a.viktorov

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14. Часть 22.
Часть 7. Часть 15. Часть 23.
Часть 8. Часть 16. Часть 24.

Проснулись все утром рано, нужно было готовить технику, указания и доподготовку к вылету - в общем, обычная повседневная рутина начала боевого дня. Но выглянув на улицу, обнаружили, что облака висят очень низко над полосой, высота ориентировочно метров сто - сто пятьдесят. Мизер даже в условиях равнины. На севере был слышен гул артиллерии, которая начала обрабатывать позиции противника. А вертушки сидели прижатые к земле, как в песне: «И врага недобитого пусть пехота добьет, а у нас погода нелетная, зачехляй вертолет». Вертолетчики просто сидели и ожидали погоды. К сожалению, не только для нас погода была ни к черту, ее не было и на всех равнинных и предгорных аэродромах. Там туман вообще стелился по земле. Но, как назло, слой высот в районе боевых действий от восьмисот до двух тысяч метров был открыт, с различными провисаниями облаков, и войсковое командование вовсю распекало армейскую авиацию за бездействие. Боевые действия, безусловно, сопровождаются потерями и ранениями тех, кто воюет, а у тех, кто атакует, да еще и в горах, эти потери увеличиваются, как минимум, втрое. Так было и сейчас.
Часа через два вынужденного безделья над аэродромом чуть распогодилось, даже стало видно подножие горы Алилэн. Но в таких условиях в горах не летают. Вскоре на старт прибыл УАЗик. «Майора Палагина с экипажем в группировку, к командующему», - последовала команда офицера ГБУ. Парни оживились, провожая меня: «Серега, держись, сейчас тебя там будут уговаривать». Они как в воду глядели! Прибыв на горку, вошли в знакомую уже мне «бабочку» командного пункта. Там кипела работа. Полковник Хиценко подошел к нам и сказал:
- Пока обождите. Вот что, парни, там под Харачоем очень тяжело, у пехоты скопилось много раненых, нужно вытаскивать их ну хотя бы сюда. Может, попробуете туда сходить. Да еще нужно забросить к минометной батарее боеприпасов, хотя бы тонну для начала, она располагается на хребте. По высотам минометчики работают визуально, Харачой наблюдают, ограниченная, но погода там есть, меня уже «затрахали» и все мозги вынесли за наше вынужденное сидение на земле. И поддержать некому с воздуха. Может, попробуете? - с надеждой спросил он.
- Меня позавчера «безопасники» так показательно «вздрюкнули» перед всеми летунами в Каспийске на разборе, что всю охоту рисковать отбили. И за нашу «системку» по головке против шерсти причесали, и за взлеты в облаках, а сейчас погода еще хуже. Кто нас-то защитит, я уж не говорю про спасибо кто скажет? - огрызнулся я. - Много хоть раненых? - спросил уже миролюбиво у Хиценко.
- Да человек под пятнадцать есть, они, правда, по разным местам, но там, в районе ВПУ, что-то подобрали нам в виде площадки, ну и потихоньку их вытягивают в горку. Пока, кажется, там семь «трехсотых». Ну и мин просят подкинуть, они сейчас как воздух им нужны. На «броне», конечно, уже повезли, но пока они туда доберутся по этим серпантинам и снегу, - ответил Хиценко, махнув в сердцах рукой.
- Ну как, вертолетчики, «работать» будем? - спросил вышедший из командной «бабочки» полковник Майстренко. - Там погода есть, и очень-очень вы там нужны.
Я пожал плечами.
- Погода нас и правда прижала, взлететь, конечно, можно и там поработать, но как возвращаться назад? Да и запасных нет, если только сигануть с парашютами, - ответил я полковнику.
Тот, взглянув на низкие облака, качнул головой и зашел обратно.
- Полковник Хиценко, - выглянул один из офицеров, - к командующему.
- Ну все, сейчас будет буря, - сказал он, отправляясь на командный пункт. Минут через десять вышел красный от возмущения, подойдя к экипажу, постоял минуту, а потом сказал:
 - Идем к вертолету, будем готовиться к вылету, загружаем боеприпасы и взлетаем.
- Как? - спросил я.
Он махнул рукой и сказал:
- Я лечу с вами, будем смотреть, что у нас получится и можно ли поднять «двадцатьчетверки», на передовой требуют обработать обратные склоны высот.
А чем? Я что, Господь Бог, что ли, небо разведу руками?
Шел он большими широкими шагами и костерил на чем свет пехотных начальников, которые ничего не понимают в кровью написанных летных законах.
Минут через тридцать экипаж уже был на борту. Недалеко стоял крытый «Урал» с боеприпасами. Солдаты ждали команду на загрузку и, получив ее, стали перетаскивать ящики с выстрелами в грузовую кабину вертолета под контролем бортового техника капитана Александра Абрамова. Мы же сидели втроем и кумекали над картой, как и куда нам лететь. Вскоре проложили маршрут и обсудили план боевого задания. Взлетаем, набираем высоту и за облаками выходим в точку над населенным пунктом Ведено, после чего приступаем к снижению по спирали. Если на высоте в тысячу семьсот метров по стандартному давлению не выйдем под облака, прекращаем снижение и возвращаемся на точку. Вскоре погрузка была закончена, и экипаж, запустившись, порулил на взлет. Вся летная братия высыпала на полосу, переживая за «восьмерку». Мы взлетели и выполнили проход под облаками, погода и правда была дрянная, в конце полосы облачность, упиравшаяся в стену хребта, опускалась до восьмидесяти метров, в начале порога она составляла сто тридцать - сто пятьдесят метров, над обрывом и в уходящей вниз долине - метров триста пятьдесят. Решили этим воспользоваться и снижаться в нее, а на пороге полосы поставить наблюдателя, который бы подсказывал, открыта река или нет. Все, пошли в облака, на высоте две четыреста вышли за верхнюю кромку, выше был еще один слой, поэтому солнышка экипаж сегодня не увидел. По указанию летчика-штурмана я занял курс и проследовал в расчетную точку снижения. Установил связь с авианаводчиком, тот радостно сообщил, что давно нас ожидает. Я уточнил у него, как погода. Его унылое бурчание, что «погода плохая, но сесть в разрывы перекатывающихся через площадку облаков можно», не радовало. Я попросил у него людей для разгрузки «огурцов» и получил ответ, что все уже готовы и ждут только посадки вертушки.
- Подходим к точке снижения, - доложил старший лейтенант Валера Гринец. Я установил скорость сто двадцать, дабы не размазывать спираль, и ожидал команды на снижение. Хиценко стоял в проеме двери сзади и наблюдал за действиями экипажа.
- Все, командир, мы в точке, снижаемся.
После этих слов Валеры я перевел вертолет на снижение, сказав: «Ну, с Богом». Внутри все же был мандраж: куда снижаемся? Облака вновь плотно приняли вертолет в объятия. Выдерживая обычный полет в облаках, я все время контролировал приборы, а остальные во все глаза ждали появления земли. Наконец она стала проявляться, и на высоте в районе тысячи девятисот метров мы вывалились под облака над Дышне-Ведено. Так, а теперь к району эвакуации. Забравшись под самые облака и фактически теряясь в нижней кромке, наблюдая землю только под собой, мы прошли над горой Гизчены, оставив сбоку Харачой, и стали выходить на площадку. Видимость упала метров до пятисот. Было желание плюнуть на все и уйти вверх, но что-то все-же удерживало от этого. Потихоньку «восьмерка» на малой скорости подошла к какой-то проплешине, впереди стояла стена облаков, лежащая на земле густым туманом. Все, дальше некуда, уже ничего не видно, только белая пелена. Я запросил авианаводчика и сказал, что дальше пройти не можем. К моему удивлению, тот ответил, что он слышит звук борта, но пока не видит, и что вертушка уже прошла его площадку. Оказалось, что ложбинка площадки находилась в трехстах метрах вправо от нас за небольшим бугорком, но как же тяжело было переползать этот бугор! Наконец, мы оказались на площадке. Сначала разгрузили боеприпасы, затем приняли раненых и выполнили взлет в безопасном для нас северном направлении. Экипаж сразу же пошел в набор высоты и окунулся в облака. Выскочив за верхний край облачности, поплелись на Ботлих. Предстоявшие заход и посадка пугали. Вот уже вышли в столь знакомую нам котловину Ботлиха, которая была сплошь забита белизной от одного хребта к другому. И вновь доверившись приборам и своей многострадальной «коробочке», за которую уже получил разнос, я зашел на посадку. Облака, облака - в них хорошо летать на равнине, набирая облачный налет, так необходимый для повышения квалификационной категории. Но в горах, да еще и на постоянном снижении, - жуть. За бортом зима, мороз, а на лице сосредоточенного командира, считывающего показания приборов, капельки пота. Вывалившись под облака, по инерции опустились пониже, почти в уровень аэродрома, здесь видимость была получше, затем прошли до четвертого и, выполнив его, оказались в створе полосы. Вот она, родимая! Я повернулся к Хиценко и, посмотрев на него, подмигнул. Тот перевел дух от только что пережитого напряжения и демонстративно провел рукой по лбу, весело улыбнувшись. Выполнив посадку, экипаж выключил двигатели. «Восьмерку» уже обступили техники и машины, прибывшие за ранеными. Хиценко убыл к командующему докладывать о выполнении задания.
А потом как понеслось! Лиха беда начало. Экипажу посыпались задачи, как будто над Ботлихом светило яркое солнце. Вновь и вновь мы отрывались от полосы Ботлиха, пробивали облака и выходили в точку снижения. Во время одного из таких снижений боевики обнаружили вертолет и, когда мы проходили над горой Гизчены, оттуда борт начали обстреливать. Славка на работу огневой точки ответил длинными очередями с трассирующими патронами, сообщив, что горка опять ожила. Вертушка зашла на посадку к «Плотве», и я запросил добро на «работу» по опорному пункту боевиков на высоте. Минут через пять мне разрешили открыть ответный огонь. Выполнив взлет с площадки, я развернулся и, маскируясь в облаках, скрытно подошел к высоте, а оттуда на пикировании свалился на голову «духам», обрушив на них залпы НАРов. Те очень кучно легли в центре позиции, накрыв траншеи разрывами, и вздыбив землю. Экипаж же, закончив атаку, сразу же пошел в набор высоты и скрылся в облаках. Действия вертолетчиков наблюдали с земли и похвалили за хорошую работу.
День заканчивался, и экипаж, наконец, оставили в покое. Выполнивнив за этот день семь вылетов на различные задачи, мы порядком выдохлись. Ведь каждый заход выполнялся почти при минимуме погоды, хотя в горах минимума нет, в таких условиях здесь летать категорически запрещено.
Следующий рассвет авиагруппа встретила в таких же условиях, погода лишь чуть улучшилась. Летчики «двадцатьчетверок», успокоившись, пошли в домик ждать погоды. Мне же приехавший Хиценко сразу поставил задачу.
- В общем так, подразделения штурмуют отметки 1390,1, и 1473 - «Черепаху» и гору Хорочь. Ларченко поставил задачу поддержать их огнем с воздуха. Погода сегодня получше и здесь, и в районе боя, так что вам будет легче. В общем, поставлена задача зарядить тебя по полной и вперед на удар. Выйдешь в район, свяжешься с авианаводчиком, он тебя наведет для удара. Еще вот что, берите карту, вот здесь, в этом квадрате, - он указал на карте точку карандашом, - на отметке 1403 заняла позиции наша минометная батарея. Тебе надо перетаскать туда как можно больше боеприпасов. На этот вылет загрузим тонну, «отработаешь» по целям, потом подсядешь к минометчикам и разгрузишься, затем домой.
Я, выслушав постановку задачи, с холодком сказал:
- Товарищ полковник, такое впечатление, что у нас голубое небо, погода миллион на миллион, горы открыты, вертолет у меня весь бронированный, все классно, а я летающая крепость. Я один раз пошел навстречу вам, чтобы раненых вытащить, а у всех уже в привычку вошло - вперед, Палагин, давай, Палагин. Хорошо, что нам везет, а если что, мне «безопасник» округа голову, как цыпленку, скрутит и следователь станет «другом». А вдруг у нас вынужденная посадка, куда падать, где садиться и кто за нами-то придет?
Полковник, посмотрев на меня, проговорил сухо, поставил меня на место:
- Товарищ майор, командование, исходя из сложившейся обстановки и учитывая ваш опыт, доверяет вам и надеется на то, что вы справитесь с поставленной боевой задачей. Сергей, все понимают, как вы рискуете, но пойми, это правда, что пока только один ты со своим экипажем можешь работать здесь. Если честно, то многие и вправду удивляются, как вы тут справляетесь. Ты что думаешь, в полку не знают, что вы вчера летали и даже на штурмовку сходили, когда все вынужденно сидят на земле? Нужно Сергей, надо, - уже просто по-человечески сказал он.
Экипаж загрузился боеприпасами и выполнил взлет. Нижний край над аэродромом и в котловине был в районе двухсот пятидесяти - трехсот метров, верхний - две четыреста - две пятьсот, почти «простые» метеоусловия для равнины, но не для гор. И вот «восьмерка» снова в расчетной точке снижения. Я вновь перевел вертолет на снижение, связался с «Плотвой», доложив, что прибыл в район. Знакомый голос подполковника Геннадия Иванова, радостно встретившего нас в эфире, «обрадовал»: попросил обработать огнем обратный склон горы Хорочь. Что мы и сделали, засыпав тропы огневым шквалом НАРов, вырвавшихся из блоков «восьмерки». Затем снизились, зашли на высоту к минометчикам, разгрузили боеприпасы и ушли домой в уже ставшем обычным для нас порядке.
Там экипаж уже ждали, и, быстро пополнив боекомплект и загрузив боеприпасы, «восьмерка» вновь отправилась в район. Экипажем решили, что шарахаться в атаке со снарядами - просто тупость, поэтому, вывалившись из облаков, сразу же зашли на посадку к минометчикам, а уже после разгрузки выполнили взлет. И началось: надо обработать огнем высоту 1473 «Черепаха». Выйдя на боевой курс, я взял в прицел позицию и открыл огонь, отвернув с боевого курса сразу же после нажатия на кнопку. Но в эфир несется от авианаводчика: «Да не туда, правее метров триста, на склоне!» На каком склоне, их здесь много. Я вышел в атаку от Ведено. И куда вправо, от кого вправо, - в общем, засыпав огнем высоту, так и не попал, куда хотел ПАН. Вернувшись в район после очередной загрузки с очередным боекомплектом для минометчиков, мы выполнили перелет на передовой КП. Заглушив вертушку после посадки и оставив ее на площадке, я пошел на командный пункт к Геннадию Иванову. По прибытии объяснил ему, что очень недоволен своей прошлой штурмовкой и попросил ввести меня в складывавшуюся тактическую обстановку в районе боя. Выяснилось, что противник получает резервы со стороны населенного пункта Ведено и упорно удерживает позиции, используя минометы и крупнокалиберные пулеметы, также его поддерживают три кочующие зенитные установки ЗУ-2-23. Противник перемещается на автомобилях по обратному склоку гор и недоступен огню нашей артиллерии.
- Майор, хорошо было бы, чтобы ты экипажем вышел туда и «поработал» по целям, которые найдешь, - попросил замкомандующего группировки.
- Да повнимательнее, Серега, когда вываливаешься из облаков, вокруг тебя шапки зениток начинают вспыхивать, - предупредил меня Геннадий, - они уже твою точку выхода знают, так что осторожнее.
- Да знаем мы, наблюдали, крайний раз мы прямо в нижнем крае, в разрывах облаков прошли до минометчиков, а потом свалились к ним на крутом снижении. А с Гизчены по нам опять «отработали», да и с «Черепахи», сколько раз их там глушили, а они опять оживают. Вот бы сюда «барабанов», они бы их фугасом управляемым достали, а так «духи» в окопы да в блиндаж сховались и все, оттуда их не выковырнешь нашими НАРами. Правда, вчера мы их хорошо накрыли, но, видно, новых туда загнали. Ну ладно, раз добро нам дали, пойдем поохотимся, - сказав это, я отправился к вертолету.
Забравшись в нижний край облачности, вышли в точку над районом боя, не сказать, что все было хорошо видно, но обнаружили позиции боевиков, с которых было видно работу огневых точек. Пройдя в район юго-восточной окраины Дышне-Ведено, экипаж вышел в атаку, и, переведя вертолет на пикирование, двумя залпами по шестнадцать ракет в каждом накрыл высоту. Я вновь не смотрел на результаты работы, а сразу же перевел машину в отворот и набор высоты. В отвороте взял в цель гору Гизчены и высыпал оставшиеся НАРы туда, получилось не очень красиво: они рассыпались по северному склону горы, которым пользовались «духи» для подтягивания резервов на эту высоту. Славка сразу же стал посылать из своего пулемета длинные очереди. А вокруг началась огненная карусель, в нас стреляло все, что только можно. Я выжимал из своей машины все, что мог, и уходил от боя с набором высоты на север, где рельеф понижался, а значит, вероятность попасть в нас была меньше. Наконец «восьмерка» спряталась в облаках, теперь полет до дома. Я вышел на связь с «Плотвой», там нас похвалили и сказали, что очень ждут назад.
Еще дважды за день экипаж взлетал с грунтовой полосы Ботлиха и вновь скрывался в черной темноте облаков. В одном из заходов на высоты, удерживаемые противником, мы обнаружили позиции его минометов - одного из самых грозных в условиях гор видов оружия. «Отработали» по ним, минометы замолчали надолго. В другом заходе обнаружили грузовой автомобиль марки «ЗиЛ» с установкой ДШК в кузове, который стоял возле подножия одной из горок и вел по вертолету огонь. Выполнив маневр, вышли из нижнего края облачности на боевой курс и двумя залпами огня накрыли его и, не удержавшись, после вывода из атаки посмотрели и убедились, что автомобиль горит. Вымотавшись за день, экипаж, прибыв домой, попадал на свои кровати и уснул мертвецким сном. А бои за высоты продолжались. Харачой уже был под огневым контролем морпехов и мотострелков, впереди был бой за «Черепаху».

