Пайон - Юно - Альберта, июнь.
После череды скандалов со слезами (со стороны Хьордис), смертельными обидами (с той же стороны), угрозами (тут уже старался Кшистоф) и попытками тонкой дипломатии (несколько запоздалыми), воровка все же согласилась отправиться в гильдию разбойников, проходить вступительные испытания. надо сказать, что скандалила она в основном потому, что намеревалась дождаться того момента, пока напарник соберется в Храм Пронтеры, претендовать на возведение в сан священника. Тот дня этак два потратил на то, чтобы уговорить ее делать карьеру, а не заниматься бесполезным самопожертвованием, после чего с облегчением вздохнул, сам собрал ее вещи, аккуратно уложил мешочек с зени и проводил до кафры. Даже помахал вслед. С таким лицом, будто не напарницу провожал, а давно и прочно ненавидимую тещу в пасть крокодилам. Посмотрел, как воровка исчезает в серебряной вспышке, прошелся по местным торговым рядам, а потом вернулся к Кафре.
- Мне ничего не передавали? - поинтересовался послушник у вежливой, улыбчивой сотрудницы. Та внимательно оглядела беловолосого:
- Для Вас оставлено ровно пятьсот тысяч зени, а так же клипса с картой енота. Отправитель просил напомнить, что последняя вещь предоставляется в Ваше распоряжение на неделю.
Кшистоф закусил губу, сдерживая резкое замечание в пустоту насчет того, где были эти деньги, когда два дня назад они с Хьордис покупали ей новые ботинки.
- Давайте все. И мои вещи.
Девушка в фартуке достала несколько чеков и точь-в-точь такую же сумку, как та, что альбинос собирал напарнице. Взвесив ее на одной руке, Кшистоф удовлетворенно кивнул и снова обратился к Кафре:
- ...И варп до Юно, через Альдебаран.
В городе ученых, похоже, слыхом не слыхивали о каком-то там июне. Здесь всегда царила ранняя осень. Прохладный кристально ясный воздух, рыжеватая листва и задумчивая тишина. Здесь никто, кажется, никуда не торопился, разве что однажды пробежал мимо послушника асассин, из-под ног которого било ослепительное сияние призванного в Вальхаллу.
В Юно Кшистоф повел себя странно. Оставив сумку в гостинице, он нацепил клипсу и отправился прямиком в Университет, где долго разговаривал сначала с привратниками, потом с парой солидных пожилых профессоров, один из которых направил рун-мидгардского гостя к местному преподавателю физики. О чем тот вещал беловолосому в темноте своего кабинета, и вовсе неизвестно, только стража потом говорила, что гость вышел, пошатываясь, и взгляд у него был... страшный.
Дальнейшее для непосвященного наблюдателя было и вовсе непонятно, ибо будущий святой отец порядочно попетлял по переулкам, отвар лекарственных трав пил прямо на ходу, не останавливаясь, и нырял во все подворотни, покуда не оторвался от неприметного человечка в черном сюртуке служителя Университета. Затем альбинос дошел до богатого дома на окраине, вытер ладони о сутану и постучался в ворота. Спустя полчаса он уже сидел на кухне в окружении домашних слуг, осматривал дочку домоправительницы, а старому привратнику диктовал рецепт мази от ревматизма.
И слушал. В некоторых случаях можно не расспрашивать, достаточно продемонстрировать интерес.
Его провели по комнатам, показали оружейную хозяина и кабинет хозяйки. Рассказали, под какими знаменами те некогда сражались. Домоправительница немного поплакала - "ах, какая гордая была госпожа, но какая красавица..."
- Господь милостив, - сказал Кшистоф, - молитесь о ней.
В комнате их дочери тоже пахло пустотой. Послушник глянул мельком на куклу енота, потом долго смотрел в такие знакомые глаза на портрете, что украшал противоположную стену.
- Это хозяйка, - тихонько сказала горничная, шмыгая носом в платок, - красавица, правда? Молодая госпожа все в детстве лепетала, что "мама принцесса"...
