Серия «Разное»

Интернет в корне изменил эпистолярный жанр. Писем на бумаге, доставляемых традиционной почтой, почти не пишут. Пресловутая «цифра» изменила все.
Язык, приемы и правила, прежде свойственные «аналоговому» письму, а главное – время, которое требуется письму, чтобы дойти от отправителя к адресату. Иногда счет идет на секунды. Сумасшедший показатель!
Но, если приглядеться внимательнее, «цифровое» письмо, как и «аналоговое», все так же соединяет в себе два величайших достижения человечества: письменность и способ доставки, то есть почту во всей ее временно́й перспективе – от скороходов древнего мира до электронных писем. И развивались почта и письменность если не параллельно, то, как минимум, в тесной взаимосвязи.
Да, «цифровое» письмо — неотъемлемая часть Всемирной паутины. Быть может, кто-то и не согласится, но в истории человечества и до Интернета возникали системы письменности, которые обладали и обладают по сию пору почти такой же объединяющей силой, как и Сеть. Это иероглифическое письмо, в первую очередь — китайское.
Правда, до появления первых иероглифов уже существовали системы предписьменности. И не только в Междуречье, Египте и в других очагах человеческой цивилизации.
Такой системой вполне могло быть кипу, с помощью которой, завязывая узелки на хлопковых или шерстяных нитях разного цвета, инки могли не только вести бухгалтерский учет, но и посылать письма. Самые древние дошедшие до нас кипу датируются второй половиной первого тысячелетия нашей эры. Но исследователи считают, что в кипу заложен похожий на двоичную систему код и что кипу и есть подлинная письменность или, если угодно, знаковая система, предназначенная для формализации, фиксации и передачи тех или иных данных; расположение узелков на нитях разной длины и цвета позволяло «диким индейцам» передавать и абстрактные понятия. Скорее всего, инки были единственными, кто «писал» письма с помощью кипу, хотя узелковое письмо использовалось и в Древнем Китае для напоминания о важных делах, и в Древнем Израиле, Египте.
Но для подлинных писем узелки оказались все же менее удобными, чем возникшая примерно в те же времена «седой древности» письменность пиктографическая.
Писать пиктограммами вроде бы просто. Это набор мнемонических символов, причем написаны они – точнее, нарисованы – должны быть так, чтобы адресат понял их однозначно. Скажем, Солнце – круг с точкой посередине, вода – волнистая линия, река – две линии, море – три, и так далее. Главное – выработать общую систему.
Но как отобразить личные имена, абстрактные понятия, цвета? Некоторые глаголы еще годятся для пиктограммы (например, древние египтяне хорошо справлялись с пиктограммой «плакать», изображая глаз со слезой), но и с ними непременно возникнут сложности. Классическим примером соединения речи письменной и устной является египетская пиктограмма «большой»: одинаковое звучание в языке слов «большой» и «ласточка» позволило через рисунок ласточки отобразить понятие.

Дальнейший путь упрощения пиктограмм привел к тому, что письмо стало понятно всем: и писцам, и получателям-отправителям посланий, а пиктографическое письмо преобразовалось в иероглифическое.
Каждый иероглиф обозначает одно слово. Но сами по себе иероглифы подразделяются на обозначающие понятия («стол», «мясо», «бежать») идеограммы, на фонограммы,
построенные по фонетическому принципу (каждая фонема – один звук человеческого голоса), и детерминативы — специальные знаки, помогающие понять значение какого-либо другого иероглифа. Причем детерминативы могут быть, скажем, простым знаком, указывающим на сословную принадлежность того или иного человека, или же отдельным иероглифом, как бы усиливающим значение иероглифа основного.

Все было бы прекрасно, но вот необходимость запоминать огромное количество иероглифов вызвало (и вызывает) серьезные трудности.
Сейчас минимальным стандартом грамотности в Китае считается освоение от 1500 до 2000 иероглифов, трех тысяч хватит для чтения газет, а образованный человек должен знать около шести тысяч иероглифов. При этом наиболее полный на настоящее время китайский словарь насчитывает более 80000 (!) иероглифов.

А теперь о письмах и способах их доставки.
Эпистолярное творчество развивалось уже тогда, когда человечество пользовалось пиктограммами. Пиктограммы использовались до конца XIX века, преимущественно  североамериканскими индейцами в период долгих войн с пришедшими на их земли колонистами.
Иероглифы, как легко догадаться, были в ходу в странах Дальнего Востока, причем китайское иероглифическое письмо оказало гигантское влияние на развитие, в том числе культурное, сопредельных стран, в которых по-китайски не говорили, но письмо китайское использовали.
Так китайские иероглифы создали некий культурный конгломерат, включавший непосредственно Китай со всем многообразием его разных диалектных групп, Японию, Корею, Вьетнам.
Сейчас во многих странах от иероглифов отказываются, но тем не менее письма, написанные иероглифами, могли и поныне могут читать люди, которые в непосредственном общении друг друга не понимают. Или понимают с трудом.
Это своеобразная Сеть, покрывающая, правда, не весь мир, а мир, условно говоря, «китайской культуры»!
Однако для привычной письменности ключевым стало появление слогового письма и того алфавита (фонетического), которым в конечном итоге пользуемся мы с вами. Слоговое письмо позволяет резко сократить количество знаков, максимум до двухсот. Так до сих пор пишут друг другу письма в Эфиопии, так пишут приглашения прийти на чашечку чаю во многих странах Юго-Восточной Азии. Используя такое письмо, пишут письма сотни миллионов людей, а если учесть тех, кто использует и алфавитно-слоговое письмо, то счет пойдет уже на миллиарды. Одна Индия чего стоит!

