Герои Меча и Магии 3

Он покачал головой. Нужно было найти гномов. Опять.

Трактир встретил его дымом, смехом и ароматом квашеной капусты, сдобренной тревогой. Гильдия гномов пополнилась — новая партия как раз подошла. Десять бородачей с глазами, полными оптимизма. Они ещё не знали, что их ждёт.

— Сюда, — бросил Пахом и повёл их обратно, как погонщик — без кнута, но с тенью подозрения.

"Интересно, куда все подевались?" — думал он в дороге. "Первые десять исчезли. Вторые — тоже. И старик явно не делает из них гномий хор… Хотя если и делает — всё равно жутковато."

У фермы — тишина.
— Кто-нибудь есть дома? — крикнул Пахом.
В ответ — ничего. Даже Бурёнка замолчала.

Гномы пожали плечами и, без лишних вопросов, пошли к воротам.
«Что-то в этом лесном хозяйстве и со стариком неладное… Куда ему столько работников? Я же с этой коровой один управлюсь…»

Пахом проводил взглядом работников, а через минуту вышел старик с пузырьком.
— Эй, старик, хотел спросить, а зачем тебе столько...
— Хочу немного расшириться, — будто зная вопрос, сказал отшельник-фермер. — Королю нужна провизия в войне, самое время подзаработать. Ты заходи, если найдёшь ещё работников…

Пахом не стал спорить. Собрал новую партию, вернулся на ферму и снова провожал взглядом гномов, пряча в мешок очередной пузырёк с ртутью.
Куда деваются гномы? И зачем мне столько ртути? — снова закралась мысль.

Неделя подходила к концу. Самое время ехать в трактир за новой партией.
Там было людно и чуть холоднее. Сменился ветер. Сменились взгляды.

Когда к нему подошёл хозяин двора, Пахом понял без слов — дело важное.

— Пять тысяч монет за проживание, — спокойно сказал тот.

Пахом вытащил мешочек. Даже не вздохнул. Всё в этом мире что-то требует. Ртуть, гномов или наличку. Он уже хотел идти, когда хозяин снова подошёл:

— Слушай, дружище. Я вижу, ты хороший человек, поэтому хочу предупредить: вчера приходили люди Картеля по твою душу. Я им соврал, но тебе всё равно надо уходить. Они могут вернуться в любой момент.

Он протянул Пахому камень.

— Когда выйдешь за ворота, поверни налево и иди на восток. Там живёт мой кузен-отшельник. Покажи ему этот камень — сразу поймёт, от кого ты.
За своё койко-место не переживай — я его оставлю. Когда вернёшься — рассчитаемся.

Пахом поблагодарил.
Опять этот Картель…

Он снова шёл через лес. Семь новых гномов шли за ним, шумно дыша и подшучивая. Пахом молчал. Он думал.

“Может, старик строит лабораторию? Может, это секретный проект по переработке бороды в топливо? Или у него Бурёнка — прикрытие, а внутри неё портал в мир алхимии? Или он сам — ртутное существо, питающееся доверием и гномами?”

Он встряхнулся. Пора меньше думать. Надо просто сдать этих — и всё.

— Старик, ты здесь?
— Кто там? А, это ты? Я тут с Бурёнкой возился. Пусть работники идут ко мне, а то коровка разбушевалась...

Гномы пошли. Пахом остался снаружи, глядя в небо.

“Что-то мутное творит этот старик,” — опять подумал Пахом. — "Вечно ему гномов не хватает…”

Как вдруг из хлева раздался страшный грохот. Здание зашаталось, и лес содрогнулся от предсмертного крика. Сразу же из него повалили гномы, а за ними — разъярённая Бурёнка. Её глаза были налиты кровью, как у быка Бори. Бешеное животное один за другим настигало убегающих гномов и ставило на рога.

Разделавшись со всем, корова заметила Пахома. Он, недолго думая, провернул свой коронный номер — как с быком Борей. Животное грохнулось замертво у его ног. Из пасти сразу начала вытекать ртуть.

Зайдя в хлев, Пахом увидел страшную картину. Всё было забрызгано кровью и дерьмом, а старик лежал на полу — бездыханный.

— Вот и закончилась эта бесславная история, — пробормотал Пахом, закрывая ворота фермы и по пути собирая ртуть, вытекшую из Бурёнки.

Выйдя на развилку, он ещё раз посмотрел налево.
Дорога, петляя, уходила к воротам, за которыми прятался Королевский тракт — широкая, каменная артерия, где всего несколько дней назад чуть южнее всадники с гербом вороного льва едва не сдали его в каталажку.
Он помнил тот галоп и тот голос, сказанный сквозь шлем:
— Ещё раз тут увижу…

Нет.
Не сегодня.

