fimich

Можно много рассуждать о независимости, самодостаточности и прочих зыбких убеждениях в своем одиночестве, но, похоже, человеку нужен человек. Именно тот, кто поймет и разделит твои истории и переживания, тот, кому можно доверять и быть уверенным в его устойчивости перед твоей внутренней бурей.

Это чистое "стремление к..." находит на своем пути массу препятствий. Встреча предполагает путь, и важен тут сам процесс путешествия, а не его исход. Если нам удастся побыть вместе, поконтактировать - это здорово, если же нет - с горечью и досадой можно расстаться или двинуться в новое исследование того, что нам мешает.

А помешать ведь может многое.

Мы можем столкнуться с безграничной и такой сладкой слепотой слияния, где я и ты - это что-то общее, большое, такое неразделимое. В слиянии кажется, что я все про тебя знаю, ты как прочитанная книга: все предсказуемо и понятно. Звучит здорово, и в начале любых отношений это очень нужная штука. Когда я и ты образуем такое теплое "мы", вокруг создается безопасность. Больше не нужно быть кем-то отдельным. Нет места беспокойству за свои потребности. Сливаясь, мы вместе чувствуем, ощущаем, наслаждаемся растворенностью, как младенец в утробе матери мягко качается в ее водах. Есть одна сложность - когда есть "мы" больше не находится пространства для "я". Словно "я" совсем растворилось... да что уж там говорить, "ты" тоже теряется. Остаются фантазии, ожидания и незыблемая уверенность, что все мои "хочу" будут удовлетворены. Но стоит пойти чему-то не по сценарию романа, как на нас обрушится волна разочарования и претензий.

А может случиться так, что ты обнаружишь в себе желание побыть со мной, но вдруг вспомнишь слова своей семьи, которая говорила прямо или демонстрировала тебе в течение длительного времени, что люди вокруг опасны и доверять им не стоит. Они (семья или кто-то другой очень значимый в твоем детстве) вообще много всего могли наговорить тебе до нашей встречи. И хорошее тоже! Но давай остановимся на "помехах".

Убеждения в опасности среды или в ее неустойчивости были тобой проглочены "с молоком матери". Ты, вроде бы, хочешь ко мне приближаться, но это так опасно. Вернее, так говорили. Ты не находишь в себе сил и смелости проверить на соответствие и остаешься интроецированным этим постулатом. Ведь то, что тобой принято и присвоено без какой-либо критики становится частью тебя.

Или, знаешь, мы можем столкнуться с тем, что однажды ты решишь, что я очень злой человек. Ты обнаружишь это после какой-нибудь нашей ссоры. Успеешь обидеться на меня, но не прочувствуешь это, а все свое недовольство и злость направишь на мою личность. В силу каких-то причин тебе не удастся присвоить свои чувства. Ты станешь осуждать и критиковать меня, не услышав никакой обратной связи. Больше не будет "я", будут только обвинения и ропот о том, "какая ты...злая". Ты можешь так увлечься, что совсем потеряешь связь со мной реальной. Останутся только фантазии. Чтобы они упрочнялись, ты будешь искать подтверждение изо дня в день. И действительно убедишься в этом, позабыв о том, что это ты разозлился на меня однажды.

А давай представим, что нам удалось подойти друг к другу достаточно близко. Много теплых чувств пробудилось у тебя ко мне. Ты ощущаешь приятное волнение, возбуждение. Опознаешь также мое желание приближаться, но в момент возможной встречи, откидываясь в кресле, начинаешь нервно болтать ногой. Ты словно блокируешь свою потребность в близости действием "от меня". Не разделив эти чувства, ты выбираешь оставить их себе. Все то, что обращалось ко мне, переводится на твое тело. Ты краснеешь, твое дыхание становится прерывистым, и кулаки сжимаются. Теперь ты сам. Ты, вроде, и здесь, но все твое внутреннее действование обращено вовне. Я остаюсь не у дел. Ретрофлексивно ты не позволяешь мне быть в твоих чувствах.

Мы не оставляем попыток. При очередной встрече говорим о наших отношениях, затрагиваем самую глубину, саму суть происходящего. Ты по каким-то причинам резко меняешь тему, отводишь глаза и начинаешь говорить о чем-то ином. Энергия в нашем контакте резко снижается. Я чувствую оборванность разговора и некоторое замешательство. Ты словно оставляешь меня одну. Так быстро и уверенно "заговариваешь мне зубы", уносишь меня потоком своих мысли от того, такого важного и желанного предмета обсуждения. Через некоторое время я обнаруживаю, что мы уже говорим не о нас, а о погоде на улице или твоей работе. Ты далась в бега. Мы дефлексивно кружимся по периметру темы, не притрагиваясь к самой середине.

