ArsenZa

— Меня Иван Александрович зовут, вы, наверное, забыли.

— Владимир. Это моя супруга Люда. Очень приятно...

— Извините, что так врываюсь к вам на праздник, но у меня времени не так много. Просто так получилось. Может вам моя просьба покажется странной, но я оказался в безвыходном положении. Мне некого больше попросить. Боюсь я сюда уже больше не приеду. Тут такое дело... Всё равно хозяйство моё достанется племяннику, а ему это всё не нужно. Всё равно будет продавать, так что я лучше весь инструмент вам сразу отдам. Жалко, если пропадёт. Я хочу, чтобы вы со мной пошли, и я вам подарю свои инструменты. Как раз новый год же, это вроде как к месту…

Сосед говорил тяжело, глядя куда-то в сторону. Кажется, он испытывал боль или что-то его сильно тревожило.

— Ну так продать можно. Сейчас только сфоткал, в сеть выложил и... — вмешалась Люда.

— Что хотите делайте, это ваше теперь, — махнул рукой старик. — Но у меня одна просьба есть... такая... странная. Но попросить больше некого. Племянник уехал из страны. Сами знаете, последние события… Возвращаться пока не собирается. В общем, если я умру... Нет, когда я умру... разумеется. Пожалуйста, обязательно в тот день придите сюда, в мою теплицу, и спилите там большое персиковое дерево. Как раз вам моя бензопила пригодится. Только спилите и сразу сожгите. Обязательно. Из всех веток соберите один большой костёр. Это очень важно. Я вас прошу.

— Нет, ну можно, конечно. Но это так неудобно как-то...

— Если вы боитесь, я оставлю письменное завещание. Чтобы не было к вам никаких вопросов.

— Нет, я... просто это очень странно, — нахмурился я.

— Вы не хотите, чтобы ваши персики кому-то достались? — спросила Люда.

— Вовсе нет. Причина в другом. Как бы вам объяснить. Это обещание, — сосед замялся, опустил взгляд, теребя кончик шарфа. — Почти сорок лет назад у меня была возлюбленная. Мы познакомились в больнице. У меня тогда нашли рак. Я думал, что умру... И у неё тоже. Но мне повезло, а ей нет... Вы понимаете.

— Если честно, не очень, — перебил я его.

— Да, так неправильно. Наверное, стоит рассказать по порядку. Мою любимую звали... Нет, её зовут Эля. Она с юга, из Калмыкии. Мы лежали в соседних палатах, и были самые молодые во всём корпусе. Знаете, второй корпус онкологического института на улицу Дениса Кудряшова выходит, серый такой, бетонный? Там ещё за забором завод раньше был, а теперь...

— Нет, слава богу. Я там не был не разу.

Сосед раздражал меня всё сильнее. Хотелось его как-то выпроводить. Явно его сумасшествие начало заметно прогрессировать.

— Да, грустное место, конечно... Ни одного дерева за окном на улице. Элю это очень огорчало... Ну вот. Мне было двадцать шесть, а ей только двадцать. И нам обоим сделали операции, удалили опухоли. Всё прошло удачно, и мы вместе стали гулять каждый день. А потом она не уехала домой. Она вообще сюда к нам учиться приехала на иностранные языки. Китайский учила и вьетнамский. Мы в Китай потом хотели поехать. Мы жили вместе у меня в общежитии. Оба лысые, как буддистские монахи. Она мне много про свою веру рассказывала. Так забавно было. Я слушал и ни во что не верил. Мы потом вместе легли на химиотерапию, через два месяца. Уговорили, чтобы в одну палату, хоть и не по правилам. И вот тогда всё пошло не так. У Эли отказали почки. Её держали на диализе, но не помогло. Я с ума сходил, хотел покончить с собой. Но Эля запретила. Сказала, что не умрёт. Она, знаете, буддистка, я же говорил... и верила, что переродится, чтобы быть со мной. А я не поверил...

— И что вы сделали? — не выдержав, вмешалась моя супруга.

— Я ничего. Я хотел спрыгнуть с крыши корпуса, сразу после того, как узнал, что уже нет надежды. Но Эля дала мне персик. Последний персик из тех, что ей бабушка прислала из Калмыкии. И сказала, что переродится в косточке, чтобы я посадил её и заботился. И жил, сколько проживу. Она будет ждать в персиковом дереве... А потом мы встретимся. Переродимся вместе. А если покончить самоубийством, тогда не встретимся. Это будет плохая карма или что-то такое...

— Так это дерево у вас в теплице... — выдохнула жена. — Вы думаете, она — это персик?

— Да, я заботился о ней тридцать семь лет. Сначала в квартире, потом дачу купил. Думал переехать с ней на юг. Не решился... Тут работа, студенты. Я химик, занимался разработкой новых видов неорганических удобрений. Больше пятидесяти научных работ, диссертация. Эля хотела, чтобы я сделал всё, что задумал, прежде чем мы встретимся. Так и остался тут. Не женился, детей нет. Племянник только, да и тот вон сбежал, когда началось это всё… У меня недавно снова рак нашли. Теперь в печени. И я чувствую — это знак… наверное, мне пора.