До гостиницы он добрел уже в сумерках, то и дело останавливаясь отдохнуть в рыже-золотых сквериках, и даже не стал ужинать. Просто подумал перед тем, как рухнуть в кровать, что Хьордис была бы этим недовольна - с некоторых пор воровка решила следить за режимом напарника.
- ...И где они теперь, милая женщина?
- Я не знаю, господин, - пайонка прижимала к груди почти выздоровевшего ребенка, - лесорубы говорят, что в горы отправились. В Мьоллнирские шахты, вроде.
- Ага, - гость кивнул и лениво потрепал молодую женщину по щеке.
- Благодарю тебя, светлая леди, ты нам очень, очень помогла.
Потом повернулся к своим спутникам, бросая:
- Убейте ее.
Она даже не успела перестать улыбаться.
Утро выдалось на редкость красивое, даже сумасшедшие пайонские рассветы с соловьями и росой не шли ни в какое сравнение. Послушник вышел на площадь, на ходу дожевывая булочку, глянул в небо - словно в глубокую воду, даже дух захватывало. Благодарственная молитва как-то легко, сама собой коснулась губ, и хотя Господь Кшистофа был типом суровым, даже альбинос иногда признавал не только Его кару, но и благодать.
Несколько шагов до Кафры, а потом... потом, пожалуй, в Альберту и на корабль до Аматсу, в наполненные солнцем залы Лабиринта Циновок - до возвращения Хьордис там можно неплохо поохотиться на нежить, да и кашель не замучает, воздух чистый.
Всего несколько шагов: на предпоследнем альбинос споткнулся, упираясь взглядом в белого пеко-пеко. Развернулся на одной ноге, чувствуя, как откуда-то из живота поднимается к затылку щекотная волна ледяного ужаса.
И заглянул прямо в лицо...
- Что это с тем послушником? - мудрая удивленно глянула на юношу, который опрометью бросился к Кафре. Лорд-рыцарь поднес к губам ее руку, отчего женщина только тихо задрожала.
- Мы знакомы, - грустно сказал воитель, - и я боюсь, что он решил, будто наши общие враги где-то поблизости. Я знал его родителей, моя госпожа, это были мои лучшие друзья...
- Да, конечно, - мудрая не слишком вникала в его слова, зачарованная голосом, и успела напрочь позабыть о том, что интересовалась каким-то мальчишкой.
Так он был прекрасен и благороден, ее золотоволосый господин, чьи лазурные глаза были ярче его плаща.
- В трюме, я проведу ночь в трюме! - Кшистоф тряс капитана за плечи, - сто тысяч, и если будут спрашивать обо мне - вы меня не видели. Ясно?
Амацу, конец июня.
Зеленоватый сияющий туман распускается цветком над полом, еще один такой же следом, и еще, и еще. Потом пробежать по этой дорожке и успеть упокоить ссохшийся труп охранника дворца, покуда тот не начал стрелять.
- ...покой вечный даруй им, Господи...
Тишина такая, что в ней увязает не только голос послушника, но даже звуки выстрелов. Это место в совершенстве учит не верить своим глазам, ибо стены здесь кажутся дверьми, а двери - стенами. Не верить глазам еще потому, что древние инстинкты твердят - нежить не ходит под солнцем, но вот же они, в золотистой сияющей тишине, среди танцующих в воздухе пылинок.
Страшный оскал мумифицированного лица, мушкет в руках. Если попадет - лежать тебе у Кафры с развороченной грудью.
Мертвец поворачивается, вскидывает оружие, и Кшистоф ясно видит, что у него...
...лазурные, словно полуденное небо, живые глаза.
- ...Да хоть на куски его порежьте, сделайте нам одолжение, - отец издевательски улыбался разбитыми губами, - толку с того, нам все равно. И думаете, мы ему что-то рассказывали?
Мать закрыла глаза.
- ...нетнетнетнет... я не знаю, я не знаю, я ничего не...
- Где шлем?!