А однажды ты так близко приближаешься ко мне, что я могу услышать твое дыхание, внимательно изучить твое лицо, твои движения, почувствовать всю теплоту твоего присутствия сейчас. Это мгновение краткосрочно. Кажется, что ты со мной и одновременно становишься каким-то далеким. Словно между нами километры. Ты держишься на расстоянии, выстроив стену между нами. Твое желание поддаться движению энергии, раскрыться в своих чувствах резко останавливается. Ты остановлен страхом и стыдом, невозможность "оголиться" передо мной, стать открытым и уязвимым в минуты близости. Теперь, когда ты так далеко, ты выглядишь самодостаточным и недоступным. Любое мое движение к тебе воспринимается как нападение на твои границы. Твои закрытость, эготизм не позволяет нашему контакту быть.

Эти преграды могут встать между нами. Но ты знай, что я рядом и многое замечу и выдержу. Давай же исследовать, как это быть - в здесь и сейчас.

Источник

Еще неделю назад я думала, что счастлива в браке. Но… «у меня зазвонил телефон. Кто говорит?» Любовница! Она рассказала, что встречается с моим мужем уже полгода, и просила «отпустить его», так как сам он уйти не в силах, слишком любит ребенка. Я почти ничего не смогла сказать и повесила трубку. Дальше для меня начался кошмар. Я представляла мужа в постели с другой женщиной. Вероятно, она красивее и стройнее меня, в чем-то лучше. Сердце стонало в груди, ведь муж – он только мой! И вдруг – чужой… Любит ли он ее, или же просто встречается ради секса? Ярость, истерика, слезы. Хорошо, что мужа сейчас нет дома. Устроить ему скандал? Пригрозить разводом, собрать чемодан? А вдруг он этого давно ждет и только обрадуется, что все так легко решилось («сама выгнала»)? Немного успокоилась и решила: нет, скандал – это неразумно. Нужно как можно больше узнать о любовнице. За всю следующую неделю я ничем не показала, что мне известна правда. Но удалось многое узнать об этой женщине. Нет, она не моложе меня, но выглядит лучше, интересная внешне. Подошла к зеркалу: из него на меня взглянула уставшая женщина с неаккуратной прической. Рассердилась на себя: сама виновата! Но что же мне делать? Я не хочу терять мужа, но и жить, зная, что он мне изменил, невыносимо…

Элеонора, 30 лет

Измена – это травмирующее психику событие. И женщины, и мужчины проходят в своих переживаниях определенные стадии. Так как героиня письма – женщина, то далее я буду писать про женщин, но нужно иметь в виду, что у мужчин все происходит практически так же. Стадии прохождения горевания типичны, но могут удлиняться или укорачиваться, что зависит от индивидуальных особенностей. Знать об этих стадиях полезно, так как это поможет вам понять, что боль, которую вы испытываете сейчас, не навсегда. Ваши мысли и чувства будут изменяться по мере «проработки» события. На этом пути вам придется принимать решения, но это стоит делать на этапах, когда вы начнете контролировать свою боль. И не стоит – пока боль контролирует вас.

СТАДИЯ № 1: ШОК И НЕВЕРИЕ

Может продолжаться от нескольких минут до нескольких дней. Если измена только предполагается, женщина постарается найти оправдания для мужа, обосновать подозрительные факты. Помните, как в анекдоте: «А почему все трусы в губной помаде?» – «Ну ты же умница, придумай сама». Но даже если муж сам рассказал о произошедшем, женщина будет надеяться, что «он просто не в себе, не понимает, что говорит». И конечно, уже на этой стадии возникает вопрос: «Как жить теперь?» 

СТАДИЯ № 2: АГРЕССИЯ, НАПРАВЛЕННАЯ НА СЕБЯ

Эта фаза может быть как короткой (несколько часов), так и достаточно длинной (несколько недель и даже дольше). Этап необходим для установления контроля над ситуацией. Женщина ищет причины в себе, то есть пытается взять на себя часть ответственности: что я делала не так, в чем была не права? Внутренне это означает вот что: если я тоже ответственна, значит я могу что-то сделать, повлиять на ситуацию, меняя себя. Это очень важное приобретение в процессе горевания. Нужно только учитывать – это еще не разумный поиск своих ошибок, а лишь эмоциональная реакция травмированной души. Долгое протекание этой стадии означает «зависание» в проработке проблемы.

СТАДИЯ № 3: АГРЕССИЯ, НАПРАВЛЕННАЯ НА МУЖА И ЕГО ЛЮБОВНИЦУ

Эта стадия может длиться очень долго, но хорошо, если она не превышает нескольких недель. Агрессия должна быть перенаправлена с себя на других, чтобы предохранить психику от «перегорания». А самые подходящие «объекты» для этого – муж и другая женщина. «Как он мог так со мной поступить?!», «Как она посмела уводить мужчину из семьи?!», «Я ни в чем не виновата, это он подлец!». Кроме внутренней агрессии может возникнуть желание отомстить ему и/или ей. Если этот порыв не сдержать, то в дальнейшем это может помешать восстановить отношения в семье. Какие-то «некрасивые» действия со стороны жены дают козыри любовнице («Посмотри, с каким чудовищем ты жил! Она показала свое истинное лицо!»). Избегайте таких ошибок. Если вы готовы бороться за свой брак, то на этом этапе необходимо сдерживать агрессивные порывы, а если и «выпускать пар», то так, чтобы сохранить лицо.