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14. Часть 22.
Часть 7. Часть 15. Часть 23.
Часть 8. Часть 16. Часть 24.

Бои за овладение населенным пунктом Харачой, а особенно за господствующие в этом районе высоты носили ожесточенный характер. На высотах были подготовлены окопы, позиции для зенитных установок и многое другое, ведь дальше располагалось бандитское гнездо - населенный пункт Ведено.
Паре боевых вертолетов майора Сергея Воронова была поставлена задача выйти в район уже очень хорошо всем знакомой горы на отметке 1625 и выполнить воздушную разведку объектов противника, а при обнаружении огневого противодействия из бортового оружия
уничтожить выявленные цели. Но предыдущие полеты по этой задаче ничего не дали: как только «двадцатьчетверки» появлялись в районе, там все сразу замолкало и переставало подавать признаки жизни. Задача моего экипажа состояла в том, чтобы, встав в зону, осуществлять поисково-спасательное обеспечение действий этой ударной боевой пары. И тут парни прямо взмолились:
- Вячеславович, попробуй сработать за приманку.
- На живца? Мужики, да вы что, ополоумели, что ли? Я как вспомню тот залет, так меня до сих пор дрожь берет, - ответил я, поморщившись, как от зубной боли.
- Да ты не бойся, мы тебя отпустим километров   на пять, не больше, тебе минуту-полторы, продержаться, просто «пукнешь» из блоков НАРами, чтобы их раззадорить, и выходи в отворот нам навстречу, а на отходе Славка из пулемета сзади высоты прочешет. Они на тебя однозначно клюнут, и нам команду сразу, что отваливаешь, а тут мы и вывалимся, - уговаривали меня «барабаны».
Наконец решившись, я разложил карту и вместе с экипажами «двадцатьчетверок» стал рассматривать варианты выполнения задания. После того как обрисовали свои предложения друг другу, все же пришли к более или менее единому мнению по действиям в районе задания. Доложили о замысле полковнику Хиценко, который вначале отверг такое, можно сказать, сумасшедшее предложение, но после убедительных просьб и доводов согласился на эту авантюру, добавив, чтоб смотрели в оба и на рожон не лезли, если что, сразу же отход. Через некоторое время вертолеты запустились и группой осуществили взлет. Но, естественно, получилось все, или почти все, совсем не так, как планировалось.
Поставив группу в районе засады в воздухе за близлежащим хребтом, я сам выскочил на высоту, она была большая, с несколькими «пупками» и ложбинками между высотками. Ожидая лавину огня на боевом курсе, уже был готов открыть ответный. Но в воздухе было все спокойно. Я, отвернув влево, передал, чтобы «двадцатьчетверки» так и виражили в засаде, пока не позову их. А сам снова выполнил заход и в очередной раз отвернул с боевого курса, но уже поближе к позициям противника - и вновь тишина. Высота словно вымерла. Такое впечатление что противник, узнав о приближающихся войсках, просто испугался и покинул занимаемые укрепления и позиции.
Снова выйдя на боевой курс и разогнав вертолет на пикирование, я на скорости выскочил прямо на горку, на высоте двадцать пять - тридцать метров пролетел над ней и вывел вертушку в разворот. Вот тут-то «духи» нас и перехитрили - борт в ту же секунду оказался под огнем. Вихляя, как заяц, я на максимальной скорости со скольжением уходил из-под огня. Слышались удары попадавшего по борту металла. Я дал «двадцатьчетверкам» добро на «работу», и они сразу же вышли из-за хребта и открыли прицельный смертоносный огонь по позициям противника. Серега Воронов вообще в штурмовках терял чувство опасности и метелил противника, чуть ли не выковыривая его из-под земли, открывая огонь из пушки в упор. Я же, выйдя из-под огня, встал над хребтом и наблюдал красивую работу «барабанов».
Несколько раз они, выполнив атаку, уходили с боевого курса влево, в этот же раз по окончании работы стали отворачивать вправо для выхода домой на Ботлих, и ведомый подошел близко к горе Гизчены. В предыдущие дни там была поражена огневая точка противника, и летчики даже не подумали, что она снова может ожить. Заметив,
как она открыла огонь по ведомому, мой экипаж не растерялся и, взяв в цель центр высоты, засыпал ее несколькими залпами неуправляемых ракет. Высота, а вместе с ней и позиция «духов» покрылись разрывами. Огонь прекратился и ведомый вышел в безопасную зону.
- Я 661-й, работу закончили, возвращаемся на точку, - доложил я на ГБУ.
- 661-й, «Братишка», это я, «Плотва-31», узнаешь меня? – вдруг услышал я радостный голос в эфире.
- Слушаю тебя, дорогой, - отозвался я.
 - «Братишка», зайди ко мне, у меня тут ребята немного напоролись, в общем, «трехсотых» многовато, забери их в госпиталь! - взмолился авианаводчик подполковник Геннадий Иванов.
- Хорошо, «Плотва», наводи и обозначайся.
Мы стали искать место для посадки. Минут через десять «восьмерка» уже сидела в одной из ложбинок хребта и ожидала прибытия «брони», которая не заставила се6я долго ждать. «Беха» не ехала, а просто летела по снежной целине напролом к борту. Видно, механик-водитель боялся, что не успеет. Димы вышел его встречать, показывая знаками, где остановиться. Но тот и не думал выполнять его команды, он подлетел к вертолёту и остановился метрах в пяти от двери вертолёта, при этом разбросав комья грязи, перемешанные со снегом, чуть ли не до двери. Его бортовая антенна с парашютиком на конце в момент остановки резко выпрямилась и попала в плоскость вращения лопастей несущего винта. Лопасть, набежав на антенну, в момент ее перерубила.
Дима подлетел к механику и готов был как следует его отмутузить. Но боец безмятежно улыбался, он вообще ничего не понял, но был счастлив, что доставил раненых к вертолету. На знаки, что он влез к нам в плоскость вращения винтов и вертушка перерубила ему антенну, он махнул рукой, мол, не беспокойтесь за антенну - фигня. Так и не поняв, что натворил бед, механик-водитель, газанув двигателем и, обдав нас клубами выхлопных газов, круто развернулся на месте и рванул назад к передовой, вскидывая комья грязи. Димка поднялся на борт и закрыл дверь.
- Дверь закрыта, раненые на борту, к взлету готов. Командир, боюсь, этот чудик нам лопасть повредил, - сказал он.
- Почему так думаешь? – спросил я.
- Да свист какой-то появился, или мне так показалось, ладно, на аэродроме разберемся, посмотрим, командир, - ответил он.
Экипаж перелетел на полосу Ботлиха. «Двадцатьчетверки», выполнившие посадку ранее, ожидали нас на полосе. При заходе «восьмерки» на посадку все обратили внимание на сильный свист, который она издавала. При осмотре вертолета обнаружили повреждения борта от огня противника, но, самое главное, как экипаж и опасался, были повреждены лопасти, на одной был сквозной порыв отсека, на второй зазубрина. Машина вышла из строя. А тут, как назло, были представители службы безопасности полетов, которые проводили расследование аварии вертолета Ми-24 капитана Александра Шабанова: на взлете с аэродрома в Ботлихе он не справился с управлением и опрокинул вертушку возле полосы. В итоге мне досталось - отстранили от полетов, а поврежденную машину перегнали в Каспийск. Вместо меня в этот же день прислали резервного летчика, капитана Олега Большова.
Вечером того же дня на разборе полетов в Каспийске, командир полка и начальник службы безопасности полетов авиации округа, устроили мне разнос. Припомнили и ночные эвакуации, и заход в Ботлих в облаках, и мои штурмовки на «живца», и, конечно же, нетактичное поведение с начальством. Потребовали, чтобы я нарисовал и рассказал, что это за «коробочку» мой экипаж придумал на Ботлихе, естественно, при этом разнесли ее в пух и прах, исходя из вопросов безопасности. Тогда я и не догадывался, что некоторые летчики перенесли эту «Коробочку» себе в планшеты, а кое-кто даже использовал ее впоследствии, когда нужно было спасти жизни раненых бойцов. А сейчас я стоял, понуро опустив голову, и не знал, как оправдать свои действия. Вроде бы работал на войне, а «порют» меня, как будто сейчас мир. Да, парадокс в том и состоял, что война, в которой мы участвовали, была завуалирована под «контртеррористическую операцию». И если что-то случалось, то все расследовалось, как в мирное время, хотя задачи летчикам ставились боевые, согласно боевым распоряжениям, и били нас 6оевым оружием. По прошествии многих лет, сам став командиром, я понял, почему нам, тогда молодым «выдирали перья» старые, умудренные опытом не одной воины учителя. В результате этого разбора я стал чуть ли не главным бандитом и воздушным хулиганом авиационной группировки. На вопрос, брошенный инспектором, кто захочет идти с таким летчиком в бой, к моему глубочайшему удивлению, очень много летчиков выступило в мою защиту и выразило желание, чтобы я был в их боевом строю в воздухе, за что я до сих пор им очень благодарен. Но после всех разбирательств мне было сказано, что я отстранен от выполнения боевых заданий. Тяжеловато было перенести все это. Как я про себя ругал того лихого десантника-наездника на своей БМД!
На следующий день мой экипаж, оказавшийся не у дел, отдыхал. Если честно, мы вымотались за период постоянной работы на грани риска, потому что летали без продыху каждый день, выходных у нас не было. Для моей вертушки требовалась лопасть, ее должны были подвезти, да и дырки заштопать не помешало бы. В течение дня экипаж ждал решения, что с нами будет и куда нас, а точнее, командира задвинут. Бортовой был занят ремонтом вертушки, а штурмана загрузили работой. Я же, после обеда коснувшись подушки, после всех этих мытарств, провалился в сон. Долго спать мне не дали, вызвали к полковнику Шаповалову, командиру полка. Я приготовился к очередному разносу.
- Разрешите, товарищ полковник? - спросил я, заходя на командный пункт.
- Вот что, Палагин, сейчас на Каспийск возвращается капитан Большов, берете у него вертолет, собираете вещички и отправляетесь на Ботлих. Будете там вновь выполнять боевые задачи. И учтите, все то, что вам вчера говорили, это потому что вам только добра желают, не лезьте на рожон. И помни, что, где сможешь сработать ты, не факт, что смогут другие, думай о других, ты же их подставляешь. Все, иди, готовься к вылету, - напутствовал меня командир, переходя на ты.
Я не очень понял, что командир хотел этим сказать, и был очень удивлен таким быстрым возвращением своего экипажа к работе. Лишь по прибытии в Ботлих я понял его слова. Выполнив перелет на полосу Ботлиха, доложил о своем прибытии Сергею Николаевичу Хиценко, тот и осветил мне сложившуюся ситуацию. Прибывший мне на замену летчик просто не смог вписаться в ту работу, выполнения которой от него потребовали. Ему поставили задачу выйти в район и снять разведгруппу с горного склона, площадки не было, скалистый рельеф мешал выполнению задачи. Летчик, исходя из мер безопасности, не смог выполнить поставленную задачу и вернулся на аэродром вылета. Группа осталась на высоте. В течение дня ему ставились еще несколько задач, но по уровню натренированности и высокогорного допуска он не мог их выполнить, исходя из мер безопасности, прекращал выполнение задания и возвращался на аэродром. В конце концов, собрался с духом и честно написал, что просто боится разбить машину и погубить людей, а вместе с ними и экипаж, так как по уровню подготовки и морально он не готов выполнять задачи такой сложности в горах. Нужно было найти в себе мужество, чтобы написать такой рапорт. И я его за это не осуждал, у каждого есть своя планка и высота, через которую очень тяжело перепрыгнуть.
- Поэтому ты вновь оказался здесь, ты очень нужен, очень, - подытожил полковник Хиценко.
- Давайте отдыхайте и готовьтесь к завтрашней работе, наши начинают штурмовать Харачой с направлением на Ведено, работы невпроворот, - нацелил он мой экипаж.

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14. Часть 22.
Часть 7. Часть 15. Часть 23.
Часть 8. Часть 16. Часть 24.

В предыдущие дни всех уже нацеливали, на то что будет десантироваться тактический воздушный десант, но где и когда, в какую точку и каким составом, никто не говорил. И вот этот день настал. Рано утром на полосу Ботлиха прибыла группа летчиков на вертолетах Ми-8 из разных полков, имевших большой опыт горной работы. Среди них были такие маститые летчики, как майор Александр Дзюба, майор Игорь Радобольский, Герой Советского Союза полковник Николай Майданов и другие. Все они были летчиками, прошедшими Афганистан, мастерами и асами своего дела. Впоследствии все они были удостоены высокого звания Героя России. Группа готовилась к вылету в исходный район десантирования. Предварительно всю группу летного состава собрали на полосе и зачитали порядок выполнения боевого задания. До чего же я был удивлен, что попал в эту группу летчиков, да еще мне доверялось идти первым с группой захвата площадки во главе со старшим десанта, одним из заместителей комбрига Г.Элиадзе. Внимательно вслушиваясь в порядок выполнения задачи, вертолетчики наносили на карты рубежи, исходные районы, районы десантирования, время ударов авиации и артиллерии и много чего еще, что должно было сопутствовать успешному выполнению задачи. Весь район мы со штурманом знали наизусть, могли без карты летать. А исходным районом оказалась та площадка, где я в сумерках садился с Трошевым. Недаром командующий все обошел своими ногами, он тогда меня пытал, смогут ли они отсюда работать или нет. Ай да генерал - сначала сам, а потом уже послал других. Побольше бы таких настоящих, окопных генералов-солдат, а не чинуш паркетных, которые только и ждут, как бы добраться до крутого кабинета, служебной машины и различных дивидендов от занимаемой должности.
В назначенное время мой вертолет первым выполнил взлет, на установленном временном интервале за нами взлетела вереница вертолетов, которая стала втягиваться в ущелье. Выполнил посадку на уже известной мне площадке близ кладбища, тут же на борт устремились первые бойцы. Через несколько минут все были готовы к взлету. На борту царило всеобщее возбуждение, секунды до назначенного времени тянулись медленно, пару раз в кабину заглянул старший десанта, как бы убеждаясь, что все в порядке. Наше направление было на гору Даилам - высокий «пупок» в тысячу триста метров, господствующий над населенным пунктом Дай, с которого контролировались все дороги этого района. Наконец стрелка коснулась отметки времени «Ч». Отрываемся и взлетаем, вертушка нагружена до предела, выходим на взлетный режим и потихоньку переходим на разгон скорости. Внизу мелькают могильные плиты и надгробия, вот обрыв - и мы в воздухе, до места десантирования недалеко, минут десять.
Через некоторое время за мной поднимается еще одна «восьмерка», вместе мы должны высадить группу разведчиков бригады, которая завяжет бой, захватит площадку и будет удерживать ее до подхода основной группы. Несемся по ущелью, маневрируя на его поворотах, вот точка прямой захода на площадку, вертолеты прикрытия уже обрабатывают площадку и окрестности, ветер известен от вертолета- разведчика и по дымам загоревшейся травы. До площадки оставалось километра два, я уже пилотировал машину на режиме посадки, как вдруг прямо перед носом моей вертушки начало что-то мелькать, и вся высота и окрестности покрылись завесой разрывов. Адский танец огня накрыл горку. Что делать, куда идти? Нужно именно туда, где сейчас смерть. Старший десанта, стоявший в проходе, закричал неизвестно кому: «Ну, я им устрою!». Если сейчас отвернуть, то получится бардак: за мной уже взлетела основная десантная группа, а площадка будет не захвачена. Я вышел в эфир, при этом почти зависая на груженой машине: «Что будем делать?» И получив ответ ведомого: «Не знаю», вовсю матюгнувшись в эфир, пошел в это пламя. Подойдя к высоте, проталкивал вертушку вперед, метрах в двухстах левее возник взрыв, двинулся вправо и зашел за маленькое здание какой-то будки, находившейся на высоте. Наконец, зацепившись колесами за склон, стал выпускать десант. Бойцы сначала помедлили - высота десантирования получилась метра в два-три, но вскоре пошли вперед, остальные начали подтягивать боеприпасы и АТС к выходу. Увидев, как выпрыгнувшие из вертолета скатываются вниз, я переместил вертушку чуть выше по склону, прямо к будке и окружающим столбам - расстояние до них было не более двух метров - разгрузка пошла бойчее. В это время что-то стегануло рядом, от чего вертушку качнуло. Я попросил вертолеты прикрытия поискать, что по нам стреляет. «Полосатые» подполковника Фаяса Ахметшина и ведомого Андрея Михайлиди, проносившиеся ниже высоты десантирования, ответили: «Уже работаем». От снующих по грузовой кабине бойцов, в спешном порядке выгружавших боеприпасы и все то, что им нужно для боя, вертолет ходил ходуном, машину тяжеловато было удерживать на месте. Бойцы, укрывшись в расщелинах или просто за камнями, вели по кому-то огонь. Тут мы увидели, как к нам уже несут на руках парня, а буквально метрах в двадцати позади ведут еще одного пошатывающегося бойца, закрывающего лицо окровавленными руками. На ходу ему пытались заматывать голову бинтом, но парень
время вертел головой, разбрызгивая алые капли крови на дымившуюся землю высоты. Наконец еще один боец повалил его на землю и помог другому перебинтовать раненого. Минут через пять раненых дотащили до борта, и старший лейтенант Гаврильченко, обладавший недюжинной силой, принял парней на руки и уложил их прямо на пол
грузовой кабины. После взлета с площадки мы в срочном порядке доставил их в госпиталь Буйнакска, после чего наш экипаж снова рванул к исходной площадке десантирования. На полу грузовой кабины остались лужицы алой крови, в которые первые бойцы, загружавшиеся в кабину, пытались не наступать, но в сутолоке погрузки и навале оружия, боеприпасов она растерлась подошвами сапог солдат, стремившихся в едином порыве покинуть вертолет и вступить в бой на своем рубеже.
Вскоре день подошел к концу, и после нескольких вылетов с целью наращивания сил десанта мы вернулись на аэродром, выполнив поставленную боевую задачу.