На восток — новая тропа. Её указал трактирщик: через лес, к его кузену-отшельнику.
Пахом сжал в ладони драгоценный камень-передачу и, не останавливаясь в трактире, помчался дальше.

С деньгами было туго, но трактир начинал нравиться: уютный, с весёлыми гномами — почти как дом.

Но укрыться там больше не получится. Если Картель вернётся — стены не помогут.
А хозяину — благодарность. Честный. И койко-место пообещал.

Дорога тянулась на восток.
И если честно, Пахом надеялся, что этот кузен окажется обычным отшельником…

(Продолжение следует)

— Пару дней назад я ходил на королевский тракт. Думал кое-что продать… и нарвался на дозор. Такие, знаешь, на конях, в блестящей броне, важные. Один даже мой плащ примерял. Чтобы они не забрали мою фамильную драгоценность, я выкинул её в траву. А те, скоты, пообещали поломать мне кости и свернуть шею, если ещё раз увижу их без пропуска. А он у меня… как ты понимаешь, в подвале с мышами живёт.

Он почесал затылок.

— В общем… Принеси, а? Там, на юге, есть тайная тропа. Я ветками прикрыл, чтоб дети не забрели. Скажем так — в обход закона, да и стражи. С той тропы можно вынырнуть прямо к месту, где я обронил кристалл. Главное — не лезь на сам тракт. Там дозор ходит. Не шутят.

— А что за кристалл? — наконец спросил Пахом.

— Фамильный. Подарок моей первой жены. Или второй… Нет, первой. Я её путал со второй. Поэтому и ушла, наверное.

Он улыбнулся, как-то по-доброму и безнадёжно.

— Ну, найдёшь — заходи. А то всё тут, понимаешь, сам да сам. Ноги уже не те.

На рассвете они выехали на юг, по тропе, что уже однажды вела их с коровой. Путь петлял между корней и кочек, и вскоре Пахом замедлил шаг — что-то в окружении зацепило его взгляд.

— Помните это место? — спросил он негромко. — Вот тут мы и драли того бычка. Сначала он просто стоял… потом как рванёт. Я думал, не выживем.

— Не, ну мы его нехило уделали, — отозвался один гном, поправляя повязку на запястье. — Правда, я потом думал, что у меня два ребра в одну сторону, два в другую.

— И глаз дёргался, — добавил второй. — Но эффектно вышло, да.

— Надеюсь, этот кристалл проще добывать, — пробурчал третий.

Ветка треснула под ногой. Они пошли чуть дальше — и наткнулись.

— Вот удача — вязанка дров! — сказал гном. — Великая добыча. С такими победами скоро героями станем.

Пахом нагнулся, потрогал верёвку. Дрова были сухими, как будто только что связали.

— Кто-то тут есть, — тихо сказал он. — Или был недавно.

Они пошли дальше. Тропа расширялась, деревья отступали. Под ногами мох сменился каменной выкладкой. Серые плиты, аккуратные, как по линейке. Перед ними раскинулась дорога — не тропинка, не просёлок, а настоящая артерия:

Королевский тракт.

Прямой, как стрела. Брусчатка — гладкая, старая, идущая от горизонта до горизонта. Слева озеро, справа холмы. И тишина.

— Вот это да… — выдохнул гном. — Такое ощущение, будто здесь даже ветер по разрешению гуляет.

Пахом открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел.

— Стоять именем короля!

Цокот копыт. Громкий, уверенный, вырастающий из самой земли. Трое всадников вынырнули с севера. Два — в стальных латах. Один — впереди, на белом коне, с гербом на груди.

Пахом шипит:

— За холм, справа, быстро!

Он резко сворачивает с тракта, пригибаясь к земле. Гномы — за ним, не задавая вопросов. Справа от дороги поднимался холм — лесистый, но срезанный, как надлом. Склон был крутой, но в нём угадывался естественный уступ, прикрытый деревьями и валунами. Кусты цеплялись за камни, образуя укрытие, в которое можно было вжаться всем телом и молчать.

Они нырнули туда. Трава хлестнула по лицу, ветка оставила царапину. Пахом замер, затаив дыхание. Его щека касалась холодного корня.

На дороге появились всадники — двое кавалеристов в одинаковых бурых латах, с алыми перьями на шлемах. Коней не жалели — копыта били по брусчатке, как молотки по наковальне. И один — впереди. Он ехал размеренно на белом жеребце с гербом вороного льва на груди. Его броня была ярче, оперение выше, посадка — прямая, выверенная. Это был чемпион, командир. В нём не было жестокости — только выучка, и потому было страшнее.