СТАДИЯ № 4: ОЩУЩЕНИЕ ОТСУТСТВИЯ БУДУЩЕГО

Женщина, которой изменили, теряет ощущение своего будущего. Есть только настоящее – тяжелые переживания. В будущее заглядывать страшно, кажется, что там нет просвета. Она осознает: больше не будет как раньше, есть «до» и «после». Измена подрывает самое важное, что есть в отношениях, – доверие. То, чего боится женщина, – следующий шаг, расставание. Если измена оставляет надежду на восстановление отношений, то желание расстаться (инициированное другим партнером) означает потерю. Это большая нагрузка для психики, ведь развод означает, что вся жизнь женщины будет другой.

СТАДИЯ № 5: СТРЕМЛЕНИЕ К ИСХОДНОЙ ТОЧКЕ

На этом этапе хочется сделать так, чтобы все вернулось «на свои места». Кажется, что измена может быть не только прощена, но и забыта навсегда. Главное – чтобы был рядом, чтобы все как раньше! Еще недавно казалось, что чувства притупились, но вот теперь оказывается, что она все еще любит мужа. И любит со всей страстью, как в начале отношений! Интересно: изменник, «предатель», а эмоции просто фонтанируют. И это вполне объяснимо: психика стремится к устойчивости, к «исходной точке», где вы вместе. Вспыхнувшие чувства выполняют двойную задачу: во-первых, кажется, что любовью можно удержать мужчину. В ситуациях, когда измена совершена «на благо семьи», с целью разбудить чувства, так и происходит. Во-вторых, если женщина любит мужа, то ей будет проще его простить. Если мужчина остался рядом, то в этот период отношения, казалось бы, начинают налаживаться. Наступает новый «медовый месяц».

СТАДИЯ № 6: ВОЗВРАТА К ПРОШЛОМУ НЕТ

Даже если партнеры смогли учесть свои ошибки, и новые клятвы были даны, недоверие сохраняется. Женщина понимает, что боль и обида остались. Как тараканы из щелей, лезут подозрения: может, они еще встречаются? Где гарантии, что измена не повторится? Нарастает волна недоверия и недовольства. Женщины в этот период говорят о том, что обида и подозрения настолько сильны, что они не могут их контролировать. Раз за разом напоминают мужчине о его грехах, требуют новых клятв, расспрашивают «с пристрастием», устраивают проверки. Мужчину это неприятно удивляет: вроде бы уже все хорошо было… Конфликтная атмосфера нарастает. Хорошо, если на этом этапе женщине хватает сил сдерживать проявления агрессии, взять часть ответственности на себя (не только за то, что случилось, но и за отношения, которые вновь строятся). Если мужчина поступает так же, у пары есть шанс. Если же на этом этапе супруги уже не вместе, ощущение того, что возврата к прошлому быть не может, играет адаптивную роль. Женщина начинает искать новые опоры в жизни, «приходит в себя».

СТАДИЯ № 7: ИСТОЩЕНИЕ

И в том случае, если супруги остались вместе, и в том, когда они разошлись, примерно через четыре – шесть месяцев наступает некоторое равновесие. Но на этот момент оно обусловлено усталостью, истощившимися за время стрессовой ситуации ресурсами. Эмоционально – это «притупление» всех чувств, которое можно описать фразой «мне все равно». Если мужчина вне семьи, жена почти оставляет попытки наладить отношения, «вернуть» его. Сил на борьбу с любовницей тоже не остается. Сил нет ни на детей, ни на работу, ни на внешность. Если супруги вместе, это воспринимается как охлаждение отношений после прошедшего «медового месяца». Это время внутренних размышлений о произошедшем – когда чувства притуплены, разуму ничто не мешает. Впрочем, усталость может быть такой, что и думать не хочется и не можется. Этот период нужно тоже пережить. Лучше не принимать жизненно важных решений, потому что они будут диктоваться упадком сил, которые на новой стадии восстановятся.

СТАДИЯ № 8: ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ И СТАБИЛИЗАЦИЯ СИТУАЦИИ

К самому главному решению каждый из партнеров подходит только на этой стадии, в период от полугода до года с момента измены. К этому времени уже многое ясно: мужчина, если он ушел из семьи, уже определился, так ли хорошо с новой партнершей; женщина осознала, хочет ли она быть дальше в отношениях с мужем (если он остался). Накоплен большой опыт – «что это за человек», и получен внутренний отклик – «хочу ли я быть рядом с ним». Понятны многие «вводные данные»: принял ли решение партнер и какое именно; продемонстрировали ли супруги желание быть вместе, а также готовность трудиться над отношениями. Так или иначе, но каждый из пары принимает для себя решение. Это стабилизирует внутреннюю систему, вслед за этим наступает порядок в системе внешней – небыстро, постепенно. На этом этапе супруги или окончательно разойдутся, или же останутся вместе, и тогда у них есть шанс на продолжительное сохранение отношений.