Нам свойственно считать себя центром мира и тот способ письма, которым пользуемся мы, самым совершенным. Что ж, самомнение – характерная человеческая черта, но
появившаяся позже всех других письменность на основе алфавита действительно оказалась почти революционной: каждому знаку соответствует один звук. Первоначально она (например, на основе еврейского алфавита) включала в себя только согласные, а гласные или опускались, или обозначались специальными значками-огласовками.
Письменность на основе алфавита значительно «моложе», чем иероглифическая. Первый алфавит (до сих пор идут споры, кто его прародитель – индусы или финикийцы) появился немногим больше трех тысяч лет тому назад, а первые письма с использованием иероглифов – пять тысяч лет.

Существует мнение, что с исторической точки зрения алфавит, особенно после того,
как в него греки добавили буквы для гласных звуков, а римляне довели его до современного совершенства, является наиболее прогрессивным способом письма. Удобным, практичным. Остается донести эту мысль до всех тех, кто продолжает пользоваться иероглифами и слоговым письмом.
Но в современном мире намечаются и обратные тенденции. Появляются «иконки», значки, смайлики, позволяющие передать иногда и довольно сложные понятия.
Вопрос «Окончилось ли развитие человеческой письменности?» остается открытым.
Письмо же как таковое, не важно – написанное иероглифами или алфавитными буквами – прошло долгий путь раз вития. От письма на глиняных табличках, укрытых в глиняный же «конверт», на листе папируса, на пергаменте, на  бересте, как в Великом Новгороде, оно завершило свой аналоговый путь письмом на бумаге.

И как только не доставляли письма! Скороходы, почтовые голуби, гонцы конные,
для удобства которых строились станции с готовыми свежими лошадьми, почтовые корабли. Развитая почта Персии позволяла царю Киру II постоянно быть в курсе всего происходившего в его огромном царстве.
Китайские императоры также строили почтовые станции, а скороходы считались
очень ценными кадрами. А государственная почта Древнего Рима? При императоре Тиберии почтовые курьеры делали в день около двухсот миль! Вот только частным лицам пользоваться cursus publicus — государственной курьерской службой Древнего Рима – не разрешалось. Частные письма в Римской империи посылались с оказией, и, конечно, ни о каких двухстах милях в день речь идти не могла.
После падения Западной Римской империи почта, как и многое другое, пришла в упадок. Попытки возродить почту, предпринятые, например, Карлом Великим, результатов не принесли. Только французский король Людовик XI своим эдиктом учредил первую в средневековой Европе государственную почту, но если курьер брал с собой чье-то частное письмо, то вполне мог оказаться на эшафоте.
Только его сын, Карл VIII, в 1487 году разрешил доставку частной корреспонденции.

В России существовала своя почтовая система великокняжеских гонцов,
о которой австрийский дипломат и барон Сигизмунд Герберштейн писал: «Государь имеет ездовых во всех частях своей державы, в разных местах и с надлежащим количеством лошадей, так чтобы, когда куда-нибудь посылается царский гонец, у него без промедления наготове была лошадь».
И, несмотря на то, что в России качество дорог было (и остается) значительно хуже, чем в Европе, доставка писем осуществлялась в сроки, как минимум соизмеримые с европейскими.
Хрестоматийный пример с шотландцем, генералом Патриком Гордоном, посланным уже с русской службы по государственным делам в Лондон, свидетельствует: письмо от жены из Москвы Гордон получил в Лондоне через сорок дней, а письмо от отца из Шотландии (расстояние чуть ли не на порядок короче) – через тридцать.

Пережив за последние триста лет период развития,  достигнув своего пика, к началу XXI века почтовое письмо стало уже диковинкой. Если это только не уведомление из службы по налогам и сборам, не сообщение об увеличении тарифов ЖКХ, не поздравление с праздником или юбилеем, отпечатанное типографским способом.