— Ох, что же вы раньше не рассказали, — жена тяжело вздыхала. — Такая грустная история. Конечно, мы всё сделаем. Даже инструментов никаких не надо. Может вам помощь какая-то нужна? Лекарства может или...

— Нет, спасибо, ничего не надо. А сказать, в общем, повода не было. Извините, что я вам со своей теплицей мешал. Я просто Элю не обрезал никогда, даже пальцем тронуть рука не подымалась. Вот и перестраивал всегда теплицу вокруг неё, чтобы расти было удобно. А теперь вот... Сам бы я не смог. Буду очень признателен, если вы одним днем спилите и сожжёте.

— Конечно-конечно. Мы всё сделаем, — закивала жена.

— Тогда мне нужен ваш номер телефона и паспортные данные. Это нужно в больнице, чтобы они позвонили, когда всё случится. Извините уж, у них там правила.

Я молча полез в шкаф и написал на бумажке всю необходимую информацию. Сосед ушёл, оставив на столе ключи от дома и ворот.

Иван Александрович дожил до середины лета. Его не стало, кажется, в самую короткую ночь. После полуночи короткий звонок из больницы. Сразу какие-то мутные похоронные конторы стали названивать, предлагая свои услуги. Так что даже телефон пришлось выключить.

И на утро мы с Людой взяли в сарае бензопилу и канистру с бензином, и пошли выполнять последнюю волю соседа. Перед входом в пирамидальную теплицу я остановился покурить.

— Ты чего застрял? — спросила Люда.

— Сейчас. Покурю и начнём.

— Нервничаешь?

— Так, немного... Вся эта история... Может оставим? Пусть растёт.

— Ты же обещал!

— Да, но сейчас думаю... Ну бред же. Нет, конечно, девушка талантливая была. Ловко провела своего Ваню, чтоб он дальше жил. Но мы то что... Нельзя поверить, что девушка — это дерево. А вдруг этот его племянник приедет и нам предъявит? И потом, живое дерево под корень я никогда не пилил.

— А я верю, что всё так и было. Не зря же это люди придумали. И миллионы людей тысячи лет во всё это верят. Значит не просто так...

— Ай, Люда, ты опять! То яйца крестить, то теперь это... Люди придумывают всякое, лишь бы жить легче было!

— Вов, не хочешь, не верь. Но обещание надо исполнить, — Люда развернулась и, шагнув в теплицу, замерла, воскликнув - Господи Боже!

Я шагнул следом и тоже замер. Внутри под ногами лежал ковёр из узких жёлтых листьев. А перед нами стояло совершенно сухое персиковое дерево.

— Вот видишь... — шёпотом произнесла Люда. — Пили теперь смело…Она его дождалась!

ДРУГАЯ МОЯ ИСТОРИЯ О ЛЮБВИ (В ЭТОТ РАЗ СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ)

— В чём смысл? Чтобы я на два часа дольше в дороге провёл? Нам и так ехать почти двенадцать часов, а ты хочешь четырнадцать? Я без ночёвки хотел доехать, мне на работу в понедельник.

— Мне тоже. Но примета важнее! Мне важно знать, что ты готов прислушаться ко мне. Готов сделать, что я тебя прошу, даже если ты с этим не согласен. Я хочу тебе доверять...

— Поверь мне на слово, я готов всё для тебя сделать! Но сейчас мы просто поедем дальше.

— Нет, я так не могу! Я буду бояться, что мы больше никогда вместе не поедем, что ты найдёшь другую...

— Так, подожди. А мне думаешь не важно, чтобы ты была готова сделать то, что я тебя прошу, даже если ты с этим не согласна? — парень на секунду отвлёкся от дороги.

— Конечно важно! — коротко кивнула девушка. — Но...

— Вот мы и квиты. Мне важно, чтобы ты сейчас меня не отвлекала, и мы быстрее доехали. Тебе важно, чтобы мы развернулись монетку бросить в море. Мы это обговорили, поверили друг другу на слово и успокоились. Как тогда с биноклем, когда я смотрел...

— Ладно, хорошо! Не вспоминай, пожалуйста, мне неприятно...

Пару минут они ехали молча, потом Маша наморщила лобик и произнесла:

— Нет, Вань, так не пойдёт. Это получается только я на слово должна поверить. А тебе верить не нужно? Я же сейчас и так делаю то, чего не хочу, хотя при этом с тобой не согласна... Получится я для тебя делаю по правде, а ты только на словах...так не честно!

— И что ты предлагаешь? Остановиться тут посреди дороги и сидеть до следующего года, чтоб никому обидно не было? — усмехнулся парень. — Чтобы оба ничего не делали.

— Я предлагаю, чтобы мы развернулись, доехали до моря и кинули монетку с волнореза на котором целовались. А потом на обратном пути остановимся на ночёвку в отеле, и я сделаю всё, что ты захочешь в постели, всё от чего я раньше отказывалась. Согласен?

— Прям всё? — Ваня на пару секунд повернулся к девушке, чтобы посмотреть прямо в глаза и убедиться, что она не шутит.

— Всё! Я обещаю...

— И с этим... Ну туда...

— Да, и это тоже... И ещё всё, о чем ты мечтал...

