Cemetery

Опять с разрешения моего друга велотуриста.
Я не мог пройти мимо и не поделится этими замечательными скульптурами, тут явно поработал Эдвард Руки ножницы.
Где это?
Тулькан — город в Эквадоре, столица провинции Карчи, расположенный на высоте около 2947 м над уровнем моря. на границе с Колумбией. Это самый северный город Эквадора.
А сами скульптуры украшают местное кладбище.

В какой-то момент оказалось, что нет прогулок более успокаивающих, чем прогулка по кладбищу. Едва ли каждому эта мысль покажется привлекательной, но я, конечно, не предлагаю, только рассказываю.

Меня кладбища не гнетут, мрачных мыслей не навевают, скорее наоборот. Есть что-то притягательное в этой спокойной неподвижности.

Поэтому мы с подругой изредка нет-нет да пройдёмся. И чем старше кладбище, тем сильнее эффект — вокруг монументальное, идёшь, смотришь по сторонам, восстанавливаешь в себе тишину.

Походив по петербургским погостам, стало любопытно, а как с этим в других странах. К нынешнему моменту мы уже походили по кладбищам в Берлине, Копенгагене, Барселоне, Венеции и кажется, где-то ещё, не могу вспомнить.

Если у нас кладбище — это всё-таки довольно очевидное место, то в Копенгагене это скорее парк и относятся к нему как к парку.

Например, горожане тут устраивают пикники. Идёшь и видишь: на полянке семья с двумя детьми расстелили покрывало, на нём какая-то еда. Мама читает книжку, прислонившись спинок к оградке. Папа играет с девочкой в мяч, а вторая девочка сидит на старой выщербленной плите и наблюдает за ними.

Или лежат загорают — стоит велик, рядом плед и тело в трусах. Вокруг всё утопает в солнце и зелени — идиллия полнейшая. Ну правда, круто же. Сел, привалился спиной к могилке Кьеркегора, и жрешь себе персик.

А в Венеции, например, вообще самое торжественное кладбище из виденных мной и из тех, которые я могу себе вообразить. Сан Микеле — целый кладбищенский остров. Я, если честно, даже обрадовался, когда перед поездкой нашел жильё с видом на него. На фотке вся суша, которая видна вдалеке — это Сан-Микеле.

Заранее планировал пойти туда, чтобы посмотреть на могилу Бродского и в целом повпечатляться. Впечатлился. Даже самые новые из захоронений выглядят древними, и заметного много могил людей в возрасте за 100 лет.

Недалеко от Бродского лежат Стравинский и Дягилев. К Дягилеву — вечное балетное паломничество. На могиле поленница из пуант, а кто не сложил сверху — привязал к столбику.

Но это всё редкие заграничные случаи. В Петербурге тоже есть, где пройтись. Не испытывая излишнего трепета перед кладбищенскими обитателями, мы с подругой гуляем, глазеем по сторонам и шутим шуточки — тем не менее, вполголоса.

***

Идём по Смоленскому лютеранскому. Если б не мощёные тропинки, тоже было бы больше похоже на лесопарк с могилами.

Ближе к центру кладбища сооружение, которое видно издалека. Не знаю, как называется, но выглядит как склеп без крыши — несколько ступеней к возвышению, на нём постамент, но без скульптуры, за ними полукруглая резная стена. На стене краской нарисована перевернутая пентаграмма и цифры 666.

Постамент перед ней выглядит как алтарь и, кажется, им недавно пользовались. Сбоку от сооружения кострище и вокруг него самодельные места для сидения, скамеечки какие-то. В общем, место явно намоленное.

***

Памятники, на которых несколько имен — иногда целые истории. Вот на камне четыре имени: Иван, Евлампия и ниже двое помладше — Зоя и Джесси.

Я, во-первых, почему-то сразу вспомнил чувака по имени Кирилл из города Королёва, который посмотрел сериал «Во все тяжкие» и изменил в паспорте имя на Джесси Гайзенбергович Пинкман.

Во-вторых, мне представилась сцена семейного скандала, когда мать Евлампия мягко увещевает дочь: «Душа моя, ну прекрасные же имена, чем тебе не по нраву — у сестры Зоя, у тебя Капитолина...» И дочь в ответ на ультразвуке: «Нет, я буду Джесси!!!»

***

Ну и на пути уже к выходу смотрим — древняя могила вся в малиновых кустах, даже памятника не видно.

— Марина, — говорю, — ты пробовала когда-нибудь кладбищенскую малину?

— Не-а.

— Ну вот, время пришло.

Пробуем — обычная такая малина, то есть очень вкусная.

— Кто-то тут плодородный лежит, похоже.

— Я ничего не утверждаю, но это может быть показателем, что человек-то был говно.