Однако, повторимся, электронное письмо тоже пишется и доставляется – суть-то не меняется. Хотя, конечно, утверждать, что переход на «цифру» не затронул сущностных глубин письма, было бы не совсем правильным.
Да, при желании (и при умении, естественно) электронное письмо может если не быть таким же, как во времена развития эпистолярного жанра, то, во всяком случае, выглядеть как результат его закономерного развития.
Появившиеся в недавнем прошлом интернет-дневники и странички в социальной сети  Facebook на самом деле есть ни что иное, как письма. Эти в большинстве своем короткие послания, послания для всех и каждого, существуют в атмосфере потери приватного пространства, неотъемлемого элемента эпистолярного жанра. Ведь подлинное письмо, за исключением случаев, когда письма писались для «истории», а переписку хранили в надежде опубликовать ее в будущем, было явлением глубоко личным, закрытым от чужих глаз.
Тем более – письмо, написанное от руки. В нем, сохраняющем характерные особенности писавшего, воплощенные в его почерке, есть что-то глубоко архаическое.
И – трогательное.

Но огромное число людей (и я в их числе) уже забывают, как держать в руке карандаш или ручку. В XX веке на смену перу пришла клавиатура пишущей машинки. Изящество почерка постепенно стало уделом немногих. А каллиграфия – мечта, вообще недостижимая для абсолютного большинства из нас.
Теперь во главе угла компьютерная клавиатура. Почтальон, тот самый «с цифрой пять на медной бляшке», уже не нужен. Почтальон оцифрован, он не стучится в нашу дверь, он приходит по оптико-волоконному кабелю.

Но, с другой стороны, на чем и как написано письмо – далеко не самое главное. Утверждать, что пишущий письмо с использованием всех современных технологических достижений пишет его лучше только потому, что делает это на айфоне, нелепо. Как нелепо утверждать, что пишущий письмо гусиным пером глубже и тоньше человека эпохи IT. Вот Аристотель наверняка не знал, как архивировать файлы и вообще, что это такое, но вряд ли кто-то захочет потягаться с ним – если такое было бы возможно – в прохождении теста на IQ.
Так и в головах людей эпохи Интернета количественное накопление информации привело, иногда помимо их воли, к качественным изменениям. Быть может, мы уступим Аристотелю в IQ, но опередим во многом другом.

Инструменты оказывают иногда скрытое, иногда и более явное воздействие на тех, кто ими пользуется. Например, язык Интернета, язык электронной почты, в особенности язык SMS-посланий изменяет нечто очень важное. Если не сбивает прежние психологические настройки, то особым образом их перенастраивает. Сокращения, своеобразное арго, новые пиктограммы делают корреспонденцию почти нечитаемой для непосвященного, а само виртуальное общение, как минимум, внешне выглядит иногда предельно примитивным, не располагающим к пространным и глубоким  рассуждениям. Предполагается, что оба участника (иногда значительно больше, если общение происходит через интернет-дневники или форумы) виртуального обмена письмами имеют доступы к принятым кодам и им нет никакой нужды в детализации своих мыслей и переживаний
.
Если корреспондент что-то не понимает, он, скорее всего, рано или поздно вычеркивается из адресной книги. Сказать, что «чувства нежные» также стали архаикой, нельзя, но упрощенный язык современной электронной эпистолы практически не допускает их. При этом ненаписанное вполне может стать и несказанным, а то, что будет выражено «в реале», окажется так же плоско и примитивно, как и набранное в эсэмэске. Но тут главное, что человек постэпистолярной эпохи употребляет и, главное, знает меньше слов, чем человек времен переписки Пушкина с Анной Керн. Человек того времени чувствовал холодность эпистолярного жанра по сравнению с общением живым. Постэпистолярный продвинулся значительно дальше: лишние слова и описываемые ими оттенки чувств и состояний ему уже просто не нужны.
А еще вместе с культурой письма уходит и такой жанр, как эпистолярный роман. Правда, еще до его возникновения в конце XVII века культура обмена письмами породила эпистолярные манифесты, фельетоны, созданную в форме писем (иногда к совершенно вымышленным адресатам), публицистику, ставшую особенно популярной в Средние века.

Строго говоря, все послания апостолов были одним из жанров эпистолярной литературы. Письма Ивана Грозного к Андрею Курбскому, письма протопопа Аввакума, письма Честерфилда к сыну – все эти и многие другие, ныне классические литературные произведения выросли из обыкновенного письма.
Дальше – больше. Тут и Свифт с его «Дневником для Стеллы», и «Персидские письма» Монтескье, «Юлия, или Новая Элоиза» Руссо, и творения Ричардсона «Памела» и «Кларисса», над которыми иронизировал Пушкин в «Евгении Онегине» и «Графе Нулине». «Кларисса» публиковалась частями, и современники (в первую очередь, современницы) заваливали писателя письмами, в которых умоляли вывести роман к хеппи-энду. Когда писалась последняя часть, самые преданные читательницы собрались в гостиной и ждали появления Ричардсона из кабинета. Ричардсон вышел из кабинета бледный, вытирая платком вспотевший лоб. «Она мертва», — только и промолвил он. Присутствовавшие в гостиной дамы поднялись с выражением неподдельной скорби.
«Опасные связи» Шодерло де Лакло стали вершиной эпистолярного романа.
Можно предположить, что все последующие опыты, как публицистически-дидактические «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя, так и «Бедные люди» Достоевского, уже были не развитием жанра, а повторением прежних достижений. Заданный канон не позволял снизить планку, но пик был уже пройден. «Мартовские иды» Уайлдера и «Письма к незнакомке» Моруа, продолжая традиции эпистолярного романа, появились на свет уже тогда, когда эпоха писем подходила к концу.
Век машин, становлению которого эпистолярный жанр поспособствовал, заканчивался. Наступал век систем. Цифровых.