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14. Часть 22.
Часть 7. Часть 15. Часть 23.
Часть 8. Часть 16.

Проснувшись утром, все выглянули на улицу - вот те на: вся котловина была заполнена облаками, нижний край был где-то метров четыреста от полосы аэродрома, так что полетов сегодня точно не предвиделось. На улице было зябко, дул ветер с Ансалты. На предполетных указаниях нам сообщили, что вся равнина закрыта каспийским выносом, Махачкала и Каспийск тоже. Так что сидим и ждем погоды. Подошедший ко мне Сергей Николаевич сообщил: «Тебе официально дали допуск к полетам на площадки в горах ночью до тысячи метров». Позавтракали, а так как делать было нечего, решили поиграть в футбол. Гоняли мяч по полю, благо оно было большое, кто-то выходил из игры, появлялись новые игроки. К летчикам присоединились «спецы», и тут уже игра пошла интересней: летчики против спецназа. Носились как дети, невзирая на возраст, звания и полученные синяки. Никто не заметил, как из подъехавшего УАЗика появился Хиценко, Он вызвал меня из игры, и мое место - я стоял на воротах - сразу же было занято.
- В общем так, морпехи при движении попали под обстрел боевиков, был бой. Его сам «Дед» возглавил, знаешь, кто такой «Дед»? - спросил меня Хиценко. В ответ я пожал плечами.
- Это генерал-майор Александр Иванович Отраковский, - пояснил он мне.
Я ответил:
- Да, тогда я его знаю, видел, когда перевозил его на Анди. Пришлось и его ребят таскать, и не раз.
- Так вот, нужно забрать ребят сюда в госпиталь, у них там несколько пацанов, а один ну очень тяжелый, если не вытащить - умрет. Как думаешь, сможешь? - с надеждой спросил он.
- Так облака же, а там как погода? - спросил я.
- Да тоже не фонтан, облака в виде тумана перекатываются через площадку, поэтому и спрашиваю. Да, пост на горе Абдалзабазуль докладывает, что они открыты, облачность ниже них метров на триста, Даже хребет над Ансалтой наблюдают, - ответил Хиценко.
Я позвал Валеру:
- Слушай, у тебя там чудо техники, GPRS, кажется, называется, мозгуешь, сможем мы взлететь, сходить в район хребта Заргубиль, там забрать раненых и вернуться сюда?
 
- Да в принципе можно, но только этого никто никогда не делал, по крайней мере, здесь, - ответил Валера.
- Последние дни мы с тобой только и делаем, то чего никогда не делали, - съязвил я. - Ты прямо скажи, сможем «коробочку» пробить, и сможешь ли ты ее в свою «бандурку» вогнать?
- Надо попробовать, командир, нижний край вроде бы нормальный. Попробуем, - с готовностью ответил Валерка.
- Ну что ж, Сергей Николаевич, как только в облака войдем, пусть на горке встречают. Если вообще впритык будет и у нас ничего не получится, то присядем у блокпоста в Хаарами, пусть нас прикроют, - вставая, сказал я.
На тот момент на аэродроме Ботлиха установили приводную радиостанцию, но стояла она метрах в ста пятидесяти сбоку от центра полосы. Экипаж решил использовать ее для захода. Под удивленные взгляды всей летной братвы мы экипажем пошли на запуск. Выполнив взлет, прошли почти до Ансалты и со скоростью сто пятьдесят километров в час стали промерять проход до привода. Проход, секундомер - и пошла «коробочка», раза четыре промеряли «коробочку», брали ошибку на коэффициент обалдения или ошибку по скорости.
В процессе проходов выяснили, что при подходе к третьему развороту стрелка привода попадает в затенение от высотки, которая господствовала над аэродромом. Поэтому разворот только по времени, при проходе траверза горы от третьего разворота к четвертому привод начинал брать устойчиво. И еще учли, что при полете на снижении от третьего к четвертому развороту можно было иметь запас высоты на сто пятьдесят метров ниже порога полосы Ботлиха, а на посадочном курсе надо было держать стрелку привода до пяти градусов вправо, но не больше пятнадцати, а то можно было бы въехать в подножие горы над штабом группировки. Промерив еще раз все данные, занесли их в прибор и наколенные планшеты, сообщили на землю, что идем в набор высоты по заданию. Хиценко управлял нами сам, взяв всю ответственность за этот взлет и предстоящую посадку на себя. Все-таки смелый командир. Ну, поехали. Облака плотно обхватили вертолет и приняли в свое нутро, теперь только жесткий приборный полет по командам Валеры: второй разворот, третий разворот, (как медленно ползет высота), четвертый, проход, все докладываю на землю. Знаем, что до скалы перед нами еще далековато, жутко, аж мороз по коже, но держим борт, пошли на второй круг. Наконец наверху стало светлее, и вертушка вырвалась на простор за облака, к солнцу, доложили: «Порядок, отход по заданию».
Прибыв в район боестолкновения, нашли площадку морпехов, между волнами тумана или низко цеплявшихся за высоты облаков приземлились на площадку, загрузили раненых и - домой. Теперь предстояло самое сложное - зайти на посадку, но вышли в район аэродрома и, как на учебных полетах, только с большей скоростью снижения, вылезли под облака. Мандраж был у всех, но, когда осуществили посадку, Хиценко всех обнял с облегчением и благодарностью. А вечером передал огромное спасибо от «Деда». Сказал, что мой экипаж награжден за эвакуацию раненых, и он передаст нам медали «300 лет Флоту». Генерал Александр Иванович Отраковский сдержал свое слово и прислал несколько экземпляров в группировку, но они так до экипажа и не дошли, осели на кителях у кого-то другого, кому-то были нужнее.
В один из дней за мной приехала машина и увезла в штаб группировки. Там меня пригласили к начальнику штаба полковнику Майстренко. Хиценко с начальником штаба обратились ко мне:
- Видишь ли, Сергей, тебе надо выполнить рядовой санрейс, но, понимаешь, не такой он простой. Вот смотри, - и ко мне пододвинули карту, - село Кенхи, рядом, километрах в четырех, село Кататлы, откуда, ты сам знаешь, «духи» обстреливают нас постоянно. Так вот, у кого-то из старейшин дочь больна, а ей скоро рожать, в общем, они обратились к нам с просьбой перевезти ее в больницу в Ботлих вертолетом. В самом селении мужиков сто, а то и сто пятьдесят, и, сам понимаешь, они все со стволами. Все пока в нейтралитете, так называемый отряд самообороны селения. В общем, висят они сейчас как дамоклов меч на фланге подразделений 136-й бригады. На Кири, как тебе известно, только одна дорога да ваши вертушки. Так вот, они попросили вертолет, но без прикрытия и вооружения, то есть санитарный. Тебе нужно будет туда зайти, сесть, выключиться, с тобой полечу я и пара наших представителей. Нужно, очень нужно с ними мирный контакт установить, но что у них там на уме, одному Богу известно. Приказать мы тебе не можем, только попросить. С одной стороны, жизнь твоего экипажа, с другой - женщины и ребенка. Понятно, что если вас с вертушкой сжечь, то «духам» дадут большие деньги, соблазн у них велик. В общем, если согласен, то час на подготовку борта. Да, дежурную пару капитана Ромы Плешко поставим над Верхним Годобери, если что, только крикнешь, они прикроют.
Через час мой экипаж был готов к взлету, все вооружение сняли, а пулеметы спрятали в салон, бросать их совсем я не собирался. Минут через тридцать вертолет зашел на посадку в Кенхи. Как я и ожидал, со склонов от Кататлы по нам «отработали», но «восьмерка» прижалась к противоположному склону и зашла на посадку в котловину. Выключились, я всех вывел из вертолета и определил секторы обороны, сам же сел на связи. Потом определил «двадцатьчетверкам» контрольное время связи через каждые двадцать минут, вышел из вертолета и занял оборону возле борта в нагромождении камней. Опыт августа девяносто девятого был свеж в памяти.
Жизнь горного селения загудела, как в потревоженном муравейнике. Всюду были видны фигуры мужчин с оружием, стайки детей и женщин с любопытством рассматривали вертушку издалека. Рядом пробегала горная речушка, отрезавшая вертолетчиков от всей этой суеты и давшая имя населенному пункту, даже зимой она не замерзла. Над деревней со всех сторон нависали горы и горные склоны. Над головами находившихся меж валунов летчиков постоянно было какое-то движение, изредка выше по периметру мы наблюдали посты самообороны, и, случись что, нам бы не поздоровилось. Уже прошел условленный час, а Майстренко, убывший в селение, не появлялся, что там с ними, неизвестно. Но вот, наконец, появилась процессия. Женщину бережно доставили на борт, с ней была пара стариков и наши. Теперь надо взлетать, а вот взлет нам надо было выполнять как раз таки на Кататлы и потом через ущелье выходить на Кири, по тому хребту, где несколько дней назад снимали окруженную группу. Делать нечего, взлет, разгон - и понеслось. На максимальном режиме набираем высоту и скорость, скорее бы проскочить этот участок. Я заранее сообщил паре «полосатых», чтобы взлетали, и сейчас они были где-то наверху. Вот и поворот на Кири, здесь вертолет и ждали. Я постоянно маневрировал машиной, это, наверное, нас и спасло. В Кататлы была зенитная установка, перемещавшаяся на базе «шишарика», она уже давно всем надоела, но вычислить ее не могли, а тут беззащитный, безоружный вертолет. Правда, в постоянной охоте за ней, может, вертолетчики, может, артиллеристы повредили ее, потому что работала она одиночными выстрелами. Вот и мы на «восьмерке», повернув за хребет, подставились. Ущелье было здесь узкое, метров двести, не больше. Экипаж чуть не врезался в стальные провода высокогорной ЛЭП, протянутой через него, о которой и понятия не имели. Справа впереди по стене скалы ударил взрыв, еще через несколько секунд другой, обломки породы полетели вниз, разлетаясь по сторонам. Слава Котлов, который сидел сзади на створках и уже установил пулемет, вдруг радостно заверещал:
- Командир, я ее вижу, вижу, но доворота не хватает!
- Где она, Слава, подскажи, я «барабанов» наведу, - попросил я.
- Да она прям на дороге возле крайнего дома, там бугор или навес такой, вот она под ним и прячется, ориентир - слияние речушек, в траверзе, ну метров тридцать, пятьдесят. Трудно им будет ее достать, - сбивчиво передал Славка, и я услышал глухой звук работающего пулемета, он все же пытался ее достать на отходе. Я быстро передал эту информацию «двадцатьчетверкам», «восьмерка» уже вышла из зоны огня. Километра на полтора выше, я увидел пару прикрытия, которая заходила на удар от Басхайлама. Белотелов доложил:
- 661-й, я ее вижу, подожди нас, пожалуйста, мы попробуем ее достать.
С большой высоты было видно, как медленно плывущая по небосклону «двадцатьчетверка» стала опускать свой хищный нос все ниже и ниже, вскоре она просто неслась с тангажом более сорока градусов к земле. Старший лейтенант Бусаров спокойно работал с аппаратурой, наводя ее на цель:
- Видишь ее? - спросил он командира. Белотелов увидел машину и заходил уже визуально, опуская нос еще ниже, высота катастрофически быстро убывала, вертикальная скорость снижения уже перевалила за двадцать метров и продолжала расти. Все, пуск! Со стороны на это было смотреть жутковато: стремительно пикирующая вертушка и отошедшая от нее ракета, казалось, вот-вот должны были врезаться в хребет, если не знать, что там есть маленькое ущелье. Я уже начал нервничать и предупредил, что впереди по ущелью натянуты провода. Слава Богу вовремя, Бусаров, загнав ракету в грузовик, спокойно передал в эфир: «Все, писец ей, уделали». Белотелов же сосредоточу внимание на выходе, увидев этот трос, потянул ручку на себя, и прошел его с превышением. Капитан Долгошеев, зашедший за ведущим на всякий случай «отработал» по району с чадящей дымом машиной с зенитной установкой в кузове НАРами, чтоб никто и головы не подумал поднять. По прибытии домой на полосе у нас забрали женщину, и мы, довольные результатами своей работы, готовились к другим задачам. А их добавлялось и добавлялось. Вскоре подразделения мотострелков 136-й бригады с боем заняли Кири. Кенхийцы их не бес-1 покоили, а так и остались отрядом самообороны, взаимодействуя с федеральными властями.
Как-то раз экипажи закончили уже дневную работу и, подготовив борта на завтра, убыли в домик аэродромного смотрителя на отдых - на аэродром уже опустилась ночь - явился полковник Хиценко. Его появление в такое время, как правило, заканчивалось для какого-нибудь экипажа задачей. Пригласив мой экипаж выйти, он начал объяснять, а точнее, уже ставил задачу. В районе Кири на одном из поворотов серпантина водитель не справился с управлением, машина с бойцами перевернулась и покатилась по склону. В общем, там много раненых, с переломами и ушибами, несколько очень тяжелых. Нужно забрать их с Кири и доставить в госпиталь в Буйнакск, «ты же там бывал сегодня, все подходы знаешь». Он показал на чистое небо и полную луну, которая ярко светила с небосклона. На аэродроме и правда было светло, почти как в позднее сумеречное время. Все горные хребты и высоты были видны или, точнее сказать, выделялись своими контурами на фоне ночного неба.
- Ну что, попробуешь? Я предупредил, что все на твое решение, если сможешь зайти, то зайдешь, если нет, то пусть ждут до утра, - закончил он.
- Ну что же, раненые - это святое, мы попробуем. Если связь с ними есть, то пусть зажгут нам огонь на развилке дорог на Химоп и Дай, которая идет к мосту, ну, на бугре, чтобы мы в нее в темноте не врезались, - попросил я.
 - Хорошо, сейчас же передам. Вылет по вашей готовности, в Буйнакске вас тоже будут ждать и обозначатся, - сказал Хиценко. - Удачи!
Вскоре «восьмерка» выполнила взлет. Под нами в лунном свете проплывали горы: виденные уже десятки раз, сейчас они были другими.
 