Ваня улыбнулся, и заметив расширение дороги возле автобусной остановки, рванул руль вправо, а потом сразу крутанул влево, лихо развернувшись через сплошную одним резким движением. Спустя пять секунд они уже мчались обратно к перевалу, который только что проехали. Перемахнув его, Ваня прибавил скорости и спросил, снова глянув на Машу:

— И втроём? Если ты и ещё...

— Нет, фу... Ой, мама...

Маша еле успела схватить Ваню за руку, когда машина задела столбик на обочине.  Не вписавшись в поворот, кувыркнулась с крутого склона и полетела в шестиметровое ущелье, переворачиваясь и разбрызгивая стёкла в разные стороны.

Когда Ваня очнулся, Маша сидела возле его кровати на кресле каталке. Он попытался пошевелиться, но не смог — нога оказалась прошита какими-то железками и подвешена на верёвках. Маша тоже была вся в зелёнке, и рукой, закатанной в гипс от плеча до локтя.

— Что с машиной? Сильно помяло?  — пробормотал парень, нервно моргая. — Где мы вообще?

— Успокойся милый! Всё хорошо. Слава богу ты очнулся после операции! Я так боялась, что ты от наркоза не отойдёшь. Всё хорошо, мы выжили. Мы тут опять в посёлке, в районной больнице, она ближайшая. Ты только ногу поломал, правда в трёх местах, её рулём зажало. А мне руку, которой я тебя...

— Блин, ну говорил же! Не надо было меня отвлекать. Возвращаться не надо было. Фигня всё твои приметы. Вот блин... вернулись на мою голову... Как я без машины теперь? Примета блин... Видишь, уже без всякой монеты вернулись! Ничего не работает твоя примета!

— Не правда! Совсем наоборот! Как раз работает, просто приметы разные, более сильная сработала. С нами всё это случилось, потому что возвращаться — плохая примета!

Бармен замер, продолжая смотреть на странную троицу. Наверху хлопнула входная дверь, и на ступеньках появился напарник кадыкового лохмача — неприятный толстяк, с едва не отлетавшими от напряжения, пуговицами красной гавайской рубахи.

— Подъехать не хочет. Туда, на угол придётся, – буркнул он, шлёпая по ступенькам. — Давай сначала жопастую вдвоём — она здоровая, а потом я за очкастой один вернусь.

Бармен уронил совок, и перехватив щетку на манер копья, поспешил к стойке. Гости, не обращая на него внимания, с двух сторон подхватили крупную девушку, лежащую на боку, и бесцеремонно поволокли её к лестнице. Бармен перегнулся через стойку и подхватил висевшие рядом с кассой ключи.

— Погодите мужики, я вам дверь придержу, – предложил он, и помахивая щеткой, поспешил к входным ступенькам.

— О, заебись, молодец халдей, — одобрительно кивнул краснорубашечник. — А то у вас эта херня тугая пиздец.

Бармен распахнул дверь, и не отключая доводчик, подпёр её шваброй. Возле мощной железной двери была узкая бетонная площадка, разделяющая наружную и внутреннюю лестницы подвального заведения. Вход в бар довольно узкий, и три человека разом никак не могли в него протиснуться. Гости решили протиснуться боком. Первым шёл толстяк в красной рубашке, держа на плече руку спящей девушки. Бармен замер у двери на площадке, и пропустив наружу гостя, вдруг схватил швабру и резко ударил толстяка в пах.

— Ай бля... — выдохнул краснорубашечник, и тут же получив щёткой в лицо, выпал на лестницу снаружи.

— Ты чё су... — кадыковый не удержался на ногах и плюхнулся на площадку вместе с девушкой.

Бармен, ни слова не говоря огрел его шваброй по затылку, затем схватил за шиворот и вытолкнул следом за краснорубашечником, корчившимся на ступеньках. Прежде чем посетители успели вскочить на ноги, бармен захлопнул тяжелую дверь и зазвенел ключами, стараясь случайно не наступить на лежащую под ногами девушку. Она слабо застонала и чуть пошевелилась, но даже падение на твердый пол не заставило её проснуться. Бармен осторожно подхватил её под плечо и двинулся обратно к дивану. Не успел уложить рядом с подругой, как входная дверь содрогнулась от мощных ударов.

—  Эй, мудила открывай! — заверещал за дверью лохматый с кадыком. — Ты чё, охуел? Ты что там с нашими жёнами делать собрался?!

— Что-то у них обручалок не видно, — отозвался бармен. — Когда они проснутся, я их спрошу. Хотите, подождите на ступеньках.

— Ты чё, самый умный, а, халдей? — вторил напарнику краснорубашечник. — Я за такое тебя за яйца подвешу и швабру тебе в жопу суну широким концом.

— А ты попробуй, — невозмутимо ответил, подойдя к двери бармен. — Только дверь открой сперва.

— Откроем, не сомневайся. Сейчас корешам позвоню, они подъедут с болгаркой и дверь вынесут, и тебя подвесят, — не унимался толстяк в рубашке.

— Без проблем, только пусть поторопятся. Я ментов уже вызвал, надо чтоб разом всех повязали за порчу имущества и за отравление.  — отозвался бармен.

— Какое отравление, чё ты паришь? — вмешался кадыковый. — Тёлки прибухнули. Слабенькие просто, с бокала в драбодан.