Попытки возродить эпистолярный жанр воплотились в романе Януша Вишневского «Одиночество в Сети», в котором электронные письма склонного к слезливости героя и его возлюбленной составляют значительную часть объема. Вишневский взялся за крайне тяжелую задачу: вернуться с ноутбуками и оптико-волоконными сетями в век сентиментализма,
для чего ему потребовалось «апгрейдить» наследие де Лакло и Руссо. Искусственность замысла неожиданно оказалась созвучной потребностям аудитории, и роман Вишневского стал бестселлером.

Значит, не все ушло в прошлое, значит и письмо, и письменность, и почта по-прежнему нужны не только для передачи прагматической информации. И когда тебе давно не пишут, все так же становится тоскливо на душе.
Как мертва упомянутая выше прекрасная Кларисса, так мертв и прежний эпистолярный жанр. Жалеть не надо. Ведь все когда-то заканчивается. Или – что точнее – переходит в новое качество. И если когда-то солдат-первогодок сидел перед листом бумаги в клеточку, на котором было выведено всего лишь «Здра...» и в тяжелом раздумье грыз кончик шариковой ручки, то теперь его ровесник сидит перед плоским монитором и подыскивает слова для своего «эмейла».
Найдет ли?..

Когда экспедиция Кука в январе 1779 года прибыла в первый раз на Гавайи, морякам казалось, что они очутились в земном раю. И причина была не только в чудесном климате и изобилии продуктов. Вот что писал по этому поводу в своём дневнике судовой врач Дэвид Сэмюэл: «Мы живём в величайшей роскоши, а что касается количества и выбора женщин, то среди нас едва ли найдётся такой, кто не сможет состязаться в этом с самим турецким султаном».
Доступностью местных женщин был впечатлён и сам Кук. Обычно сдержанный, он записал в бортовой журнал: «Нигде в мире я не встречал менее сдержанных и более доступных женщин… У них была только одна цель – вступить в любовную связь с моряками, при этом ничего не требуя взамен… Этот народ достиг высшей степени чувственности. Такого не знал ни один другой народ, нравы которого описаны с начала истории до наших дней. Чувственности, какую даже трудно себе представить».

Подобная развратность объяснима. Дело в том, что полинезийцы приняли Джеймса Кука за бога плодородия Лоно́, символом которого являлась статуя эрегированного фаллоса, высеченная в скале, к которой приносились щедрые дары. В честь Лоно устраивались многочисленные праздники, самый большой из которых, Макаи́ки, длился 4 месяца(!), с ноября до марта (не будем забывать, что Гавайи находятся в тропике Рака и там всегда тепло). Это время веселья, песен, пиров, состязаний и любовных и́грищ, в которых участвовало всё население, независимо от возраста, пола и родственных связей.

В подобных играх не участвовали только вожди племени. Неприкосновенными были и их жёны. Однако английские моряки, ободрённые доступностью женщин после долгих месяцев плаванья и не знавшие особенностей местного общества, жёстко разделённого на касты, спали с десятками женщин, невзирая на их социальное положение в племени и статус.

Это послужило одной из причин начала конфликта.
Вождям, естественно, не понравилось покушение этих «богов» на «честь» их жён.
Да аборигенам и вообще было непонятно, зачем приплывшим богам, за которых они приняли членов экспедиции, земные женщины.
Ещё одной причиной конфликта стало воровство туземцев, которые тащили с кораблей всё, что плохо лежит.

Благодаря дневникам Джеймса Кука в современный язык вошли слова «кенгуру», «бумеранг», «табу». Понятие «табу» было широко распространено в Полинезии и накладывалось вождём племени или жрецами по самым разным поводам.
После того, как отношения охладели, вождь племени Келаниопу́у намекнул Куку, что пора бы, мол, и честь знать. В начале февраля 1779 года, пробыв на Гавайях около трёх недель, экспедиция покинула острова. А вождь наложил на бухту и прилегающую к ней береговую территорию, опустошённую пребыванием англичан и беспрерывными празднованиями, табу.
Дело в том, что островная культура требовала чрезвычайно бережного отношения к ресурсам. Могло понадобиться несколько лет, чтобы истощённая часть острова восстановилась. В этот период появляться на этой территории кому-либо было запрещено.