Сколько же длится горевание, если вы узнаете об измене? Предсказать очень сложно, учитывая, что практически на любой из перечисленных стадий можно «зависнуть». Это будет означать, что внутренний процесс переработки остановлен. Часто «зависание» можно обнаружить на стадии агрессии по отношению к себе. Аутоагрессия ведет к снижению ощущения собственной ценности, а также к заболеваниям.

Также «популярная» стадия для длительной остановки на ней – агрессия по отношению к мужу и любовнице. Она может длиться годы после измены. Если семья сохранилась, то такая агрессия выражается через иронию, унизительные шутки или прорывается в скандалах. Если пара разрушена, то агрессия может проявляться не только во «мнении» о бывшем муже, которое женщина транслирует окружающим, но и в формировании у детей негативного образа отца.

Остановиться можно и на стадии истощения. В этом случае может развиться депрессия, которая потребует медикаментозного и психотерапевтического лечения.

Итак, героине письма можно пожелать сил и мужества, ей предстоит пройти непростой путь. Если же кто-то из читателей заподозрил, что при переживании похожей ситуации произошло «зависание» на одной из стадий, я рекомендую проработать травму с психологом, ведь «зависание» напоминает кривую призму, через которую вы смотрите на мир. А без нее определенно лучше!

Источник: https://www.psyh.ru/kak-perezhit-izmenu/

Сашку Ермолаева обидели.

Ну, обидели и обидели — случается. Никто не призывает бессловесно сносить обиды, но сразу из-за этого переоценивать все ценности человеческие, ставить на попа самый смысл жизни — это тоже, знаете… роскошь. Себе дороже, как говорят. Благоразумие — вещь не из рыцарского сундука, зато безопасно. Да-с. Можете не соглашаться, можете снисходительно улыбнуться, можете даже улыбнуться презрительно… Валяйте. Когда намашетесь театральными мечами, когда вас отовсюду с треском выставят, когда вас охватит отчаяние, приходите к нам, благоразумным, чай пить.

Но — к делу.

Что случилось?

В субботу утром Сашка собрал пустые бутылки из-под молока, сказал: «Маша, пойдешь со мной?» — дочери.

— Куда? Гагазинчик? — обрадовалась маленькая девочка.

— В магазинчик. Молочка купим. А то мамка ругается, что мы в магазин не ходим, пойдем сходим.

— В кои-то веки! — сказала озабоченная «мамка». — Посмотрите там ещё рыбу — нототению. Если есть, возьмите с полкило.

— Это дорогая-то?

— Ничего, возьми, — я ребятишкам поджарю.

И Сашка с Машей пошли в «гагазинчик».

Взяли молока, взяли масла, пошли смотреть рыбу нототению. Пришли в рыбный отдел, а там, за прилавком — тётя.

Тётя была хмурая — не выспалась, что ли. И почему-то ей, тёте, показалось, что это стоит перед ней тот самый парень, который вчера здесь, в магазине, устроил пьяный дебош. Она спросила строго, зло:

—Ну, как — ничего?

— Что «ничего»? — не понял Сашка.

— Помнишь вчерашнее-то?

Сашка удивленно смотрел на тётю…

— Чего глядишь? Глядит! Ничего не было, да? Глядит, как Исусик…

Почему-то Сашка особенно оскорбился за этого «Исусика». Чёрт возьми совсем, где-то ты, Александр Иванович, уважаемый человек, а тут… Но он даже не успел и подумать-то так — обида толкнулась в грудь, как кулаком дали.

— Слушайте, — сказал Сашка, чувствуя, как у него сводит челюсть от обиды. — Вы, наверно, сами с похмелья?.. Что вчера было?

Теперь обиделась тётя. Она засмеялась презрительно:

— Забыл?

— Что я забыл? Я вчера на работе был!

— Да? И сколько плотют за такую работу? На работе он был! Да ещё стоит рот разевает: «С похмелья!» Сам не проспался ещё.

Сашку затрясло. Может, оттого он так остро почувствовал в то утро обиду, что последнее время наладился жить хорошо, мирно, забыл даже когда и выпивал… И оттого ещё, что держал в руке маленькую родную руку дочери… Это при дочери его так! Но он не знал, что делать. Тут бы пожать плечами, повернуться и уйти к чёрту. Тётя-то уж больно того — несгибаемая. Может, она и поняла, что обозналась, но не станет же она, в самом деле, извиняться перед кем попало. С какой стати?

— Где у вас директор? — самое сильное, что пришло Сашке на ум.

— На месте, — спокойно сказала тётя.

— Где на месте-то? Где его место?

— Где положено, там и место. Для чего тебе директор-то? «Где директор»! Только и делов директору — с вами разговаривать! — тётя повысила голос, приглашая к скандалу других продавщиц и покупателей, которые постарше. — Директора ему подайте! Директор на работу пришёл, а не с вами объясняться. Нет, видите ли, дайте ему директора!

