Купцы

Фото: А. Баталов в роли Федора Протасова в экранизации «Живого трупа» 1969 года

Удивительно, но этот литературный сюжет основан на реальных исторических событиях. Речь идет о бракоразводном деле супругов Николая и Екатерины Гиммер.

Они вступили в брак в 1881 году. Однако вскоре после рождения сына семейная жизнь разладилась. Муж пристрастился к алкоголю и стал пропадать в кабаках и московских городских ночлежках. Через пару лет они расстались, но узы брака продолжали их формально связывать и напоминать друг о друге. Имея за плечами акушерские курсы, в начале 1890-х годов Екатерина переехала в подмосковное Щелково и устроилась акушеркой в больницу при текстильной мануфактуре товарищества Рабенек. Там она встретила Степана Чистова, в скором времени владелец мыловаренного производства, и по-настоящему влюбилась. Официальному же оформлению отношений мешал первый брак.

Фото: Степан Чистов слева

Стоит сказать, что делами гражданского состояния тогда ведала церковь. Регистрацией рождения и смерти, брака и развода занимались церковные учреждения. Для оформления развода законодательство того времени требовало получить санкцию духовной консистории – органа управления епархией Русской православной церкви. Основанием для получения такого разрешения служили сугубо исключительные обстоятельства: прелюбодеяние, добрачная неспособность супруга к совместной жизни, лишения супруга всех прав состояния или безвестное отсутствие супруга более 5 лет. Даже при таких обстоятельствах высокая санкция может быть не предоставлена: семейные ценности, пусть от них осталась только видимость, тщательно охранялись церковной властью.

Фото: Московская духовная консистория

Екатерина в ночлежке разыскала законного мужа и убедила его дать согласие на развод и признаться в прелюбодеянии. Но в лице духовных иерархов московской консистории это не получило поддержки – в разводе было отказано. Тогда Екатерина придумала историю с инсценировкой самоубийства мужа. 24 декабря 1895 года она получила от мужа Николая заранее подготовленное письмо следующего содержания: «Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня не будет в живых, решил утопиться. Дело наше о разводе можете прекратить. Вы теперь и так свободны, а мне туда и дорога; не хочется, а делать нечего. Тело мое, конечно, не найдут, а весной его никто не узнает, так и сгину, значит, с земли. Будьте счастливы. Николай Гимер».

С этим письмом Екатерина явилась в полицейскую часть, где ей сообщили, что накануне на льду Москвы-реки напротив Кремля у проруби обнаружили верхнюю одежду и документы мужа. Уже через три дня 27 декабря ей представили на опознание труп мужчины, выловленный в реке (утопления в то время не были новостью). Невзирая на то, что на трупе был надет мундир инженера путей сообщений, в нем она спешно опознала «мужа» и по прошествии менее месяца после похорон вступила в долгожданный новый брак.

Фото: Полыньи на Москве-реке близ Кремля

Тем временем «живой труп» Николай Гиммер был отправлен в Санкт-Петербург с уговором молчать и с содержанием 5 рублей в месяц. При оформлении прописки в местной полицейской части заинтересовались причиной отсутствия у него паспорта (по одной из версий паспорт остался в деле о разводе в московской консистории). На приеме в полицейской части, будучи сильно пьяным, Николай рассказывает всю историю от начала до конца (по неподтвержденным данным перед этим он получил письмо от Екатерины о прекращении ежемесячного содержания). Так рождается обвинение супругов Гиммер в двоебрачии.

Согласно статье 1554 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных «[к]то из лиц христианской веры, состоящих в брачном союзе, вступит в новый брак при существовании прежнего, тот подвергается за сие лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ ссылке на житье в Сибирь или отдаче в исправительные арестантские роты…». В декабре 1897 года по итогам судебного разбирательства супруги Гиммер были признаны виновными в содеянном преступлении и пособничестве в его совершении. Их развод отменен, супруги были лишены всех особенных прав и направлены на поселение в Енисейскую губернию.