Но недалеко от Гавайских островов корабли Кука попали в шторм и на «Резолю́шн» была повреждена мачта. Требовался серьёзный ремонт. Пришлось возвращаться. На этот раз их встретили прохладно, если не сказать враждебно – ведь они нарушили табу, войдя в находившуюся под запретом бухту.

Конфликт стал нарастать. Последней каплей стала кража с борта корабля клещей и шлюпки. Кук решил вернуть шлюпку и с вооружённой командой из десяти человек отправился на берег. На берегу в это время собралась толпа в несколько тысяч воинов. Десять человек, даже с ружьями, не смогли бы их остановить.

По одной из версий, Кук решил взять в заложники вождя Куланиопуу. Кук и вождь уже шли к шлюпке, когда в толпе туземцев началась паника и Кука ударили чем-то в затылок. Он успел разрядить в туземцев своё ружьё, заряженное дробью, но никого не убил. Аборигены окончательно разуверились в том, что белый – бог. Команда Кука отступила, оставив тело капитана на растерзание толпы.

После произошедшего англичане не спешили покидать остров. Капитан второго корабля, «Дискавери», Чарльз Клерк, решил добиться выдачи тела Кука. После угроз, а затем и огня из пушек, местные вожди доставили на «Резолюшн» то, что осталось от Кука.

Увидев останки капитана, англичане были в шоке. В большой плетёной корзине лежали куски человеческого мяса, а сверху – голова без нижней челюсти. Возможно, после этого и родилась легенда, что аборигены «съели Кука».

На самом деле гавайцы не были каннибалами, а расчленение тела и отсутствие некоторых его частей говорило, наоборот, об оказании великой чести умершему. Знатных людей (в основном, вождей), подобных своим величием богам, хоронили особым образом, помещая на 10 дней в неглубокую могилу, а затем сохранившийся скелет с почестями помещали в усыпальницу, объявляя этого человека настоящим богом.

Нижнюю челюсть Кука в буквальном смысле «на память» забрал себе вождь Каланиопуу, и это тоже была честь, так как подобное разрешалось только по отношению к близким родственникам.

21 февраля 1779 года останки Джеймса Кука по старинному морскому обычаю зашили в парусину и захоронили в море.

Недавно в новостях увидел, как во Владивостоке происходят сходы участков земли со склонов, разрушая подпорные стенки, призванные предотвратить такие сходы.
Можно предположить, что возраст таких стенок вряд ли превышает 100 – 150 лет.
Как говорил мэр Владивостока, их строительство требует очень серьёзного подхода. Вначале проводятся геофизические исследования участка земли, где предполагается строительство такой стенки. Затем проводятся все необходимые расчёты (в том числе и на прочность). И только потом выдаётся разрешение на строительство.
Невзирая на все эти меры, подпорные стенки не выдерживают давления и разрушаются.

После увиденного мне пришло на память одно событие глубокой древности, о котором хочу рассказать читателям. Предлагаю им сравнить надёжность постройки, о которой пойдёт речь (а строилась она в те времена, когда человечество ещё не было знакомо ни с алгеброй, ни с сопроматом) с современным владивостокским строительством.

Речь пойдёт о Храмовой горе в Иерусалиме, на которой после разрушения Первого храма (храма Соломона), был построен Второй храм (реконструированный Иродом Великим).
Акцент в статье сделан на реконструкцию Ирода Великого.

В 516 году до н.э. на месте разрушенного Первого был возведён Второй храм, примерно той же архитектуры и тех же размеров, просуществовавший более 500 лет.

Когда трон Иудеи занял ставленник Рима, Ирод (в будущем - Ирод Великий) он активно занялся строительством в своей столице. Было принято решение реконструировать и храмовый комплекс, который за 500 лет пришел в упадок, обветшал и уже не гармонировал с обновившейся столицей страны.
Были для реконструкции и другие причины. Народ относился к Ироду, ставленнику Рима, пришедшему в Иерусалим со стороны (из Идумеи, области, граничившей с Иудеей с юга), не имевшему царских корней, и правившему Иудеей, как тиран, далеко не дружелюбно. Реконструкцией Храма Ирод хотел завоевать одобрение у народа. Кроме того, он хотел удостоиться славы царя Соломона, войдя в историю как великий созидатель.
Перестройка храмового комплекса началась в 19-м году до н.э. и продолжалась 83 года. Закончилась она в 64 году н.э., когда самого Ирода уже давно не было в живых. При этом служба в Храме во время реконструкции не прекращалась ни разу.

Был не только заново построен храм (бо́льший по площади, чем старый, и гораздо богаче украшенный), но была также значительно увеличена площадь Храмовой горы, вокруг которой была возведена подпорная стена, промежуток между которой и холмом Мориа (Храмовой горой) был засыпан землёй.
Подпорная стена постепенно исчезла, поскольку всё это пространство было застроено.
До настоящего времени сохранился только небольшой фрагмент Западной подпорной стены, который является одной из святынь иудаизма и носит название Стены Пла́ча. Она стала для еврейского народа местом молитвы и горестных воспоминаний о разрушенном Храме, символом надежды на его восстановление и избавления еврейского народа от напастей, которым он подвергался многие сотни лет. Сюда стекаются паломники со всех концов света.
Возраст Стены Плача составляет без малого 2000 лет. И стоит эта стена неколебимо.

