Death Guard

Калас Тифон, чьё имя однажды будут произносить только шёпотом со смесью ужаса и презрения, был обречён ещё до своего прихода в этот проклятый мир. Однажды он станет одним из самых могущественных колдунов галактики и сможет одним только словом поднимать из могил миллиарды мертвецов, единолично покоряя целые звёздные системы. Но это будет потом. Сначала Каласу предстоит долгий и трудный путь, полный крови, страданий и… любви. Любви, которую у него отняли, которую ему запретили. Которую, в конечном итоге, он запретил себе сам. Но главный вопрос в том, был ли у Тифона выбор? Ведь Метка Нургла на его теле появилась в разгар Ереси Хоруса, однако истинная Печать Распада лежала на душе Каласа уже давно…

Конфликт источников и реткон

Впервые мы встречаем Тифона во втором Кодексе Космодесантников Хаоса, а именно – в третьем издании, которое вышло в далёком 2002 году. Однако там практически ничего не говорится о прошлом Каласа, только упоминается, что он родом с Барбаруса. Эти данные подтверждаются в «Белом Гноме» №282 (2003 год), где кроме прочего указано, что до Ереси Тифон был библиарием в должности эпистолярия.

В следующий раз о происхождении Каласа заговорил Гэв Торп в новелле «Лев», которая была написана в 2012 году. Здесь Тифон уже терранец и он сражался ещё в рядах Сумеречных Рейдеров. И он также является библиарием, который активно практиковал псайкану до открытия Барбаруса. Затем, когда Четырнадцатый легион интегрировался со своим примархом и Гвардия Смерти по указу своего владыки вышла из Библиариума, Тифон прекратил освоение псайканических практик.

Наконец, последний и наиболее актуальный источник информации о прошлом Каласа Тифона – роман «Погребённый кинжал» Джеймса Сваллоу, который увидел свет в 2019 году и завершил эпический цикл «Ересь Хоруса». Именно из этого романа мы получаем львиную долю информации о происхождении и становлении Тифона. Здесь он снова барбарусец, то есть не состоял в легионе Сумеречных Рейдеров и не являлся членом Библиариума. Впрочем, психические способности у него действительно имелись. Но обо всём по порядку.

Часть 1 – Руда в металл

Калас Тифон родился в безымянной деревне где-то на Барбарусе. Её название и расположение не имеет никакого значения. Важно то, что эта деревня, как и любая другая деревня на планете, принадлежала одному из Владык, некромантов, заключивших сделку с Нурглом и державших Барбарус в своих окровавленных руках.

Владыки давно перестали быть людьми, хотя внешне многие из них выглядели вполне по-человечески. Они были жестоки и беспринципны, упивались своим могуществом и не ценили жизни обычных людей, которых называли Низшими. Владыки брали, что хотели и когда хотели. Они создавали армии големов, кадавров и лоскутных чудовищ, чтобы держать Низших в повиновении, и периодически воевали друг с другом, дабы развеять скуку.

Крепости Владык располагались в горах, окутанных алхимическими миазмами. Большинство обычных людей уже в предгорьях настигала мучительная смерть, и только самые стойкие могли подняться чуть выше. Впрочем, никто даже не пытался. В этом не было смысла, потому что в сравнении с Низшими Владыки были Богами, коими себя и считали.

На предыдущих стримах про Мортариона я рассказывал о том, как он сбежал от Некаре, своего приёмного отца и Верховного Владыки Барбаруса. Сегодня я опишу этот эпизод подробнее, но не глазами примарха, ведь этот разговор посвящён не ему. Однако прежде, чем мы проанализируем момент встречи Тифона и Мортариона, необходимо сказать пару слов о предшествовавших этому событиях.

Итак, никто не знает и уже никогда не вспомнит, где конкретно родился Тифон, хотя тогда на Барбарусе его имя было хорошо известно. Дело в том, что мать Каласа приглянулась одному из Владык. Некромант овладел бедной женщиной и бросил её израненное тело в поле за деревней. Лишь чудом она выжила. Конечно, после этого односельчане стали относиться к ней с подозрением. И хотя люди понимали, что женщина ни в чём не виновата, никто так и не смог переступить через себя, отринув осознание простой мысли – её тело осквернено злом.

Но женщина не просто выжила. Она забеременела от Владыки и родила мальчика. Мы мало знаем о первых годах жизни Тифона. Нам лишь известно, что в какой-то момент селяне решили, будто осквернённая женщина и её дитя опасны. Мать Каласа схватили и утопили в ближайшей реке, но мальчик сумел вырваться и сбежать. С тех пор он странствовал по Барбарусу, нигде не задерживаясь надолго. Потому что про ублюдочного отпрыска Владыки уже знала вся планета и, разумеется, ему не доверяли. А тот факт, что он избежал расправы односельчан, лишь подливал масла в огонь, ведь тогда не обошлось без колдовства (это действительно так, хотя в детстве Тифон использовал свои силы инстинктивно и совершенно ими не владел).

В какой-то момент Тифона поймали прислужники Некаре. Его и ещё несколько десятков Низших сковали и повезли в горную крепость Владыки, чтобы сделать подопытными в экспериментах некроманта. Тогда Калас уже понимал, что обладает силой, которой большинство смертных лишены. Его некому было учить, поэтому всё, чем Тифон владел в то время, он постиг сам. Этого оказалось достаточно, чтобы сбросить бронированную машину с пленниками в кювет, а затем взорвать стену грузового отсека.

Это был коренастый юноша с лисьим лицом и широко раскрытыми от страха глазами.

Таким Каласа увидел Мортарион, наблюдавший за сценой с крепостной стены. Тифон едва не задохнулся от ядовитого воздуха, но сумел прихватить с собой из грузовика дыхательную маску. Он помог выбраться другим пленникам, а затем выступил против големов, которые бросились за улизнувшей добычей.

Отбившись от чудовищ, Тифон выиграл время себе и остальным. Он повёл людей через земляные валы, составлявшие первую линию обороны крепости. Удивительно, но Калас шёл не прочь от твердыни Некаре, а прямо к ней. Причина заключалась в том, что он увидел Жнеца на стене.

Это был странный момент, шокировавший Мортариона секундной связью между ним и незнакомцем.

Откуда взялась эта внезапная связь? Позже, спустя десятилетия, Тифон так объяснит её:

Общая боль. Общая ненависть. Мы оба выбрались из одного тёмного колодца.

Его слова правдивы лишь отчасти. Ведь на самом деле они так и не выбрались. А страшнее всего то, что ни Тифон, ни Мортарион не понимали этого до самого конца, вплоть до Осады Терры. Я не уверен, когда эта простая истина открылась Каласу, но Жнец совершенно точно познал её в Космопорте Львиных Врат. Впрочем, сейчас для этого ещё слишком рано.

Мортарион увидел странную рябь в воздухе вокруг этого человека. Она была похожа на отражение света от полированного металла, но свечение не могло исходить из ниоткуда. Что-то упало к его ногам, затем мелькнуло в грязи и устремилось к ближайшему чудовищу. Прежде чем лоскутный конструкт успел среагировать, тощие белые миноги вырвались из земли и сомкнулись вокруг голема, разрывая его ноги на части и сваливая вниз. Что бы ни сотворил юноша, он знал, что делает. Парень вытащил из-под куртки сломанный кусок ржавого металла, сжимая его словно кинжал и хрипя что-то с каждым вдохом ядовитого воздуха.

Но этого было недостаточно, чтобы победить целый отряд големов. Вот почему Калас пошёл к Бледному Королю – он рассчитывал на помощь незнакомца. И юноша не ошибся. Как я уже рассказывал на предыдущих стримах, Жнец, ощутив не поддающуюся объяснению связь с Тифоном, перемахнул через стену и врезался в ряды чудовищ.

Когда чаша весов начала склоняться в пользу Низших, Калас нашёл в себе силы и вновь применил псайкану.

Мерцание расплылось в поле зрения, и ещё больше миног выползло из сырой земли, атакуя всё, что шевелится. Обычно змеи не охотились днём, но юноша каким-то образом призывал их к себе. Подобное умение Мортарион видел только у Владыки.

Тогда примарх и его будущий первый капитан впервые сражались бок о бок. Но если для Мортариона големы не представляли реальной опасности, у Тифона дела шли не лучшим образом. У него не осталось психических резервов, а кусок металла, переделанный в импровизированный нож, едва ли мог служить надёжным оружием. Кроме того, Каласу приходилось постоянно поддерживать респиратор одной рукой.

Но Бледный Король спас его и остальных людей, быстро расправившись с оставшимися големами. Глядя на дело рук своих, он инстинктивно почувствовал то, что сможет осознать лишь спустя многие годы:

Внезапно ему показалось, что этот момент всегда был рядом. Ждал своего часа, схождения необходимых условий.

Дальше между Каласом и Мортарионом происходит короткий диалог, который ставит перед нами неожиданные и тревожные вопросы:

– Ты должен бежать,

– обратился он к юноше. – Беги, прямо сейчас.

– Они сказали мне, что ты поможешь, – человек будто не слушал ничего. – Я не поверил, но они были правы. Зачем? Зачем ты сделал это?

– Кто тебе сказал? – Мортарион посмотрел на чёрную кровь, засыхающую на пальцах, и тут же продолжил. – Я сделал это, потому что ты меня попросил.

– Что?

Грубый, невесёлый смешок вырвался словно бы из ниоткуда.

– Ты дал мне выбор, – пояснил Мортарион. – И я выбрал. – Он покачал головой, его жидкие волосы упали на бледное серьёзное лицо. – Раньше никто не делал ничего подобного, – он вдохнул. – А теперь беги! Или проведёшь вечность слугой-трупом Некаре!

Юноша схватил его за руку.

– Идём вместе.

– Нет… – эта мысль не укладывалась в рамках скудного опыта Мортариона, будучи выше его понимания.

– Не существует такого правила, что велит тебе оставаться здесь и сражаться с ними лицом к лицу! – Беглец ткнул пальцем в чудовищные фигуры в тумане. С каждой секундой они становились всё больше и ближе. – К рассвету мы выберемся отсюда. Тебе не нужно здесь умирать, Мортарион.

Калас знал имя Мортариона, потому что на Барбарусе все его знали – цепного пса Некаре. Примарха называли «торговцем смертью с пустыми глазами».

Однако, несмотря на всю свою силу, Жнец не верил, что им удастся сбежать от големов. Поэтому он хотел остаться и пасть в бою с монстрами, чтобы выиграть время для Каласа и остальных. Но Тифон не собирался ни умирать, ни терять нового союзника. Он повредил топливопровод грузовика и когда големы добрались до машины, Мортарион выстрелил в неё, уничтожив весь авангардный отряд.

Таким образом они спасли себя, а заодно – группу пленников, которые выбрались из грузовика и не погибли в первые же секунды лишь благодаря Каласу. Вместе люди спустились с гор, покинув территории, отравленные алхимическими ядами Некаре, и добрались до поселения, которое называлось Ущельем Геллера.

На предыдущем стриме я рассказывал об эмоциях, которые ощутил Мортарион, когда вернул смертных их семьям. Вот только помимо благодарности люди испытывали к нему и другие чувства. Они попросту боялись Жнеца, которого, напомню, весь Барбарус знал как сына Верховного Владыки. А Тифона они откровенно ненавидели, потому что его история тоже была всем хорошо известна.