Они неслись с севера — и всё было ясно без слов: по такой дороге не ходят просто так. Один из кавалеристов резко осадил коня, вскинул копьё, как будто что-то заметил.

Пахом не дышал. Лист на кусте колыхнулся — но не туда.

Чемпион проехал мимо и бросил в пространство:

— Ещё раз тут увижу — сдам в каталажку без разговоров.

А потом они исчезли вдали, как и появились — резко и без следа.

Тишина вернулась. Но другая. Влажная, испуганная. Один из гномов вслух выдохнул:

— Эти… не торгуются, да?

Прошло ещё минут десять. Все шли молча. Ни шуток, ни вздохов — только шаги по брусчатке и редкое побрякивание снаряжения, а Королевский тракт тянулся на север все дальше и дальше.

Они искали глазами — в траве, в отблесках света, в изгибах корней. И вдруг — вспышка.

На краю дороги, в месте, где мох будто выгорел, что-то блеснуло в траве — яркое, рубиновое, живое. Казалось, само солнце зацепилось за грань.

— Это кристалл старика. Без сомнений, — сказал Пахом.

На выжженной земле лежал огненно-красный кристалл, с острыми, как бритва, гранями. Он не просто светился — он ждал . Но не только их.

И в тот же миг — лес зарычал. Из-за кустов, словно сожжённые ветром, вылетели четыре адских гончих. Их шкуры струились, будто тень сама соскальзывала с них. Глаза — алые. Морды — вытянуты, как у волков, но кривые, как кость, которую грызли слишком долго.

— В рога! — крикнул Пахом.

Гномы бросились в бой — с топорами, кулаками, даже с камнями. Одна гончая прыгнула — и была перехвачена. Вторая схватилась с бородачом, что шёл сзади. Пахом отбил третью, ударив камнем под морду.

Но четвёртая…

Она проскользнула сбоку, без звука. Один из гномов — молодой, с рыжей бородкой и дыркой в ухе — не успел обернуться. Когти, прыжок, крик. Его повалило. Он пытался вырваться, но уже было поздно.

— Нет! — закричал кто-то, бросаясь на тварь.

Удар топора. Вспышка.

Гончая вспыхнула, как сухая хвоя — и тут же рассыпалась в кости, побелевшие, будто прокипячённые. За ней — остальные. Каждая, павшая под ударом, превращалась в пепел и кости, не оставляя плоти.

Когда всё закончилось, они стояли впятером. Один из них — не двигался.

Кристалл всё ещё лежал в траве. Пахом молча нагнулся, поднял его.

— Вот и камушек. Жаль, друга им не воскресишь, — проговорил кто-то и отвернулся.

Обратный путь занял меньше времени — как это всегда бывает, когда шаги тяжёлые, но цель ясна. Никто не говорил. Даже ворчать не хотелось. Дорога была та же — брусчатка, прямой тракт, тянущийся между сосен, как струна. Но теперь каждый шаг звенел иначе — будто по нерву.

Когда приблизились к тому самому месту, где впервые услышали «Стоять именем короля!», Пахом остановился.

— Вот это совпадение, — пробормотал он. — Опять это место и опять дозор.

Цокот копыт раздался где-то впереди, и тени всадников замаячили среди стволов — возвращались обратно. Всё по сценарию, всё — как в прошлый раз.

Но на этот раз Пахом уже знал, куда бежать.

— Налево, быстро! — скомандовал он, и все разом свернули с тракта, юркнув между кустами, в тот самый лесной пролом, прикрытый ветками. Это была секретная тропа, старая, пахнущая хвоей и сырой корой.

Они миновали знакомый холм и через несколько минут вышли к повороту. Ферма старика встретила их тишиной и запахом навоза. Во дворе всё было по-прежнему: перекошенный забор, скрип телеги, храп из хлева. Только сам старик на этот раз был не у забора, а чуть дальше — сидел на перевёрнутой бочке и точил что-то похожее на серп.

Он заметил их, но вставать не торопился.

— Нашёл? — спросил он, не поднимая головы.

— Нашёл, — сказал Пахом. Он подошёл, достал кристалл, протянул.

Старик посмотрел на камень, как на старого знакомого. Взял его бережно, покрутил в пальцах, кивнул.

— Ну что ж… Моя прелесть вернулась. Спасибо тебе, Пахом. Выручил.

Он замолчал. Гномы переглянулись. Один посмотрел в небо. Пахом ждал.