Пол залит кровью, а вон те белые штуки в ней, это не толстые черви, это пальцы.
Странно, а ему всегда казалось, что у матери пальцы загорелые и красивые.
- Где шлем?
- Я не знаю...
-...не знаю, я не знаю, я не знаю...
Послушник вздрогнул и проснулся: надо же было задремать в углу. И то, скорчившись в три погибели, вон, слышно, как за бумажной стеной шаркает ногами мертвый охранник. А над ним склонилась кукла майяби, заглядывая в лицо слепыми стеклянными глазами. Они, в сущности, безобидны, если их не касаться.
Кшистоф вжался в стену, затаив дыхание, пока кукла бесцельно кружилась на месте. Потом она посеменила прочь между солнечными лучами.
Воздух здесь был сухой, пыльный и пах нагретым деревом, не то, что в шахтах. Альбинос немного посидел, встряхнулся - нет, все, хватит. Три дня в этом солнечном бреду, вода почти закончилась, еда закончилась еще утром... то есть, он так думал, что это было утро.
Потому что солнце светило здесь всегда.
В город. И если его кто-то преследовал, то вряд ли они еще ждут.
В пальцах рассыпался синий самоцвет, Кшистоф шагнул в водоворот сияния как раз в тот момент, когда сзади раздался выстрел. Плечо дернуло ослепительной болью, перехватило дыхание, а орал, ругался и молился он уже в городе, под цветущей сакурой, зажимая пальцами рану.
- Племяша-а-а, - сталкер блаженно улыбался, - пройдись-ка еще раз.
Разбойница сопроводила выразительный взгляд не менее выразительным жестом и нервно поправила прическу, заправляя выбивающуюся седую прядь обратно в пучок на затылке. Сталкер сокрушенно вздохнул и вновь наградил племянницу мечтательным взором.
- Племяша, ты не поверишь, как же жаль, что ты племяша... слушай, ну хоть потискать-то тебя можно? - он заговорщиски подмигнул. - Типа от родственных чувств.
- Дядя, подите в пень, - невозмутимо отбрила Хьордис, - от родственных чувств куртизанк тискайте. Кшистоф вон говорит, что все мы дети Бога, угу. В некотором роде родственники.
Сталкер кидал хитрые взгляды и тихо похихикивал в густой серый мех воротника.
- Сурова ты, племяша... но в этом костюмчике чудо как хороша.
Сама Хьордис восторга дядюшки не разделяла: в колготках в сеточку, шортиках, более похожих на драное нижнее белье, и плаще, достаточно длинном для того, чтобы разбойница переодически в нем путалась, но приэтом достаточно откровенном, чтобы он не скрывал вообще ничего, девушка ощущала поразительное родство с теми самыми представительницами самой древней профессии, о которых сама упоминала ранее. Новоиспеченному члену Гильдии Разбойников, конечно, не пристало смущаться таких глупостей, однако Хьордис, наверное, просто еще не привыкла к новому статусу, а потому до сих пор ощущала некоторую неловкость, когда ловила на себе пристальные взгляды прохожих. С острова Фарос они с дядей отправились в Моррок: "прикупить одежонки", как выразился сталкер, да заодно узнать, не искал ли кто разбойницу.
- Для меня нет писем?
Услужливая работника Корпорации Кафра приняла из рук девушки карточку и приветливо улыбнулась.
- В вашем ящике одно. Хотите получить его сейчас?
- Да, будьте добры.
- Ну-у-у, что там?
Сталкер бесцеремонно заглянул через плечо Хьордис, одновременно как бы невзначай опуская руку пониже поясницы разбойницы - за что и заработал законный удар локтем под вздох.
- Суро-о-ова... - в очередной раз повторил он, посмеиваясь и потирая грудь.
- Кшистоф пишет, что он в Амацу, - не отрывась от чтения сообщила девушка.
Кивнула каким-то своим мыслям, сложила письмо вчетверо и убрала его в сумку.