Тем не менее, в Ущелье Геллера им предоставили кров – полуразрушенную конюшню на краю поселения, дали дров и даже еды – всего лишь жидкая пресная похлёбка, но Мортариону она казалась пищей богов. Бледный Король был намерен остаться и завоевать доверие этих людей, испытывая к ним глубинное родство, которое сам не мог объяснить. Тифон был против, он предложил покинуть Ущелье Геллера. Именно тогда Калас рассказал Жнецу о том, что является полукровкой.

Тифон считал, что в поселении их никогда не примут как равных, и настаивал на том, чтобы как можно скорее убраться отсюда. Едва ли мы можем винить его за нежелание проявить хоть немного гибкости. Калас всю свою жизнь был изгнанником, его презирали только за то, что он появился на свет. После смерти матери Тифон буквально остался один на один с целым миром и просто не смог бы выжить, не воспитав в себе подозрительность, граничащую с паранойей, а также суровость, которая порой приобретала черты полной отчуждённости.

Но Мортарион был другим. Он был примархом, поэтому смотрел на окружающую действительность иначе. Уже тогда Жнец понимал, зачем создан.

«У этих людей просто не было возможности что-то изменить. Предоставленные сами себе, одинокие. Без путеводного огня, без надежды».

Но баланс нарушен и это должно прекратиться. Изуверствам Некаре и других паразитов придёт конец.

«Я сделаю это».

С такими мыслями Мортарион вышел в поле вместе с жителями Ущелья Геллера и начал косить. Тифон нехотя последовал за ним. Каласа искренне развеселило то, как Жнец хотел завоевать сердца местных. Он просто не понимал, как такое возможно, ведь его жизненный опыт подсказывал обратное. Весь этот опыт Калас воплотил в простой формулировке:

Тебе не нужно ничего добиваться, Жнец. Ты можешь просто взять всё, что хочешь. Ни одна живая душа не осмелится бросить тебе вызов.

Обратите внимание – именно Тифон впервые назвал Мортариона Жнецом, даже не представляя в тот момент, насколько пророческим станет это прозвище. Примарх не согласился со словами Каласа, сказав, что готов использовать страх как оружие только против своих врагов.

Сложно сказать, чем бы закончился их разговор и вся эта затея Мортариона, но внезапно неподалёку сломалась телега, гружённая снопами пшеницы. Она придавила маленькую девочку и каждая секунда промедления могла стоить ребёнку жизни. Но телега была слишком тяжёлой, люди не могли просто взять и…

Зато мог Мортарион. Он просто подошёл к телеге и поднял её. Люди застыли в изумлении, пока Тифон окриком не привёл их в чувство. Они вытащили ребёнка, но не могли спасти пшеницу, потому что уже наступала ночь и со стороны гор наползал чёрный туман. В этом тумане рыскали твари, которых Некары выпускал охотиться во тьме. Люди хотели взять пшеницу, кто сколько может, но Тифон остановил их. Психический дар подсказал Каласу, что чудовища уже здесь и нужно спасаться.

Кстати говоря, несмотря на откровенную ненависть по отношению к Некаре и остальным Владыкам, Мортарион не испытывал подобного к Тифону. Его совершенно не волновало, что его новый друг – полукровка. А силы, которые Калас использовал в бою с големами, Жнец называл чудом, хотя и провёл параллель с тем, что делали Владыки.

Думаю, примарх исходил из того, что Тифон был Низшим, то есть – обычным человеком, не некромантом. Он тоже боялся, тоже страдал, тоже истекал кровью. Но при этом думал не только о себе, ведь тогда, на перевале, Калас ввязался в бой, чтобы помочь другим пленникам бежать.

Кроме того, как отметил Мортарион, Калас был первым, кто дал ему выбор. Фактически именно Тифон подвиг Жнеца к тому, чтобы сбежать от Некаре, положив начало цепи событий, которая приведёт к освобождению Барбаруса. Было ли это случайностью? Разумеется, нет. Выше я привёл цитату о том, как Жнец на уровне инстинкта ощутил предсказанность момента. Эта роковая точка в пространстве и времени существовала задолго до рождения Мортариона или Каласа Тифона. Возможно, она существовала всегда, так что эти события просто не могли не свершиться.

Но был ещё один момент, который я намеренно проигнорировал, потому что его проигнорировал и Мортарион. Во время их первого разговора Тифон произнёс фразу:

Они сказали мне, что ты поможешь. Я не поверил, но они были правы.

Как вы помните, Жнец насторожился и сразу спросил, кого имеет ввиду Тифон, но тут же примарх сам сменил тему разговора. И больше к этому вопросу они не возвращались. Получается, Калас сбежал не в случайный момент времени. Он всё рассчитал так, чтобы караван с пленниками находился как можно ближе к нижним укреплениям крепости Некаре, где жил Мортарион. Похоже, Тифон понимал, что даже если сбежит, големы поймают его и в лучшем случае убьют. Но кто-то подсказал ему, что если сделать это на глазах у приёмного сына Верховного Владыки, тот поможет и авантюра увенчается успехом.

Любопытно, что больше нигде этот момент не упоминается. Но вскоре мы дойдём до другого эпизода, о котором я говорил на предыдущем стриме. На Галаспаре Калас встретит жреца Нургла, который будет знать о жизненном пути Тифона даже больше, чем он сам. Кажется, что здесь не может быть альтернативных вариантов. На Барбарусе тоже существовал культ Нургла. В том смысле, что он, похоже, существовал и среди Низших. А раз этот культ больше никак себя не проявил и нигде о нём нет ни слова, значит, он был создан с единственной целью – помочь Тифону встретить Мортариона, чтобы дальше всё сложилось, как должно.

Думаю, такому финту позавидовал бы даже Тзинч, который работал с Тысячью Сынов куда прямолинейнее. Хотя, возможно, всё дело в природной стойкости Мортариона, в его упорстве на грани упрямства. Ведь он не Магнус, его не прельстить знаниями и возможностями. Жнец всего достиг сам, ему было плевать на посулы Хаоса, обещавшего лёгкую победу. Он не воспринимал Нургла даже когда тот говорил непосредственно в сознании Жнеца. Вот, зачем нужен был Калас Тифон. Жестокий и хитрый, но всё-таки – такой человечный, с глубокой личной трагедией и проклятым даром, которого он стыдился из-за своего происхождения.

Изгой среди своих, в раннем детстве потерявший единственного дорогого человека, Тифон не мог не импонировать чуткой душе Мортариона, которую тот скрывал ото всех, включая себя самого. Конечно, они были похожи. Но вместе с тем кардинально отличались. Ведь если Жнец не хотел быть один, Каласа это вполне устраивало. Он привык странствовать, не иметь дома, полагаться только на себя. Вперёд его толкала лишь ненависть к Владыкам, которую он в итоге разделил с Мортарионом. Которая связала их. И тут мы должны отдать должное Дедушке – он оказался истинным знатоком человеческой души.

Тифона мне по-настоящему жаль. Ведь он буквально был создан, чтобы стать всего лишь ступенькой, которая в итоге помогла Мортариону вознестись в объятья Нургла. Хотя, если уж подбирать эффектную метафору, наиболее подходящим образом мне видится пешка. Пешка, которую умелый игрок довёл до противоположного конца поля, чтобы вернуть ферзя. Конечно, ферзь вернулся иным. А пешка… просто приняла свой путь.

Тут было бы уместно провести параллель с Эребом, который почти до самого конца действовал по указке Лоргара, не осознавая этого. На самом деле, только Фаэрон раскусил Уризен, а глупец, считавший себя «архитектором ереси», оказался удивительно близорук и откровенно слеп. Полагаю, он до сих пор не понимает, что у него нет и никогда не было собственной воли. В общем, эту параллель можно было бы провести, но я не стану. Потому что Эреб откровенно мерзок, ничтожен. Тогда как Тифон… действительно трагичен.

Так или иначе, тогда, в поле за Ущельем Геллера, Мортарион убил чудовищ, напавших на деревню, и казнил их лидера – Дисалема. Что примечательно – пока жители деревни умирали один за другим, только Жнец и Тифон оказывали монстрам достойное сопротивление. С примархом понятно, но как это удавалось Каласу? Ведь в том эпизоде он не использует псайкану, Мортарион обратил на это внимание – полукровка сражался только ножом. Возможно, он был прирождённым воином, которого скитания и одиночество закалили, превратив в расчётливого и отчаянного хищника. А может, его хранила печать Нургла на душе. Ведь Калас уже сделал первый шаг к своему предназначению.

Часть 2 – Металл в клинок

Мы не знаем, сколько времени прошло с момента битвы в Ущелье Геллера до основания Убежища – первого по-настоящему свободного города на Барбарусе, появление которого на карте планеты ознаменовало собой переломную точку в ходе затяжной войны. После Южной кампании, когда Мортарион разбил сразу несколько Владык, некроманты начали стремительно терять влияние.

К тому моменту Жнец уже возродил некоторые технологии из забытых эпох и наладил снабжение своих войск. Выдающийся военачальник и прозорливый стратег, он уничтожал тиранов одного за другим. У него было всё для победы, требовалось лишь время.

Многие месяцы нескончаемых боёв, в которых Мортарион и Тифон сражались плечом к плечу, сблизили их. Жнец искренне считал Каласа другом и тот отвечал ему взаимностью. Примарх назначил Тифона своим заместителем, так как, во-первых, полностью доверял Каласу, а во-вторых, тот показал себя отличным тактиком. Вот краткая характеристика, которую Мортарион даёт Тифону к моменту основания Убежища:

Тифон больше не был тощим язвительным юношей, рядом с которым он сражался в туманах горного перевала. Калас стал умелым и прозорливым воином, каким ему всегда суждено было быть. За первые годы войны он проявил себя множество раз, и этого было достаточно, чтобы Мортарион дал ему собственный отряд Гвардии Смерти.

Нужно сказать, что остальные по-прежнему относились к Тифону с подозрением. При всём желании люди не могли закрыть глаза на происхождение Каласа, столь сильно они ненавидели кровь Владык. Их можно понять, ведь тысячи лет некроманты истязали население Барбаруса, так что смертные с молоком матери впитали один простой факт – колдуны несут только зло.

Некоторые никогда не братались с Тифоном, несмотря на все его победы и раны, полученные во имя общего дела. И Калас, и Мортарион были чужаками, отличающимися от своих братьев по оружию физической формой и происхождением, но в то время как высокий рост Мортариона и его худощавый вид стали восприниматься как часть его сущности, Тифон никогда не получал признания от своих сородичей. Истина о происхождении Жнеца была известна очень немногим, а остальные говорили о ней на уровне мифов. Тифон, с другой стороны, явно был полукровкой, и, несмотря на все усилия Мортариона, его товарищ всё ещё страдал от этого предубеждения.

Мортарион честно старался сделать так, чтобы его люди смягчились по отношению к Тифону. Ведь всё началось с них двоих и, судя по воспоминаниям Жнеца, Калас сделал для восстания не меньше, чем сам примарх. Что до Тифона, ему было плевать. Он просто хотел освободить планету от ненавистных Владык и готов был на всё ради этого. На всё – вот, в чём заключалась проблема. Вот тот изъян, который использовал Нургл.

Мортарион, как и все барбарусцы, ненавидел колдовство, ещё в детстве вдоволь насмотревшись на жуткие эксперименты Некаре. Тем не менее, как я отметил выше, изначально он не был против того, чтобы Калас использовал свои умения. Как вспоминал сам Жнец, тогда многое произошло и у него просто не было времени рассуждать о том, откуда у Тифона его дар, ведь никто на Барбарусе не владел магией. Никто, кроме Владык. Однако на тот момент примарху было достаточно того, что Калас рядом и сражается за правое дело.