— Что там, Роза? — спросили тётю другие продавщицы.

— Да вот директора — стоит требует!.. Вынь да положь директора! Фон-барон. Пьянчуги.

Сашка пошёл сам искать директора.

— Какая тётя… похая, — сказала Маша.

— Она не плохая, она… — Сашка не стал при ребенке говорить, какая тётя. Лицо его горело, точно ему ни за что ни про что — при всех! — надавали пощёчин.

В служебном проходе ему загородил было дорогу парень-мясник.

— Чего ты волну-то поднял?

Но ему-то Сашка нашёл, что сказать. И, видно, в глазах у Сашки стояло серьёзное чувство — парень отшагнул в сторону.

— Я не директор, — сказала другая тётя, в кабинете. — Я — завотделом. А в чём дело?

— Понимаете, — начал Сашка, — стоит… и начинает — ни с того ни с сего… За что?

— Вы спокойнее, спокойнее, — посоветовала завотделом.

— Я вчера весь день был на работе… Я даже в магазине-то не был! А она начинает: я, мол, чего-то такое натворил у вас в магазине. Я и в магазине-то не был!

— Кто говорит?

— В рыбном отделе стоит.

— Ну, и что она?

— Ну, говорит, что я что-то такое вчера натворил в магазине. Я вчера и в магазине-то не был.

— Так что же вы волнуетесь, если не вы натворили? Не вы и не вы — и всё.

— Она же хамить начала! Она же обзывается!..

— Как обзывается?

— Исусик, говорит.

Завотделом засмеялась. У Сашки опять свело челюсть. У него затряслись губы.

— Ну, пойдёмте, пойдёмте… что там такое — выясним, — сказала завотделом.

И завотделом, а за ней Сашка — появились в рыбном отделе.

— Роза, что тут такое? — негромко спросила завотделом.

Роза тоже негромко — так говорят врачи между собой при больном — о больном же, ещё на суде так говорят и в милиции — вроде между собой, но нисколько не смущаются, если тот, о ком говорят, слышит, — Роза негромко пояснила:

— Напился вчера, наскандалил, а сегодня я напомнила — сделал вид, что забыл. Да ещё возмущённый вид сделал!..

Сашку опять затрясло. Он, как этот… и трясся всё утро, и трясся. Нервное желе, ёлки зелёные. А затрясло его опять потому, что завотделом слушала Розу и слегка — понимающе — кивала головой. И Роза тоже говорила не зло, а как говорят про дела известные, понятные, случающиеся тут чуть не каждый день. И они вдвоём понимали, хоть они не смотрели на Сашку, что Сашке, как всякому на его месте, ничего другого и не остаётся, кроме как «делать возмущённый вид».

Сашку затрясло, но он собрал все силы и хотел быть спокойным.

— А при чём здесь этот ваш говорок-то? — спросил он.

Завотделом и Роза не посмотрели на него. Разговаривали.

— А что сделал-то?

— Ну, выпил — не хватило. Пришёл опять. А время вышло. Он — требовать…

— Звонили?

— Любка пошла звонить, а он, хоть и пьяный, а сообразил — ушёл. Обзывал нас тут всяко…

— Слушайте! — вмешался опять в их разговор Сашка. — Да не был я вчера в магазине! Не был! Вы понимаете?

Роза и завотделом посмотрели на него.

— Не был я вчера в магазине, вы можете это понять?! Я же вам русским языком говорю: я вчера в этом магазине не был!

Роза с завотделом смотрели на него, молчали.

— А вы начинаете тут!.. Да ещё этот разговорчик — стоят, вроде им всё понятно. А я и в магазине-то не был!

А между тем сзади образовалась уже очередь. И стали раздаваться голоса:

— Да хватит там: был, не был!

— Отпускайте!

— Но как же так? — повернулся Сашка к очереди. — Я вчера и в магазине-то не был, а они мне какой-то скандал приписывают! Вы-то что?!

Тут выступил один пожилой, в плаще.

— Хватит, — не был он в магазине! Вас тут каждый вечер — не пробьёшься. Соображают стоят. Раз говорят, значит, был.

— Что вы, они вечерами никуда не ходят! — заговорили в очереди.

— Они газеты читают.

— Стоит — возмущается! Это на вас надо возмущаться. На вас надо возмущаться-то.

— Да вы что? — попытался было ещё сказать Сашка, но понял, что — бесполезно. Глупо. Эту стенку из людей ему не пройти.

— Работайте, — сказали Розе из очереди. — Работайте спокойно, не обращайте внимания на всяких тут…

Сашка пошёл к выходу. Покупатель в плаще послал ему в спину последнее:

— Водка начинает продаваться в десять часов! Рано пришёл!

Сашка вышел на улицу, остановился, закурил.

— Какие дяди похие, — сказала Маша.

— Да, дяди… тёти… — пробормотал Сашка. — Мгм… — он думал, что бы сделать? Как поступить? Оставлять всё в таком положении он не хотел. Не мог просто. Его опять трясло. Прямо трясун какой-то!