- Красиво все-таки! экипаж любовался этим пейзажем, ведь нечасто приходилось шарахаться ночью по горам с такими высотами по боевой задаче. Выполнив полет до Кири, прошли прямо над селением, внизу, в чреве самой узкой котловины, где притулился возле речки населенный пункт из пары десятков дворов, уже горели костры. При появлении вертушки в воздух полетели осветительные ракеты, несколько из них так и не смогли выйти наверх, ударившись в отвесные стены гор, нависающих всей своей массой над поселком и находившимися на дне ущелья людьми. Экипаж потихоньку приступил к снижению. Заняв направление по дороге с Дая на Химой, просто медленно «поехали» по ней со скоростью сто километров, ориентируясь по вершинам гор и ожидая поворота на Кири, где уже горел запрошенный нами костер. «Доехав» до поворота, пришлось резко переложить вертушку влево, при этом помогая педалями. Вот и костер, включаем фары, я вывел свою фару влево на отвесную стену, а Валера - вправо на не менее отвесную. Вертолет находился в узком коридоре, метров двести шириной, сужающемся книзу до русла речки, до площадки километра два. Пока ее не видно, она где-то за поворотом, но костер, разведенный мотострелками, видимо, большой, так как отблески света видны по краям котловины. В темном коридоре ущелья мы двигались с малой скоростью, картина жуткая и сказочно красивая, с обеих сторон в свет фар вплывали причудливые очертания скальных пластов, высвечивались стволы деревьев, невесть каким образом закрепившихся здесь. Их тени, растягиваясь по отвесным стенам, принимали какие-то несуразные формы. Так мы и снижались медленно в глубину колодца, как по большой лестнице в темный подвал, в конце которого горела свеча. Наконец- то ущелье повернуло, впереди появился мерцающий свет костра, и я стал строить заход на знакомую мне площадку. Минуты через четыре мы уже сидели на земле, вокруг было много народу, все провожали пострадавших, желали скорейшего выздоровления. Все, взлет, и опять экипаж, набрав скорость километров сто, перевел машину в набор высоты курсом на Кататлы, расставив лучи фар в стороны. Теперь это селение уже было под контролем федеральных сил. Меня волновали провода ЛЭП, но после того, как мы, наконец, их обнаружили и прошли выше висевших ниток, далее все было спокойно и буднично. Прибыли в Буйнакск, сели на ночной стадион, передали раненых врачам и вернулись домой на отдых. Грядущий день готовил не менее интересные и сложные задания.

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14. Часть 22.
Часть 7. Часть 15.
Часть 8. Часть 16.