Полагаю, вскоре это изменилось. Потому что с момента битвы в Ущелье Геллера Тифон больше не пользовался своими психическими способностями, по крайней мере, нам об этом не известно. Думаю, причина очевидна – он был вынужден адаптироваться. Калас, как и Мортарион, хорошо понимал, что есть схватки, в которых не выстоять одному. Он не хотел терять союзника и друга, поэтому отказался от тьмы в своей крови. До поры до времени.

Как раз до той самостоятельной кампании, которую он вёл одновременно с Южной кампанией Мортариона. Тогда Тифон немного задержался и прибыл в Убежище позже намеченного срока. Он захватил дирижабль поверженного Владыки и набил его трюм провизией. Вот, что им двигало:

Тифон переживал, что люди страдают от недоедания в эти последние дни войны, держась лишь за надежду, что смерть Некаре всем принесёт облегчение.

Тифон переживал. Переживал за тех, кто убил его мать только потому, что ей не повезло. За тех, кто боялся и ненавидел его самого. Похоже, тогда в душе Каласа ещё теплился свет, которого, учитывая обстоятельства, там не должно было быть. Говорит ли это о силе его духа? О его человечности, его стойкости? Вероятно. Вот только всё это не имело смысла…

Владыку, которого победил Тифон, звали Волкрал. Он был сильным и гордым некромантом, одним из приближённых Некаре. И всё же группировка Тифона истребила его армию и разрушила крепость ненавистного тирана. Калас вернулся в Убежище с триумфом. Когда они с Мортарионом вновь встретились, Жнец был искренне рад видеть своего сподвижника и боевого брата, однако инстинктивно примарх ощутил перемены в Тифоне.

Лёгкость, которую Мортарион почувствовал, снова увидев старого друга, была омрачена едва уловимой аурой сомнения.

Примарх отбросил эту мысль, ведь они с Каласом пролили слишком много крови, чтобы Мортарион мог позволить себе сомневаться в своём заместителе. И он был прав – Тифон никогда не предавал Жнеца, ни тогда, ни впоследствии.

В Убежище Мортарион показал Каласу новейшие разработки – защитные костюмы, которые позволяли смертным забираться высоко в отравленные горы. Это был первый шаг, который ознаменовал очередную веху в истории Гвардии Смерти, ведь теперь все понимали, что рано или поздно Жнец доберётся до Некаре.

Со своей стороны у Каласа тоже было, что предложить своему другу. Дело в том, что когда он добрался до Волкрала, некромант сделал ему предложение, от которого человек в положении Тифона не мог отказаться. Но Тифон отказался. Потому что уважал Мортариона и ценил свои отношения с ним. При этом Калас, как позже признает сам Жнец, всегда умел находить возможность там, где другие её упускали. Он не убил Волкрала, а взял его в плен и привёз к Жнецу.

– Ты всегда говорил мне не растрачивать ресурсы впустую,

– парировал Тифон. – Отбрось на минуту свою ярость и позволь себе подумать, друг мой. Подумать о том, чему мы можем научиться у этого создания. Мы знаем, что их методы работают против нас. Они проверены, в отличие от доспехов из Тиран-Кузниц! Мы можем получить эту мощь, Мортарион! Не только иммунитет к туману, но даже больше, – он придвинулся ближе, его голос упал до настойчивого рычания. – Ты лучше нас всех знаешь, какие силы может призвать Некаре. Гибельное пламя из-под земли. Туманы-убийцы и бури, способные ворваться человеческое сознание. Представь, если бы мы могли обернуть эту мощь против него…

На мгновение Мортарион исполнил просьбу и обдумал слова Каласа. Их соблазн, их невероятные возможности было трудно игнорировать. Но, взглянув внутрь себя, Жнец увидел часть своей души, которая будет предана и убита, если он пойдёт по пути приёмного отца.

Мортарион вздрогнул, когда рядом с ухом зазвучало жужжащее гудение. Он смахнул с себя оцепенение и посмотрел на своего старого друга.

– Я взвесил сказанное тобой, и я не поддамся. Внемли мне, Тифон. Я не буду повторять этот приказ. – Он повернулся к клетке спиной. – Если Волкрал не умрёт от твоей руки, здесь и сейчас, тогда тебя постигнет его участь. И знай, с сегодняшнего дня и на веки вечные, я клянусь, что Гвардия Смерти никогда не пойдёт по этому пути. Никогда!

Переполненный гневом, с сомнением и горечью в душе, Мортарион вихрем пронёсся через грузовой отсек и рывком открыл люк, исчезнув в свете снаружи.

Ненависть Мортариона к колдовству оказалась столь сильна, что он готов был казнить Тифона, если тот не убьёт Владыку. Думаю, это далось бы ему с большим трудом, но Жнец лично исполнил бы приговор (на самом деле, он его действительно исполнил, но позже, и мы ещё до этого дойдём). Что касается Каласа, его мотивы прозрачны, ведь он сам был псайкером, сыном некроманта. Эта сила жила в нём и он инстинктивно тянулся к ней.

Дальше, когда Мортарион ушёл, между Тифоном и Волкралом происходит интересный диалог:

– Только ты и я,

– он протянул руку и стянул кляп, обнажив разбухшие губы Волкрала. – Скажешь что-нибудь напоследок?

– Он не знает, ведь так? – существо изрыгнуло вопрос, отчаянно пытаясь потянуть время. – Поэтому ты заткнул мне рот. Ты боялся, что я расскажу ему!

– Думаю, он начинает подозревать, – Тифон прикинул вероятности. – Твои слова только усложнили бы всё.

Волкрал в последний раз попытался надеть маску привычного ему высокомерного превосходства.

– Я чую это в тебе, полукровка. Густая вонь плоти Низших, поганящая и ослабляющая силу потенциала Владыки!

– Силу? – Тифон взял Волкрала за горло и сдавил его. – Ваш род такой хрупкий, если посмотреть поближе. Лишённые всей этой колдовской мишуры, вы ничтожны. – Его рука скользнула вверх и легла на затылок Волкрала, притянув его к себе, лоб ко лбу. – Я узнаю источник вашей силы. Но, вероятно, не сегодня.

– Да, – Волкрал маниакально улыбнулся. – Это уже в тебе. Восьмеричный путь. Дар Дедушки в твоей крови. Я это чувствую.

Тифон сделал шаг назад, потрясённый грубой уверенностью, прозвучавшей в этих словах.

– Мы не одинаковы.

– Согласен, – сказало оно. – Пока что нет. Не сегодня. Но будущее возвещает о великих вещах, – Волкрал понизил голос до свиста. – Я могу показать тебе.

– Ты можешь… – Тифон прокрутил в голове сны, которые порой посещали его в краткие моменты отдыха.

Сад гнили, умирающий и цветущий, снова и снова. В детстве процессы разложения всегда вдохновляли его, а сейчас, при взгляде в бездонные глаза искажённого существа, этот старый интерес просыпался вновь.

– Всё, что тебе нужно сделать – отпустить меня, – проговорил Волкрал. – Ты хочешь уничтожить Некаре? Я помогу тебе. Отпусти меня – и я дам необходимые знания. Я открою перед тобой все двери, а когда Верховный Владыка умрёт… – существо кивнуло в сторону люка, через который вышел Мортарион, – Жнец будет тебе не нужен. Барбарус и миры вовне могут стать твоими.

Тифон опустил голову.

– Он несовершенен. Но Мортарион – мой друг. Я не убью его.

Волкрал понял, что допустил ошибку, и спешно попытался переиначить свои слова.

– Я не это имел в виду…

– Нет, именно это. – Стальной блеск появился из ниоткуда и нож скользнул из наруча Тифона в его ладонь. Он взмахнул им, рассекая шею Владыки. Смертоносное лезвие обезглавило Волкрала еще до того, как тот успел вздохнуть.

Этот эпизод подтверждает все предположения, озвученные выше. Во-первых, душа Тифона принадлежит Нурглу и все, кто служит Дедушке, это знают. Во-вторых, Калас действительно считал Мортариона другом. Поэтому он исполнил его приказ и убил некроманта, но не отказался от намерения доказать Жнецу, что колдовство может служить им.

В-третьих, не вполне понятно, что имеет ввиду Волкрал. Чего не знает Мортарион, но о чём он, по словам Тифона, догадывается? Выше я привёл цитату, подтверждающую то, что примарх почувствовал перемены в своём друге. Но какие именно перемены? Думаю, Тифон не практиковал магию, но он искал её источник. Потому что хотел понять, с кем Владыки заключили сделку и как обрели свою силу. Опять же, учитывая его происхождение, вряд ли мы можем винить Каласа за его желания.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом

Предыдущий разговор мы закончили на Галаспарской кампании, когда Мортарион принял решение истребить Орден, невзирая на то, что Верховные котроллёры заявили о своей готовности капитулировать. С мотивами Бледного Короля можно спорить. Но мы должны учитывать, что далеко не все Контроллёры тогда сложили оружие. Кроме того, я склонен полагать, что Жрец рассудил верно: тираны, тысячи лет державшие собственную расу в тенетах наркотических грёз, едва ли смогли бы стать частью Империума. Ибо подчиняться – не их удел. Восстание было вопросом времени, и тогда пламя войны унесло бы куда больше жизней…

За Разломом Морфея

Так или иначе, Галаспар был освобождён. Миллиарды людей приняли Имперские Истины и вернулись в лоно Терры. Однако же Император осудил своего верного сына, впрочем – ничего не сказав ему напрямую. Но куда важнее оказалось то, что Тифон сумел в одночасье перестроить командную иерархию легиона. В результате, барбарусцы сменили терранцев на руководящих постах высшего эшелона, а сам Калас вскоре стал советником примарха.

Я подробно говорил об этом на прошлом стриме, упомянув в том числе жреца Нургла, которого Тифон встретил в канализации Протаркоса. Жрец напомнил амбициозному воину, что порча живёт в нём с рождения, ибо он сын одного из Владык, барбарусских некромантов, продавших свои души Дедушке.

Калас сопротивлялся тьме в своём сердце, он отрекался от тёмного прошлого, но никто не в силах изменить свою суть и даже Император в итоге проиграл схватку с судьбой, снова. Поэтому, даже став Гвардейцем Смерти, отличная зная, что человеку несёт колдовство, Тифон всё равно искал пути использовать запретные знания во благо. И только преданность Жнецу отвратила его от прямого изучения магии на Барбарусе.

Впрочем, исподволь Калас продолжал свои изыскания и, судя по всему, практиковал псайкану. Так он и стал сержантом в пылу сражения на Галаспаре, и это сыграет свою роль наравне с молчаливым отцовским порицанием, которое ранило Мортариона куда глубже, чем мог предположить Император.

Но семена взойдут позже. Прежде Гвардия Смерти проведёт немало великолепных кампаний, подтвердив статус одного из самых эффективных и смертоносных легионов. Хотя такие кампании имели место и до Галаспара. Как я уже упоминал в ходе предыдущего разговора, Галаспар стал первой самостоятельной миссией Мортариона, до этого он сражался преимущественно плечом к плечу с Хорусом. Примером может послужить Освобождение Друна, которое имело место в 881.М30.

Обрывочные сведения из периода, предшествовавшего Долгой Ночи, рассказывали о Друне, как об одной из самых значимых терранских колоний за пределами Сегментума Солар. Поэтому путешествие за Разлом Морфея к этому древнему и таинственному миру сулило встречу с могущественным союзником, либо же с врагом, который стал бы достойным вызовом любому легиону Астартес. Так или иначе, кампания должна была привести к триумфу и неудивительно, что ей руководил Хорус, который, как обычно, перестраховался, взяв с собой двух братьев – Мортариона и Хана.