Он решил дождаться этого, в плаще. Поговорить. Как же так? С какой стати он выскочил таким подхалимом? Что за манера? Что за проклятое желание угодить продавцу, чиновнику, хамоватому начальству?! Угодить во что бы то ни стало! Ведь сами расплодили хамов, сами! Никто же нам их не завёз, не забросил на парашютах. Сами! Пора же им и укорот сделать. Они же уже меры не знают… Так примерно думал Сашка. И тут вышел этот, в плаще.

— Слушайте, — двинулся к нему Сашка, — хочу поговорить с вами…

Плащ остановился, недобро уставился на Сашку.

— О чём нам говорить?

— Почему вы выскочили заступаться за продавцов? Я правда не был вчера в магазине…

— Иди, проспись сперва! Понял? Он будет ещё останавливать… «Поговорить». Я те поговорю! Поговоришь у меня в другом месте!

— Ты что, взбесился?

— Это ты у меня взбесишься! Счас ты у меня взбесишься, счас… Я те поговорю, подворотня чёртова!

Плащ прошуршал опять в магазин — к телефону, как понял Сашка.

Заговор какой-то! Сашка даже слегка успокоился. И решил не ждать милиции. Ну её… Один, может, и дождался бы — интересно даже: чем бы всё это кончилось?

Они пошли с Машей домой. Дорогой Сашка всё изумлялся про себя, всё не мог никак понять: что такое творится с людьми?

Девочка опять залопотала на своём маленьком, смешном языке. Сашку вдруг изумило и то, что она, крохотуля, почему-то смолкала, когда он объяснялся с дядями и тётями, а начинала говорить лишь после того и говорила, что дяди и тёти — «похие», потому что нехорошо говорят с папой. Сашка взял девочку на руки, прижал к груди. Что-то вдруг аж слеза навернулась.

— Кроха ты моя… Неужели ты всё понимаешь?

Дома Сашка хотел было рассказать жене Вере, как его в магазине… Но тут же и расхотелось…

— А что, что случилось-то?

— Да, ладно, ну их. Нахамили, и всё. Что — редкость диковинная?

Но зато он задумался о том человеке в плаще. Ведь — мужик, долго жил… И что осталось от мужика: трусливый подхалим, сразу бежать к телефону — милицию звать. Как же он жил? Что делал в жизни? Может, он даже и не догадывается, что угодничать — никогда, нигде, никак — нехорошо, скверно. Но как же уж так надо прожить, чтобы не знать этого? А правда, как он жил? Что делал? Сашка часто видел этого человека, он из девятиэтажной башни напротив… Сходить? Спросить у кого-нибудь, из какой он квартиры, его, наверно, знают…

«Схожу! — решил Сашка. — Поговорю с человеком. Объясню, что правда же эта дура обозналась — не был я вчера в магазине, зря он так — не разобравшись, полез вступаться… Вообще поговорю. Может, он одинокий какой».

— Пойду сигарет возьму, — сказал жене Сашка.

— Ты только из магазина!

— Забыл.

— Посмотри, может, мясо ничего? Если плохое, не бери — для ребятишек. Не могу ничего придумать. Надоела эта каша. Посмотри, может, чего увидишь.

— Ладно.

…Один парнишка узнал по описанию:

— Из тридцать шестой, Чукалов.

— Он один живёт?

— Почему? Там бабка тоже живёт. А что?

— Ничего. Мне надо к нему.

Дверь открыл сам хозяин — тот самый человек, кого и надо было Сашке. Чукалов его фамилия.

— Не пугайтесь, пожалуйста, — сразу заговорил Сашка, — я хочу объяснить вам…

— Игорь! — громко позвал Чукалов.

Он не испугался, нет, он с каким-то непонятным удовлетворением смотрел на гостя — упёрся тёмными, слегка выпуклыми глазами и был явно доволен. Ждал.

— Я хочу объяснить…

— Счас объяснишь. Игорек!

— Что там? — спросили из глубины квартиры. Мужчина спросил.

Сашка невольно глянул на вешалку и при этом пошевелился… Чукалов — то ли решил, что Сашка хочет уйти, — вдруг цепко, неожиданно сильной рукой схватил его за рукав. И тёмные глаза его близко вспыхнули злостью и скорой, радостно-скорой расправой. Сашка настолько удивился всему, что не стал вырываться, только пошевелил рукой, чтоб высвободить кожу, которую Чукалов больно защемил с рукавом рубашки.

— Игорь!

— Что? — вышел Игорь, наверно, сын, тоже с тёмными, чуть влажными глазами. Здоровый, разгорячённый завтраком, важный.

— Вот этот человек нахамил мне в магазине… Хотел избить, — Чукалов всё держал Сашку за рукав, а обращался к сыну.

Игорь уставился на Сашку.

— Да вы пустите меня, я ж не бегу, — попросил Сашка. И улыбнулся. — Я ж сам пришёл.

— Пусти его, — велел Игорь. И вопросительно, пытливо, оценивающе, надо думать, смотрел на Сашку.