— Ага, только что жёны были, уже тёлки. Нормальный поворот, — усмехнулся бармен. — Расскажи мне, а то я не знаю как алкоголь на девушек действует.

— Ладно, давай как мужики поговорим, — сбавив накал предложил кадыковый. — Тебя как зовут?

— Неважно. Можешь барменом называть.

— Ладно, как хочешь. Ты ж не первый день работаешь, знаешь зачем тёлки в бар приходят? Они так и так потрахаться собирались. Ну вот и получат чего хотели. Разница только в том, что мы на них не восемь коктейлей потратили, а два. Порошок, он чисто для экономии.

— Это преступление. За такое срок дают...

— Не пизди, — вмешался краснорубашечник. — Всё по согласию было, они сами выпить согласились. Если бы они не хотели продолжения, чего сразу не ушли...

— Во-во, — поддакивал кадыковый. — Они утром только рады будут, ещё и минет сделают после кофе. Всегда так бывает, никто не жаловался. Ты думаешь это первый раз? Че ты там святого из себя строишь, а?

— Ну значит последний раз будет, — отозвался бармен. — Я про ментов не шутил. Стойте там, никуда не уходите.

— Ха, у тебя там сотовый не ловит, в подвале-то... — усмехнулся краснорубашечник.

— Зато кнопка тревожная есть. Давайте, сломайте мне там дверь или вывеску, чтобы парни зря не ездили.

— Да ты нас на понт берёшь, халдей, — толстяк саданул по двери кулаком. — Ты небось сам решил с нашими цыпочками развлечься. Но тебе это даром не пройдет...

— Давай по-хорошему. Поедешь с нами, мы тебя первого пустим и ещё бабла дадим, — подхватил кадыковый. — Я же видел, как ты на них пялился. По-любому ты уже трахал так баб, которые у тебя под вечер нажирались. Тут тоже самое, только бухла меньше потратили и всё. Они сами не против были, раз в бар пришли. Че ты, не мужик что ли?

— Нет проблем, присядьте на ступеньках, дождитесь ментов. Потом в отделении дождёмся пока девочки проснутся, мы их спросим. И анализ на наркотики попросим сделать. Если они всё подтвердят, не вопрос, я перед вами извинюсь.

— Ну ты и гандон. Не мужик бля, а пидарас конченый. С такими на зоне знаешь что делают? — рыкнул в красной рубашке.

— Не знаю, поведайте, походу с вами там это проделывали не один раз, — хмыкнул бармен. – И походу нравилось, раз повторения хотите.

— Ладно мудила, мы тебя найдём ещё. Ты когда-нибудь со своей норы вылезешь, а я твои кишки на столб намотаю. – не унимался краснорубашечник.

— И вам доброй ночи, — улыбнулся бармен. – Я бы рад выйти и сделать вам тайский массаж морды лица, но нужно проследить чтобы с девушками все хорошо было.

**

— Поэтому, девочки, даже если вам исполняется восемнадцать, я категорически против празднования в баре, — почесав аккуратно подстриженную, с легкой проседью, бороду, бармен улыбнулся и откинулся в кресле.

Две совершенно одинаковые девушки улыбнулись почти синхронно и та, что справа сказала:

— Вот это да, пап, а мама нам совсем по-другому рассказывала. Мы и не знали, что ты герой... Офигеть просто, Стетхем с Джоном Уиком в сторонку пошли покурить.  

— Да, она сказала, что в капучино молоко прокисшее было. Ей с тётей Таней плохо стало, и ты их в больницу повёз. Так вы и познакомились, — поддержала девушка слева.

— Ну вы маленькие были для такой истории. В больницу мы действительно поехали, а вот из прокисшего молока капучино никак не сделаешь, — улыбнулся бармен.

— А что с этими уродами дальше было? — спросила правая. – Их поймали?

— Менты не приняли заявление, говорят преступления не было. Насиловать — не насиловали, тяжкого вреда здоровью от снотворного не было, доказательств, что они что-то подсыпали тоже не было. Мама согласилась и не стала дальше спорить, а тётя Таня даже анализы не стала сдавать. Потому вас и предупреждаю, таких уродов полно, они часто безнаказанными остаются. За бокалом постоянно не уследишь. Я вам специально эту историю сейчас рассказал, чтобы вы поняли — нечего вам по барам шляться. Раньше это опасно было, а теперь ещё хуже стало.

- Если честно, после твоей истории как раз сильнее в бар захотелось – улыбнулась правая.

— Да, пап, ну сам подумай — рассмеялась левая. — Если мы по барам не будем ходить, где нам таких крутых как ты женихов найти, а?  Ты что, нас до пенсии терпеть собираешься?

Конец

ДРУГАЯ МОЯ ИСТОРИЯ, ТОЖЕ ПРО БАРМЕНА...

Все замолчали, опустив глаза на серый бетон лестницы. Среди троих друзей Вова был старшим и уже перешёл в пятый класс, а Денис с Машей ещё были в четвёртом. Все трое жили на одной лестничной клетке и ещё с детсадовских времён образовали общую «банду», где Вова был умелым предводителем.

— Ой, как жалко Мурочку. Почему эти собаки такие злые? — всхлипнула Маша. —  Почему хорошие щеночки в таких злых вырастают?