Имперская армада беспрепятственно вошла в систему, высадилась на мире-прим и подошла к воротам столицы. Никто их не встретил, никто не дал ответ на официальные обращения. Кулек Сенн, грозовой пророк Пятого легиона, произнёс смутное пророчество, призывая Хоруса остерегаться. Но Мортарион лишь презрительно фыркнул и убедил брата, что нужно сокрушить врата и дальше действовать по обстоятельствам.

Луперкаль превратил врата столицы в щепу своей булавой и братья вошли в город. Там их встретили толпы людей с пустыми взглядами, облачённых в лохмотья и, судя по запаху, забывших о гигиене многие годы назад. Когда грозовой пророк повторил своё предостережение, Мортарион грубо высмеял его, но в беседу вступил Хан. Джагатай почтительно обратился к Хорусу с просьбой прислушаться к словам Кулека Сенна, однако это уже было неважно. Над городом образовался вихрь зловещей энергии, а людские массы пришли в движение.

С трудом пробившись обратно к воротам и воссоединившись со своими легионами, примархи провели оперативный совет. Собранные разведданные позволили сделать вывод о том, что цивилизация Друна находилась под контролем неких ксеносов, пришедших из-за пределов материальной вселенной. Грозовые пророки сообщили примархам, что ксеносы поработили разумы людей благодаря энергии, которую они черпают через пространственные разрывы. В каждом мегаполисе Друна находилось по одному такому разрыву и нужно было закрыть каждый из них, чтобы освободить планету.

Учитывая, что грозовые пророки Хана оказались самым эффективным оружием в руках Хоруса, Луперкаль сделал Джагатая главнокомандующим имперских сил на время кампании. Разумеется, Мортарион не мог согласиться с этим решением. Он понимал ценность грозовых пророков в бою, но слишком хорошо знал, что псайкерам, как и колдунам, нельзя доверять. Кроме того, Гвардия Смерти имела опыт противостояния врагу, использовавшему магию. Поэтому Бледный Король получил от Луперкаля гарантии полной независимости и Четырнадцатый легион лишь номинально сражался под руководством Боевого Ястреба.

По всей видимости, это было первое столкновение с Поработителями в период Великого крестового похода. Тогда никто ничего не знал о природе этого врага. Тогда мало кто знал об истинной природе варпа. Судя по хроникам, описывающим Освобождение Друна, Поработители держали в психическом плену не только людей этого мира. Элиту их армии составляли демоны самых разнообразных видов и форм, которые едва ли действовали по собственной воле.

Так или иначе, кампания затянулась на шесть месяцев. Объединённая группировка Джагатая и Хоруса действовала сравнительно успешно благодаря гибкой тактике Пятого легиона и грозовым пророкам. Но Гвардия Смерти, сражавшаяся в одиночку, не уступала своим союзникам. Как и обещал, Мортарион смог без помощи псайкеров найти все разломы в своём секторе планеты и закрыть их. Впрочем, до нас не дошли подробности и мы не знаем, как именно Гвардейцам Смерти это удалось.

Всё закончилось там же, где и началось, в столице Друна. Хорус, Хан и Мортарион двигались на острие фронта, прикрываемые грозовыми пророками Пятого. Здесь Жнец был вынужден терпеть присутствие псайкеров, потому что иначе примархи просто не смогли бы подойти к главному разлому. Впрочем, их хватило ненадолго и вскоре наступление остановилось.

Не в силах преодолеть рвущиеся им навстречу психические потоки, примархи замерли перед колоссальной аркой, сотворённой нечеловеческим разумом из людской плоти. А потом из арки появилось существо, которое попросту невозможно было описать. В хрониках упоминается лишь масса подрагивающей плоти и десятки глаз, «светящихся иным разумом».

Хан произнёс древнее чогорийское проклятье и озвучил клятву момента, сказав, что неведомый монстр несомненно падёт от его клинка. Он встал на шаг впереди братьев, Хорус занял позицию слева от него, тогда как Мортарион прикрывал Ястреба справа. Оставшиеся в живых грозовые пророки сформировали защитный круг, из последних сил прикрывая своих лидеров от губительного не-света.

Чудовище атаковало многочисленными щупальцами с бритвенно-острыми кромками, но куда опаснее оказались его психические хлысты, которые в одно мгновение сокрушили разумы десяти грозовых пророков. Воля примархов подверглась испытанию, о котором они не могли даже помыслить.

Хорус устоял, не отдав своё сознание во власть Поработителя, из его глаз и ушей пошла кровь и он едва мог сражаться. Мортарион с холодной яростью рассекал плоть монстра своей косой, он тоже не поддался чуждой воле, но был вынужден опуститься на колено. Луперкаль и Бледный Король сделали главное – они отвлекли на себя всё внимание чудовища. В это время грозовые пророки скрыли Кагана от взора противника, он подобрался к монстру вплотную и интуитивно отыскал на его теле единственную уязвимую точку.

Хан сдержал клятву – зло погибло на острие его клинка, но вслед за этим пространственный разрыв стал закрываться и Джагатая начало затягивать в варп. Его спас Хорус, который схватил брата за руку и вырвал его из имматериального водоворота.

Примархи могли праздновать победу, вот только население Друна не имело возможности порадоваться своему освобождению – с уничтожением Поработителя сотни миллионов человеческих тел тут же лишились того, что удерживало их в этом мире. Друн превратился в мёртвую планету и его истинным освобождением стала милосердная смерть.

В песках Кальдеры

После кампании на Друне Мортарион ещё 57 лет сражался подле Хоруса. Неудивительно, что Жнец сильно привязался к своему брату. Тем не менее, Гвардейцы Смерти не обрели боевых братьев среди Сынов Хоруса. Скажем честно, им было плевать, кто сражается рядом с ними. Воинов интересовало только то, как эффективнее выполнить боевую задачу. Ни больше, ни меньше.

Потом был Галаспар, датируемый 938.М30, но о нём мы уже подробно поговорили. Очевидно, Гвардия Смерти в дальнейшем участвовала во множестве сражений, как сама по себе, так и в союзе с другими легионами. Но у нас почти нет подробностей.

Например, нам известно, что в какой-то момент Гвардия Смерти и Тысяча Сынов вместе провели некую Колгренскую кампанию, в ходе которой воины Четырнадцатого сражались рядом с сыновьями Магнуса, но даже не разговаривали с ними, так что всё взаимодействие между двумя легионами происходило через сервиторов.

В некоторых источниках говорится, что Колгрен датируется периодом до 819.М30, то есть до открытия Барбаруса, когда Четырнадцатый ещё назывался Сумеречными Рейдерами. Если это правда, то презрение Рейдеров к Тысячи Сынов не вполне понятно, ведь мы знаем, что именно Жнец привил своему легиону почти инстинктивную ненависть к псайкерам и колдунам.

Куда больше мы знаем о Покорении Один-Пять-Четыре-Четыре. В некоторых источниках этот мир называется Ибсен, но на имперских астрокартах он отмечен как Кальдера. Эта кампания хорошо известна с позиции Железноруких и Саламандр. Феррус Манус тогда попал в психический лабиринт Ультрана, пытавшегося предупредить его о Ереси Хоруса. А Вулкан столкнулся с тёмными эльдарами, которые в прошлом терроризировали его родной Ноктюрн.

Десятый и Восемнадцатый тогда прошли через суровые испытания, однако в кампании также участвовал ещё один легион – Четырнадцатый, под руководством своего примарха. На этот счёт мы обладаем обрывочными сведениями, которые, тем не менее, позволяют сделать вполне однозначный вывод о том, что у Гвардии Смерти в ходе покорения Ибсена не возникло проблем. Воины Жнеца опережали другие легионы по графику, они легко сломили сопротивление эльдар и уничтожили Врата в Паутину. В каком-то смысле отсутствие подробностей о действиях Гвардии Смерти само по себе является демонстрацией их результативности на поле боя.

В заключении этой части отмечу, что когда Железнорукие на Ибсене столкнулись с некоторыми сложностями, Саламандры дипломатично предложили им помощь. Мортарион же довольно грубо заявил Феррусу, что «если он слишком слаб для этого», тогда Гвардия Смерти закончит работу вместо Железного Десятого. Разумеется, Мануса такое обращение привело в ярость. Ему было трудно координировать свои действия с Бледным Королём, которого он называл «своевольным ублюдком».

Очевидно, натянутые отношения между Горгоном и Жнецом проистекали из того, что братья были похожи куда больше, чем могли бы признать. Оба являлись непреклонными, суровыми, даже жестокими лидерами. Оба требовали от сыновей немыслимого, но и сами соответствовали выставленной ими же запредельной планке. Ни Феррус, ни Мортарион не могли довольствоваться меньшим, они всегда шли до конца, отдавали всё, что имели, ради победы. Даже их изъяны были схожи. Разница в том, что мозг Горгона разрушался под воздействием древней технологии, а сознание Жнеца отравлял Нургл. В обоих случаях страдала душа примарха, а от неё хворь подхватил весь легион.

Параллель между Феррусом и Мортарионом кажется слишком прозрачной, чтобы её игнорировать. И ведь их обоих Луперкаль высоко оценил. Однако если Жнец был его союзником, то Маннуса Хорус называл своим генералом. Тем не менее, оба являлись не более чем орудиями в руках Воителя. Но оказался ли Феррус сильнее Мортариона? Ведь Хаос не нашёл пути к его сердцу. По правде, Хаос Горгоном вообще не интересовался. Вероятно, по той же причине, по которой он не интересовался, например, Руссом или Дорном. Их преданность просто не могла быть подвергнута сомнению.

Что до Мортариона, не он был виноват в своём изъяне. Метка Нургла лежала на душе Жнеца ещё до того, как он выбрался из своей гестационной капсулы на проклятом Барбарусе и предстал перед взором Некаре. Как я уже говорил, ему просто не оставили выбора. Так же, как Магнусу и Фулгриму. Хотя, надо признать, и Алый Король и Фениксиец в итоге добровольно шагнули в объятья тьмы. Но Жнец… Жнец сопротивлялся до конца.

Во время прошлого разговора мы подробно рассмотрели два переломных момента, определивших судьбу Сыновей Мортариона. Первый момент – это обман Императора на Барбарусе, второй – проваленное испытание на Галаспаре. Причём именно на Галаспаре, как вы помните, усилиями Каласа Тифона (а точнее – Нургла) высшее командование Четырнадцатого легиона пережило внезапную, кровавую и кардинальную ротацию. Да и в самом Тифоне всколыхнулось давнее проклятье, обусловленное его происхождением. Каласа фактически тоже решили выбора, но о нём в другой раз. Сейчас мы плавно подошли к третьей вехе, после которой падение Гвардии Смерти стало лишь вопросом времени.

Откровение Темниса

В 939.М30 Гвардии Смерти было поручено привести к Согласию планету Абсиртус. Население мира тысячи лет находилось в подчинении у деспотичных колдунов и только слепец не увидел бы в Абсиртусе Барбарус. Разумеется, Мортарион ринулся исполнять повеление отца, как только получил разведданные, и его можно понять – воспоминания о порицании после Галаспара были ещё свежи (прошёл всего один терранский год). С другой стороны, в ретроспективе всё это напоминает очередную проверку. Иррациональную, жестокую и непредсказуемую. Как все проверки, которые Император устраивал Жнецу.