Окончание интервью Владимира Полеванова

За сутки первую часть статьи прочитали более семи тысяч человек.
Это говорит о читательском интересе к этой теме, всё ещё изобилующей «белыми пятнами».
Поэтому публикую окончание интервью Владимира Полеванова корреспонденту арабского отделения RT.

– Хорошо. А в каком состоянии находилось Госкомимущество, когда Вы получили должность его главы? Можно ли было заниматься реформами по приватизации с помощью этой структуры? Или этот специально созданный комитет не выполнял своих задач? Что Вас поразило больше всего, когда Вы пришли на эту должность?
– Меня больше всего поразило то, что в Государственном комитете по управлению государственным имуществом, как он назывался, не было ни одного отдела по специализациям. То есть, управлять имуществом никто не собирался!
– А чем тогда там надо было заниматься?
– Предусматривалась ускоренная приватизация в стране. И любой ценой. Я это сразу понял и в течение недели убедился в том, что такая приватизация практически приведёт к уничтожению страны.
– То есть, если бы такая приватизация продолжалась и дальше, то она бы неминуемо привела страну к концу?
– Приведёт к уничтожению страны! И эта же приватизация заложила в экономику мины замедленного действия, которые, как мы сейчас видим, срабатывают и наносят вред до сих пор. Эти мины надо было демонтировать обязательно.
– А кто тогда этим процессом управлял?
– Чубайс.
– Один, единолично?
– Нет. С помощью американцев… Этими американцами были 35 советников, которые работали в российском ведомстве и определяли, что, как, и на каких условиях надо приватизировать.
– То есть, они работали с Анатолием Чубайсом?
– Да. И после его ухода с поста, они при нём же и остались.
– Это означает, что 35 американских советников работали с главой Госкомимущества?!
– Да. Конечно, вместе с американскими сотрудниками работали и российские советники. Возглавлял эту группу кадровый разведчик США Джонатан Хэй.
– Вот тут важно. Значит, возглавлял эту группу из 35 советников, кадровый…
– … разведчик Джонатан Хэй! И вот это поразило меня больше всего!
– А что, об этом не знали?
– Знали все.
– Как же так?!
– Дело в том, что тогда игнорировались даже некоторые распоряжения Генеральной прокуратуры. У меня есть отчёт начальника отдела по надзору в сфере экономики Генеральной прокуратуры Сергея Верязова. Он написал в этом документе, что вопреки распоряжению правительства и президента были приватизированы российские порты, которые нельзя было приватизировать!
Мы потом вынуждены были их национализировать.
– Возвращать?
– Обратно. В этом же отчёте было написано о том, что проводилась даже приватизация оборонной отрасли! Это вообще представить сложно! И при этом запреты Генпрокуратуры игнорировались.
– А это Анатолий Чубайс пригласил на работу этих американцев?
– Конечно. Либо Чубайсу настоятельно посоветовали их нанять. Разницы уже нет.
– То есть, Вы имеете в виду, либо их навязали, либо он сам пригласил?
– Скорее всего, навязали, я думаю, сам он не мог.
Конечно, сам он и не мог нанять 35 американцев во главе с офицером ЦРУ.
Именно это и было для меня самым поразительным. В Госкомимуществе всеми командуют американцы, никто не хочет управлять имуществом, и никто не хочет знать, сколько у страны имущества!
Я первым же делом приступил, но, естественно, не успел, к составлению каталога зарубежного имущества России. Это же был гигантский объём.
– Зарубежное имущество уже бывшего Советского Союза?
-Бывшего Советского Союза, да! Это имущество стоило триллионы долларов, с учётом земли, зданий, построек. Ничего этого не было учтено, хотя новая власть существовала уже больше года. А если считать с 1991 года, то она существовала уже четыре года. Тем не менее, такая примитивная мысль, как провести учёт и составить реестр зарубежного имущества, чтобы потом распоряжаться им нормально. Имущество не учитывали, и оно приносило прибыль кому угодно, но только не Российской Федерации. Американцы, которые были советниками у Чубайса, всё время подгоняли процесс, и приватизация шла стремительными темпами.
Это мне было совершенно непонятно.
– И всё же, было ли ещё что-либо, что стало для Вас самым удивительным из того, что было сделано до Вас? Что было самым вопиющим фактом?
– Самым вопиющим было разрушение нашей оборонной промышленности. Оно шло целенаправленно.
– А что Вы имеете в виду под разрушением? Что конкретно?
– Я имею в виду, что практически на всех наших закрытых оборонных предприятиях 10% акций имели американские, либо НАТОвские предприятия.
– В Советах директоров?
– В Советах директоров. И, практически, каждый из этих американцев знал, что и как производится на этих предприятиях. Даже на заводе «Компонент» ракетно-космической отрасли, который на 97% выполнял заказы Генштаба, работали американцы.