— Не знаю, природа такая. Инститункты у них с детства... — пробубнил Денис. — Кошки тоже мышек кушают.

— Инстинкты... У этих вот жрать все подряд инстинкт. — поправил его Вова. — Я думал их отвлечь, но они пачку сосисок в секунду умяли.

— У меня из такого, что взять, колбаса есть, только её немного, — сказал Денис. — Может скинемся и ещё докупим? Вдруг хватит.

— Нет, еда не поможет. Там четыре морды здоровые, нужно их чем-то раздамажить конкретно, чтоб даже не сунулись. Маша, слушай... а у тебя та коляска кукольная осталась?

— Да, есть, а что?

— Дай мне её. У меня одна идея есть, — потёр руки Вова. —  Ещё нам понадобится лопатка.

— У меня на балконе можно взять, — сказал Денис. — Ту короткую, которой мама цветы на клумбе высаживала.

— Отлично, как раз пойдёт, — кивнул Вова. — Ещё нужна коробка большая картонная, чтоб все котята поместились и накрыть можно было.

— Ещё одеяльце нужно в коробку постелить, — вмешалась Маша.

— Хорошо, и одеяльце. Маша, давай коляску выкати мне и встречаемся через час, ровно в десять у гаражей, — строго распорядился Вова. – У меня есть план.

— Окей, — хором ответили Маша и Денис.

В назначенный час они встретились в углу двора, ограниченном с трёх сторон длинной девятиэтажкой. Он не был превращён полностью в парковку: правую строну занимали старые, ещё советские бетонные гаражи, а слева недавно построили новую детскую площадку. Сбоку от гаражей находилась цель будущей операции — куст сирени, выросший рядом с бетонной плитой, в которой дворовая Мурка вывела котят пару недель назад. А неделю назад откуда-то привезли четырёх здоровых собак с жёлтыми бирками. Две тётки не из их двора соорудили им возле задней стенки гаражей будки из фанерок и картонок. Поначалу все было нормально, Мурка умудрялась избегать опасных соседей, но вчера вечером две самые злые псины поймали кошку, и теперь котята остались одни.

По команде Вовы, Маша с Денисом бросились с коробкой к заветной плите, под которой прятались котята. Денис откинул кирпичи, Маша потянула железку, и парень тут же принялся орудовать лопаткой, а девочка помогала ему, руками отгребая в сторону землю и песок. Котята пищали в темноте и ползли навстречу. Через полминуты Маша сунула первого в коробку на одеяльце. Тут же за спиной что-то свистнуло и раздался грохот. Потом ещё и ещё...

— Получилось! — заорал перекрикивая грохот, Вова. — Шугануло не слабо! Работает! Я их за Мурку зажарю нафиг!

Маша обернулась. Вова, схватив ручки её коляски водил ей из стороны в сторону. Установленный вместо сидушки картонный ящик извергал в сторону визжащих собак снопы пламени и ракет, которые, ударяясь в стену искрились, кувыркались шипя и дымя, взрывались и разлетались с громкими хлопками. Мальчик скотчем и проволокой закрепил на коляске здоровенный блок салюта и теперь обстреливал зверей из импровизированной установки залпового огня.

— Не слышу, давай помогай! — закричал Денис. —  Копаем быстро... пока...

Взрывы раздавались один за другим. По двору понесло шлейф пахучего белого дыма, позже уже не белого, а густого чёрного и...

— Пожар! — заорали с одного из балконов. — Люди, пожар! Машины убирайте, горим!

Над крайним гаражом действительно взметнулся язык пламени. Отдельные ракеты отрекашетив от бетонных стен попали на припаркованные чуть дальше автомобили и теперь весело искрясь догорали на крышах и капотах.

— Всё, больше нет. Бежим! — закричал подоспевший Вова. — Я заглянул, там нет. Побежали!

Подхватив коробку, дети бросились в свой подъезд и за дальнейшими событиями следили с Машиного балкона. Потом разошлись каждый к себе, ожидая неизбежного вечернего разговора с родителями.

Но всё случилось ещё раньше. Вызванные бабушкой, родители Маши приехали с работы быстро. Ещё не успели уехать со двора пожарные, а возбужденные жильцы всё продолжали возбуждённо осаждать участкового на будочном пепелище.

— Маша, ты понимаешь, что вы натворили? Кто вам дал эту коробку с фейерверком?! — строго спросил отец.

— Я не знаю пап, это... Это Вова принёс. Мы котят спасали от собак, — опустив глаза бубнила девочка.

— Но зачем нужно было пожар устраивать?

— Мы не специально. Собаки салютов боятся, мы их отогнать просто хотели.  Мы же не знали, что там будки эти загорятся.

— Ты понимаешь какой ущерб мог быть? Машина знаешь сколько стоит? Две машины повреждены,  их красить придётся...

— Пап, а котята? Котята бы с голоду умерли, им никто не помог. Их маму собаки загрызли и таскали по двору, как тряпочку. Я тебя вчера просила, помнишь? Почему ты не помог? — надув губки спросила Маша отца.

— Серёжа, ну не надо... — вмешалась мама. — Ты что, не видишь, как она напугана?