- Пожалуй, туда и отправлюсь. Отсюда варпом до Пронтеры, потом с пристани Излюда - в Альберту, а там кораблем... - она неожиданно осеклась и серьезно посмотрела на сталкера. - Спасибо, дядь.
Тот только отмахнулся.
- Я уже сказал, ты все сама сделала.
- Ну...
Пальцы сталкера пробежались по волосам Хьордис, на мгновения задерживаясь, чтобы отдельно погладить седую прядку.
- Я знаю, - с неожиданной грустью произнес он, - ты не этого хотела... но вот так все вышло, племяша. А ты была хороша, да.
- Спасибо, дядь.
- И прикид у тебя заглядение. Попка в нем, ммм...
- Иди ты!
Звонкий шлепок по руке заставил сталкера отдернуть ладонь. Впрочем, тот не расстроился: выпрямляясь, грабитель как всегда тихо посмеивался.
- Удачи, племяша.
- И тебе, дядь.
- А тебе привет передали, - за миг до того, как воришка занес руку, Кшистоф понял, что сейчас будет. Стоило, конечно, телепортироваться, тем более, что он это уже умел, да вот не успел. Неуклюжий идиот, что и скажешь. И даже дважды идиот, потому как в мыслях о том самом враге он позабыл, что вокруг полно всякой другой швали.
Оказалось, кстати, что шваль тоже не совсем ни при чем.
- А еще сказали...
Послушник спрятал за спину шевелящуюся сумку, и потому от второго удара увернуться не успел.
- ...чтобы ты вспоминал срочно, где шлем, выродок.
Губы альбиноса шевельнулись, молитва избавила бы от боли и ран, сейчас бы снять с пояса булаву и показать им, где дропсы зимуют, только Кшистоф и булавы-то никогда не носил.
Острый край молитвенника врезался незваному собеседнику в подбородок. Удары тут же посыпались со всех сторон, прочие четверо не тратили времени на разговоры, а беловолосый хоть и удивил их неожиданным сопротивлением, но шансов не имел никаких.
Да и сумку он зря бросил, теперь не подхватишь, но ведь не оставлять же его...
резкий тычок в живот вышиб дыхание напрочь, раненое плечо отозвалось такими ощущениями, что врагу не пожелаешь..
- Я понятия не имею, - выдохнул послушник, - где шлем. А вы... покайтесь. пока не поздно.
- Мы сделаем что?! -
Рука вора взметнулась в воздух - он смеялся, скаля белые зубы... да так и умер с поднятой рукой и ухмылкой на губах: смех оборвался на высокой ноте и нападающий повалился лицом вниз на землю, прямо под ноги Кшистофу - на спине у вора быстро расползалось бурое пятно.
Откуда появилась Хьордис - неизвестно, только это она теперь стояла на том месте, где мгновение назад был вор, и с нехорошей улыбкой поигрывала сверкающим дамаском.
- Ребята, это частная драка или присоединиться можно? Если что - я за послушника, я честная христианка.
- Чего?
Нападающие, и без того пораженные смертью главаря, сейчас пытались увязать в уме колготки в сеточку, расходящийся на груди плащ и слова "честная христианка" - чем Хьордис и не преминула воспользоваться: сокрушенно вздохнув и походя заметив, что-де какое-то глупое теперь пошло быдло, она небрежным движением отправила видеть разноцветные сны самого расторопного из противников; того, кто первым сообразил, что надо не задавать риторические вопросы, а кидаться на разбойницу с ножом. Еще один получил по ребрам и принялся медленно сползать по стене, судорожно хватая ртом воздух, третьему повезло еще меньше - в попытке наброситься на девушку он сам наткнулся на выставленный разбойницей дамаск.
- Скажи спасибо, что я его не провернула, - серьезно сообщила она, стряхивая противника с лезвия.
И пропала, будто и не было ее - но только для того, чтобы через мгновение появиться за спиной у последнего из нападавших и небрежным движением свернуть ему шею. Тот упал, не издав не звука, Хьордис мгновение пристально разглядывала тело у своих ног, а потом наклонилась и принялась неспешно вытирать кинжал об одежду мертвого.