А потом дальше немножко прошли — и там могила, из которой растёт куст с белыми пыкающими ягодками. Ну знаете, такие много где по городу растут — на них если наступить, они с пыканьем или щелчком лопаются. Просто восторг. Хочу на своей могиле такой же.

***

Бродили по довольно новому Киновеевскому кладбищу, и я обратил внимание на одно надгробие: там муж с женой не отдельно, а вместе на одной фотографии — стоят рядом, вполоборота друг к другу. И сразу как-то, ну, человечнее смотрится, чем эти фотографии «на паспорт» в овальных рамочках.

— Марина, вот если мы с тобой плюс-минус одновременно откинемся, надо будет завещать какую-нибудь простую фотку поставить, где мы ржём. Ну, непостановочную. Лучше вообще самим выбрать, а то ты знаешь, никому нельзя доверить.

— Так давай ту из Берлина, из фотокабинки — там шикарные же! Ты рычишь, я высовываю язык и показываю «козу».

— Идеально, договорились.

По крайней мере по одному важному вопросу мы уже согласны.

Недавно узнал, что у Максима Горького был сын. Как-то это никогда не афишировалось и теперь понятно почему. Вот такой довольно необычный памятник стоит на его могиле.

Из дневников Варвары Малахиевой-Мирович:
"Памятник сыну Горького — хорошая скульптура, если бы где-нибудь ее поставить под деревом в Барвихе, здесь же, в месте упокоения, производит жуткое впечатление. Есть что-то кощунственное в этой позе, в заложенных в карманы руках, в ногах, нетвердо расставленных, как бывает у выпивших людей, в мутновопросительном выражении мрачного истощенного лица."
И это действительно правильный образ. Максим Алексеевич Пешков много пил и умер от воспаления лёгких, которым заболел, провалявшись пьяным на холоде.

Горький назвал первенца в честь своего рано умершего отца – это имя писатель выбрал и себе в качестве литературного псевдонима. Однако воспитанием сына Алексей Максимович почти не занимался – его брак был недолгим.
Максим рос с матерью. Большую часть детства мальчик провел за границей, где много занимался спортом и неплохо рисовал.
После начала Первой мировой войны мать с сыном вернулись в Россию. В 1917-м Максим вступил в партию большевиков, следующие два года служил снабженцем в ЧК.
С 1920 года Максим работал комиссаром на курсах всеобуча, как называлась система обязательной военной подготовки граждан. А два года спустя вместе с невестой Надеждой Введенской уехал к отцу в Италию.
Жизнь в Италии, в тени знаменитого отца, не пошла Максиму на пользу. Недавний умелый большевик-организатор словно как будто снова стал подростком – в этот период жизни его больше всего интересовали кино и мотоциклы.
В начале 1930-х Максим Алексеевич вслед за отцом вернулся в Советскую Россию. Вместе с ним поехали жена и дети.
В ставшей почти незнакомой стране Максим Пешков так и не нашел себя, начал много пить, не работал. В итоге водка и стала причиной его гибели в 36 лет отроду.

Памятник Максиму Пешкову, кстати, — работа не кого-нибудь, а Веры Мухиной. Известно, что Максим Горький хотел установить на могиле сына простой камень с барельефом и надписью: «Душа его была хаос». Но автор надгробия решила, что такой вариант слишком беден, и сделала беломраморный горельеф — человека, рождающегося из камня. Мать Максима, увидев его, сказала скульптору: «Вы продлили для меня жизнь сына…» Памятник стоит на могильной плите из уральского серого гранита, украшенной мемориальной доской с выбитыми на ней именем и датой жизни усопшего.

Памятник на могиле Ивана Владимировича Домрачева (1889 — 1960).

Российский советский хирург, доктор медицинских наук, профессор, Заслуженный деятель науки РСФСР. Занимался научно-педагогической деятельностью. Выполнил более 30 тысяч операций.

В 1913 году окончил медицинский факультет Казанского университета со званием лекаря с отличием.

После начала Первой мировой войны был полковым врачом в Русской армии, в 1915 году стал заведующим хирургическим отделением Казанского окружного военного госпиталя.

В годы Великой Отечественной войны работал консультантом-хирургом эвакуационных госпиталей Казани.

В дальнейшем принимал участие в научном обосновании и развитии местной инфильтрационной анестезии, учения о новокаиновой блокаде, являлся автором нового метода стерилизации кетгута. Автор более 50 научных работ, большей частью посвящённые местной анестезии.

27 апреля 1960 года проводил в клинике тяжёлую операцию, и почувствовал себя плохо. Скончался на следующий день — 28 апреля 1960 года. Похоронен на Арском кладбище Казани.

⠀

Могила находится по правую руку от Храма Ярославских Чудотворцев, на огражденном участке.