— Что не надо? На нас дело заведут за порчу. Тут ещё и жестокое обращение якобы. Сейчас вон участковый выясняет откуда фейерверк взяли, а коляска точно твоя. Маш, ты понимаешь, что об этом в школу сообщат и на учёт в полицию всех поставят? — возмущался отец. – Эти собаки, обожжённые, их теперь кураторы поймать не могут чтоб к ветеринарам доставить. Они ведь тоже ущерб за лечение выкатят.

— Но за что пап? Мы же как герои. Мы же как... Ты же сам говорил, что слабых обижать нельзя, их защищать нужно. – хныкала Маша - Мы котят спасли, потому что они слабые. Если о них не позаботиться, они умрут. Почему это плохо? Эти собаки злые были, они Мурку...

— А если бы ваш салют к кому-нибудь на балкон попал, или машина бы взорвалась, и дом загорелся?! Ты понимаешь, что ты могла умереть и другие детки? Так нельзя. Котята... котят жалко, но ради них нельзя... — отец замялся, подбирая слова.

— Папа, почему нельзя... почему нельзя их взрослым спасти? Я вчера спрашивала, помнишь? Они такие милашки. Пойдём, пойдём покажу... Коробка в моей комнате. Я им молока налила, они пьют вроде.

— Ох, господи, ещё это, — покачал головой отец и обернулся к жене. — Оль, ну куда твоя мама смотрела?

— У неё давление от жары, она заснула. Кто же знал, что такое... Не переживай, Сережа. Я списалась с юристом, он говорит, что нужно найти кто фейерверк детям продал. Он виноватым останется, будет за машины выплачивать, а дети непричём. Вовин отец вообще без вести пропавший, у Дениса, сам знаешь, доброволец. На них тоже дело не заведут... Им вообще ничего не будет.

— А с котятами?

— Ничего страшного... Сейчас подрастут, я пофоткаю и пристрою. Главное Машенька не пострадала, остальное неважно... Ты что не понимаешь, главное дети не пострадали. А этим собаки, машины, это все мелочи! – мать махнула рукой и вышла из комнаты на балкон.

- Мама, мамочка, я посмотрела, они мявчат, из миски пить не могут. Им соски нужны срочно. – Маша на корточках суетилась у коробки.

- Конечно доченька. Мы сейчас поедем и все купим. Соски с бутылочкой и молоко специальное. Ты молодец, что спасла. Настоящая героиня! – улыбнулась мать и погладила девочку по голове.

ДРУГАЯ МОЯ ИСТОРИЯ ПРО НАСТОЯЩИХ ГЕРОЕВ

Вот молодая пара, добывшая долгожданную ипотеку, хотя бы и строй-вариант. Теперь они торопятся закончить отделку до рождения первенца, хотя маме уже тяжело дается хождение по магазинам. Семимесячный мячик оттягивает комбинезон, она откидывается на спинку стула и устало улыбается. Муж хлопочет у прилавка, поминутно оборачивается и переспрашивает, чего ей хочется. Присев рядом, кормит с руки - пальцами с ногтями, перепачканными белой несмываемой штукатуркой. Она не замечает, смеется и пачкает щеки в коричневом соусе барбекю. В конце - селфи на память, запечатлеть мгновение счастья.

А вот пожилая пара со взрослым сыном. Мать никак не договорится с отцом о цвете стен, сын устало поглядывает на часы, явно старается побыстрее закончить и уйти. Но мама сказала надо покушать, и чтобы никаких но. Отец привык не спорить, а сын начинает отвыкать. Все трое решают мучительный вопрос - брать тут или ехать искать дальше. Такой привычный мир рушится. Тридцать лет прожито, сын съехал, надо что-то менять.

За соседним столиком шумная семья средних лет. Детей уже двое –  младшему четыре, старшей - восемь, оба непоседливы для невозможности. Лысеющему сорокалетнему папе постоянно кто-то звонит, мама разрывается между детьми, «Вотсапом» и «Инстаграмом»  Их заказ настоящая головная боль для бутербродниц. Долго решают что взять, дети капризничают, кому-то нельзя, кому-то не хочется и вообще. Но девушки терпеливо улыбаются, и все желания учтены, приятного аппетита. За столом снова шум, капризы, звонки. Бабушка умерла, кстати, можно сдать квартиру, станет немного легче, но нужно срочно подшаманить ремонт, а детей теперь не с кем оставить. Жена чуть за тридцать  кривится, углубляя морщины под глазами, и в третий раз  рассказывает это кому-то в голосовом сообщении, держа смартфон по-купечески, словно это блюдце с чаем.

Вот двое тертых мужиков оживленно спорят за столиком, даже ничего не заказав. С вахтой не задалось, таксовать не выдалось, хорошо подвернулась халтурка, квартиру отделать знакомым. Дело непривычное, но деньги хорошие, надо обмозговать. Девушки смотрят укоризненно, мужики смутились, берут два чая и говорят тише.

Этот калейдоскоп меняется каждые пятнадцать минут. Я с такой же периодичностью делаю перерывы в работе и смотрю на новых людей. Их всех объединяет одно. У них есть надежда. Это что-то неуловимое, очень слабо светящееся внутри, почти незаметное в сумраке серо-промозглого дня. Но я могу разглядеть. Они все так или иначе делают ремонт, что-то меняют и надеются на будущее. Это прекрасно.