К тому моменту Бледный Король получил право действовать самостоятельно, он вёл собственные кампании, единолично принимая все стратегические решения. Впрочем, нет, не единолично. Ведь Калас Тифон уже стал Первым капитаном и советником примарха. Что не может не удивлять, весь всего год назад, на Галаспаре, он получил сержанта.

Кроме того, Калас вёл себя, как типичный Гвардеец Смерти. В том смысле, что люто ненавидел колдовство и всё с ним связанное. Делали ли он вид или действительно следовал галаспарской клятве – это мы ещё увидим. Для Мортариона же ничего не изменилось со времён Барбаруса – он называл колдовство «великой мукой человечества» и говорил, что «галактика не обретёт истинной свободы, пока последние следы магии не будут уничтожены».

Весьма показателен короткий диалог между Каласом и Мортарионом на борту «Четвёртого Всадника», который в этот самый момент движется через атмосферу Абсиртуса к его столице – Темнису:

– Неужели они думают, что артиллерия замедлит нас? – удивился стоявший рядом Калас Тифон.

– Это жест неповиновения, а не тактики, – ответил Мортарион. – Они задействуют своё основное оружие после нашей высадки.

– Колдовство, – тихо сказал Тифон.

– Их преступление и смертный приговор.

Обратите внимание, здесь Жнец не только демонстрирует своё отношение к колдунам. Он хорошо понимает их мотивы и предсказывает тактику противника. Это в очередной раз доказывает, что Бледный Король являлся умелым военачальником. Как и в случае со своим собственным легионом на момент интеграции, здесь, на Абсиртусе, примарх придерживался простого принципа «работает – не трогай».

На Галаспаре он победил благодаря тому, что его таранный линкор вошёл в атмосферу планеты и приземлился почти в самом центре её столицы. Изучив диспозицию и иерархию вражеской армии, Мортарион решил, что на Абсиртусе эта тактика тоже сработает, и оказался прав. Противокосмическая оборона не смогла нанести значимого урона ни линкору, ни штурмовым кораблям и капсулам, которые приземлились вокруг «Четвёртого всадника».

Важно отметить, что Мортарион сразу и прямо заявил о своём намерении. Он пришёл в этот сектор, чтобы освободить его, а не предать огню. Примарх видел, что колдовством отравлена лишь правящая элита, а значит – только её нужно наказать и очистить смертью. Обычные люди не виноваты в предательстве своих лидеров, их надлежит освободить и предложить им лучший мир. Мир под суровой, но справедливой дланью Терры. По крайней мере, в этом Жнец согласился с отцом – он всецело признал Имперские Истины, в которых не было места колдовству, религии и даже мифологии.

Вероятно, Жнец полагал, что когда Великий крестовый поход закончится, Человечество сможет наконец отказаться от псайкеров. И хотя Император не говорил ему об этом (он не говорил об этом никому из своих сыновей, кроме одного), Бледный Король предположил верно – Повелитель Человечества, который отлично знал потенциальную опасность псайканы, намеревался в будущем полностью прервать контакты людей с варпом. Будь проект «Паутина» реализован, псайкеры были бы просто не нужны, включая астропатов и навигаторов.

Это важная стратегическая цель, и гражданского населения там будет немного.

Так рассудил Жнец, выбрав космопорт в качестве места для посадки «Четвёртого всадника». Любопытно, не правда ли – примарх, который заботится о смертных, получил прозвище Жнец. Изначально его так называли на Барбарусе, но подтекст тогда был совсем другим. Мортариона прозвали Жнецом потому, что он впервые завоевал доверие смертных, когда встал рядом с ними в поле и начал жать местные злаковые.

Но к моменту кампании на Абсиртусе это прозвище не было известно за пределами легиона, и даже ветераны с Барбаруса из уважения перестали так называть примарха, который теперь был не просто их лидером, но генетическим отцом. Мортариона вновь назовут Жнецом много позже и смысл прозвища кардинально изменится. Мы не знаем точно, кто впервые использовал его в новом контексте. Могу предположить, что идея принадлежала кому-то из других примархов, возможно это был Дорн или Коракс, ведь они неоднократно «ябедничали» отцу на Мортариона.

Но сейчас важно то, что примарх, штурмующий Абсиртус, не был жнецом в том смысле, который это слово обретёт позже. Мортарионом, Сыном Смерти – да. Бледным Королём – несомненно, так его прозвали люди освобождённого Галаспара. Но не жнецом. И ведь его Гвардия Смерти носила своё имя вовсе не потому, что воспевала погибель и возводила её в абсолют, не потому что подчёркивала то, что ждёт колдунов и врагов Империума. Во-первых, это была память о барбарусцах, впервые вставших с Мортарионом плечом к плечу против некромантов. Во-вторых, это название было исполнено поистине диалектического символизма – воины Четырнадцатого буквально служили смерти, готовые приять её в любую секунду, и вместе с тем проявлявшие запредельное упорство в борьбе с ней.

Так или иначе, Гвардия Смерти начала штурм Темниса с высадки в космопорту, где пехотные части противника были уничтожены в первые же минуты, а средства противовоздушной обороны подавили без лишних проблем. Когда на стенах Темниса появились колдуны, Четырнадцатый легион знал, что им противопоставить. По приказу Мортариона в авангарде двигался недавно сформированный Саван Смерти – терминаторская элита примарха. Как только катафракты достигли оптимальной дистанции сближения, они открыли миномётный огонь, залив стены города фосфексом.

Колдовской потенциал не имеет значения, когда мир вокруг захлёстывает химическое пламя, способное гореть даже в пустоте и легко пожирающее адамантий. Вскоре маги Абсиртуса тоже об этом узнали, когда их плоть и кости начали испаряться в зелёном огне, от которого нет спасения. Прошли считанные минуты, но прежде, чем Мортарион спустился с десантной рампы «Четвёртого всадника», правители Абсиртуса запросили прекращение огня. На Галаспаре Жнец не позволил врагу капитулировать, истребив Орден до последнего Контроллёра.

И всё же… и всё же… Взгляд отца…

Бледный Король изначально намеревался поступить с Абсиртусом так же – без раздумий и переговоров уничтожить его правителей, погрязших в колдовстве. Но он не мог выбросить из головы тот факт, что Император был разочарован кампанией на Галаспаре. Не результатом, но методами Гвардии Смерти. Жнец по-прежнему ненавидел отца, однако на прошлом стриме, а также в нашем давнем разговоре про Бледного Короля, я неоднократно приводил цитаты, подтверждающие, что больше всего Мортариону не хватало… семьи. Именно поэтому он так привязался к Хорусу. Именно поэтому он так искал одобрения безразличного создателя.

Именно поэтому он хотел, но не решался дать Абсиртусу шанс. А потом слова Королевы Циркаскеи, верховного лидера Абсиртуса, неожиданно укрепили Жнеца в его намерении. Ведь Циркаскея сказала, что правители планеты готовы на любые условия, лишь бы имперцы пощадили людей. Людей.

На Галаспаре было иначе. Когда Орден просил мира, его целью было самосохранение. Но Циркаскея молила о своём народе. Ситуация отличалась. Полностью.

Он инстинктивно желал продолжать битву до последнего врага. Этот режим использовал колдовство. Его необходимо стереть. Но теперь, похоже, власти добровольно пойдут на это.

Перед Мортарионом открылся новый путь. Который он никогда не рассматривал. Вполне подходящий для Робаута. Наверняка для Вулкана. Хотя не для Конрада. И никогда для себя. Но здесь именно такой случай. В сражении не было смысла. Враг молил о капитуляции. Если он продолжит боевые действия, кем станет?

Любопытные размышления. Вдвойне любопытные, учитывая, что ни один другой примарх не рассуждал в подобном ключе. Хотя, надо признать, Кёрза Хэйли тоже раскрыл неплохо, как и Гаймер – Ферруса. Сюжет Сангвиния, описанный Аннандейлом и Дембски-Боуденом, а также история Коракса, от и до принадлежащая перу Торпа, тоже глубоки и трагичны. Но только в двух случаях сверхконфликт персонажа завязан на его заботе о человечестве. И похоже, что параллель между Жнецом и Горгоном, которую я обозначил выше, становится всё очевиднее.

О том, что умирающий Манус хотел стать Воителем лишь для того, чтобы как можно скорее закончить Великий крестовый поход и подарить людям звёзды, я подробно рассказывал на нескольких стримах (больше всего времени этому вопросу уделено в разговоре «Как Феррус встретил Азирнота, снова»). С Мортарионом всё кажется столь же прозрачным – Аннандейл рисует его гуманистом, заботящемся даже о тех осколках человечества, которые пока не примкнули к Империуму. Вот только если Медузиец воплощал архетип Завоевателя (который буквально завоёвывает мирное будущее для своего народа), то в случае с Бледным Королём всё несколько сложнее.

Хотя Жнец был не единственным из примархов, кому жестокая судьба так и не позволила обрести настоящую семью, он переживал это куда острее большинства братьев. Что, вероятно, было связано с двумя застарелыми травмами – предательство Некаре (который лгал ему всё жизнь) и предательство Императора (который нарушил собственный договор на Барбарусе, обманом вынудив Мортариона склониться перед своей властью). Вспомните, как на предыдущем стриме я анализировал «Свет Лампиона» Сваллоу. Там Мортарион всерьёз раздумывал над тем, чтобы пристрелить отца. Но не стал этого делать из-за сыновьей привязанности, которую не понимал и не хотел признавать (не после того, что сделал Император).

На Барбарусе, когда Жнец впервые увидел обычных людей, он был поражён тем, как они относятся друг к другу. Его восхитили отношения внутри семьи, которые были ему непонятны, но к которым он инстинктивно тянулся. Полагаю, именно в тот момент в его душе окончательно сформировалось безотчётное стремление обрести близких. Среди примархов таким мог стать только Хорус. Но Хорус был Первым, Воителем и – Мортарион хорошо это понимал – они никогда не смогли бы стать равными. Об отце и говорить нечего, его Жнец любил и ненавидел в равной степени.

На мой взгляд, это и легло в основу гуманистической натуры Бледного Короля, которая, на первый взгляд, так не вяжется с его образом жизни, навязанным обстоятельствами, каковые в свою очередь сформированными не без участия Нургла и Императора. Строго говоря, эти двое как раз и не оставили Четырнадцатому ни единого шанса (кто постарался больше – вопрос открытый).

Я хочу подвести вас к мысли о том, что Мортарион, не имея возможности обрести семью в кругу примархов, решил обрести её в кругу всего человечества. Стало ли это его ошибкой? В случае с любым другим примархом и при любых других обстоятельствах я бы ответил отрицательно. Но Жнец был проклят во всех возможных смыслах и именно его гуманизм, попытка увидеть в окружающем мире нечто большее, чем грязь, кровь и пепел – это подвело Жнеца, стало его главным и, по сути, единственным изъяном.

Если вы по какой-то причине сомневаетесь в моих словах и вам лень пересматривать мой стрим «Закланный Бог», вот единственная цитата из «Погребённого кинжала» Джеймса Сваллоу, которая всё расставит для вас на свои места. Это момент, когда будущий Бледный Король сбежал от Некаре и впервые спустился с гор. Вместе с Каласом он освободил пленников Владыки и вернул их семьям.

До сих пор он вспоминал события той ночи и размышлял над реакцией людей на неожиданное возвращение своих близких. Многие из них плакали от радости и проявляли друг к другу такую сильную привязанность, что у Мортариона заныло в груди. Он ощутил эхо чувства, которое его юный разум не мог осознать, чувства, которое он никогда не испытывал, но отчаянно хотел испытать.