В один из дней на старте все засуетились: прибыли командиры различных мастей, приехали представители местного населения. В общем, шухер - Трошев летит. Его вертушка зашла на посадку, и как только он вышел, вся процессия рванула на бугор в штаб оперативно-тактической группировки «Высокогорная». С борта вышел понурый Андрей Саратов, три месяца назад прибывший к нам в полк с Дальнего Востока. Он уже хорошо вжился в обстановку и воевал нагруженный по полной программе, как и все летчики-второклассники.
- Что грустишь, Андрюха, что буйну голову повесил, а? - в шутку спросил я приунывшего Саратова.
- Да Трошев меня уволил, - проговорил Андреевич, заходя к нам на борт, который готовили к повторному вылету.
- А тебя-то за что ? - удивился я.
- Да я его по рукам треснул и на х... послал - он ко мне в управление полез, видишь ли, я не так на Ботлих захожу, - ответил Андрей.
- Ну, это не так страшно, я ему пистолетом грозил, еще бы немного и расстрелял - вот на какой грани был, а ты всего-то. Ничего, обойдется, сейчас назад его отвезешь, и все уляжется, - ободряюще обнял я его за плечи. - А там кто еще, кого еще привез?
- Да Ярцева и Кадуцкого, он их тоже уволил, орал-орал и уволил - Ярцева за «ночную охоту» к Герою представили, а он его уволил, вот тот и ходит, переживает, - ответил Саратов.
- Да, дела, - мы вышли из вертушки и, закрыв ее, я пошел контролировать зарядку блоков НАРами, мой экипаж только что вернулся из штурмовки высоты 2360, где обнаружили позиции «духов». Часа через четыре после того, как с экипажем выполнили еще несколько различных задач и вернулись на точку, мне было приказано подготовить машину к повторному вылету.
- Скорее всего, ты сейчас повезешь Трошева по району, он сам хочет посмотреть, что, где и как. Будь готов к посадкам самоподбором с воздуха. Прикрывать тебя будет пара Садыкова, они прибыли к нам в район для работы. Трошев запросил лучшего летчика, мы предложили тебя, а Ларченко, по секрету тебе говорю, ходатайствует перед ним о представлении тебя к званию Героя. Так что, поздравляю, - улыбнувшись и протянув руку для приветствия, нацелил меня на выполнение предстоящей задачи полковник Хиценко.
Я же в ответ, пожав протянутую руку, с сожалением сказал:
- Это вы Трошеву зря меня порекомендовали, вот увидите, что сейчас будет. Мне бы подальше от его глаз, а вы меня прямо к нему, да еще и к Герою. Вот он, наш красавец, Саратов с ним прилетел, пусть он его и возит.
Известие о том, что меня снова представляют к Герою, обрадовало, но встреча с Трошевым и очередной полет с ним не сулили ничего хорошего.
- Трошев и слышать о Саратове ничего не желает, подавай ему другого, - ответил Хиценко, не знавший о моем инциденте с Трошевым.
За то время, что было у экипажа, мы спешно готовили борт к прибытию высокого начальства: вымели всю грязь и пыль, а также гильзы после стрельбы, какие еще валялись на борту, постелили лопастные чехлы на сидушки - в общем, привели салон в более или менее божеский вид и с волнением стали ожидать прибытия Трошева. Он сегодня, видно, был не в духе. Его все не было и не было, а время уже бежало к вечеру.
- Серега, если ты его где-нибудь оставишь, я тебе ящик коньяка поставлю, - подошел ко мне Саратов.
- Заметано, - отшутился я.
Наконец-то от группировки выдвинулась вереница машин и запылила по дороге, направляясь к вертолету. Я показал знак запуска сопровождавшим меня «полосатым», а сам приготовился встречать Трошева. Тот, подойдя к вертушке и выслушав мой рапорт о готовности экипажа и вертолета к вылету, удивленно спросил:
- Палагин, ты? — И тут же, повернувшись к Ларченко и Хиценко, проговорил рассерженно: - Если у вас такие летчики лучшие, то тогда какие у вас худшие? - с этими словами он вошел в кабину, пропустив экипаж вперед. На этот раз я спорить не стал, будь, что будет. Дима встал за спиной Трошева, экипаж запустился, зачитали карту и выполнили взлет вместе с группой прикрытия. Трошев, взяв карту у Валеры Гринца, показал ему маршрут полета: перевал Хаарами - Харачои - Дай - Кири - перевал в районе Бутти - Ботлих, - и, вернув карту правому летчику, всем своим видом дал понять, что возражения не принимаются.
Двигаясь по маршруту, он периодически ставил в круг всю группу вертолетов, рассматривал мелькающую под нами поверхность и, махнув рукой, отправлял к другой точке. Покружившись немного над Харачоем, пошли к Даю. Выйдя в район, вертолеты приблизились к Кири и долго кружили над ним. Тут Трошев дал команду выполнять посадку под Басхайламом выше Кири. Я предупредил пару прикрытия, что будем садиться, и стал подбирать подходящую площадку. Найдя более или менее ровный «пупок», выполнил заход и сел на пятачок, возле скалы. Трошев ничего не говоря вышел из кабины и, забрав с собой сопровождавших его офицеров, а также охрану, убыл с борта, скрывшись в низине. Промолотив минут двадцать в воздухе, на связь со мной вышел Садыков:
- 661-й, у нас топлива только до дома, мы уходим, через тридцать минут заход солнца. Удачи!
Экипаж «восьмерки», не видевший группу Трошева, запросил:
- Подскажи, где находятся наши «пешеходы»?
- 661-й, они внизу метров четыреста, и в километре от тебя. А у тебя как с топливом? - запросил меня Садыков.
- Тонна, чуть меньше, наверное, буду выключаться и ждать их.
- Следи за светлым временем, мы пошли, остаешься один, - и «барабаны» потянулись домой.
Я послал Диму посмотреть, где Трошев, и тот, вернувшись, доложил, что далеко внизу.
- Так, парни, выключаемся. И вот что, ты, Валера, идешь вон за тот валун, занимаешь там оборону, Слава, твой контроль сзади с пулеметом, направление на дорогу от Дая, ты, Дима, смотри вон на ту тропу, которая идет вдоль хребта. Хрен его знает, кто к нам пожалует, пока будем ждать, когда соизволят вернуться «пешеходы».
Сам я оставался в вертолете.
Пейзаж вокруг нас был красивейший. На небе редкие облака, окрашенные заходящим за горы солнцем. На восток от них возвышался хребет Хиндойлам, на запад гора Дайхох, с высотой в две тысячи восемьсот пятьдесят пять метров она господствовала во всем своем величии над всем районом и закрывала экипажу заходящее солнце, быстро надвигая им, находящимся в ее тени, сумерки. На улице становилось морозно, хотя ветра почти уже не было, тяга в один-два метра. Природа готовилась к ночевке. В наступившей тишине слышны редкие ухающие где-то разрывы, наверное, в районе перевала Хаарами, там начали движение морпехи генерала Отраковского, и кажется, еще поддерживавшие их десантники. Вертолетчики туда за эти дни столько ребят натаскали да боеприпасов перевезли вместе с минометами и АГСами, что хватило бы для большого наступления, а не только для обороны. По склону Дайхоха виднелось огромнейшее черное пятно выгоревшей травы, поднимавшееся снизу вверх почти до самой вершины. Оно как напоминание о войне местами еще дымилось, из-за чего по ущелью внизу стелилась густая дымка слоем в пятьдесят - сто метров.
Трошев, возглавляя группу офицеров, рассматривал и выискивал подходящий район для предстоящих боевых действий, пути выдвижения 136-й бригады генерала Элиадзе, а также возможный исходный район предстоящего по замыслу десантирования. Кружившие над ними вертолеты Ми-24 постепенно скрылись из виду, а минут через пять затих и звук его вертушки. Это всех встревожило: неужели Палагин его бросил и улетел? Такого быть не может. Трошев был наслышан о нем еще по боям в Новолакском, а его позывной «Братишка» уже был на устах у здешней братии, особенно у разведчиков. Тем более что Ларченко сам представляет его к Герою, а у него это крайне трудно заслужить, но уж очень дерзок этот майор, очень. Так что же случилось? И генерал поспешил выдвинуться к вертолету, ожидая худшего. Начинало темнеть. Минут через тридцать они поднялись наверх, быстрый темп подъема всех утомил; вперед ушла охрана, но там было тихо. Значит, не нападение. Вскоре они все добрались до вертушки. Я стоял возле вертолета, мирно обмениваясь информацией с бойцами охраны, к борту с разных сторон возвращались члены экипажа, разосланные для обороны. Но все же волна гнева на меня, по какой-то неведомой ему причине заглушившего вертолет, накрыла Трошева, и он готов был устроить мне очередной разнос.
Я, предупрежденный разведчиками, что Трошев вне себя, кликнул парней, чтобы заняли свои места. Вот появился Трошев, багровый от спешного восхождения. Меня сильно беспокоило, что солнце зашло за горизонт и с каждой минутой становилось все темнее и темнее, тем более что мы находились внизу ущелья. Трошев достиг вертушки и, махнув рукой на доклад о готовности к взлету, задал вопрос:
- Где боевые вертолеты?
- Ушли на аэродром по остатку топлива, - доложил я.
- Что с вертолетом? - спросил Трошев.
- Борт - порядок, готовы к взлету, - снова спокойно ответил я.
- Кто вам разрешил заглушить вертолет? - стал заводиться Трошев.
- Я сам принял такое решение, товарищ командующий, на вертолете мал остаток топлива, чтобы понапрасну его не жечь, я выключил вертолет, - вновь невозмутимо ответил я в полной уверенности в грамотности своих действий.
- Тебя что, волнует топливо? - кипятился дальше Трошев.
- Так точно, товарищ генерал, на чем же мы тогда полетим? - с небольшим удивлением ответил я.
- На х...! - взорвался Трошев.
Эх, мне бы тогда промолчать, сделать непонятную мину, но я сдуру, не подумавши, импульсивно ляпнул:
- Товарищ командующий, на таком виде топлива я летать не умею.