Я просиживаю здесь часами, почти не глядя за окно. Смотрю только на людей в зале. Алена, Женя и Вика почти не обращают внимания, словно я уже врос в стол вместе с тетрадью и потертой перьевой ручкой. Алёна подметает пол, тихонько напевая под нос незнакомую песню. Вика выносит мусор, до закрытия пять минут. Рабочий день закончен, и я отправляюсь домой до краев наполненный кофеем и надеждой.

Написано осенью 2021 года.

—  А вот сейчас ваше поведение, ваши фото на странице? Всё это вместе уже вызвало необратимые последствия! Павел Валентинович, вы не понимаете всей серьёзности ситуации!

—  И что вы предлагаете? Срочно жениться мне на Ольге Петровне? Она, кстати, тоже не замужем. Об этом есть тревожные сигналы? Вдруг мальчики в опасности?! —  криво усмехнулся учитель информатики.

—  Она в разводе и сына воспитывает. И у женщин это другое. И вообще, Павел Валентинович, не перескакивайте с темы на тему. Вы что думаете, я шучу? Это серьёзный вопрос, уголовное преступление. Вам повезло, что сигнал ко мне поступил, а не в прокуратуру. Но если мы сейчас не решим вопрос, следующее обращение...

—  Так, о чём был сигнал?

—  Что вы принципиально не заводите отношений с женщинами и стремитесь работать с детьми. Особенно с мальчиками. Это опасные признаки!  

—  Я веду информатику и компьютерный кружок. Что поделать, если больше мальчики этим интересуются? Я бы и с девочками с удовольствием занимался...

—  Ах, значит девочки вас всё-таки интересуют? — грозно спросила завуч.

—  Елена Сергеевна. Мне двадцать девять лет, я нормальный мужчина. Мне нравится работать учителем, я специально получал дополнительное образование. У меня нормальная ориентация, а особенности моей личной жизни администрацию школы волновать не должны!

—  Но вы принципиально не женаты! Судя по вашей фотографии.

—  Я не женат, потому что не встретил ещё ту единственную, на ком захочу жениться!

—  У вас нет ни одного фото с девушкой. И майка с надписью на фото. Это очень подозрительно. Как завуч по воспитательной работе я должна принять меры.  

—  Вы предлагаете мне пойти сфотографироваться с Ольгой Петровной? Или что?

—  Я предлагаю вам написать заявление по собственному желанию. Как я сказала, Ольга Петровна уже обсуждала вашу тему на родительском собрании. Члены родительского комитета очень возмущены. Если они обратятся с заявлением и начнётся проверка, я не могу прогнозировать чем дело кончится. Вот мама Димы Варфоломеева утверждала, что вы её сына хватали прямо на уроке за плечо...

—  Конечно, это было. Он втихаря сел за мой компьютер, пытался подобрать пароль администратора, чтобы отключить блокировку запрещённых сайтов. Вы что хотите, чтобы у нас школьники «порнхаб» на уроках смотрели? Я схватил его за плечо и вытащил из-за стола.

—  Неважно, что они смотрели, важно, что на вас есть жалоба. Вы не женаты, без детей и трогали мальчика...

—  Вы это все сейчас серьёзно?

—  Конечно! Я предлагаю по-хорошему. Если не дай бог другие мальчики что-нибудь вспомнят — вы понимаете — это прямой путь в места не столь отдалённые.

—  И что, у меня нет шансов сохранить работу? Мне просто рядом, я же через дорогу живу. И дети привыкли, все меня знают. Мы к олимпиаде команду... — молодой учитель опустился на стул, рассеяно глядя по сторонам. —  Я даже не думал, что это...

—  Раньше надо было думать! Вот если бы вы женились и детей родили... Я и так оттягивала, как могла. Ольга Петровна уже третий месяц поднимает вопрос, но теперь после собрания родительский комитет насторожился, — развела руками завуч. —  Поэтому пишите заявление, дорабатывайте эти две недели до каникул и...

Склонив голову и глядя себе под ноги, учитель замер на минуту. Елена Сергеевна молча ждала, держа папку в руках и нервно постукивая по ней кончиками пальцев.

—  Подождите! Стойте. Вам можно признаться? Я никому не рассказывал, это очень личная тайна. Я боялся, знаете, некоторого непонимания... — неожиданно подал голос Павел Валентинович.

—  В чём признаться? Вы что, из этих? —  завуч брезгливо поморщилась и отступила на шаг.

—  Нет, что вы, конечно нет! Вы знаете... Есть... есть у меня возлюбленная. Мы любим друг друга, только вместе не можем быть, пока не можем, понимаете?

—  Это как ещё? Почему?

—  Она иностранка... она... во Вьетнаме живёт. Да, вьетнамка в общем. Мы по переписке познакомились, а потом встретились. Я в прошлом году к ней туда летал.

—  И что?

—  Мы пока не можем пожениться. Там такие сложности с документами. Ей ещё два года в университете учиться. А ещё у неё семья... семья очень строгая, поэтому мы пока скрываем нашу любовь...

—  Вьетнам... Они к нам вроде дружественные? —  Елена Сергеевна задумчиво потёрла пальцем переносицу над очками. —  Да... Главное, что не из Европы. Но почему вы раньше об этом не рассказывали?