Чукалов отпустил Сашкин рукав.

— Понимаете, в чём дело, — как можно спокойнее, интеллигентнее заговорил Сашка, потирая руку. — Нахамили-то мне, а ваш отец…

— А мой отец подвернулся под горячую руку. Так?

— Да почему?

— Специально дожидался меня у магазина… — подсказал старший Чукалов.

— Мне было интересно узнать, почему вы… подхалимничаете?

Дальше Сашка двигался рывками, быстро. Игорь сгрёб его за грудки — этого Сашка никак не ждал, — раза два пристукнул головой об дверь, потом открыл её, протащил по площадке и сильно пустил вниз по лестнице. Сашка чудом удержался на ногах — схватился за перила. Наверху громко хлопнула дверь.

Сашка как будто выпал из вихря, который приподнял его, крутанул и шлёпнул на землю. Всё случилось скоро. И так же скоро, ясно заработала голова. Какое-то короткое время постоял он на лестнице… И быстро пошёл вниз, побежал. В прихожей у него лежит хороший молоток. Надо опять позвонить — если откроет пожилой, успеть оттолкнуть его и пройти… Если откроет Игорёк, ещё лучше — проще. Вот, довозмущался! Теперь бегай — унимай душу. Раньше бы ушёл из магазина, ничего бы и не было. Если откроет сам Игорь, надо левым коленом сразу шире распахнуть дверь и подставить ногу на упор: иначе он успеет толкнуть дверь оттуда, и удара не выйдет. Не удар будет, а мазня. Ах, славнецкий был спуск с лестницы!.. Умеет этот Игорёк, умеет… тварь поганая. Деловой человек, хорошо кормленный.

Едва только Сашка выбежал из подъезда, увидел: по двору, из магазина, летит его Вера, жена — простоволосая, насмерть чем-то перепуганная. У Сашки подкосились ноги: он решил, что что-то случилось с детьми — с Машей или с другой маленькой, которая только-только ещё начала ходить. Сашка даже не смог от испуга крикнуть… Остановился. Вера сама увидела его, подбежала.

— Ты что? — спросила она заполошно.

— Что?

— Ты опять захотел?! Тебе опять неймётся?! Чего ты затеваешь, с кем поругался?

— Ты чего?

— Какие дяди? Мне Маша сказала какие-то дяди. Какие дяди? Ты откуда идешь-то? Чего ты такой весь?

— Какой?

— Не притворяйся, Сашка, не притворяйся — я тебя знаю. Опять на тебе лица нету. Что случилось-то? С кем поругался?

— Да ни с кем я не ругался!..

— Не ври! Ты сказал, в магазин пойдёшь… Где ты был?

Сашка молчал. Теперь, пожалуй, ничего не выйдет. Он долго стоял, смотрел вниз — ждал: пройдёт само собой то, что вскипело в груди, или надо — через всё — проломиться с молотком к Игорю?..

— Сашка, милый, пойдём домой, пойдём домой, ради бога, — взмолилась Вера, видно, чутьём угадавшая, что творится в душе мужа. — Пойдём домой, там малышки ждут… Я их одних бросила. Плюнь, не заводись, не надо. Сашенька, родной мой, ты о нас-то подумай, — Вера взяла мужа за руку:

— Неужели тебе нас-то не жалко?

У Сашки навернулись на глаза слёзы… Он нахмурился. Сердито кашлянул. Достал пачку сигарет, вытащил дрожащими пальцами одну, закурил.

— Вон руки-то ходуном ходют. Пойдём.

Сашка лёгким движением высвободил руку…

И покорно пошёл домой.

Эх-х… Трясуны мы, трясуны!

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«Что такое творится с людьми?..»

Довольно долгое время мне как-то удавалось вообще не читать Достоевского. Я избегал его книг совершенно инстинктивно. Берёг себя. Успеется, дескать. Но вот однажды, по неосторожности, захватил с собой в дорогу томик рассказов Шукшина — известно, что чтение в дороге прекрасно спасает от скуки. И вот там-то я и нарвался на «Обиду»…

Этот рассказ — он ведь не совсем об обиде. Что — обида? Ну, колбаса любимая в магазине только что закончилась — зря прогулялся, обидно. Ну, пожадничал в своё время, и денежки твои пропали вместе с банком — обидно же. Ну, предал тебя человек, которого ты считал своим испытанным другом — очень обидно и досадно. Ну, жена твоя не выдержала и ушла от тебя после двадцати лет семейной жизни, словно балласт какой сбросила — ужас как обидно… Но рассказ Шукшина «Обида» — он ведь не об обиде, хоть и называется так. Он — об унижении и о бессилии.

Рассказ, как говорится, пронзительный, и написан он на надрыве. Интересно, что у Достоевского вторая часть «Братьев Карамазовых» открывается разделом (книгой), который называется коротко и ясно: «Надрывы». Именно там, в главе «Надрыв в гостиной» и в главе «Надрыв в избе», мы знакомимся с самой, вероятно, страшной историей во всём романе — историей Илюши Снегирёва. Где-то, в каком-то трактире, Митя Карамазов встретил отставного штабс-капитана Снегирёва.

