, даже если дашь немного денег. А много у тебя все равно нет. Доходы от принадлежавшего Уотерсу поместья родителей слишком малы, чтобы чувствовать себя богачом, хватает лишь на собственные скромные нужды.
— Мистер Уотерс, — сбивчиво заговорила Анна, то и дело бросая взгляд наверх, где в одной из комнат копошился отец, — я хочу спросить вас: вы понимаете меня? Я поступаю правильно? То есть, я знаю, что поступаю правильно, но хочу знать, что думаете вы?
— Сейчас, сейчас, мистер Уотерс, я уже иду! — крикнул сверху мистер Полиш. Анна, не отрываясь, смотрела на Джонатана, а он не знал, что ей ответить. Она ждала, а он стоял молча, оглушенный ее признанием.
— Уходите! — вдруг прошептала она.
— Что?
— Уходите и забудьте все, что я вам говорила!
Джонатан ничего не понял, но подчинился ее глазам, потемневшим и яростным.
— Извините, — выдавил он и, презирая себя за молчание, стремительно вышел. Ему было стыдно, он чувствовал себя виноватым, но не понимал, отчего. В волнении Джонатан прошелся по улице и вошел в свой дом.
Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Джонатан подошел и открыл. На пороге стояла Анна.
— Вы забыли ваши платки, — сказала она. — Деньги можете занести завтра.
Она вручила ему сверток, повернулась и стала спускаться по ступенькам.
— Анна...
Мисс Полиш сделала несколько шагов и повернулась.
— Что вам угодно, сэр?
— Ничего, — сказал Джонатан, и это было правдой.