Вот и причина. Единственная причина, по которой Мортарион пал. Хотя до этого ещё далеко, пусть даже путь уже предрешён. Ведь мы сейчас говорим о кампании на Абсиртусе, которая произошла за 64 года до начала Ереси Хоруса. И тем не менее, именно эта кампания окончательно сломила Жнеца, давшего шанс правителям колдовского мира. Да, он принял капитуляцию Циркаскеи и приказал легиону прекратить огонь.

Интересно отметить, что Тифон был против мирного решения. По всей видимости, на тот момент он либо подавлял своё тёмное начало, либо виртуозно скрывался. Так или иначе, Калас был уверен, что этот мир можно освободить только огнём. Мортарион тоже сомневался и Тифон видел это. Но Первый капитан не стал спорить, а Жнец сказал себе, что «должен поверить» в альтернативный вариант. Хотя уже в самом начале он по мельчайшим деталям должен был понять, что ничего не получится. Он и понимал, просто очень хотел угодить отцу.

В её манерах не было ничего, кроме почтения, но благоговейного страха, который Мортарион привык видеть в других смертных, было совсем немного, как будто способность королевы испытывать трепет была уже отдана чему-то другому.

Внимательно прочитайте эти строки. Бледный Король не может знать, что Циркаскея служит Нурглу, но он это понимает на каком-то глубинном уровне, поэтому легко улавливает внешние проявления.

Он взглянул на тысячи лиц. Они смотрели на королеву с обожанием, а затем, прислушавшись к ней, обратились с надеждой к нему. Никто и никогда не смотрел на примарха так. Он почувствовал неловкость, словно являлся самозванцем. И при этом не был уверен, притворялся ли перед народом Абсиртуса или самим собой.

Ещё одна великолепная цитата, демонстрирующая мотивы Жнеца, которые примарх скрывает даже от себя. Разумеется, он хотел быть таким – освобождать, не проливая крови. Бледный Король мечтал о мире, но жизнь раз за разом учила его тому, что в этой вселенной есть только война. Так что да, всё-таки он претворялся перед собой, но – вынужденно, ведь его истинной натуре здесь просто не было место.

И если в этот момент в вашу голову закралась мысль о том, что Император, возможно, видел это в Мортарионе, знайте – вы не одиноки. Ведь это объясняет, почему Повелитель Человечества держал Жнеца при себе так долго. Почему подвергал его суровым испытаниям раз за разом. Я не оправдываю Повелителя Человечества и всё, что было сказано о нём на прошлом стриме, остаётся в силе. Но это не отрицает факта, который становится очевиден только теперь, – Император хотел, чтобы настоящий Мортарион явился на свет. Другой вопрос заключается в том, что он не подумал о том, а каково будет настоящему Мортариону на этом свете?..

Но пока вернёмся на Абсиртус. Бледный Король дал этому миру шанс и истребление прекратилось. Дальше был большой приём, в ходе которого Циркаскея представила Мортариона и Империум своему народу. Казалось – планета действительно готова принять Согласие и отказаться от своего грязного прошлого.

Но Тифон продолжал сомневаться. Как и Жнец. На приёме, который Мортарион вытерпел с большим трудом, между примархом и его старым другом происходит великолепный разговор, вот его основная часть:

– И вот это мы спасли, – сказал Тифон достаточно тихо, чтобы услышал только примарх.

– Ты бы предпочёл Согласие за более высокую цену?

Тифон пожал плечами.

– А вы считаете, что мы такие? – спросил он.

– Нас должна определять наша цель, а не наоборот, – констатировал Мортарион. Слова отдавали фальшью. Он следовал по пути, который многие из его братьев охотно бы приняли и который бы вызвал одобрение у его отца. Но повелитель Барбаруса не был уверен в том, что эта дорога уготована ему.

– Наша цель – освобождение человечества, – закончил мысль примарх.

По крайней мере, в этом он был уверен.

– Смерть – не единственная форма освобождения.

– Не единственная, – согласился Тифон. – Но что если она единственная, подходящая нам?

Удивительно, как чётко Калас предсказывает будущее легиона. Опять же, Мортарион тоже чувствует это, но всеми силами противиться. Наконец, он принимает решение. Примарх уходит с приёма и в одиночестве бродит по улицам Темниса. Он хочет увидеть всё своими глазами. Хочет убедиться.

Ютуб-канал
Группа ВК
Телеграм с анонсами и чатом

После Ереси Хоруса о Гвардии Смерти будут говорить мало, и в основном – только плохое. Каждый хронист посчитает своей священной миссией смешать Четырнадцатый с грязью, и чем чернее окажется эта грязь, тем выше будет тираж очередной хроники, столь же шаблонной, сколь и лживой. Несомненно, все эти обвинения справедливы в куда меньшей степени, чем принято считать. Хотя Сумеречные Рейдеры с самого начала шли своей собственной дорогой, это правда.

Путь искупления

О протолегионе, который однажды получит имя Сумеречные Рейдеры, а потом станет Гвардией Смерти, мы почти ничего не знаем. Нам лишь известно, что он зародился раньше многих – в первые годы Объединительных Войн. Большинство рекрутов были набраны из задымлённых городов-каструмов Древней Альбии, которая тогда являлась промышленным центром северных регионов.

Альбийцев также набирали в Восьмой, Десятый и Тринадцатый, но только в случае с Четырнадцатым почти весь контингент легиона состоял из народов, населявших эту страну. Более того – лишь Сумеречные Рейдеры несли в себе не только кровь Альбии, но и её традиции, уходящие своими корнями в ту эпоху, когда человек только открыл для себя железо.

Тут важно отметить, что почти вся Альбия довольно быстро покорилась воле Императора. Но не потому, что её армии были слабы, а полководцы глупы. Напротив, здесь исконно ковались самые стойкие и могучие армады. Но их также отличали мудрость и прозорливость. После кровавой бойни на границах своих владений альбийцы поняли, что человек, называющий себя Императором, – это навсегда.

По приказу Повелителя Человечества в первый набор Четырнадцатого легиона были включены юноши из родов альбийской военной элиты. Конечно, это был в первую очередь политический ход. Ведь лидеры Альбии, добровольно склонившиеся перед Императором, обладали крепкими корнями, могучими технологиями и мощным ВПК. Они умели воевать, они любили войну и поэтому оставались пусть и потенциальным, однако грозным противником. Но когда лучшие из лучших её сынов встали на острие межзвёздной экспансии Человечества, это гарантировало лояльность Древней Альбии.

Кроме того, альбийцы на пике своей мощи вовсе не случайно сокрушили Пантихоокеанскую Империю, которая превосходила их числом без преувеличения в тысячи раз. В пустошах Старой Земли этот народ называли воинами-учёными, как говорили – из альбийцев вырастали лучшие полководцы Терры. Несомненно, первым среди них являлся Неназываемый Король, о котором, впрочем, у нас почти нет сведений. Но весьма любопытно порассуждать о том, как сложилась бы судьба зарождающегося Империума, если бы к тому моменту, когда Император подступил к Альбии, ею по-прежнему правил бы этот таинственный монарх.

Неназываемый Король подчинил себе Пантихоокеанское государство. Его правление называли ужасным, но легендарным временем. Истории о деяниях Короля передавали из уст в уста тысячелетиями. При нём регион носил имя Великая Альбия, а самого монарха величали Архитираном Панпацифики. Хроники утверждают, что он был единственным из лидеров Старой Земли, кто использовал психических нулей. Неназываемый Король создал Орден Пустых, который вполне вероятно стал предтечей Безмолвного Сестринства. По слухам, Неназываемый Король и сам был Пустым.

К сожалению, у нас нет никаких данных об этом событии, но точно известно, что древний правитель Великой Альбии каким-то образом возродился во время Ереси Хоруса, хотя к тому моменту он считался мёртвым уже три тысячи лет. По всей видимости, Неназываемый Король воспользовался слабостью Империума, но что именно он сделал – эти сведения до сих пор сокрыты в тайных архивах Императорского Дворца.

Так или иначе, когда Император подошёл к границам Альбии, правители этой страны отказались склониться перед ним. Последовала череда битв, в которых Громовым Воинам противостояла альбийская тяжёлая пехота, известная как Железнобокие, а также уникальные боевые машины, являвшиеся, по сути, протодредноутами. В это сложно поверить, но впервые Громовые легионы не смогли прорвать линию фронта. Ни сразу, ни впоследствии.

Потери альбийцев были колоссальными, но Император тоже потерял немало своих лучших воинов. Это было немыслимое истребление, после которого, доведи его Повелитель Человечества до конца, осталось бы лишь одно – едва тёплый пепел. Стратегои молодого Империума, тем не менее, сошлись во мнении, что кампанию нужно продолжать. Они не верили, что с альбийцами можно договориться (на самом деле, любой на Терре сказал бы тоже). Но Император считал иначе.

Повелитель Человечества покинул ряды Громовых Воинов и направился в сторону альбийских укреплений. Его посыл был понятен – он признавал силу врага и выказывал ей доверие. Альбийские генералы, как я уже сказал, не были глупцами. Они сопроводили Императора в Парламент Альбии, где великий пассионарий, без оружия и доспехов, в лёгких бело-красных одеяниях, произнёс вдохновляющую речь об объединении человечества и покорении звёзд. Никто не верил, что это возможно, но Альбия согласилась присоединиться. Парламент согласился вовсе не на военный союз, а на полную интеграцию с Империумом.

Альбийцы стали одними из самых ярых сподвижников Императора. Они отдали ему своих сыновей, свою армию, боевые машины и древние технологии. Позже станет понятно, что не амбиции сыграли здесь свою роль, а чувство вины. Прошлое тяготило альбийский народ, который хорошо помнил тысячи лет казавшихся бесконечными братоубийственных войн и жестокостей, которых не должно было быть. Став частью Империума, Древняя Альбия сделал первый шаг на пути искупления.

Время сумерек

Первые легионеры Четырнадцатого сразу продемонстрировали специфику своего генотипа. Они были непреклонны и суровы, их отличала безупречная дисциплина, стоический темперамент и выдающиеся физические данные. Железнобокие Древней Альбии, если бы увидели зарождающуюся Гвардию Смерти, обязательно узнали бы себя в этих керамитовых титанах, которые стали сильнее, быстрее и выносливее своих легендарных предков.

На закате Объёдинения и в первые годы Солярной кампании Четырнадцатый легион уже был хорошо известен, в первую очередь – за свою способность выживать и выполнять приказы в любых условиях. В обороне эти воины демонстрировали сверхъестественную способность к удержанию позиций. Если тогда кто-то говорил «до последнего снаряда» или «до последней капли крови», то всегда имелись ввиду именно легионеры Четырнадцатого, для которых подобные обороты не были метафорами.

Вскоре Император начал использовать будущую Гвардию Смерти в штурмовых операциях, где они выступали в роли тяжёлой пехоты. И оказалось, что их дух невозможно сломить. Даже если из батальона выживал один воин, он продолжал атаковать. Даже если у него заканчивались снаряды, цепной клинок выходил из строя, а тактический нож с мономолекулярной заточкой ломался, он продолжал атаковать. Получивший смертельные ранения и потерявший фактически половину тела, воин продолжал атаковать, и за один вдох до смерти он воздвигал знамя с Аквилой над руинами вражеской крепости.