От подобной дерзости Трошев разразился такой бранью, что я минуту стоял оторопело, выслушивая его. В завершение своей тирады командующий обернулся к ближе стоявшему офицеру и прокричал:
- Взять у него все данные и представить к увольнению! - Повернувшись затем ко мне, он пророкотал: - Палагин, ты уволен, ты понял это? Ты уволен!
Офицер, подошедший ко мне, стал в спешке заносить мои данные в блокнот: кто я, что я, где родился, личный номер и т. д. Трошев нервно ходил из угла в угол площадки, пока записывали мои данные, а ночь уже наступала, с каждой минутой становилось все темнее и темнее. Вскоре Трошеву все это надоело, и он, скомандовав: «заводи», залез в кабину. Мы снова запустились и стали набирать высоту, но Трошев остановил меня, приказав выполнить посадку на кладбище выше Кири. Там было уже темновато, но площадка еще просматривалась, мы сделали проход и сбросили дымовую шашку, высота площадки была около полутора тысяч метров. Как назло, ветер дул с севера, поэтому пришлось идти в район Химоя и там снизиться, а далее по ущелью строить заход. Это потом уже мы научились крутить заходы чуть ли не с разворота, а сейчас для меня это было впервые. Пройдя по ущелью, зашли на посадку. Как нас не обстреляли, непонятно, днем вертушки нередко подвергались обстрелу из этих районов. Видно, ночью противник не ожидал, что здесь будет кто-то летать. Вот и площадка, выполняем посадку рядом с могильными плитами. Темно, я не выдерживаю и метров за пятьдесят до площадки включаем вместе с праваком фары. Все сели. Трошев, повернувшись ко мне, спросил:
- Сколько сюда можно посадить вертолетов?
Оглядевшись кругом, я ответил:
- Пара вертолетов, думаю, поместится, но впритык.
Еще раз оглядевшись, Трошев спросил:
- А Ми-26 сюда сядет?
Я понял, что командующий спрашивает не зря. Опытные летчики, особенно афганцы, может быть, и скорячились бы здесь сесть, но кому нужен этот геморрой, поэтому честно ответил:
- Посадка для них здесь почти невозможна и небезопасна, очень тяжелые подходы, Вы же сами видели, как и откуда мы с Вами начали заход на посадку и как ползли по ущелью, чтобы сюда зайти.
- Ладно, пошли на Бутти, - сказал по СПУ Трошев. Вертушка выполнила взлет и с набором высоты постепенно стала двигаться по дороге на перевал в направлении Бутти. Чем выше мы поднимались, тем светлее становилось, наконец-то набрали высоту в две с половиной тысячи метров. Под нами промелькнули костры, и тут Трошев вновь говорит:
- Так, давай разворачивайся и садись там, где костры.
Я опешил от такого поворота событий, остаток шестьсот литров только до дому, высота перевала две тысячи триста пятьдесят метров, уже почти ночь, глубокие сумерки, а тут садись на костры.
Мое робкое возражение, что уже ночь, Трошев и слышать не хотел. Плюнув в сердцах, я развернулся и, пройдя метрах на пятидесяти, посмотрел, что нас ждало внизу. Горная дорога проходила вдоль хребта, а костры горели на двух «пупках», между ними была дорога, на которой копошился военный люд, стояла колонна техники. В воздух взвилась осветительная ракета. «Садись тут», - указал Трошев. На площадке, если этот «пупок» можно было назвать площадкой, были штилевые условия, экипаж развернулся и зашел на посадку. При подходе потоком от винтов костер разметало, и он тысячами искр разлетелся вниз. «Как бы пожара вокруг не получилось, трава-то по склонам сухая, словно порох», - подумал я. Зависнув перед площадкой, вертолет наплыл на нее и произвел посадку. Трошев вышел из кабины и с сопровождавшими его людьми покинул вертолет. На приборной доске погасло табло, сигнализирующее о работе топливного насоса,
в баках топлива только до дома, никакой речи о том, чтобы молотить здесь винтами в ожидании командующего, и быть не могло, тем более что «пупок» был мал, и машину пришлось бы держать только во взвешенном состоянии, на шаге. Я выполнил взлет и перелетел на Ботлих.
Перед заходом на посадку на борту погасли все насосы, теперь работали только на одном расходном баке, но полоса была - вот она.
Выключившись, я вышел из кабины и доложил подошедшему Хиценко обо всех итогах этого полета и о том, что я уволен, а встречавшему Трошева генералу Ларченко: - что оставил его на перевале. На вопрос, как же он прибудет сюда, я пожал плечами и ответил:
- Наверное, придется доставлять машинами.
- Какими машинами, у меня там сносного ничего нет, ночью по этим дорогам - самоубийство! - сокрушался генерал.
- Готовь коньяк, Андрюха, - улыбнулся я подошедшему Саратову, тот только развел руками. - Меня тоже в очередной раз уволили, так что не расстраивайся, пойдем на «гражданку» вместе, - обнимая его по-братски, сообщил я.
Я был просто уверен, что на сегодня все, ну кто же нас погонит ночью в горы, тем более что ночной горной подготовки ни у кого из летчиков не было. Экипаж приступил к подготовке машины для завтрашней работы. Но не тут-то было. На Ларченко вышел Трошев и затребовал вертолет. Тот передал трубку Хиценко, которому досталось за то, что вертушка улетела с площадки домой без ведома командующего. На оправдания полковника, что летчик пришел на аэродром на остатках топлива, Трошев спросил:
- Сейчас вертолет заправлен?
- Вертолет готовится к вылету, - ответил Хиценко, не уточнив к какому.
- Через полчаса жду вертолет здесь на площадке, Вам все ясно? - он отключился.
Хиценко повернулся к генералу:
- У меня летчиков, готовых ночью выполнять посадки на такие высоты, просто нет, они днем-то готовы до двух с половиной тысяч, да и то не все. Что же делать?
Ларченко предложил:
- Пошли Палагина, он только что там был, он же туда Трошева доставил.
Сергей Николаевич сел в машину и прибыл к вертушке на полосу.
- Так, Палагин, готовься к вылету, пойдешь за Трошевым, - сказал он.
- Товарищ полковник, у меня нет допуска к полетам ночью в горах, как вы знаете, - ответил я, - а тем более на такие высоты.
- Но ведь ты там его час назад высадил? - спросил полковник.
- Да, я, но тогда хоть сумерки были, а сейчас ночь, - парировал я.
- Серега, надо, понимаешь, надо, а то он тут сейчас разнесет все к чертовой матери, поувольняет всех, - произнес Николаевич. - Там тебе все осветят, площадку обозначат, - продолжал он.
- Да какая там к черту площадка, там просто «пупок», сиська маленькая, на которую устойчиво борт поставить нельзя, тем более что он меня уже уволил. Куда ни кинь, везде жоппа с двумя «п». Ночь, допуска нет, мы заправлены по полной, а... - я махнул рукой и отошел. Увидев своих авиационных начальников, прилетевших с Саратовым и стоявших поодаль, спросил их совета и поддержки.
- Серега, мы так же, как и ты, уже уволены, решай сам, все взвесь и решай.
В сердцах плюнув на все, я решил выполнить взлет, понимая, что сейчас снова получу нагоняй. Подняв вертолет в воздух и отойдя от земли, набрали высоту. Небо было чистым, звезды блестели россыпью в полной темноте. Перелетев в район площадки вдоль хребта, раза три «пристреливались», выполняя проход над ней, дабы быть полностью уверенными, что зайдем, не убив экипаж. Ночь - это все-таки ночь, Площадка скрадывалась темнотой, да и хребты были рядом и справа, и слева. Наконец решился, завис, экипаж, как и положено, подсказывал высоту, обороты и все что ему полагается. Парни, наверное, то нервничали, но виду не подавали, работали спокойно, доверяя мне свои жизни. После посадки Дима открыл дверь, впустил в салон «пешеходов», убрал лестницу и доложил, что к взлету готов. Трошев снова забрался в кабину экипажа и уселся на место бортового техника, надевая наушники для связи.
- Почему не доложил, что улетаешь? - были его первые слова, как только он надел наушники.
- У меня кончалось топливо, машину держал на шаге, а бегать за вами по колонне у меня не было времени и возможности, - огрызнулся я.
- Все, Палагин, ты точно уволен, - вновь проговорил Трошев. Надоевшее за день увольнение я воспринял уже намного спокойней.
Подходя к аэродрому, на запрос авианаводчика я решил схохмить, зная, что Трошев меня слышит.
- 661 -й, гражданский экипаж, захожу к вам на точку, дайте условия посадки.
Руководитель полетов на площадке майор Александр Усольцев, не понявший шутки, а услышавший, что к нему откуда-то валится нежданный гражданский вертолет, крикнул об этом Хиценко. Тот взял у него радиостанцию и запросил борт:
- Кто ко мне идет, повторите, какой гражданский борт, вы были у нас на аэродроме, старт знаете?
Мы с Валерой рассмеялись, и я повторил в эфир:
- Это я, 661-й, на аэродроме был, улетал военным, возвращаюсь гражданским, уволен, знаете ли, в очередной раз. Прошу условия посадки.
Получив добро, через несколько минут экипаж сел на полосу, а после заруливания на свое место, выключившись, я набрался смелости и спросил у командующего:
- Замечания за полет, товарищ командующий?
Трошев встал с места бортового и, выходя из кабины, в очередной раз повторил:
- Ты уволен, - и обернувшись к своему порученцу, приказал взять все данные командира вертушки. Тот вновь начал спрашивать меня, кто я и что я. На мои слова: «Да вы только что записывали», он тихо ответил: «Так надо, так надо». Трошев вышел и пошел к вертолету Саратова, наверное, на моем фоне Андрюха реабилитировался и выглядел лучшим. Он скомандовал ему свое обычное «Заводи» и зашел к нему на борт.
Фскоре Андреевич выполнил взлет, увозя с собой «уволенных» авиаторов, один из которых, подполковник Николай Ярцев, станет Героем России через пару месяцев.
Я же после подготовки вертолета к следующему боевому дню, за сегодня раз семь услышавший «ты уволен», пошел на ужин и спать. За этот день я изрядно вымотался.