И тут старик хлопнул по коленям и спросил, как ни в чём не бывало:

— А хочешь я подарю тебе кентавра?

— Эмм… — Пахом потерял дар речи. — Кентавра? Настоящего?

Старик расхохотался и исчез за воротами хлева. Через пару мгновений послышался цокот копыт, и на двор вышел настоящий кентавр — высокий, крепкий, с луком за спиной и усталым выражением лица.

Он подошёл, глянул на Пахома, кивнул, будто говорил: «Да, теперь я с тобой» . И всё. Больше слов не потребовалось.

Старик вернулся следом и махнул рукой:

— Если что — захаживай. У меня всегда есть работёнка. Ну… если ноги не подведут.

Он снова сел на свою бочку и продолжил точить серп, будто за окном не скрипел тракт, не рыскал дозор, и вообще — будто весь мир уместился в ограде его фермы.

(Продолжение следует)

Гномы, навеселе и в хорошем настроении, с азартом согласились:

— Рогатое золото! Вот это я понимаю предприятие.
— Коровы ради — можно и в поход.
— Особенно если она уже наполовину закопчённая.
— Или хотя бы не кусается.
— Ладно, Пахом. Веди.

День выдался ясный. Над трактиром поднимался дымок от кострищ и жаровен, воздух был плотным и добродушным — как живот старого трактирщика. Пахом махнул рукой и повёл отряд через задние ворота, вдоль покосившегося плетня.

Они миновали двор, сворачивая на старую дорогу, вымощенную кое-где гнилыми досками. Дальше — за перелесок, за поворот. Дорога уводила вниз, к оврагу, и вскоре слилась с узкой лесной тропой, петлявшей, как пьяный угорь.

Слева уходила заброшенная колея — вела к топям. Там туман стоял уже с рассвета. Было видно, как он переливается между корнями, как дышит. Но туда они не пошли.

Пахом выбрал направление постабильнее — на северо-запад , к просеке, где, по его расчётам, могла пастись беглая скотина.

— Знаешь, что самое главное в поимке коров? — спросил он на ходу.
— Что? — хором ответили гномы.
— Убедить их, что ты не забойщик, а дальний родственник.
— А если не верят?
— Тогда беги. Но сначала сними мешок с головы.

Шли долго. Сначала весело. Потом — молча. Потом — сквозь комары, репейник и внезапный дождь. К вечеру лес открылся вширь — они вышли на поляну. Посреди стояла корова. Жевала куст.

— МУ-У-У... — сказала она, не повернув головы.
— Это она, — прошептал Пахом.
— Бурёнка, — подтвердил один из гномов. — Я узнаю её взгляд. Такой у моей тёщи был, когда я домой с ярмарки без вина вернулся.

Пахом осторожно подошёл, протянул руку. Корова глянула, мотнула ухом и ткнулась ему в плечо.

— Берём, — сказал он.

Гномы поставили вахту, привязали верёвку, обмотали рога мягкой тканью, как учили. Всё прошло без эксцессов.

— Легкотня, — Пахом был доволен. — Остался только бык.
— А он не должен быть бешеным?
— Не начинай, — отрезал Пахом.

Следующий день выдался мрачным. Облака шли низко. Тропинка стала уже, влажнее, деревья — ближе. И тут, в тумане, показался он.

Большой. Молчащий. С глазами, полными ртути. Стоял посреди дороги и дышал, как раскалённый горн. Чутьё не обмануло Пахома. Этот бычок не такой как все. Бешенство овладело им. Бык посмотрел на вас налитыми кровью глазами и стрелой метнулся в атаку.

— В рога! — крикнул Пахом, отскакивая в кусты.

Гномы не растерялись. Один схватил топор, другой щит, третий — просто мешок с камнями. Завязалась потасовка: шумная, грязная, но слаженная. У быка шансов не было — не с этой бандой.

Когда всё улеглось, тушка лежала, паря на мху, из пасти сочилась… странная жидкость.

— Это что, ртуть? — спросил один из гномов, тронув вещество палкой.
— Неважно, — сказал Пахом, — упаковываем.
— Но его же не сдашь. Он бешеный.
— И что? Мы скажем, что это… редкая порода. Агрессивная. Очень модная сейчас у знати.

…Шли уже по направлению к вербовочному пункту. Бурёнка семенила сзади, фыркая на каждый корень, будто знала, что её собираются продать. Пахом держал поводок, гномы — инструменты, навязанные самими собой: верёвки, мешки, топоры, бутылки.

Пункт был за трактом. Прямой дорогой. Почти дошли. Почти.

