78 лет назад – 21 мая 1942 года – продолжалась Вторая битва за Харьков, одна из крупнейших военных катастроф в нашей истории. Несколько советских армий были окружены и уничтожены в гигантском «котле» на юге Харьковской области. Одной из главных причин этой трагедии считается то обстоятельство, что советские войска не смогли взять город Славянск, как и расположенный в 85 км севернее райцентр Балаклея. Они были вынуждены пройти в узкий «коридор» между этими городами, и ушли далеко на запад, практически до границы Харьковской области с соседними Полтавской и Днепропетровской. Тем временем, противник встречными ударами из Балаклеи и Славянска «захлопнул котёл» у них за спиной.
Ранее я рассказывал о причинах, по которым мы не смогли взять Балаклею. Напомню, главная причина – это отсутствие у нас в то время артиллерии крупных калибров, иначе бы все эти райцентры мы просто снесли, как сносили в 45-м европейские столицы. Но весною 42-го упор делался на штурм немецких позиций «атаками больших масс пехоты», которые раз за разом ложились перед немецкими пулемётами. Танковая поддержка была незначительной, усиление со стороны других родов войск практически отсутствовало.
Славянск в этой истории был даже более значимым, чем Балаклея. Именно в Славянске собиралась и готовилась к удару наиболее мощная немецкая группировка, которая через несколько суток достигла Балаклеи. Можно сравнить Славянскую группировку немцев с «молотом», а Балаклейскую – с наковальней, в которую этот молот впечатался 22-го мая 1942 года.
Как и в случае с Балаклеей, история с безуспешным штурмом Славянска, на самом деле, выходит за рамки «Второй битвы за Харьков», которую традиционно датируют как «с 12 мая по 29 мая» (от начала последнего советского наступления – до гибели наступающих войск в «котле»). Именно «последнего» наступления, потому что ранее были ещё, ещё и ещё: они не прекращались с 1941 года. Так вот, с Балаклеей и Славянском всё было решено ещё зимой, а не в мае 42-го.
Всё началось ещё с Ростовской наступательной операции советских войск (осень 1941-го). История эта очень интересная и незаслуженно забытая. Как известно, немцы вторглись в СССР 22-го июня 1941 года, и всё лето успешно наступали, но к середине осени стали пробуксовывать, достигнув определенных рубежей. На севере – условно говоря, под Ленинградом. В центре – под Москвой. На юге же путь немецких войск оборвался в Ростове-на-Дону, и это сражение остаётся как бы в тени Битвы за Москву, хотя началось раньше и закончилось раньше: под Ростовом советское контрнаступление 2-го декабря уже остановилось, под Москвой 5-го декабря только началось.
А остановилось оно потому, что упёрлось в оборонительный рубеж «Миус-фронт», выстроенный немцами километрах в 70 западнее Ростова по высокому берегу реки Миус (одной из его «жемчужин» была знаменитая Саур-Могила). Прорвать этот рубеж мы не смогли ни в 41-м, ни в 42-м, ни в феврале-марте 1943-го. Саур-Могила взята советскими войсками лишь 31 августа 1943 года.
Но это мы немножко забежали вперёд, а тогда, уже в начале 1942-го, стало ясно, что со стороны Ростова на Донбасс не зайти. Единственный вариант – это обходить Миус-фронт с севера (на юге он упирается в Азовское море в районе Таганрога), по смежной границе Харьковской и Донецкой областей. Оптимально – между Балаклеей и Артёмовском (ныне Бахмут), где у противника было слабое место в обороне, поскольку там проходил стык двух немецких армий (6-й и 17-й).
Так родился план наступательной операции, которую потом назовут «Барвенковско-Лозовская», потому что в результате её удалось овладеть только райцентрами Барвенково и Лозовая. Хотя замысел был куда как более грандиозным. Предполагалось, что войска Южного фронта (под командованием генерала Малиновского) силами 57-й и 37-й армий нанесут главный удар на Павлоград, Днепропетровск, Запорожье, а 12-я армия – вспомогательный удар на Дзержинск (ныне Торецк) через Славянск. В результате войска Южного фронта зайдут в тыл «донбасской» группировке немцев, обороняющейся на Миус-фронте, прижмут её к Азовскому морю и уничтожат. Ещё две армии, 18-я и 56-я, оставались прикрывать ростовское направление, т.е. перед Миус-фронтом, как и стояли с декабря 41-го.