- Неплохо ты тут время проводишь, - только и бросила она Кшистофу, - встретил старых друзей?
Послышался топот, и Хьордис выпрямилась, чтобы увидеть стремительно удаляющуюся спину последнего из преступников. Она недовольно крякнула.
- Вот ведь шайтан, ушел.
- Скорее друзей старых друзей, - досадливо покривился Кшистоф, бережно поднимая сумку. Вытер кровь с лица, да так и застыл, оглядывая напарницу.
Хьордис и раньше замечала, что блондины забавно краснеют, но альбинос в этом перещеголял всех. Такой фарфоровый девичий румянец обычно дорогим куклам рисуют.
- Ты... ты так и будешь теперь ходить? - его сварливый тон с этим самым румянцем напрочь отказывался сочетаться, - у тебя же шорты короче пояса!
- Могу их снять, если хочешь, - невозмутимо откликнулась Хьордис, засовывая кинжал за пояс, - если без них будет лучше.
- Перед коллегами снимай, - уже спокойнее посоветовал Кшистоф, - кстати, и тебе добрый день.
Послушник вздохнул, расшнуровал, наконец, сумку и извлек оттуда...
- Вот, держи. Я бы от этих альтернативно развитых телепортировался, но один проглот и так все вещи перепачкал. Тошнило его там. С успешным началом карьеры, что ли?
На Хьордис блестящими глазами взирал маленький, очень толстый детеныш енота. И судя по хитрой морде, ворчание альбиноса было ему как мертвому припарка.
Амацу - Пронтера, начало июля.
Последней ночью в Амацу послушнику для разнообразия снились не кошмары.
Ему снились тонкие щиколотки напарницы в сетчатых колготках. И напарница вообще, в том числе - без колготок вовсе.
Поэтому наутро Кшистоф был еще более не в духе, чем обычно. Он долго молился и даже не стал завтракать. Хьордис пыталась заставить, но наткнулась на такой бешеный взгляд, что предпочла для разнообразия отступить, недоумевая, что это могло случиться с беловолосым. А тот наглядно демонстрировал миру, что такое воистину дрянной характер, чем вконец измотал разбойницу. Той, впрочем, какой-то инстинкт подсказывал, что тут надо потерпеть и не лезть в ссору, ибо дело по каким-то неведомым причинам серьезно, и может окончиться нешуточным скандалом.
Она даже позлорадствовала, когда альбинос дал короткую, но емкую и весьма ядовитую рецензию завтраку, который так и не попробовал. Трактирщик побагровел, но сказать ничего не решился, в конце концов вчера беловолосый совершенно бесплатно составил ему лекарство от желудочных болей.
Пока они собирались, досталось всем. Енотенку, яркому утреннему солнышку, миру в целом, посетителям трактира в частности... список можно было продолжать и продолжать.
Девушка проявляла почти ангельское терпение, пока беловолосый не заявил в запале: "Хьордис, а лично ты меня просто бесишь!"
Она успела два раза выдохнуть, зная, что за этим последует. И не ошиблась.
- Извини пожалуйста, - сказал Кшистоф, - плохое утро.
Посвящение в сан прошло как-то безалаберно и глупо. Совсем не такого ожидал Кшистоф - то есть, он не знал, чего именно, но явно не этого. Призыв на испытания выдернул их прямиком из Мертвой Ямы, заброшенных угольных шахт в горах Мьолльнира. И получив его, послушник поначалу осознал и восхитился только одним: они выйдут, наконец, на поверхность и кашель перестанет раздирать его изнутри. Не остыв от горячки последней схватки с оравой скелетов-рабочих и туманных тварей, Кшистоф вломился в божий храм, за что был сурово отчитан отцом Фомой, а во время испытаний думал не о смирении и благодати, а о том, что Хьордис, пожалуй, нужен новый нож, да и кольчуга у нее из рук вон отвратная, а ботинки нужны обоим - и тут уже на добытый элуниум надеяться глупо, все равно не хватит... что, Бафомет? какой Бафомет? Изыди, нечистая сила, не до тебя.