Четырнадцатый носил серую броню без украшений. Выделялись только правая рука (наплечник, наруч, перчатка) – их красили в цвет ржавчины, который в далёком прошлом символизировал кровавую длань Неназываемого Короля, но теперь стал эмблемой правосудия Императора. Хроникёрам запомнился только один отличительный знак в геральдике легиона – так называемая Печать Железнобоких, жуткий символ из далёкого прошлого, который, как надеялись альбийцы, однажды обретёт для них и для всего человечества новый смысл.

Вскоре Четырнадцатый обрёл официальное название – Сумеречные Рейдеры. Хотя изначально это было всего лишь прозвище, которое воинам дали враги. Дело в том, что легион предпочитал использовать древнюю альбийскую стратагему – стремительная атака по всему фронту перед наступлением ночи, в сумерках, когда игра теней сбивает глаза с толку. В последние годы Объединения противники предпочитали капитулировать, как только узнавали, что за ними идут Сумеречные Рейдеры.

Было хорошо известно, что Четырнадцатый исполнит поступивший приказ любой ценой и ничто больше не имеет значения. В то же время традиции легиона зиждились на концепции воинской чести. Если враг поднимал белый флаг, Сумеречные Рейдеры тут же прекращали огонь. Они никогда не сражались с побеждёнными и не били в спину.

Более восьмидесяти лет Четырнадцатый легион завоёвывал для Человечества Терру, Солнечную систему, а потом и далёки звёзды. Вскоре многие братья уже нашли своих потерянных отцов, но примарх, чьи гены породили Сумеречных Рейдеров, всё ещё не был обнаружен. Но воины не переживали о своей доле «сирот». Напротив, это укрепило их дух и решимость, они научились полагаться лишь на себя, развили адаптивность и довели до предела свою и без того поразительную стойкость.

Образцовые

К сожалению, мы мало знаем о Сумеречных Рейдерах периода Великого крестового похода до открытия Барбарус. Нам известно лишь, что некоторые легионы завидовали их успехам, особенно если учесть, что Четырнадцатый сражался без примарха и Император предоставил ему практически полную самостоятельность.

Похоже, что в первую половину ВКП будущая Гвардия Смерти сама выбирала себе цели. Эти молчаливые и хладнокровные воины покорили бессчетное множество миров и завоевали уважение всего Империума. Астартес из других легионов и Имперская Армия были рады сражаться плечом к плечу с Сумеречными Рейдерами, поэтому Четырнадцатый провёл немало совместных кампаний.

Впрочем, природная замкнутость альбийцев не позволила им завязать тесные отношения со своими кузенами. У Гвардии Смерти никогда не было братских уз с другими легионами или полками армейцев. Но Сыновья Мортариона не считали это проблемой. Отсутствие генного лидера не сломило их, как, например, Тёмных Ангелов. У легионеров Четырнадцатого не было проблем с амбициями, как у Детей Императора, и они не пестовали в себе застарелые комплексы, как Железные Воины.

Будущие Гвардейцы Смерти плевать хотели на такие понятия как гордость и независимость, которыми так кичились Белые Шрамы и Тысяча Сынов. Их никто не считал безумными варварами, как фенрисийцев, или откроенными берсерками, как отпрысков Ангрона. С ними не было связано никаких тайн, в отличие от Альфы и вся история Четырнадцатого была хорошо известна. На самом деле, это был образцовый легион, самодостаточный по своей сути, способный противостоять любым опасностям даже в одиночку, но по необходимости легко кооперирующийся с другими воинскими формированиями.

Поэтому вряд ли нас должно удивлять то, что хроники почти ничего не сохранили о Гвардии Смерти до интеграции с примархом. Эти суровые парни просто делали свою работу. Они шли в бой, они выживали, они умирали. И они добавились поставленных целей.

Интересно отметить, что Сумеречные Рейдеры были непреклонны в отношении ксеносов, мутантов и предателей. Такой противник искоренялся сразу и под чистую. Но если речь шла о человеческой цивилизации, в таком случае Сыновья Мортариона никогда не наносили урона больше, чем требовалось, чтобы сломить противника и взять над ним верх. Сопутствующий ущерб инфраструктуре был минимален, как и людские жертвы.

Четырнадцатый предпочитал неспешно сближаться с врагом, истощая его ресурсы, а затем планомерно зачищать захваченные позиции. Разумеется, атака предварялась разведкой и тщательным планированием, так что легион всегда атаковал таким образом, чтобы как можно быстрее добраться до центра принятия решений. Эти воины не славились дипломатическим искусством, но они всегда предлагали противнику выбор и никогда не отказывали ему в милосердии.

Существует устойчивое заблуждение, мол, Сумеречные Рейдеры умели сражаться только «в лоб». На самом деле, стратегический пул альбийцев мог бы удивить даже Робатуа Жиллимана. Их кровь несла в себе тысячелетнюю историю бесконечных войн и триумфальных побед над самыми жестокими и бесчеловечными врагами, что со временем помножилось на транс-человеческий потенциал, передовое снаряжение и неуклонно растущий опыт сражений в самых разнообразных условиях.

Факты таковы, что Четырнадцатый умел добиваться победы разными способами. Всё определяла стратегическая необходимость. Как я уже сказал, недостаток сведений о них в хрониках той эпохи обусловлен лишь тем, что Сумеречные Рейдеры не имели изъянов, ни одного. Они служили Человечеству и его Императору, каждый день жертвуя собой, чтобы устранить ещё одну угрозу, раздвинуть границы Терранского контроля на ещё одну систему.

Альбийцы и сами не стремились к почестям. Они по-прежнему носили серые доспехи, а их геральдическим цветом была ржавчина, окрашивающая правую руку. На броне присутствовали единичные символы и знаки воинских различий. Необходимость, не более. Крепкие телом и неуязвимые духом – так говорили про Сумеречных Рейдеров. Но ничто не вечно. И ко всему рано или поздно приходит Смерть.

Бледный Король

О становлении Мортариона на Барбарусе я уже рассказывал. Но мы не можем рассчитывать на хоть сколько-нибудь объективный и всесторонний анализ боевого пути легиона, если проигнорируем путь его примарха. Поэтому некоторые вехи мне всё же придётся упомянуть. Впрочем, я не буду повторяться. Потому что даже если раньше уже о чём-то говорил, теперь мы посмотрим на эти факты под другим углом.

Хорошо известно, что Барбарус был отравлен Хаосом чуть больше, чем полностью. Планета тысячи лет находилась под гнётом так называемых Владык – некромантов, заключивших сделку с Нурглом. Владыки правили Барбарусом из горных крепостей, окружённых ядовитыми миазмами, где материальной алхимии было намешано не меньше, чем имматериальной. Они не гнушались разводить гомункулов, лепить всевозможных кадавров и возвращать трупы к жизни, собирая армии чудовищ.

Каждый Владыка контролировал некоторый регион планеты, собирая дань с местного населения. Дань представляла собой не только пищу и ресурсы, но также плоть и кровь. Нередко Владыки забавы ради охотились на своих подданных. Также порой они воевали друг с другом, погружая целые области сначала в пучину бесконтрольного насилия, а потом в океаны колдовского пламени.

Удивительно то, что люди Барбаруса при этом остались не затронуты порчей. Дары Дедушки их не коснулись, среди населения не было культов или вообще хоть какой-то религиозности. Они служили Владыкам вынужденно и с завидной регулярностью поднимали восстания. Думаю, Нургл сделал это намеренно – оградил большую часть населения планеты от своего влияния. Иначе – было бы неинтересно.

Барбарусцы физически не могли противостоять Владыкам. Даже если группе здоровых крепких мужчин удавалось тайно от своих правителей выковать себе более-менее сносное оружие и подготовить засаду, они могли рассчитывать на уничтожение небольшого отряда кадавров. Но на место этого отряда вскоре приходила несметная орда, которая просто стирала непокорное поселение с лица планеты. Причём люди не могли перенести войну на территорию противника, ведь уже в предгорьях человек начинал задыхаться и вскоре умирал. Ядовитые колдовские туманы оберегали Владык даже лучше, чем их монструозные армии.

На одном из предыдущих стримов я подробно рассказывал, что гестационную капсулу с Мортарионом обнаружил Некаре – негласный король Владык, которому принадлежал самый крупный регион планеты. Некаре был кем угодно, но не глупцом. Он понял, что дитя, пришедшее со звёзд, не является обычным человеком.

Владыка вырастил Мортариона как своего сына. Он был жесток и несправедлив, но главное – он всеми силами ограждал приёмыша от мира за пределами горной крепости. Многие годы Мортарион даже не знал, что равнины Барбаруса населены запуганными, но сильными и стойкими людьми, которым всего лишь нужен был тот, кто вернёт им надежду.

Мортарион, не имевший ни малейшего представления о мире вокруг, инстинктивно понимал, что Некаре – не его настоящий отец. Он понимал, что Владыка – плохой, чтобы это тогда не значило для юного примарха. Поэтому, когда представился шанс, будущий Бледный Король сбежал из крепости. А шанс этот выглядел как поджарый юноша, бросивший вызов неизбежному. Это был Калас Тифон, взбунтовавшийся против гнёта Некаре. Тифон сражался с кадаврами, хотя знал, что ему не победить.

Но про Тифона мы поговорим отдельно. Сейчас достаточно сказать, что у него всегда были свои мотивы. Однако, на Барбарусе, пройдя плечом к плечу с Мортарионом непростой путь, Калас искренне считал его своим названным братом.

Он отказался предать Жнеца, когда Владыки предложили ему свои тайные знания, власть и бессмертие.

Он несовершенен. Но Мортарион – мой друг

,

ответил тогда Тифон. Тем не менее, не будем забывать, что этот парень был сыном одного из Владык. Хотя биологический отец вряд ли знал о его существовании.

Мать Тифона заклеймили, как только стало ясно, что она, пусть и не по собственной воле, носит под сердцем дитя некроманта. Её вместе с новорождённым ребёнком изгнали из родного города и они были вынуждены скитаться много лет. Потом Тифон остался один и… Нет уж, эту историю я расскажу в другой раз.

С того момента, как Мортарион со вздохом спрыгнул с зубчатой стены, он полностью посвятил себя неповиновению

.

Бледный Король спас Каласа. Так Тифон (отнюдь не случайно, хотя это было не его решение) положил начало цепи событий, которая очень скоро изменит Барбарус. Он привёл Мортариона к ближайшему городу, но отказался приближаться, ведь люди здесь знали, кем он является.

Примарха местные тоже опасались – тощий бледнолицый гигант вряд ли мог внушить доверие тем, кто с молоком матери впитал простую истину – всё, что отличается от стандартного человека, смертельно опасно. Но Мортарион не желал оставаться в одиночестве, он ощущал глубинное родство с этими людьми, хотя и не понимал, откуда оно проистекает.

И однажды, когда мужчины вышли в поле, примарх вышел вместе с ними. Обычная коса была слишком маленькой и неудобной для него, поэтому он взял лезвие старого механизированного плуга, который давно уже не работал, а местные не знали, как его починить. Изготовив импровизированную косу под собственный рост, Жнец молча встал рядом со смертными. Одним взмахом он срезал столько колосьев, сколько взрослый мужчина мог бы срезать как минимум за десять отточенных движений.

А потом, когда к городу подошёл отряд кадавров, Мортарион сначала спас девочку, которую придавило телегой, а потом выступил навстречу чудовищам. Он вошёл на их территорию, в ядовитые туманы, потому что не хотел подвергать людей опасности.

Тогда примарх впервые использовал сельскохозяйственное орудие – косу – в качестве оружия. Это был вынужденный, но весьма символичный шаг. Бледный Король всю свою жизнь будет противостоять обстоятельствам, играя той колодой, которая ему выпала. Он никогда не будет сокрушаться о своей судьбе, стойко снося любые невзгоды. Он до самого конца откажется признавать, что был обречён в тот день, когда его капсула покинула Императорские Лаборатории на Терре.