– То есть, им достаточно было купить 10% акций для того, чтобы вмешиваться?
– Да! Но покупка акций была под запретом. И тогда американцы стали создавать там дочерние предприятия …
– В том-то и вопрос, как такое вообще разрешалось?!
– Разрешалось! На это наша сторона закрывала глаза, и на правах владельцев дочерних предприятий они входили в Советы директоров. В те годы мы, практически, не были суверенной страной.
– Я хочу осмыслить всё это, чтобы понять механизм. Значит, американцы, понимая, что они юридически не могут напрямую купить наши предприятия, начинали создавать…
– Совместные предприятия…
– Как бы пророссийские…
– Работающие в России.
– … выкупали 10%, как минимум.
– 10 %! Как минимум. И всё! На этой основе, это пророссийское предприятие входило в Совет директоров.
– И они получали доступ ко всем секретам, и ко всем технологиям, которые были.
– Да.
– Хорошо. У меня есть те документы, которые Вы мне присылали. Например, письмо Генерального прокурора. Точнее, исполняющего обязанности Генпрокурора России Алексея Ильюшенко.
– Именно. О разбазаривании госсобственности.
– Письмо начальника отдела по надзору за исполнением законов в сфере экономики Сергея Верязова. Все они…
– Правильно.
– …огромное количество писем писали на имя премьер-министра Виктора Черномырдина?
– Да. Так.
– Сообщая, что на самом деле происходит разрушение…
– Абсолютное…
– … оборонной промышленности.
– И распродажа госсобственности.
– И что доступ к секретности, который надо охранять, никто не сохраняет.
– Да.
– Ведь десятки лет американская разведка тратила силы на то, чтобы хотя бы приблизиться к нашим военным секретам…
– А тут вдруг получила сразу всё.
– Доступ ко всем тайнам для них просто открыли…
– Более того…
– Вы знаете, это мне просто напомнило программу, которую мы делали о 1945-м годе, когда Советский Союз направлял на оккупированные германские территории своих специалистов, чтобы найти немецкие технологии по ракетам ФАУ-2. Это была сложная работа. А Россия 90-х всё это отдала просто так.
– Абсолютно!
– Это был капитулянтский сценарий действий.
– Безусловно.
– Как будто мы действительно капитулировали перед западной разведкой.
– Мы и капитулировали. Более того, сам президент Ельцин заявлял, что России и армия не нужна!
- Бункер Сталина в Москве даже был приватизирован и превращён в ресторан. Я когда об этом узнал, у меня был просто шок.
– Это было.
– Бункер, знаковое место!
– Тем не менее.
– Исторический объект. На случай атомной войны он должен был быть главным штабом командования советских войск. И его переделали в ресторан!
– Да, да.
– Я когда это изучил, у меня, правда, шок был.
– Шок был у всех. Поэтому мы и были, практически, капитулировавшей страной. У меня было письмо за подписью Евгения Примакова, который тогда руководил Внешней разведкой и за подписью руководителя ФСБ того периода.
– Сергей Степашин, по-моему, был тогда.
– Да, Евгений Примаков и Сергей Степашин. Они писали о том, что американские, так называемые, партнёры, проводят массовое анкетирование директоров российских оборонных предприятий под видом выбора кандидатов для инвестиций. Директора отвечали на сотни и сотни вопросов и в странах НАТО накопили настолько гигантский объём данных, что создали специальное подразделение, чтобы адаптировать данные об оборонной продукции к западным стандартам. Но это ещё не всё. В структуры НАТО вызывали российских специалистов программирования, оплачивая им эти поездки, чтобы они сами адаптировали русские данные под НАТОвские стандарты.
– И я так понимаю, что они получили всё это, практически, за бесценок?
– Просто бесплатно.
– Вы пишете также о том, что те предприятия, которые стоили несколько миллиардов долларов, приватизировали за пять миллионов долларов, да ещё и с рассрочкой на 20 лет!
– Практически, в те, 90-е годы прошлого века, приватизация 50 процентов промышленности такой гигантской страны, как Россия, уложилась всего в один триллион рублей.
– Это сколько будет в долларах? Семь-восемь, по-моему, Вы писали? Семь-восемь миллиардов.
– Около этого.
– При стоимости около четырёхсот-пятисот миллиардов…
– Да! В то время, как такая страна, как Венгрия, которая приватизировала 30% своих предприятий заработала больше. То есть мы всё отдавали даром.
– Венгрию и Советский Союз даже не сравнить. Разный масштаб!
– Раздача собственности шла за бесценок! Более того, в своей докладной по текущей ситуации я писал, что почти в 150 раз были занижены цены ваучеров. Ваучеры – это ценные бумаги о приобретении доли государственного имущества, должны были стоить в России не десять тысяч рублей по деньгам того периода. А самое малое – полтора миллиона рублей, даже два.