Рассердившись почему-то на этого штабс-капитана, Дмитрий Фёдорович схватил его за бороду и при всех вывел в этом унизительном виде на улицу и на улице ещё долго вел, и, говорят, что мальчик, сын этого штабс-капитана, который учится в здешнем училище, ещё ребенок, увидав это, бежал всё подле и плакал вслух и просил за отца и бросался ко всем и просил, чтобы защитили, а все смеялись…

А все смеялись… Унижение уничтожает человека. Либо оно уничтожает его просто физически — вот как Илюшу в романе, либо оно уничтожает его нравственно: это когда человек перестаёт чувствовать своё унижение и не ощущает своей погибели, унижая другого.

Ибо, что он тогда вынес, как вашему братцу руки целовал и кричал ему: «Простите папочку, простите папочку», — то это только Бог один знает да я-с… Мой Илюшка в ту самую минуту на площади-то-с, как руки-то его целовал, в ту самую минуту всю истину произошёл-с. Вошла в него эта истина-с и пришибла его навеки-с, — горячо и опять как бы в исступлении произнес штабс-капитан и при этом ударил правым своим кулаком в левую ладонь, как бы желая наяву выразить, как пришибла его Илюшу «истина». — В тот самый день он у меня в лихорадке был-с, всю ночь бредил…

Да, «истина»… В наш высоконравственный и цивилизованный век чуть ли не дикостью кажется то, что некие люди предпочитали некогда получить пулю в лоб, нежели жить без такого эфемерного и старомодного понятия, как честь. Нет, правда: с жиру они там бесились, эти дворяне. Да наплевать на то, что о тебе подумают другие! Наплевать и растереть. Своя жизнь дороже… И невдомёк нам, убогим, что дело там вовсе было не во мнении других: чувство это, чувство чести и собственного достоинства, — оно ведь идёт изнутри, оно живёт в человеке. Или не живёт. Вот такая «истина»…

… Сашку вдруг изумило и то, что она, крохотуля, почему-то смолкала, когда он объяснялся с дядями и тётями, а начинала говорить лишь после того и говорила, что дяди и тёти — «похие», потому что нехорошо говорят с папой. Сашка взял девочку на руки, прижал к груди. Что-то вдруг аж слеза навернулась.
— Кроха ты моя… Неужели ты всё понимаешь?..

Как это ни странно, но дети понимают «всё» гораздо лучше взрослых. Рассказ Василия Шукшина страшен именно своей обыденностью, своей узнаваемостью. В нём ничего не придумано. Взрослые «дяди и тёти» давно уже свыклись с тем, что их детям ещё кажется невозможным.

А вот это — уже никакой не роман и никакой не рассказ. Вспоминает Анатолий Заболоцкий, оператор шукшинского фильма «Калина красная», столь же «надрывного», как и рассказ «Обида»:

Был вечер памяти Шукшина (в первый год после смерти) в кинотеатре «Уран» на Сретенке. Во вступительном слове Лев Аннинский высказал мысль, что Шукшин, сам будучи полуинтеллигентом, обрушился против интеллигенции. Из зала раздался громкий одинокий протест, что-то вроде того: «Сам ты полуинтеллигент!». Аннинский, прервавшись, попросил объявиться кричавшего. Тот простодушно встал. Часть зала и оратор потребовали выдворить нарушителя из зала. Тут же нашлись и исполнители. Вслед изгоняемому кричали: «Пьянь! Черносотенец!». Я сбоку бурчал Аннинскому: «Негоже изгонять беззащитного противника». Аннинский, без зачинного огня, докончил свое слово. (Вскоре Лев Аннинский стал главным шукшиноведом, сопровождая своими комментариями почти все, вышедшие после смерти, книги Шукшина)…

«Шукшин, сам будучи полуинтеллигентом, обрушился против интеллигенции». Очень интересная мысль… В рассказе Василия Шукшина мы встречаемся с неприметными продавщицами и с каким-то пенсионером в плаще. На вечере его памяти, очевидно, были куда более интеллигентные люди. «Тот простодушно встал… Вслед изгоняемому кричали: «Пьянь! Черносотенец!»…

А вот я, например, совсем даже не пьянь. Но почему же мне всегда бывает так неловко, когда меня называют интеллигентом?.. «Ведь мы же с вами интеллигентные люди, мать вашу так!..»

Валентин Антонов

http://www.vilavi.ru/raz/shukshin/obida/obida.shtml

День воинской славы России — День народного единства отмечается в нашей стране ежегодно 4 ноября, начиная с 2005 года. Этот государственный праздник установлен в честь важного события в истории России — освобождения Москвы от польских интервентов в 1612 году, и приурочен к Дню Казанской иконы Божией Матери.

Поздравляю всех участников Лиги Психотерапии с праздником!

И немного юмористический вопрос. А вы боитесь польских интервентов? :-)