Я сделаю это,

сказал себе Жнец, ни секунды не сомневаясь в том, какая цель стоит перед ним в этом мире. Он сумел организовать людей Барбаруса в полноценное сопротивление, а со временем собрал и, что самое важное, снарядил полноценную армию.

Мортарион оказался выдающимся инженером, он сумел возродить древние кузнечные технологии барбарусцев, что позволило в течение короткого времени разработать уникальные образчики вооружения и защитных комплектов. Примарх восстановил мануфатории по всей планете и теперь они снабжали его воинов снаряжением, которого здесь никогда не видели (или, скорее, о котором давно забыли).

Более того – Бледный Король проявил себя одарённым стратегом. Сам инстинктивно владея приёмами рукопашного, клинкового и любого другого боя, он упорно тренировал своих воинов. Сначала лично и тайно. Затем, после первых побед, когда восстания начали вспыхивать по всей планете и люди сами стали приходить к Мортариону, чтобы встать под его длань, он организовал рекрутинговые центры и разработал систему инструкторской подготовки.

Однако Бледный Король понимал, что этого недостаточно. Он сможет разбить орды кадавров и живых мертвецов на равнинах, но его собственные армии остановятся в предгорьях. Ещё в то время, когда он находился подле Некаре, Мортарион постоянно испытывал себя, стремясь подняться в самую высокую башню крепости, где жил его отец. Но даже его сверхчеловеческий организм не мог вынести влияния колдовских ядов. Что до обычных людей, они бы никогда не смогли добраться хотя бы до нижних уровней крепости Владыки.

Поэтому Жнец начал проводить и другие тренировки – его люди на короткое время входили в отравленные земли и тут же возвращались. С течением времени продолжительность тренировок возрастала, воины получали иммунитет к отраве. Разумеется, некоторые гибли и далеко не все добирались до следующего этапа. Так родилась Гвардия Смерти – имя, которое Жнец дал своим самым стойким и выносливым бойцам.

Одновременно примарх разрабатывал всё более совершенные системы фильтрации для доспехов. В конечном итоге это позволило ему за несколько лет уничтожить всех Владык, кроме Некаре. Бледный Король освободил Барбарус, все крепости некромантов были обращены в почерневшие от праведного пламени руины. Все, кроме одной. Фактически Некаре больше не мог угрожать миру напрямую, потому что подступы к его горной крепости охранялись Гвардией Смерти. Воины Жнеца разбили почти все орды некроманта, у него осталось лишь несколько отрядов, которые он держал подле себя.

Но Мортарион и его народ хорошо понимали, что пока Некаре жив, Барбарус не будет по-настоящему свободен. Интересно отметить, что Жнец никогда не претендовал на роль монарха. Он не правил планетой, а лишь планомерно освобождал её от тиранов и их колдовства. Тот факт, что он повысил технологический уровень Барбаруса, стабилизировал его экономику и обеспечил условия для роста численности населения, не являлись для него самоцелью. Всё это стало, скажем так, побочным продуктом его деятельности.

Тем не менее, было бы несправедливо утверждать, что человеческие жизни ничего не значили для Жнеца. Совсем наоборот, ведь всё это он делал ради них. Примарх видел, какие чудовища правили Барбарусом, и если население планеты не могло самостоятельно победить тьму, отравлявшую их мир, Жнец готов был взять это на себя. У него не было амбиций, только цель. Причём Бледный Король никогда не взваливал на свои плечи слишком много, хорошо понимая, что нельзя выиграть войну в одиночку.

Но с Некаре всё обстояло иначе. Некаре был его личным врагом, потому что лгал Мортариону с момента его прибытия в этот мир. Потому что отнимал жизни так, будто это было ничего не значащей мелочью. Потому что искренне наслаждался страданиями других. Потому что – был колдуном.

Учитывая путь, который Бледный Король прошёл, и те ужасы, с которыми он столкнулся в этом проклятом мире, вряд ли мы можем винить его в том, что он возненавидел колдовство всем сердцем. Не заблуждайтесь, Мортарион быстро поймёт разницу между псайканой и магией, однако он лучше многих будет знать, что от одного до другого – всего полшага. И это подтверждает не только история Магнуса, а также не менее показательная история, описанная в «Прологе к Никее» Аннандейла.

Я приду за всеми вами.

Так Мортарион сказал одному из подручных Некаре, когда впервые сразился с отрядом некроманта. И он выполнил своё обещание. Я не сомневаюсь, что рано или поздно примарх достиг бы последней цели – сразил бы приёмного отца.

Он закалял своё тело ядами, разрабатывал всё более совершенные системы физической и химической защиты. Да, процесс шёл медленно, но Жнецу теперь некуда было спешить, ведь фактически он уже спас планету, подарив мир миллионам людей. Они могли больше не опасаться за себя и своих близких. Впервые за тысячи лет население Барбаруса смотрело в завтрашний день без страха.

Но Император, который к тому моменту уже некоторое время наблюдал за Мортарионом с орбиты, решил, что пора действовать. Я акцентирую ваше внимание на том, что он не мог не понимать – Жнец дойдёт до конца, пусть не завтра и не через месяц. Но Повелитель Человечества в своей манере форсировал события и вы хорошо знаете эту историю.

Он бросил Бледному Королю демонстративный вызов и спровоцировал его в очередной раз попробовать свои силы в борьбе с Некаре. Жнец понимал, что не готов, но Император хорошо изучил сына и знал, что бунтарская натура не позволит ему отступить.

Жнец надел свой лучший доспех и двинулся к цитадели последнего Владыки. Но ни его сверхчеловеческая физиология, ни передовые системы фильтрации не могли защитить от колдовства Некаре, который, по видимому, бесконтрольно черпал силу из Садов Нургла. Мортарион понял, что умирает, и в этот миг он винил себя только в одном – что подвёл народ Барбаруса.

И когда Бледный Король замер в шаге от бездны, Дедушка впервые заговорил с ним. Он предложил Мортариону победу в этой и в любой другой войне. Он пообещал абсолютную свободу примарху и его людям. Жнецу нужно было лишь прошептать «Да» и принять метку Нургла. Но он молчал и продолжал бороться с неизбежным. Тот Мортарион никогда не принял бы помощь от зла, которое поклялся искоренить. И конечно, дух бунтарства не позволил бы ему опуститься на колени перед кем-либо.

Затем явился Император и сразил Некаре. Сказать, что Мортарион был сломлен и опустошён, значит ничего не сказать. Я уже не раз подтверждал тезис о том, что Повелитель Человечества был действительно велик во многих аспектах, но при этом оказался никудышным отцом. Позже он разъяснит Мортариону, что хотел преподать ему урок, что не всякого врага можно победить в одиночку, что иногда не стыдно попросить помощи... Жнец не понял мотивов отца, потому что в тех обстоятельствах они звучали как издёвка.

Ведь Бледный Король и так отлично знал, что даже он не может справиться с некоторыми противниками один на один. Именно поэтому на Барбарусе он создал армию. Именно поэтому он подготовил Гвардию Смерти. Мортарион действительно хорошо знал пределы своих сил, уж точно не хуже Императора. Но отец решил, что знает лучше, и его урок вылился в закономерный итог.

Я всегда буду тебя ненавидеть.

Так в тот миг думал Мортарион и едва ли мы можем его винить. Ведь он понимал, что Император обманул его. По условиям договора, если бы Жнецу удалось сразить Некаре, Повелитель Человечества ушёл бы с Барбаруса и никогда больше не вернулся. Если же Мортарион проигрывал бой, он клялся отцу в верности и присоединялся к его крестовому походу. Вот только проигрыш в случае с Некаре означал одно – смерть. Фактически Император нарушил договор своим вмешательством. Да, он не позволил сыну умереть, но это не отменяет факта нарушения условий спора.

Но так как вызов был брошен прилюдно, у Жнеца не оставалось выбора и он склонился перед своим отцом. Понимал ли Император, что произошло? Думаю, не в полной мере. Он не мог не знать, что сломил сына, но, очевидно, не видел в этом большой проблемы. Зато он видел проблему в Барбарусе, который тысячи лет находился под дланью Хаоса.

По этой причине флот Императора не покидал орбиту целый год. По всей видимости, он исследовал планету, прикидывал варианты. Но даже впоследствии о Барбарусе никто не узнал. То есть, разумеется, планету занесли в астрографические атласы, но к ней даже не провели стабильные маршруты.

Барбарус существовал, и только. О нём не говорили, здесь работало минимальное количество локуторов, «просвещавших» население относительно Имперских Истин. Единственный летописец Лакланд Торн был приставлен лично к Мортариону, но тот почти сразу отослал его (очевидно, рассчитанный ход Императора).

В дальнейшем отец позволит Жнецу набирать на Барбарусе рекрутов, потому что люди проклятого мира, как я уже сказал, оказались чисты. Возможно, Император увидел в этом добрый знак, ведь если они выстояли здесь, то смогут справиться и с искушениями Хаоса, что ждут их меж звёзд. Это оказалось правдой, но не в отношении Бледного Короля.

Малкадор уловил проблеск безумия в лице гостя и задумался, стало ли тому хуже. Все генетические детища Великого проекта пострадали, когда их разбросало по галактике, но Мортарион – сильнее остальных. Ангрон получил физические увечья, а разум Кёрза погрузился во тьму, но Мортарион видимо унаследовал оба недуга. Желание Императора держать его некоторое время на Терре, прежде чем отправить в крестовый поход, было продиктовано высшими побуждениями, так же как и все решения, которые Он принимал совместно с Сигиллитом. Это не означало, что решение было верным, как и то, что безумие можно было излечить.

После года, проведённого на орбите Барбаруса, Жнец получит легион, но отправится не на просторы галактики, а на Терру, где ещё целый год будет находиться подле Императора и Регента.

Думаю, Повелитель Человечества продолжал сомневаться в своём Четырнадцатом сыне. Но что конкретно это значит? Он чувствовал, что Мортариона коснулся Нургл? Боялся, что Жнец всё-таки ступит на гибельный путь? Или здесь было что-то ещё? Ведь Император видел, что Бледный Король не приемлет колдовство и даже к санкционированным псайкерам относится с нескрываемым презрением. Будь его воля, он бы всех их истребил…

Завесу тайны приподнимает рассказ «Свет Лампиона» Джеймса Сваллоу, поэтому скажу о нём пару слов.

Яд бездны

Нужно сказать, что Мортарион с самого начала не верил в мечту Императора. Он хотел освободить Барбарус, а не поменять одного тирана на другого. Да, тут можно долго говорить о различиях, но мы должны понимать, в каких условиях рос Жнец. Для него всё выглядело так, что настоящий отец ничем не отличался приёмного – оба лгали, чтобы подчинять. Бледный Король же хотел всего лишь, чтобы его мир оставили в покое. Чтобы его оставили в покое. И да, он считал Барбарус родным миром, даже когда узнал правду о своём происхождении.

Выше я сказал, что Четырнадцатый примарх получил легион ровно через один барбарусский год после смерти Некаре. Фактически всё было немного иначе. Весь этот год Мортарион постепенно интегрировался с Сумеречными Рейдерами. Он узнавал воинов, а они узнали его. Конечно, сначала он отнёсся к терранцам с осторожностью, потому что не проливал с ними кровь за свободу. Со временем это изменилось.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал

Телеграм-канал

Группа ВК