Одновременно переходил в наступление и соседний, Юго-Западный фронт генерала Костенко, силами двух своих армий: 6-я армия наносила удар на Красноград, а 38-я – через Чугуев на Харьков, с целью освободить последний.
Общее руководство данной операцией осуществлял маршал Тимошенко, которому были подчинены оба фронта (Малиновского и Костенко), и в резерве у него находилась 9-я армия генерала Харитонова, которую предполагалось использовать там, где будет достигнут наибольший успех. А в конечном счёте роль 9-й армии Харитонова получилась, к сожалению, наиболее трагической во всей этой истории.
Итак, операция началась 18 января 1942 года. Лучше всего развивалось наступление в полосе 57-й армии Южного фронта, которая стартовала с рубежа Каменка – Студенок, и за 4 дня прорвала полосу обороны противника, продвинувшись на 23 километра. К вечеру 21 января, 57-я армия вышла на линию: Великая Камышеваха – Базалеевка – Морозовка – Маяки – Райгородок. Эта линия проходит к северу от Славянска: так, Великая Камышеваха лежит в 55 км северо-западнее Славянска, а Райгородок – в 10 километрах северо-восточнее Славянска.
Медленнее развивалось наступление в полосе 37-й армии. Ей удалось нанести серьезное поражение 295-й и 76-й немецким пехотным дивизиям и сковать резервы противника в районе Краматорска, однако особого продвижения она не имела.
12-я армия, имея незначительный боевой состав, наступала на вспомогательном направлении, южнее 37-й армии. В период с 18 по 21 января она безуспешно пыталась прорвать сильную оборону противника и развить наступление в направлении на Дзержинск (ныне Торецк). Ей удалось добиться лишь небольших успехов, сковать противостоящие соединения противника, а также его ближайшие резервы, расположенные в районах Горловки и Орджоникидзе.
Таким образом, к вечеру 21 января только на участке 57-й армии были созданы условия для ввода в прорыв мобильных соединений: 1-го и 5-го кавалерийских корпусов. 5-й кавкорпус генерала Гречко (того самого, будущего министра обороны СССР при Брежневе) в составе 34, 60 и 79-й кавалерийских дивизий и 132-й танковой бригады, получил задачу с утра 22 января войти в прорыв в общем направлении на Малую Камышеваху и Барвенково, овладеть ими и прорваться в глубокий тыл противника, противостоявшего южным соседям, т.е. 37-й и 12-й армиям. 1-й кавкорпус генерал-майора Ф.А. Пархоменко в составе 35, 36 и 68-й кавалерийских дивизий и 15-й танковой бригады должен был войти в прорыв в общем направлении на Долгенькое, Василевку и далее, на юго-восток, для удара во фланг «славянской» группировки немецких войск.
К моменту ввода в прорыв кавалерийских корпусов, три правофланговые дивизии 57-й армии (341, 351 и 255-я), что наступали на стыке с 6-й армией в центре будущего «котла», выбили противника с занимаемых рубежей и продолжили наступление. На всем остальном участке фронта, соединения 57-й армии встретили ожесточенное сопротивление противника, прочно закрепившегося на позициях Славянского укрепленного района. Линия фронта, достигавшая в исходном положении 58 км, увеличилась почти вдвое. Все дивизии армии были введены в сражение, резервов не оставалось.
Уже в этот момент было совершенно очевидно, что немецкое командование намеренно ослабило данный конкретный участок, заманивая нас в окружение, и при этом оказывая твёрдое сопротивление на краях «котла». Без взаимной координации таких действий со участием предателей в высшем советском руководстве, это было бы невозможно. Мы сами втягивались в распахнутый «котёл», как бы случайно поставив свою самую сильную группировку именно там, где у противника оказались наименее устойчивые подразделения.
