lapinmisha77

- Я не боюсь умереть,- Оська смотрела на черную гладь осеннего озера и ковыряла палкой мокрый прибрежный песок. Зеленые глаза ее отсутствующе скользили по противоположному берегу, который, казалось, дрожал в прозрачном холодном воздухе красным, желтым, зеленым. В том лесу можно было заблудиться, и Оська мысленно там уже блуждала. Правый ботинок "просил каши", волосы сбились в косматое рыжее гнездо, так как впопыхах, убегая из детдома, Оська совсем не думала о расческах, да и ботинки были не её, чьи попались. Теперь только лопнувшие капиляры глаз красной паутинкой напоминали о том дне. Сначала это были сплошь кровавые белки.

- Я не боюсь умереть,- повторила она,- Потому что тут делать нечего. Что делать в мире, в котором все сводится к вопросам "где взять денег", "что пожрать", "где поспать", "и как сделать чтоб тебя при этом не отпиздили"? Я лишь боюсь неприятных ощущений, что возникают, к примеру, когда вешаешься или топишься. Хватаешь воздух ртом, а воздуха нет. И боль эта... Лучше как Васька. Он не понял как отошел. Сидел, говорил, дернулся и нету. И никаких вылетания душ. Просто был вот и раз-нету. А еще можно дождаться зимы и уснуть от холода. Расслабиться и уснуть. Там уже не чувствуется этот самый холод. Нет, я не пойду топиться. И вешаться не хочу. Я дождусь зимы. Там спокойно.там хорошо. Не то что здесь.

Ромка молчал. Он осунулся, глаза провалились и теперь черными плошками таращились в пляшущее пламя костра. Его еще трясло, но самые страшные дни ломки остались позади, когда они в старом сарае жались друг к другу и дрожали. Нет, не от осеннего промозглого воздуха. У Оськи ужасно болели застуженные зубы и отпускали лишь к утру, а Ромка...Ромке нужна была доза. Его скручивало судорогой так, что трещала каждая косточка в его чахлом тельце. А Оська... Оська раскачивалась как неваляшка, обхватив руками колени, впиваясь больными зубами себе в руку чтобы не завыть как раненый звереныш. Они и были зверенышами. Загнанными, голодными, замерзшими и растерянными. Она не знала чувствует ли Ромка вину за происходящее, хотя это было и неважно. Началось все с того дня как не стало Васьки. Ромку подменили. Ромка перестал быть Ромкой. Вместо него появился злобный, безумный тролль. Он не узнавал никого и думал лишь об очередной ширке, избивая всех подряд, кто попадался под руку в детдоме. По началу ребятня шарахалась в испуге, но последней каплей для них стала сломанная рука двенадцатилетнего Сашеньки. у Сашеньки не оказалось денег для Ромки. Да и откуда. Но Ромке было все равно. Он не "видел" и не "слышал". Ни Оськиных уговоров, что нельзя бить своих, ни то, что Ромке нужно завязывать и т.д. Она была единственная, кого он по каким-то причинам не трогал. И это тоже сыграло свою роль. Именно поэтому Оська стала объектом для мщения Ромке. Ребятишки начали кучковаться, чтобы дать отпор деспоту, но деспот, не смотря ни на что, продолжал их пугать. А Оська нет. И Оська была, наверно, ему дорога, раз он ее не трогает...И однажды ей пришлось от них улепетывать. Какие там ботинки и расчески...И теперь путь в детдом для них заказан. Как, впрочем, и все остальные пути. Пара ночей под валяющейся на берегу старой лодкой, конец сентября, холодный ветер и постоянно моросящий дождь потихоньку добивали ее.

Варя Рыжова.https://vk.com/club147453143?w=wall-147453143_197

записалась в фитнес

и за пару дней

потеряла в весе

тысячу рублей

титьками прижавшись

голыми ко мне

ты отжалась гордо

и сказала не

нагло домогался

константина гей

но зато сложилось

всё у них окей

под покровом ночи

со страниц моих

подлый плагиатчик

сп.здил этот стих

после перестройки

выстроен феншуй

х@й сосёт рабочий

тащится буржуй

дочитал насилу

давича дюму

дюмин пишет круче

тексты про тюрьму

в позу камасутры

баба клава встав

разорвала связки

выбила сустав

не нужна антошке

глупая п.зда

так как есть ладошка

и она пуста

водятся маньяки

в парке у пруда

оттого и бабы

шлындают туда

привезу с ямала

я жене рогов

чтобы понимала

как ямал суров

наколи мне кольщик

несколько кулей

грецкого ореха

на груди моей

Ясен пень, не Москва.

А она приготовила суши.

Псевдобрют и мартини

купила у Клавки в сельпо,

На фруктятнице горкой

топорщились желтые груши,

Две свечи,

«Only you»…

Паровозика ждали в депо.

Можно было уйти,

ускользнуть подобру-поздорову

К мужикам, в гаражи,

или просто побыть одному,

И не слушать the Platters,

играя в «Алину и Вову»,

(Для продвинутых пар: «Шендерович и Катя Муму»)

А потом мы курили.

Трещала свеча, обгорая.

Называя ее -

мне казалось, культурно - «мон шер»,

Я зачем-то сказал:

- С годом лошади Вас, дорогая!, -

Опрокинув в себя

шампуаза брюхатый фужер.

Погасив «Честерфилд» ,

обмеряя глазами жилплощадь,

Не сумел оценить

темноты загустевшую жуть

И на тихий вопрос :

- Я и вправду похожа на лошадь?

Хохотнув, отмахнулся:

- Похожа, похожа… чуть-чуть…

Протоколы, наверно,

в ментовском архиве пылятся:

«При совместном распитии…

… трижды ударился об ….»

И - со слов потерпевшей -

«пытаясь над ней надругаться»

«Расцарапал лицо

и разбил себе скалкою лоб…»

Нам порою судьба

выдает потаенные знаки,

Как графиня совет

вроде «тройки, семерки, туза»:

Поздравляя «мон шер»

с годом лошади (крысы, собаки)

Осторожно гляди

в простодушные эти глаза

автор: Федуард Червивый