Кассационная инстанция на уровне правительствующего Сената оставила решение в силе, однако пять сенаторов не согласились с вердиктом и написали особое мнение. Среди них был А.Ф. Кони, который в последующем проявил живое участие в работе по изменению приговора. По его ходатайству министр юстиции получил личное разрешение императора Николая II на смягчение наказания. Лишение особенных прав и ссылка в Сибирь заменялись на один год тюрьмы, который уже в большей части был отбыт в рамках предварительного заключения.

Фото: А.Ф. Кони

Эта история имела широкий резонанс в прессе того времени. Поэтому не стал неожиданностью тот факт, что Л.Н. Толстой заинтересовался этим необычным сюжетом и приступил к созданию пьесы. Кроме того, писатель был косвенным образом связан с семейством Гиммер. Л.Н. Толстой лично знал мать Екатерины Гиммер – Елизавету Антоновну, которая время от времени бывала в его московском доме и писала письма, спрашивая его мнение о ситуациях, возникавших в жизни дочери еще до событий развода с мужем. С целью материально поддержать, писатель отдавал Екатерине в чистовую переписку наброски и рукописи своих произведений.

Фото: Л.Н. Толстой

К ноябрю 1900 года Лев Николаевич завершил черновой вариант «Живого трупа». Новость об этом снова всколыхнула в обществе воспоминания о трагичной истории. В это время в московском городском доме писателя в Хамовниках появился студент первой Московской гимназии, в будущем известный революционер-меньшевик, единственный сын Николая и Екатерины Гиммер – Николай Гиммер младший. Он слезно просил автора пьесы не публиковать ее, дабы не вызывать страдания его матушки и не провоцировать к травле его одноклассников. Толстой обещал, что пока жив, пьесу он в публикацию не отдаст.

Фото: Николай Симонов в роли Федора Протасова в экранизации «Живого трупа» 1952 года

Действительно, «Живой труп» появилась на сценах театров только после смерти автора. Первая постановка пьесы состоялась 23 сентября 1911 года в Московском художественном театре. С этого момента началась самостоятельная жизнь произведения. Она неоднократно ставилась на сценах многих театров и выступала сюжетной основой для киносъемок. Главные роли в ней в разное время играли замечательные актеры: Федора Протасова – Иван Москвин, Всеволод Пудовкин, Николай Симонов, Алексей Баталов, Леонид Марков; Елизавету Протасову – Вера Холодная, Алла Демидова, Ольга Остроумова. Да и сейчас пьеса не сходит с подмостков театров и пользуется заслуженным успехом, во многом благодаря удивительной истории из реальной жизни. Это пример того, что реальные события ни по эмоциям, ни по накалу сюжетной линии ничуть не уступают литературному образу, мастерски созданному великим писателем.

Больше см. в группе Вконтакте История и Право.

Фото: Перевалка чая в пункте Кяхта (современная Бурятия)

С изданием императором Александром I указа от 31 декабря 1821 года о разрешении продажи чая в трактирах и ресторанах в стране начался бурный рост чайного потребления. Это привело к увеличивающимся темпам импорта чая, измеряемым в тысячах пудов. К примеру, в 50-е годы XIX века в страну поступило более 370 тысяч пудов чая, в следующее десятилетие – уже в два раза больше, а еще через 10 лет – импорт снова удвоился, составив 1 480 тысяч пудов.

Фото: Склад чая на Кяхтинском гостином дворе

На чайном деле купцы зарабатывали состояния. Среди них выделялся торговый дом «Братья К. и С. Поповы». Братья Константин и Семен Поповы с начала 1840-х нарабатывали репутацию ответственных продавцов чайного напитка. За непререкаемый авторитет и качество товара в 1898 году торговое предприятие братьев Поповых получило звание поставщика Двора Его Императорского Величества. Однако авторитет приходилось завоевывать в острой борьбе с деятельными и порою недобросовестными конкурентами.