Войдя в прорыв 22 января, соединения 5-го кавалерийского корпуса генерала Гречко уже во второй половине дня вышли на ближние подступы к Барвенково – это райцентр в 45 километрах западнее Славянска, по имени которого потом и назовут «котёл»: Барвенковский.
Кровопролитные бои на улицах этого населенного пункта продолжались до конца дня 23 января.
Поздно вечером штаб Южного фронта получил донесение от генерала Гречко: «…В итоге двухдневных боев корпус во взаимодействии со стрелковыми и танковыми частями к исходу 23 января овладел важным узлом сопротивления, неприятельской тыловой базой армейского значения, узлом шоссейных и железных дорог г. Барвенково». Салютов в Москве при взятии городов тогда ещё не давали (первый прозвучал лишь 5 августа 1943 года за Орёл и Белгород, второй был за Харьков кстати).
Однако радость от взятия Барвенково слегка омрачалась, как сказал бы классик, наличием неподавленного очага сопротивления противника в районе Славянска. Находясь на смежных флангах 57-й и 37-й армий, он ограничивал возможности перерастания тактического успеха в оперативный. Вопрос о ликвидации этого очага встал еще и потому, что, находясь на фланге дивизий 57-й армии, он создавал угрозу их коммуникациям и связывал левофланговые дивизии этой армии и дивизии правого фланга 37-й армии.
Принимая все это во внимание, маршал Тимошенко наконец принял решение (поистине, роковое) по поводу использования 9-й армии генерала Харитонова, находившейся в резерве. Утром 24 января эта армия была передана в подчинение Южного фронта. Командовавшему этим фронтом генералу Малиновскому было приказано: усилить «девятку» двумя стрелковыми дивизиями, танковой бригадой и артиллерийскими частями, и поставить перед Славянском, в стык 37-й и 57-й армий.
Как мы помним, перед началом операции Харитонову сказали, что его армия будет введена в сражение там, где обозначится наибольший успех, и он готовил армию именно к этому. Но теперь последовало распоряжение – захватить неприступный Славянск, который 37-я армия штурмовала уже шестые сутки.
Этот город лежит на возвышенности, склоны которой покрыты лесом, и словно бы самой природой подготовлен к длительной обороне. Современному читателю даже не нужно ничего объяснять: достаточно напомнить, как некто Игорь Иванович Стрелков с группой реконструкторов и с криками «За поребрик!», в 2014 году несколько месяцев успешно удерживал этот город в противостоянии с регулярной европейской армией, усиленной бронетехникой и авиацией – чего не было у нас в 42-м, когда город удерживала другая европейская армия.
Генерал Харитонов понимал, что без тяжёлой артиллерии здесь делать нечего. Но её не было – по причинам, которые я излагал в предыдущих публикациях. Оставалось действовать хитростью. Вызвав командира 51-й стрелковой дивизии генерал-майора Ф.Г. Филиппова, командующий 9 армией Харитонов поставил ему задачу создать из добровольцев сводный отряд и ночью по узкой лесной лощине, покрытой глубоким снегом, просочиться в Славянск.
С рассветом группа бойцов вышла на окраину Славянска и, с ходу уничтожив боевое охранение противника, заняла несколько домов. Однако вовремя нарастить успех не удалось. Исчез фактор внезапности. Все пришлось начинать сначала.
Прорыв проходил тяжело и по многим другим причинам. Прежде всего – поспешная его организация, слабое огневое подавление противника. Оказывали влияние и сложные условия местности. Лёгкие танки «Т-60» с большим трудом преодолевали глубокий снежный покров, часто останавливались и быстро выходили из строя. Из-за разбушевавшейся метели задерживался подвоз боеприпасов и горючего. Авиация также не смогла оказать эффективной поддержки наземным войскам.
Продвинувшись на глубину 5–7 км и овладев пригородами Славянска, соединения 9-й армии вынуждены были отражать контрудар подошедшей из Донецка 100-й пехотной дивизии противника, усиленной танками. Бои приняли затяжной характер. 31-го января 1942 года генерал Харитонов получил приказ прекратить атаки на Славянск и закрепиться на достигнутом рубеже.
