Старина Карлин выходил на сцену, как будто шёл на войну. Не с публикой — с миром. У него не было цели нравиться. Он не подмигивал зрителям, не делал паузу, чтобы зал "вдохнул шутку". Он просто говорил. Его стендап был ближе к философии с монтировкой, чем к привычной нам форме: "Я вчера в магазине был… ха-ха, прикиньте, что дальше!" Он не рассказывал истории — он вскрывал язвы. Причём грязными руками. Без перчаток. Потому что правда не стерильна.

А теперь давайте сравним с тем, что мы видим сегодня. Современный стендап — это часто такая терапевтическая сессия, где комик обнимает публику, поглаживает её по головке и шепчет: "Вы не одни. У меня тоже депрессия, я тоже боюсь звонить по телефону". В целом — трогательно. И для 2025 года это нормально. Но это уже не Карлин. Это уже не про обнажение мира — это про обнажение своего внутреннего ребёнка. Это не разнос, это разговор.

Что случилось?

Цензура? Нет, не та, что сверху. Та, что внутри.
Карлин говорил: "У каждого есть неотъемлемое право быть оскорблённым — но нет права не быть оскорблённым". Современный мир, в отличие от него, решил, что обида — это травма, а травма — это криминал. Платформы не банят за ложь. Они банят за шутки без эмпатии. То есть, условный Карлин сегодня мог бы пошутить про религию, глупость или правительство, а на следующий день его обвинили бы в харассменте просто за то, что он поднял голос.

Но дело не только в правилах. Главное — в реакции зрителя. Карлин им бросал вызов. А зритель? Он брал перчатку. Он не соглашался, но слушал. Потому что понимал: "Это не про то, что я плохой — это про то, что мы все немножко сумасшедшие". А сегодня… Сегодня публика с телефоном в руке. С обидой наготове. И часто — с уже написанным твитом: "Он сказал слово на три буквы! Репостните это, пожалуйста. Чтобы никто не попал в такую ситуацию".

А может ли появиться новый Карлин?

Массмедиа скажут: "Нет. Вы что, он же вон сколько групп бы задел! Его бы не пустили даже в TikTok!"
Но зритель… тот, кто ещё смотрит, а не только оценивает — он может сказать: "Да пожалуйста. Пусть будет. Мы соскучились".
Потому что настоящий Карлин нужен не массам. Он нужен тем, кто не боится подумать, даже если это больно.
И, может быть, он уже где-то пишет текст. Просто ждёт, когда снова можно будет не извиняться за свои мысли.