Этикеты чаев торгового дома Поповых заметно выделялись характерными заглавными буквами «К» и «С» и конкуренты этим пользовались. Одни регистрировали предприятие на некого К.С. Попова, другие обыгрывали инициалы описанием с более мелкими буквами «контора и склад» или «купец и сортировщик» – все для того, чтобы подменить в глазах покупателей чай знаменитой марки на свой товар.

Фото: Этикет чая торгового дома Поповых

Этими методами активно пользовались купцы братья Александр и Иван Поповы. В 1880 году по заявлению «настоящих» Поповых проведено следствие о подделке этикетов. Однако дело было закрыто ввиду неполного тождества оригинальных этикетов и этикетов, использовавшихся лже-Поповыми. Ярлычков с крупными буквами «К» и «С» и крохотным описанием «Контора и Склад» оказалось недостаточно для завершения дела и назначения наказания.

В 1883 году братья К. и С. Поповы преобразовали торговый дом в товарищество и сообразно этому изменился рисунок этикетов. Как только товар обрел новые ярлыки, похожий рисунок стали использовать те же купцы Александр и Иван Поповы. В качестве наименования продавца они указывали «Торговый дом братья Поповы в Москве», который в действительности так и не был учрежден. По итогам рассмотрения этого вопроса Александр и Иван Поповы получили штраф в размере 200 рублей каждому. Учитывая громадные прибыли от торговли чаем, эти штрафы не являлись сдерживающим фактором на пути дальнейшего использования чужого торгового обозначения.

Стоит отметить, что чайная торговля в то время страдала не столько из-за недобросовестного поведения конкурентов, а в большей степени из-за достигшей колоссальных масштабов подделки чайного сырья. Продавцы шли на различные ухищрения, чтобы за счет меньшего использования сырья получить большую отдачу. Самым «безобидным» способом увеличения прибыли являлось использование так называемого «кирпичного» чая – спрессованных брикетов из продуктов переработки и сортировки чая: стеблей, веточек, отходов чайного листа. Такой чай был более доступен и позволял предложить продукт более широкому кругу покупателей.

Фото: «Кирпичный» чай

Использованием «кирпичного» чая не ограничивались уловки продавцов. В чайное сырье подмешивали различные растительные добавки. Широко практиковавшееся внесение в чай разного рода примесей наносило значительный ущерб казне. Государство недополучало таможенных сборов при ввозе натурального чая. Указами от 1816, 1819 и 1833 годов вводились запреты продавать заменители чая под видом китайского. В случае обнаружения примесей в китайском чае продавцам грозили штраф и изъятие товара, а в случае неоднократности – лишение всех прав состояния и отправка в арестантские роты на срок до 5 лет. Кроме того, случаи подделки подлежали опубликованию в столичных газетах, что, по мнению правительства, также должно было служить действенным стимулом вести честную торговлю.

Фото: Кипрей (иван-чай)

Самым популярным средством подмены был кипрей, или иван-чай. Его еще называли копорским чаем, хотя наряду с кипреем в копорский чай могли добавлять и листья других растений: медуницы, березы, рябины. Такое название вызвано тем, что в промышленных масштабах заготовкой этого чайного суррогата стали заниматься в Петербуржской губернии и в частности в Копорье. Его собирали, ферментировали, сушили и затем активно использовали при добавлении в более дорогой китайский чай либо вообще выдавали его за настоящий.

Фото: Копорский чай

Ввиду активных действий властей по борьбе с подделкой китайского чая продавцы стали более осторожными. Собранный и высушенный кипрей крестьяне тайно продавали перекупщикам. Передача товара происходила через третьих лиц и маскировалась, к примеру, как передача травы для аптеки. Полученный товар перекупщик передавал в условленном месте продавцу, а тот после смешения с натуральным чаем реализовывал смесь покупателям.