—  Как-то неловко было делиться подробностями личной жизни...

—  Всё это очень странно и неожиданно, даже подозрительно можно сказать, — покачала головой завуч.

—  Я понимаю, как это выглядит. Я сейчас... я сейчас фото найду и покажу. У меня так не было, но в телефоне. Сейчас... где же... Я кажется сохранял в облаке. Дома точно есть на компьютере.

—  Ну давайте, интересно посмотреть.

—  Понимаете, сейчас ситуация в мире нестабильная. Я боялся, как это будет выглядеть. Ну там связь с иностранкой и всё такое, поэтому пока не афишировал. Я сейчас ей напишу, она быстро вышлет фото. Сейчас, секундочку подождите... — бубнил Павел Валентинович, лихорадочно тыкая пальцем в экран смартфона. —  О! Вот пожалуйста, вот смотрите. Это мы на пляже, нас бармен сфотографировал, там бар рядом с Лонг Шонгом. Вот она моя Хоечка, смотрите!

Он протянул завучу телефон. На экране к улыбающемуся Павлу ласково прижалась хрупкая длинноволосая азиаточка в коротком белом платье.

—  М-мм, действительно. Я даже не ожидала, — поджала губы Елена Сергеевна. —  Какая красавица. Такая романтичная история... Что же вы раньше про неё не рассказали?

—  Так вы не спрашивали. Да и не удобно. Я же говорю, пока не женаты, рассказывать особо не о чем. Вроде как хвастаться внебрачной связью нехорошо.

—  Как вы сказали её зовут?

- Ху... Хоа..  Хоа Нгуен, вот, так правильно!

—  Удивительная история. Я бы не поверила, если бы не фото.

—  Я вот и видео нашёл. Тут Хоа танцует для меня танец их традиционный. Я забыл название, но очень красиво, — Павел снова принялся торопливо тыкать пальцем в экран. – Сейчас будет... простите, долго грузится.

—  Ну что же... это конечно несколько меняет дело. Вьетнамцы — они ведь к нам в целом дружественные. Они же тогда против американцев с нами воевали и сейчас, наверное, поддерживают? Конечно, лучше бы из Северной Кореи, но...

—  Я надеюсь, мы сможем как-то решить эту ситуацию с Ольгой Петровной и родителями... Скажем, если я вот фото это совместное опубликую?

—  Знаете, этого всё-таки недостаточно. Вот если бы документ какой-нибудь… Например, копию свидетельства о браке.

—  Ой, это очень сложно, понимаете... Разница законов, проволочки бюрократические. Она учится ещё пока, переехать сразу не может. Да и у нас тут, знаете, гражданство не так просто дают. А вот что, если... если скажем свидетельство о венчании? Там у них церковь вроде есть православная. Может я договорюсь с батюшкой, когда в отпуск поеду?

—  А она что, православная?

—  Нет, она это... буддистка, но готова была принять. Ну то есть покреститься в нашу получается. Ради меня готова.

—  О, так это же замечательно! Это такая чудесная история! Девушка обрела сразу и мужа, и страну, и истинную веру! Это же благодать божеская. Такую историю обязательно нужно на Разговорах о важном рассказать, — Елена Сергеевна хлопнула в ладоши и мечтательно уставилась в потолок. — Соберём все старшие классы в актовом зале, и вы с женой выступите, расскажите. Она как там у вас, пока не беременна?

—  Надеюсь нет, мы почти год не виделись!

—  Ой, да, конечно, о чём это я... совсем не подумала. Но может к тому времени, как она переедет, вы постараетесь? Это было бы так трогательно, если она уже с малышом.

—  Мы постараемся. Хоа из многодетной семьи, у неё четыре брата и две сестры. Она минимум троих малышей хочет. Но как там будет, на все воля божья. — кивнул Павел Валентинович. —  Так что, мы договорились? Обойдёмся сейчас без заявления?

—  Да-да, разумеется. Я с самого начала не хотела терять такого ценного специалиста. Это из-за Ольги Петровны возникло недопонимание. Удалите фотографию с этой дурацкой футболкой, разместите вон то фото, с невестой. И кольцо! Носите пока на безымянном кольцо, хотя бы временное, чтобы в коллективе разговоров было поменьше, понимаете?

—  Конечно, я всё сделаю. Знаете, уже думать ни о чём не могу. Дни считаю, когда полечу к милой Хоечке, — Павел Валентинович расплылся в улыбке. – Не могу дождаться, когда встретимся!

—  Ну пожалуйста о работе постарайтесь не забывать, — строго произнесла Елена Сергеевна. — Ладно, я побегу. Спасибо, что рассказали мне. Это такая чудесная новость.

Она махнула рукой не закончив фразу, и развернувшись на месте, быстро выскочила из кабинета. Павел Валентинович устало рухнул на стул и с грустью посмотрел на яркое фото, застывшее на экране смартфона. На нем прекрасная Хоа Нгуен ласково гладила Пашу по щеке сразу всеми восьмью пальцами правой руки.

ДРУГАЯ МОЯ ИСТОРИЯ НА ПИКАБУ, ПРО ПАРНЯ КОТОРЫЙ РАБОТАЕТ В ДЕТСКОМ ЛАГЕРЕ И НАХОДИТ ЛЮБОВЬ