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14.
Часть 7. Часть 15.
Часть 8. Часть 16.

За ночь нам подреставрировали вертушку: залепили дырки, зарядили, заправили, - и снова отправили в Ботлих, где нас уже ждали. Весь день мою вертушку гоняли в различных направлениях и на десантирование групп спецназа по разным высотам. На этом горном направлении стало появляться все больше войск, они прибывали в Ботлих, и на вертолетчиков легла задача перетаскивать их в район перевала Хаарами и на площадку Анди. За день моя «восьмерка» успевала выполнить по тринадцать - пятнадцать вылетов с аэродрома, иногда и больше двадцати, а количество посадок на высокогорные площадки доходило порой от тридцати до сорока. Выполняя различные задания, я самостоятельно «пристрелялся» к заходам на площадки высотой больше двух тысяч пятисот метров. И моему экипажу посыпались задачи на десантирование на хребты и высоты. Через пару дней мне поставили задачу эвакуировать десант с Басхайлама - тех парней, которым несколько дней назад мы сбрасывали продукты и боеприпасы. В этот раз я себя чувствовал более уверенно и заход у меня получился красивый, - самому понравилось, -тем более что спецназовцы площадку расчистили и палатки убрали. После эвакуации на полосу Ботлиха бойцы, вернувшиеся в отряд, радовались как дети. Не надо было тащиться с гор до лагеря, откуда их могли забрать машинами, а тут пятнадцать минут - и дома. По такому случаю они с удовольствием пригласили вертолетчиков на вечерний «чай». Все очень сдружились с разведчиками, сильными духом и душевными парнями.
Мне сообщили, что теперь у меня есть официальный допуск к посадкам на высоты до двух тысяч шестисот метров.
А войска все прибывали и прибывали. Вскоре весь авиационный люд на полосе Ботлиха узнал для чего. Командование ОГВ(с) решило подпортить спокойную жизнь боевикам и ударить им, как говорится, под дых, то есть с юга через горные перевалы, перерезав пути сообщений через границу в Грузию и Дагестан. На Ботлихском горном направлении сосредотачивались войска. Появились подразделения морпехов генерала Александра Отраковского, к выдвижению готовились подразделения 136-й бригады генерала Элиадзе, а также подразделения десантников и спецназа, с которыми приходилось работать еще на Новолакском направлении и штурмовать Экитебе. Вертолетчикам поставили задачу таскать на высоты боеприпасы, различные грузы и оружие. Не забывали нам ставить также и задачи на «воздушную охоту», закинуть десант на высоты, а потом в определенный район на разведку. Выявят цели, сообщат на ГБУ, оттуда - приказ уничтожить, вот и пашут и днем и ночью воздушные работники войны.
Но, разумеется, не все проходило так гладко; на войне вообще не бывает гладко. Чеченцы были бы не чеченцы, если бы все проходило как на бумаге. Они очень хорошо ориентировались в этих горах - это был их дом, и опыта в ведении горного боя им было не занимать. Они постоянно терроризировали и подвергали наших бойцов обстрелам и нападениям, не вступая в открытые бои. Как итог, в ходе этих выпадов противника у федералов были раненые и убитые. И в горных районах, вертолетчикам, само собой приходилось работать на их эвакуацию.
 
Как-то на полосу Ботлиха примчался начальник разведки с Константином Фокиным, командиром 33-го отряда спецназначения.
- Серега, выручай, группу Шамиля зажали, выйти не может, обложили, а его на хребет загнали, вытащить бы, - попросил командир отряда.
- Показывайте, где это, - попросил я.
- Вот здесь, - указал он на точку в районе Кири.
- Да, как я понимаю, площадки там нет, - определил я, всмотревшись в линии высоты на карте.
- Ну, как сказать, они держат тропу шириной метра два, то есть колесо ты поставить сможешь. Серега, выручай, а то их там положат всех, - снова подстегнул к действию боевой товарищ.
- Хорошо, мы попробуем, может, и получится, - ответил я.
На площадку прибыл полковник Хиценко уже с официальной постановкой задачи на эвакуацию разведывательно-диверсионной группы из окружения. С экипажем полетят начальник разведки для координации действий и пулеметчик для усиления огневой поддержки.
«Восьмерка» взлетела и через десять минут в сопровождении неизменной пары прикрытия капитана Белотелова была над группой. Сказать, что площадки не было, это просто вообще ничего не сказать. Видно, что когда-то в стародавние времена матушка-земля подняла и перевернула этот скальный пласт земли, поставив его как рваный с зазубринами нож, острый как бритва. Вот на этом «лезвии» хребта и находилась группа, которая вела бой, рассредоточившись по крутому северному склону. Южный же склон представлял собой обрыв высотой в четыреста - пятьсот метров над ущельем. И
главное, что все подходы к ним простреливались. Экипаж связался с группой и попросил бросить дым для обозначения места посадки. Вскоре дым появился, но ветер просто срывал его вниз по обрыву, так что нам было непонятно, какой он. Я построил заход и стал подходить к месту посадки, но за триста - четыреста метров до точки зависания правая педаль пошла на упор и пришлось отворачивать машину в пропасть. Разогнав ее, построил заход по-другому. Получилось так, что вертушка заходила наискосок по направлению к хребту, но как раз от «духов». Группа «спецов», как могла, «работала» по
духам, подавляя их огонь, но те переключились на заходивший на посадку вертолет. Расстояние до них потихоньку сокращалось; вот оно достигло метров шестисот - семисот, тут уже с борта заработали два пулемета — «восьмерка» тоже могла огрызаться огнем. Я, пилотируя вертолет, буквально почувствовал, что машина идет по глиссаде и попадает в нужную точку посадки. Вот и хребет, борт стало болтать от срывающихся потоков воздуха в пропасть, куда же тут садиться. Я не видел земли, и не за что было зацепиться взглядом. И тут бортовой техник Дима Гаврильченко выпрыгнул из машины и, взявшись за приемник воздушного давления, встал прямо под огнем на краю обрыва. На высоте в две тысячи двести метров он спокойно и просто смотрел мне в глаза, рукой показывая, куда смещаться. Ориентируясь по нему, я смог нащупать левым колесом землю, все остальное висело над пропастью. Так мы и держались, я за шаг и ручку управления, а Гаврильченко - за вертушку, посматривая на меня, и подгоняя бойцов взмахом руки, чтобы поторапливались. Белотелов и Долгошеев, как ангелы-хранители, наносили удар за ударом, почти сравниваясь в один уровень с «восьмеркой», давя и перемалывая тех, кто пытался открыть по ней огонь. Постоянный стук в кабине то ли от попаданий в нее, то ли от постоянной стрельбы из пулеметов и разлетавшихся гильз по грузовой кабине понемногу стал доставать меня. Бойцы, отстреливаясь, по одному загружались в вертушку, а Дима все стоял на ветру под огнем. Я смотрел в его широкое лицо и доверчивые глаза и удерживал машину, которая с каждым бойцом становилась все тяжелее и тяжелей. Не облегчало положение и то, что вся эта братия, заскакивая, носилась по салону, перетаскивая раненых и пытаясь «работать» огнем в открытые блистеры. Я дал команду Славке, утихомирить бойцов, чтобы они сидели спокойно или легли на пол, дабы пули, дырявившие салон, кого-нибудь не задели. Наконец крайний пулеметчик, прикрывавший посадку, залез на борт, а за ним запрыгнул и Дима, втащив за собой лестницу. Я едва сдвинул загруженную машину чуть в сторону, и она провалилась в пропасть. Разгоняя ее на снижении, спросил Валеру Гринца, сколько времени. Он определил, что висели мы всего семнадцать минут, а загрузилось девятнадцать человек - меньше минуты на брата, но какими долгими были эти минуты! Потихоньку пошлепали до дома, что-то было не в порядке с маслосистемой лево го двигателя, но все же дотянули до полосы и выполнили посадку по самолетному. Машина оказалась хорошо груженной - двадцать один человек на борту и экипаж. Нечего и говорить, радости на земле было море, раненых отправили в санбат, а остальные стали благодарить всех вертолетчиков, что вернулись из этого боевого вылета. Осмотрев борт, ко всеобщему удивлению, нашли всего с пяток дырок, за исключением поврежденного маслопровода, который к следующему утру был заменен. «Полосатые» хорошо потрудились, не давая «духам» головы поднять.
Авиационные техники и инженеры полка - гении мысли и золотые руки! Подполковник Николай Бушмелев, майоры: Игорь Поборщев Александр Перелыгин, Сергей Податыкин, Сергей Губарев, Сергей Демченко, Игорь Чувылко; капитаны: Андрей Калашов, Олег Хабеев старший лейтенант Олег Орлов, прапорщики: Костя Булавин, Михаил Поволоцкий, Юра Успенский, Игорь Абакумов - да разве всех перечислишь! Несмотря на холод и зной, под открытым небом, в непогоду, а порой и на местах вынужденных посадок в окружении врагов, рискуя здоровьем и жизнью, они упорно и незаметно делали свое дело, восстанавливая и возвращая наши труженицы вертушки к жизни, чтобы летчики вновь и вновь выводили их на боевой курс.
Группа, вытащенная нами из окружения, добыла очень ценные сведения. В районе Кири - Кататлы было сосредоточено немало боевиков, готовых оказать сильное сопротивление и оседлавших единственную в этом районе дорогу, представлявшую собой крутой серпантин. В последующие дни вертолетчики десантированием на господствующие высоты стали обкладывать этот район, подавляя выявленные цели боевиков. За удачные действия и проявленный героизм командира группы разведчиков представили к званию Героя России.
 