Подмена китайского чая отечественным аналогом была главной особенностью чайной торговли в то время, но не единственной. Продавцами широко практиковалось повторное применение использованной заварки – спитого чая. Как писал исследователь конца XIX века А.П. Субботин в книге «Чай и чайная торговля в России и других государствах. Производство, потребление и распределение чая»: «Центр производства спитого чая, конечно, в Москве. Здесь оно сосредоточено в Рогожской части, преимущественно около Таганки, отчего и самый чай прозван «рогожским»».

Фото: Спитой чай

Спитой чай собирался с трактиров, харчевен и других заведений и поступал на специальные предприятия, где ему придавали товарный вид. Там заварку сушили, опрыскивали дубильными веществами, подкрашивали купоросом, графитом или сажей. После такой обработки рогожский чай снова пускали в продажу, подмешивая в партию хорошего чая.

Именно продажу подделанного чая и вменили в вину лже-Поповым. Существует даже версия, что активную роль в их разоблачении сыграли настоящие Поповы, профинансировавшие раскрытие случаев подделки чая на предприятиях недобросовестных конкурентов. В обвинительном акте по делу следующим образом говорилось о раскрытии мошенничества:

«В начале января 1886 года почетный гражданин Леонид Филиппов и крестьянин Гавриил Одинцов заявили московскому обер-полицмейстеру, что в чайном складе братьев А. и И. Поповых, где они находились на службе, постоянно подмешивается в настоящий чай так называемый рогожский чай, и в подтверждение своего заявления сослались, что в складе имеется в данное время три бочки такого рогожского чая весом по 30 пудов в каждой бочке. Вследствие сего 8-го января чинами московской сыскной полиции в помещении чайного склада торгового дома "А. и И. Поповы" был произведен внезапный обыск, причем были найдены: в холодной кладовой — три ящика, зашитые в рогожу и обвязанные веревками, весом 25 пудов, и две бочки приблизительно 40-ведерной емкости, упакованные таким же образом, весом 43 пуда 20 фунтов. По вскрытии этих ящиков и бочек они оказались наполненными капорской травой, называемой также иван-чаем».

Фото: Московский окружной суд

Суд проходил с 4 по 7 мая 1888 года в помещении Московского окружного суда. Братья Александр и Иван Поповы обвинялись в мошенничестве, а именно в продаже чая с примесью копорского и спитого чаев в этикетах, рисунок на которых походил на этикеты «Товарищества К. и С. Поповых». В слушании дела принимал участие обер-прокурор А.Ф. Кони. На стороне защиты выступал известный адвокат Н.П. Карабчевский, на стороне гражданского истца – не менее известный адвокат Ф.Н. Плевако. Поистине звездный состав! Судебный зал был переполнен публикой.

Фото: Ф.Н. Плевако

В защитной речи Н.П. Карабчевский указывал на высокое положение всемогущей фирмы братьев К. и С. Поповых в качестве основной причины, вынудившей подсудимых к совершению преступления. Ф.Н. Плевако напротив подчеркивал их жадность и стремление к деньгам любой ценой, он говорил: «[с]клад имел сходство с лабораторией Фауста: только у нового Фауста, А. Попова, не было отдельного искусителя Мефистофеля. Мефистофель сидел в нем же самом – это страсть к наживе».

Фото: Н.П. Карабчевский

Доказательств вины подсудимых было предостаточно. Дабы освободить от наказания своего брата Александр Попов взял всю вину на себя. Приговором суда Александр был лишен всех прав состояния и сослан навечно в Томскую губернию. Младший брат Иван Попов был оправдан. Дело имело большой резонанс, так как отличалось от подобных преступлений максимальной жесткостью наказания. Но как показало время, этот процесс не смог остановить массовую практику подделки чая. Борьба с мошенничеством в чайной торговле велась вплоть до падения империи и продолжалась в советское время. Хотя сегодня уже никого не удивишь продажей иван-чая – он стал самостоятельным продуктом и не нуждается в каких-либо ассоциациях с настоящим китайским чаем.

Больше см. в группе Вконтакте История и Право.