А тем временем остальные армии продолжали втягиваться в «котёл»! Одна из дивизий 57-й армии – 270-я под командованием полковника З.Ю. Кутлина (к маю он станет генералом и погибнет в «котле» вместе со своей дивизией) с утра 26 января начала штурмовать райцентр Лозовую – крупный железнодорожный узел, в 100 километрах западнее Славянска. Окруженный немецкий гарнизон Лозовой (298-я и 68-я пехотные дивизии) ожесточенно сопротивлялся, но к 7 часам утра 27-го января Лозовая, а также Панютино, Екатериновка, и их окрестности были полностью очищены от противника.
Успешно действовал 5-й кавалерийский корпус генерала Гречко. Достигнув к исходу 28 января рубежа Сергеевки, он «навис» над жизненно важными для немецких войск железнодорожными линиями Покровск – Павлоград и Покровск – Чаплино (в те годы Покровск назывался Красноармейск). Однако остальные соединения, которые должны были взаимодействовать с 5-м кавкорпусом, в эти дни не добились успеха, несмотря на приложенные усилия в наступлении.
31-го января 1942 года операция, получившая название Барвенково-Лозовской, была остановлена. На совещании, состоявшемся в первых числах февраля, ее итоги подвел маршал Тимошенко. Отметив достигнутые успехи, он остановился на просчётах, из-за чего план операции не был выполнен в полном объеме.
Один из главных просчетов был допущен, по словам маршала Тимошенко, в отношении ввода в сражение 9-й армии. Ее, вероятно, нужно было использовать в полосе 57-й армии для развития наступления и достижения решительного успеха, а не на стыке 57-й и 37-й армий перед Славянском ...
На этом, собственно, борьба за Славянск закончилась. Которая, на самом деле, была не за Славянск, а нечто большее. В результате вот этого успешного январского наступления, две наши армии оказались «зажаты» между Славянском и Балаклеей, и было очевидно: их отсечение и уничтожение противником – это лишь вопрос ближайшего будущего.
Это был пример ситуации, когда любой дальнейший ход приводил к ухудшению положения советских войск, а именно – двух армий (6-й и 57-й, оказавшихся в Барвенковском «котле»). Самое лучшее было бы – взять Славянск и Балаклею, в зародыше устранив угрозу окружения вследствие удара из этих городов.
Если же принять, что овладение этими городами в данных условиях невозможно, то какие ещё могли быть варианты? Элементарное решение, часто применяемое на практике: отвести войска обратно на восток, сдать Лозовую и Барвенково, выпрямить линию фронта, потерять территорию ради сохранения своих войск. Но ряд авторитетных авторов по данной тематике утверждают, что это была бы плохая идея: противник, обнаружив начавшийся отход наших войск, тут же начал бы преследование и удары вдогонку, нанеся отходящим войскам чувствительные потери. Хотя вряд ли они были больше, чем те, что потом получились в реальности, когда во второй половине мая войска попытались уже не просто отходить на восток, а прорываться с боями из окружения.
Поэтому единственным компромиссом было бы в той ситуации: укреплять наши позиции между Славянском и Балаклеей, особенно эту 9-ю армию генерала Харитонова, чтобы парировать возможный прорыв противника из Славянска в Балаклею через её боевые порядки.
Однако этого не было сделано, и более того: по инициативе генерала Харитонова, 9-я армия напрочь забыла о построении обороны, а проводила частную наступательную операцию по овладению селом Маяки, где размещался мощный опорный пункт противника. Оно расположено на правом берегу реки Северский Донец, в 6 км от автодороги Харьков — Ростов-на-Дону и в 15 км от Славянска, на высоком холме – отсюда и его название: в старину здесь зажигали сигнальный костёр (маяк).
Как мы знаем, наступление советских войск в рамках Второй битвы за Харьков началось 12-го мая. Но несколькими днями раньше, 7 мая, 9-я армия генерала Харитонова с разрешения штаба Южного фронта, приступила к частной наступательной операции по овладению селом Маяки. Генерал Харитонов привлек к нему две стрелковые дивизии и танковую бригаду.
Ставка делалась на внезапность, но достичь ее не удалось. Необходимо было форсировать Северский Донец, и эта задача оказалась сложнее, чем предполагал Харитонов. Тогда он решил овладеть Маяками в ночное время.