Отец Фома качал головой.
Мать Магдалена сказала, что церковь, скорее всего, потеряла талантливого охотника на нежить, ибо концентрация на своей цели у послушника просто невероятна... ему бы еще научиться правильно цели выбирать.
Кшистоф дал обет нестяжательства, размышляя, как бы подороже продать выбитую Хьордис карту скелета-рабочего, и, что характерно, не солгал ни словом, когда клялся отрицать мирские богатства. В конце концов, а что делать, если из них двоих в деньгах понимал толк только он... даром, что Хьордис - разбойница.
- Я не могу на это смотреть, - возмутился отец Фома, - пусть вон идет из Божьего Храма. Служи Господу со смирением, брат Кшистоф.
Беловолосый воззрился на архиепископа тряхнул головой и запоздало перекрестился:
- Ага... в смысле, да, отче. Со смирением.
Он уже только у выхода понял, что все пройдено, послушание закончилось, а на нем - сутана священника, но и тут радость оказалась сильно подпорченной: в темном коридоре молодой священнослужитель как-то неловко вздохнул, уткнулся в рукав и надрывно закашлялся, цепляясь за стену. По новой коричневой ткани тут же расплылось уродливое темное пятно.
В общем, "отец Кшистоф" вышел под весеннее пронтерское солнце злой, словно три похмельных асассина: то есть, как обычно.
Разбойница ждала его в парке у храма: выказывая высшую степень пренебрежения к скамейкам, она сидела прямо на траве, прислонившись спиной к каменной стене. За такую фамильярность Хьордис успела заработать уже ни один грозный взгляд от служителей церкви - но мнение тех, как известно, было разбойнице до того места, коим она сейчас гордо восседала на любовно выращенных местными послушниками маргаритках. Рядом кверху пузом валялся енот. При взгляде на новопосвященного священника Хьордис широко ухмыльнулась и поправила на голове шахтерскую каску - трофей, вынесенный из самых недр Мьоллнира.
- Тебя прям не узнать, - довольно протянула девушка, придирчиво осматривая Кшистофа с ног до головы.
- Тебя тоже, - бросил тот, небрежным жестом вытирая с губ кровь. Две молоденькие послушницы дружно споткнулись у порога, глядя, как алебастрово-белые пальцы чертят в воздухе почти светящийся след, - сними с головы эту дрянь. Это сначала заползло тебе на голову, а потом сдохло, или ты его уже дохлым надела?
- Это мой трофей, - искренне возмутилась Хьордис, - я его со скелета-рабочего сняла. И от того беретика тоненького никакого толку, а это хоть голову хорошо защищает. А ты завидуешь просто.
- Ну разумеется, - пожал плечами священник, протягивая напарнице руку, - пакость все же редкостная, мало у кого такая есть, да еще и на голове. И да, в шахты я больше ни ногой, извини.
Кшистоф снова закашлялся, сплюнул куда-то в сторону маргариток и подхватил Хьордис под руку, уводя подальше от церкви. Намерения его были недвусмысленны: объяснить разбойнице по дороге, почему карта скелета-рабочего должна быть продана как можно дороже, а не оставлена в личное пользование, и вдохновенная речь эта была бы достойна кафедры проповедника, если бы не тема.
Девочки-послушницы, обнявшись, смотрели вслед путешественникам. Загорелая разбойница, такая живая и настоящая, с улыбкой разыгравшейся кошки - такая в ухо мурлыкнет, а потом как саданет когтями наотмашь... И рядом с ней еще более неземным казался священник, белый, будто светился сам.
- Я тоже так хочу, - мечтательно вздохнула та, что с косичками, - приключения и любовь, как же это здорово!
- Хьордис, ты феерическая идиотка, я тебе говорю, одна эта карта - четыре элементальных дамаска, это вместо той дряни, что ты носишь сейчас...