— Погодите… — Пахом прислушался. — Слышите?
— Нет. А что?
— Там… мычание.

Гномы вскинулись. Бурёнка хрюкнула от волнения (или просто споткнулась).

Через пару шагов они увидели распадок. Между деревьями — ограда, хижина, сарай, башенка. И старик, копающийся у забора.

— Да чтоб тебя, — пробормотал Пахом. — Мы, похоже, не туда свернули.
— Слушай, может, он знает дорогу? — сказал один из гномов. — Или купит по двойной цене?
— Или хотя бы даст сено, — добавил другой.

Пахом шагнул вперёд. Старик выпрямился, посмотрел… и замер.

— Бурёнка?! Неужели ты вернулась, моя Бурёнка? Я думал, что ты уже стала ужином волков...

Он бросился к ней, обнял, заплакал (буквально), погладил по морде, зашептал какие-то неловкие глупости. Повёл её в хлев.

Минут через пять вернулся и, будто ничего не было, протянул Пахому поношенные, но крепкие сапоги.

— Вот возьми. Пусть будут тебе в благодарность мои волшебные Сапоги-Скороходы.
— Я… благодарю, — начал было Пахом.
— Вы случайно не встречали моего бычка Борю? — перебил старик, глядя с надеждой.

Пахом оглянулся. Гномы переглянулись. Один выразительно посмотрел на Пахома: ты с ним говори, я — пас.

— Встречали, — сказал Пахом. — Он был… не в себе. На нас набросился. Мы… были вынуждены.
— Жаль, хороший был бык, — печально произнёс старик и побрёл к двери.

Пахом достал платок, развернул, вытащил свёрток с густой, тёмной, почти металлизированной жидкостью.

— Это было в нём, — сказал он глухо.
Гномы морщились, отползали назад. Старик не подал виду.
— Фу, Пахом… это не яд? Зачем ты его таскаешь с собой?
— Это опыт, — отрезал он тихо гномам. — Я в болотах и не такое видел.
Он завернул ртуть в тряпицу и аккуратно спрятал в сумку, раз старику она не нужна.

Старик медленно шёл к своей избе, как вдруг резко повернулся и спросил:
— Слушай, дружище. Можешь выполнить ещё одну просьбу?

(Продолжение следует)

— В трактир с оружием нельзя! — гаркнул он, ни разу не глядя в глаза. — Сдавай, и проходи.

Пахом остановился. Он давно был безоружен. Всё, что отобрали ещё на болотах, осталось там — вместе с хижиной и гордостью.

— Что за проблемы у вас с оружием? Меня уже обобрали ваши около болот, — процедил он.

— Ничего не знаем. Таков указ.

— Да нет у меня никакого оружия, — устало бросил Пахом.

— Все вы так говорите. Давай, топай отсюда, пока зубы целые...

Он не спорил. Просто прошёл. Впереди был трактир, и это была единственная крыша, под которую его ещё могли пустить.

У входа кипела ссора. Несколько гномов что-то доказывали охране.

— Эти эльфы совсем обнаглели! Мы тоже хотим выпить! — возмущался один.

— Нас не остановят эти двери на пути к сладкому элю! — кричал второй. — Эй, дружище! Поможешь нам зайти?

Пахом остановился.
В руках — пусто. В кармане — пусто. Внутри — та же пустота.
Он посмотрел на эльфов у входа. Пятеро слева, пятеро справа. Луки натянуты. Морды каменные.

Оглянулся. За спиной — двадцать гномов. Злых, решительных, с перегаром надежды.

Пахом знал: если начнётся драка, первым упадёт именно он. И понимал: гномы пойдут за ним, только если он сам побежит.

И потому, сорванным голосом, почти на бегу, крикнул:

— Если выживу… с меня пиво! Всем!

Гномы замерли. А потом — взревели и рванулись следом.
Не из-за пива, конечно. Просто он был первым, кто сказал что-то по-человечески доброе за весь день — хоть и был гномом до мозга костей.

Драка была жаркой, но скоротечной.
Эльфы держались стройно, метко, с холодной грацией. Но гномы — нависли числом, задавили, захрипели, пошли в ближнюю. Конечно, не обошлось без потерь. Пятеро остались лежать на траве. Но остальные вошли в трактир — и потянули за собой Пахома.

На календаре было пятое утро первой недели нового месяца, но для него это был конец долгой ночи.

Впервые за долгое время он оказался внутри стен. И хотя стены были пьяные и шаткие — они всё же были.

Он выжил. А значит — это ещё не конец.

(Продолжение следует)