В ночь на 10 мая специально подготовленные в каждом стрелковом полку отряды без артиллерийской подготовки, выслав вперед разведку, начали форсирование. Наметился первый успех – подразделения захватили небольшие плацдармы. С рассветом завязался огневой бой.
По приказу Харитонова два артиллерийских полка поддержали огнем передовые подразделения. В воздух поднялась армейская авиация. Под ее прикрытием на западный берег переправились главные силы пехоты. Они с боем продвигались к лесничеству, где противник располагал хорошо подготовленной в инженерном отношении системой сооружений, траншей, ходов сообщения и огневых точек.
На следующий день переправился 5-й кавалерийский корпус генерала Гречко, приданный Харитонову на усиление из резерва фронта. Он попытался обойти Маяки по лесным дорогам с севера, чтобы совместно со стрелковыми частями атаковать этот узел обороны. Но противник упорно сопротивлялся, и бои приняли затяжной характер.
В своих мемуарах, один з руководителей Второй битвы за Харьков, Никита Хрущёв вспоминал: «… Мы понимали, что проведению такой операции грозит опасность, так как противник имеет, с одной стороны, довольно глубокие на нашем фланге вклинения, достаточно беспокоящие, потому что могут быть использованы для ударов во фланг нашим наступающим войскам. С другой стороны, имелась вражеская группировка, которая находилась в селах у Славянска. Немцы очень упорно держались за эти пункты. Нами тут предпринимались неоднократные усилия освободить центр узла обороны – село Маяки или же прощупать противника, но все попытки оканчивались безрезультатно: мы теряли войска, но не могли продвинуться и ликвидировать немецкие укрепления. Там какая-то речонка впадала в Северский Донец, на южном ее берегу имелся выступ, где сосредоточились силы противника. Мы опасались этого участка… Явная неопытность наших командующих сказалась и в том, что, хотя мы не могли взять этот вражеский плацдарм, было все же решено начать наступление, пренебрегая возможностью флангового удара противника. Мы считали, что, когда ударим на запад и окружим Харьков, данный участок просто потеряет свое значение и падет сам собою в результате продвижения наших войск на главном направлении. Как потом показала жизнь, это оказалось роковой недооценкой значения вражеского плацдарма».
Итак, с 7 по 15 мая, 9-я армия генерала Харитонова, на которую формально была возложена задача прочно прикрыть от ударов противника с юга самое опасное направление для наступавших на Харьков войск, проводила частную операцию по овладению районом Маяков.
Для этого были привлечены почти все силы, включенные в резерва этой армии – стрелковая дивизия, две танковые бригады. Втянутыми в сражение за Маяки оказались и основные силы 5-го кавалерийского корпуса Гречко, составлявшего уже резерв Южного фронта (две кавалерийские дивизии, одна танковая бригада), то есть те соединения, которые предназначались для парирования возможного прорыва противником обороны 9-й армии на барвенковском направлении.
Начальник штаба Юго-Западного направления, генерал Баграмян в своих мемуарах утверждает, что он первый понял опасные последствия действий в направлении на Маяки, доложил об этом Тимошенко и Хрущёву, и просил их отдать распоряжение Харитонову о прекращении операции, возвращении всех войск резерва Южного фронта в район Барвенково. Однако, Тимошенко и Хрущев решили, что, поскольку операция уже ведется и, по всей вероятности, притягивает к району действий оперативные резервы противника, вряд ли целесообразно ее прекращать, тем более что, судя по донесениям командования и штаба Южного фронта, они не видели признаков угрозы со стороны противника на барвенковском направлении. Баграмяну было предложено выяснить, каково истинное положение дел в районе Маяков и также ближайшие планы командования и штаба Южного фронта.
Заместитель Баграмяна генерал-майор Л.В. Ветошников связался по прямому проводу с начальником штаба Южного фронта Алексеем Антоновым, чтобы выяснить сложившуюся в районе Маяков обстановку.