В те годы люди продавали свои ваучеры за ту сумму, на которую можно было купить бутылку водки или пару килограммов сахара. А если бы ваучер стоил два миллиона, согласитесь, каждый бы получил возможность на серьёзную долю государственной собственности и мог бы разумно ей распорядиться. Её бы никто за сахар не продавал.
Анатолий Чубайс лжёт, когда говорит, что им было всё равно, как приватизировать, и что главной была задача, как можно быстрее раздать государственную собственность, чтобы «вбить гвоздь», как он пафосно говорит, «в крышку гроба коммунизма».
– Он ещё говорил, что «мы «сломали россиян», но навязали дикий капитализм в стране». То есть, он этим бравировал.
– Бравировал, да. На самом деле, приватизация была нужна для того, чтобы распродать собственность своим людям. И это было то, чего хотели американцы.
– То есть, все аукционы по продаже предприятий проводились между приближёнными Анатолия Чубайса?
– Приближёнными Чубайса, полностью работавшими по указаниям американцев. Именно американцы устанавливали правила игры, поэтому всё лучшее из предприятий попадало к ним. Был период, например, когда 90% нашей металлургической промышленности принадлежало Западу. Тогда же они пытались забрать все нефтяные предприятия.
– Как раз в период Вашей работы в правительстве происходили попытки?
– Да, да, именно тогда.
– Попытки металлургическую и нефтепромышленность приватизировать в интересах Запада.
– Почему компания ЮКОС была ликвидирована? Это было абсолютно правильно. ЮКОС уже был готов к продаже. Практически, Михаил Ходорковский был арестован за неделю до того, как собирался передать все активы ЮКОСА американцам. После этого вернуть акции российскому государству было бы намного сложнее.
– А тогда также происходило? То есть, российский владелец, которому всё это принадлежало, периодически…
– Периодически продавал акции Западу. И это, в принципе, недопустимо. Я специально проанализировал состояние дел по нефтяной промышленности в мире. Все нефтедобывающие страны имеют нефтяные компании в собственности государства. Норвегия, Ближний Восток, Венесуэла, практически все. У меня есть полный список.
Единственное серьёзное исключение – это США. Но в США 85% нефти расположено на федеральных землях, что уже является ограничением для владельца.
За нефтяными компаниями в США следят три совершенно разных подразделения: Министерство внутренних дел, Служба по ценным бумагам и Министерство горной промышленности.
Компании обложены жёсткими ограничениями. И этим они отличаются от наших государственные компаний, которые таких ограничений не имеют. В частности, американская Служба по ценным бумагам требует от каждой частной компании доказательств существование запасов. Эта служба проводит независимый аудит и если он её не устраивает, то Служба снимает с биржевых торгов все, без исключения, акции, и никаких поблажек в этом случае не бывает. И не меньшие требования к нефтяным компаниям предъявляет тот штат, на территории которого эта структура располагается. По сути, компания получает максимум 10 – 12% прибыли и счастлива этому. Счастлива, что ей дают работать и не ликвидируют. Поэтому нефть – это главное достояние. Уж насколько слабым был Алжир после освобождения от французского колониализма, но первым делом провёл национализацию нефтяной промышленности.
– Да и Ливия тоже национализировала…
– И Ливия, да. Почему Венесуэлу сейчас терроризируют? Потому что Венесуэла входит в пятёрку крупнейших стран нефтяных мира, и она тоже национализировала свою промышленность.
– Но постепенно американцы всё себе присваивают. В Ливии забрали, в Ираке забрали.
– В Ливии и в Ираке это им удалось, а Венесуэла держится.
– Хотят в Иране вернуть своё влияние.
– В Иране не выйдет!
– Не выйдет. Но в Венесуэле вполне вероятно, что выйдет. (Здесь с прогнозом В. Полеванов ошибается: Венесуэла с нашей помощью тоже держится).
– Венесуэлу могут американцы додавить. Иран – нет. Иран сверхконсолидированная страна, с устойчивой идеологией, с сильной армией, хорошим географическим положением
– Ну, и там ещё, и без пяти минут, создание ядерного оружия.
– Без пяти минут ядерное оружие! Они же мгновенно создадут препятствие для всего мира. У них же более двух тысяч, если не ошибаюсь, орудий, по берегам Ормузского пролива. Обычных орудий, которые потопят любой танкер и которые уничтожить невозможно.
– Спасибо Вам большое Владимир Павлович! Было очень интересно Вас послушать, спасибо Вам за эту беседу.
- Спасибо!

Что за негодяи занимались раздербаниванием национального достояния России в эти "святые годы" понятно, думаю, нам всем.
Но лично мне непонятно, как после всего произошедшего, буквально, как говорится, на днях, Чубайсу удалось распродать 32 объекта недвижимости на территории России?
Собственно, это и стало стимулом для публикации интервью Владимира Полеванова.
Чу́дны дела твои, Господи!