Это тот самый генерал Антонов, что потом будет начальником Оперативного управления Генерального штаба СССР, о котором Википедия говорит так:
«… Прославился как талантливый штабной офицер. Участвовал в разработке практически всех значимых операций советских войск в Великой Отечественной войне с декабря 1942 года …».
После указанной даты, т.е. с 1943 года, когда вы читаете что-то вроде «Генеральный штаб разработал … доложил Сталину то-то и то-то», всегда имеется в виду что это Антонов и Сталин всю ночь сидели вдвоём в прокуренном кабинете и рисовали стрелки на карте. Формально начальником Генштаба был маршал Василевский, но он гораздо больше времени проводил в командировках (скажем, в ходе Курской Битвы он был возле генерала Ватутина на Воронежском фронте, там же кстати и с Прохоровкой намудрил – тоже он), тогда как его заместитель Антонов всё время сидел в Москве, и минимум полдня – уже в кабинете Сталина. А в 45-м, когда убили Черняховского и на его место поставили Василевского, то Антонов стал начальником Генштаба уже официально.
В остальном, Антонов – дворянин, его отец и дед были офицерами Русской Императорской армии (в России только дворянин мог быть офицером). Но отец был ещё и обижен на «старую» власть: он пытался пойти на повышение и поступить в Академию Генерального штаба, его готовы были взять – но с условием: его жена, т.е. мать нашего будущего генерала Антонова, полячка-католичка, должна перейти в православную веру. Семья Антоновых это условие не приняла, поэтому карьерный рост его остановился на звании «капитан». Сына своего Алексея он воспитал соответственно, тот закончил Павловское военное училище (это тот Павловск, что под Ленинградом, типа Царского Села и Петергофа, но совершенно не такой, неповторимый и изумительный – мне жаль туристов, что пропустили это место). Потом Алексей служил в Лейб-Гвардии (это что-то вроде нашей версии немецкого «Лейбштандарт АГ СС»), ну а там революция и переход на сторону «красных». И вот – Маяки, как ступенька на пути в Генштаб СССР.
Итак, генерал Антонов ответил Ветошникову, что из-за возрастающего сопротивления противника 9-я армия не достигла успеха под Маяками, но решение продолжать наступление на Маяки не отменено, так как командование Южного фронта считает этот населенный пункт очень важным объектом, а решение овладеть им является в сложившейся обстановке целесообразным. Ослабление же резервов в районе Барвенково произведено с разрешения командующего войсками фронта генерала Малиновского.
Далее генерал Ветошников сообщил Антонову: «…Товарищ Баграмян просил передать Вам его мнение, что, не будут ли являться действия у Маяков лишь истощением своих сил, учитывая в то же время в перспективе возможную активизацию противника. Товарища Баграмяна сейчас особенно беспокоит возможный контрудар противника на барвенковском и славянском направлениях. А отсюда, не целесообразнее ли будет лучше сохранить свои силы и подготовиться для отражения этого возможного контрудара. Каково ваше мнение по этому вопросу?»
Антонов ответил: «Я считаю, что если в течение сегодняшнего дня и ночи удастся овладеть районом лесничества, то это даст нам возможность выйти из леса на высоты южнее Маяков и отрезать их от Славянска, что в дальнейшем позволит полностью ликвидировать гарнизон, находящийся в Маяках, для нас это было бы очень важно. Если дело с лесничеством быстро разрешить не удастся, то придется все это предприятие прекратить. Таким образом, решение этого вопроса прошу отложить до завтрашнего утра».
15-го мая Антонов доложил, что боевые действия в течение второй половины дня 14 мая и ночи на 15 мая положительных результатов не дали. Сломить сопротивление противника в Маяках не удалось. В то же время, по его мнению, перед фронтом 9-й армии противник особой активности не проявляет. Он проинформировал также, что для усиления района Барвенково 34-я кавалерийская дивизия 5-го кавалерийского корпуса ночью выведена в район Никополь – Васильевка – Григоровка».
Помимо больших потерь в личном составе, наступление на Маяки «съело» и львиную долю бронетехники, закрепленной за 9-й армией. При штате танковой бригады в 44 машины, всего лишь 8 танков остались в строю у 15-й танковой бригады, которая несколько дней вела бои на подступах к селу Маяки. Более укомплектованной (хотя тоже имевшей потери в людях и технике в боях за те же Маяки) была 121-я бригада, располагавшая 34 танками, из них – три тяжелых КВ и 8 «тридцатьчетверок».
Когда же наконец нашей разведкой было отмечено передвижение частей противника перед фронтом 9-й армии в восточном направлении, генерал Антонов сразу же сделал телеграфный запрос в 9-ю армию о положении в районе Маяков и о том, как ведет себя противник перед армией. Ему доложили, что «попытка усиленного стрелкового батальона, выделенного от 51-й дивизии, овладеть лесничеством не удалась – препятствует сильный заградительный огонь минометов противника. Только на опушке леса у лесничества немцы выпустили до трех тысяч мин. Из-за плохих условий наблюдения обнаружить вражеские огневые позиции и подавить их никак не получается. Утром 17 мая, используя все виды разведки, намечено выявить-таки места минометных батарей, подавить их и снова атаковать лесничество…».
Но утром 17-го мая противник нанёс сокрушительный удар из Славянска на Балаклею, и уже наша 9-я армия в районе Маяков держалась не менее стойко, чем ранее немцы. Вот что пишет историк П. Карель о боях одного из немецких пехотных подразделений, действовавшего 17 мая в районе села Маяки: «…Рота лейтенанта Тойбера из 466-го пехотного полка атаковала русские позиции на опушке леса. Над головами солдат ревели моторы пикировщиков, обрушивших бомбы на выявленные опорные пункты, блиндажи и огневые позиции. Между боевыми порядками взводов двигались самоходные зенитные установки, заменившие недостающие танки. Прямой наводкой они расстреливали советские очаги сопротивления…
Первая хорошо оборудованная позиция русских была разрушена бомбами и снарядами. Но, несмотря на это, уцелевший после артподготовки противник оказал ожесточенное сопротивление. Батальон русских, на позиции которого ворвался наш 466-й пехотный полк, сражался до последнего человека. 450 мертвых русских – яркое свидетельство ожесточенности борьбы. Очень медленно пробивался полк сквозь густой кустарник, минные поля, лесные завалы… Русские вели огонь из пулеметов, карабинов, ружейных гранатометов. Рота не могла продвинуться ни на шаг вперед. Тойбер через офицера-корректировщика вызвал артиллерийский огонь, но русская артиллерия в свою очередь поставила заградительный огонь.
Наконец, солдаты ворвались в русские окопы. В этот момент их накрыл артиллерийский налет, и, не имея возможности поднять головы, на дне окопов распластались рядом – и немцы, и русские… Преодолев окопы, немцы в тылу захватили русскую полевую кухню с уже приготовленным завтраком, задержались около нее, и тут над ними на малой высоте сделал вираж русский двукрылый самолет, открыл огонь из бортового пулемета. Ответным огнем «ночная машина» (легкий учебный самолет «У-2») была подбита и приземлилась в двухстах метрах от расположения роты.
Первый взвод бросился к самолету, но экипаж отстреливался из пулемета. Когда у него кончились патроны, летчик и его спутник выбрались из машины. На окрик «Руки вверх!» оба выхватили пистолеты. «Ложись!» – крикнул командир взвода. Но оба летчика уже не помышляли об обороне, а лишь о том, чтобы не попасть в плен. Они застрелились. Вторым из погибших оказалась девушка со знаками различия младшего лейтенанта …».
Несмотря на массовый героизм советских солдат и офицеров (памятник которым сейчас стоит в центре Маяков над братской могилой, см. фото, и ещё один в 1 км на север от села Маяки в сторону Святогорска, по правой стороне дороги), силы уже были слишком неравны, и сдержать немецкий удар, родившийся в районе Славянска, 9-й армии генерала Харитонова не удалось. Был разыгран самый худший из возможных сценариев – окружение и уничтожение крупной группировки советских войск, оказавшейся в Барвенковском «котле».
Интерактивная карта боевых действий:
https://yandex.ua/maps/?um=constructor:8d48282918934133e9fa10e3db5539905d914fce3f7777a6de9271bbabb9ab82&source=constructorLink