***
Как-то вечером всем объявили: кто хочет в баню - вперед. Хиценко договорился, пехотное командование авиации отводит два часа на помывку. Все с радостью согласились, и каково же было наше удивление, когда, подойдя к «бане», мы увидели две развернутые палатки. Обычно на равнине их соединяют вместе, а тут места было маловато, и их разместили через дорогу, расквашенную всякой техникой. Но делать нечего, разделись в одной палатке и айда с мыльными принадлежностями и голым торсом, обернувшись полотенцем, в помывочную через дорогу. Ноги в грязи, не беда, отмоем. Горячая вода - вот это да! Подставив тело под струйки воды, грелись и блаженствовали. Намылившись и отмыв накопившуюся трехнедельную грязь, я вытер насухо тело, и надо было топать через дорогу назад. Черт, холодно, да и ноги сейчас опять будут в грязи. Топали все, по крайней мере, я, в резиновых тапочках. Решение пришло само собой: в тазики набирать горячую воду и в обратный путь. Во время одного из таких переходов цепочка бродивших туда-сюда банщиков с тазиками и с голым торсом на декабрьском морозце была засвечена фарами проезжавшего по дороге БТРа с бойцами на броне. Хохоту было на всю округу! Не обошлось и без падений, не везунчикам пришлось возвращаться и мыться повторно. В общем, эта баня и действующие лица стали темой для разговора вечером, обсуждали всех со смехом и подначками. К вертолетчикам на усиление прибыла еще одна пара боевых
вертолетов под командованием подполковника Фаяза Ахметшина. Работы всем прибавилось. Возникла задача по обеспечению выдвижения подразделений морпехов, десантников и мотострелков на поставленные рубежи. Помимо всего летчики выполняли еще и задачи поисково-спасательного обеспечения действий авиации в районе. Каких только самолетов здесь не носилось, поэтому теперь на моем борту все время находился еще и спасатель парашютно-десантной группы. К нам в качестве такого спасателя
прибыла младший сержант Елена Михайловна Камалдина.
Она выполняла задачи вместе с нами, грузила раненых и, пока экипаж доставлял их в санбаты или госпиталь, по-матерински ухаживала за ними в воздухе. Нежность ее рук, да еще в воздухе, помогала бойцам. Нередко она бралась и за автомат, «работая» вместе с экипажем по целям противника. Я же, выполняя задания, очень опасался за «маму Лену» - так летчики за глаза звали ее, она была старше многих из нас. Дней через пять, когда на ее счету было несколько десятков боевых вылетов, и она приняла участие в нескольких авиаштурмовках опорных пунктов боевиков, я взмолился перед Хиценко, чтобы «маму Лену» отправили на Каспийск, а ко мне прислали кого-нибудь из мужчин. Я чувствовал, да и все мы понимали, что впереди серьезнейшие бои. Через пару дней на замену Елене Михайловне прибыл прапорщик Марат Нургалиев, который без раскачки включился в боевую Работу, а «маму Лену» с почетом, растроганную таким вниманием, отправили на «большую землю».
Как-то раз, выполняя задание одиночно, мне пришлось смотаться в Каспийск, и оттуда заходить на различные площадки, общем, в Ботлих мы возвращались уже в глубоких сумерках. А когда подошли к точке, аэродром уже накрыла ночь. Хиценко предвидел такой вариант и на полосе заранее были зарыты гильзы с керосином. При подходе вертушки их зажгли, и получилась полоса, на которую летчики успешно зашли на посадку. Так потихоньку с негласного согласия полковника Хиценко я стал осваивать ночную горную подготовку, правда, выполняя посадки только на аэродром Ботлиха.

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13.
Часть 6. Часть 14.
Часть 7. Часть 15.
Часть 8. Часть 16.

Все это было в далеком жарком августе, а сейчас меня окружали горы, со всех сторон покрытые снегом. Холодный морозный ветер, несмотря на солнце, пробирал до костей, хотелось юркнуть куда-нибудь в теплое помещение, к печке или хотя бы к костру. Вертолетчики разместились в доме одного из жителей, который когда то был одним из руководителей аэродрома. Он до сих пор любовно приглядывал за бывшим зданием аэровокзала, ну или за тем, что от него осталось. Сейчас в нем разместились подразделения 33-го отряда спецназа. Вот с ними-то летунам и пришлось очень работать.
Прибыв на командный пункт Южного горного направления, я доложил начальнику авиации полковнику Сергею Хиценко, кавалеру трех орденов Мужества, о своем прибытии и готовности к работе, Тот представил меня командующему направлением генералу Ларченко и командиру 33-го отряда подполковнику Константину Фокину.
Ознакомив меня с обстановкой в районе, полковник Хиценко сразу же поставил задачу:
- Через час с группой спецназа на борту по команде с КП нужно закинуть продовольствие и немного боеприпасов разведчикам, занимающим высоту 2594 на горе Басхайлам. Она господствующая в этом районе, и с нее ведется наблюдение за всем Дайским и Нохчи-Келойским районами.
- Я на такие высоты еще не ходил, допуск у меня всего до двух тысяч, - ответил я.
- А кто из вас вообще сейчас выше тебя допуск имеет?! Потому и прислали именно тебя, что у тебя хоть какой-то опыт полетов в высокогорье имеется. Хорошо, подойдешь к высоте, попробуешь выполнить заход, в сущности, то же самое, только на шестьсот метров выше. Не получится, значит, возврат на точку. В общем, все на твое решение, - на всякий случай подстраховался он. Оно и так ясно, что вся ответственность за исход полета лежит на командире воздушного судна. Я же думал, что в Ботлих меня сослали подальше от глаз Трошева, ан нет, вон как завернули: у тебя опыта чуть больше других. В ножки бы поклониться полковнику Николаю Водолагину, что хоть какие-то навыки горной подготовки успел вложить в наши молодые головы и неопытные руки.
Через час вертолет уже был загружен и готов к взлету, но команды все не поступало. Что-то пока было не так на высоте. Вскоре все разъяснилось - прибежал боец и принес запасные батареи для рации. Все, взлет. «Восьмерку» прикрывали капитан Евгении Белотелов и капитан Сергей Долгошеев. Эти отважные парни слетались гак, что в воздухе понимали друг друга с полуслова. Белотелов был высок ростом, Долгошеев, напротив, ниже среднего, поэтому за глаза парни в шутку говорили про них: «Ну, пара «долготелова» и «белошеева» пошла на задание, сейчас «духам» достанется».
Выйдя в район расположения разведчиков, все набрали высоту. Небо было затянуто десятибалльной облачностью, между горными стремнинами гулял ветер, и каждый раз он встречал вертолеты с разного направления. При пересечении хребта Хиндойлам борт так тряхнуло, что я испугался за лопасти, как бы не переломать их о хвостовую балку. При подходе к высоте нас все время швыряло то вниз, то вверх, движки ревели, как бешеные, переходя на неустойчивый режим работы из-за разбалансировки. Обороты гуляли. Летчики отошли от хребта в сторону Дая. Вообще-то мы сейчас находились над территорией, где были только боевики, но об этом никто пока не задумывался, все мысли и все внимание было сосредоточено на заходе на горку. Высота, на которую предстояло зайти на посадку, представляла собой маленький пятачок, в центре которого при пролете мы обнаружили палатки. Со всех сторон он был окружен крутыми склонами и обрывом, оставалась лишь тропа по хребту. Над самой высотой ветер творил что-то невообразимое: сходясь со всех сторон, он образовывал над ней бушующий поток, в котором вертолет бросало из стороны в сторону. Выполнить посадку пока не представлялось возможным, тем более с моими на данный момент еще неустойчивыми навыками посадки на такие высоты. Но парни из отряда ждали продовольствия, им там было ох как несладко. Позвав в кабину разведчика, я сказал.
- Вот что, сесть не сможем, площадка занята палатками, и очень сильный неустойчивый по направлению ветер. Скажи пацанам, по пробуем груз сбросить на проходе, я думаю, они подберут его. Спецназовец согласно кивнул и стал готовить груз к сбросу, подтягивая к двери грузовой кабины.
Выполнив очередной заход, я связался с высотой и предупредил «спецов» внизу, чтобы готовились к приему груза. Первыми решили сбросить ящики с боеприпасами. Они легли с перелетом площадки и рассыпались по тропе метрах в ста - ста пятидесяти от лагеря. Но снизу обрадовано сообщили: «Пойдет, груз видели, соберем». При выполнении очередного захода, сбросили сухой паек; он был полегче, поэтому упал еще дальше, рассыпавшись по склону. В крайнем заходе экипаж сбросил остальной сухпай и батареи, завернув их в ветошь, которая была припасена на борту для всяких нужд. Этот груз лег прямо на площадку рядом с палатками, бойцы уже носились по площадке и окрестностям, собирая груз и даже разбитые коробки и ящики для костра. Вертолеты отходили домой, а вслед им неслось благодарное: «Спасибо, прилетайте еще!». Дебют состоялся, правда, со скрипом. «Спецы» встречали нас на полосе и пригласили на вечерние посиделки для установления тесного «боевого» взаимодействия. Ничто на фронте так не укрепляет взаимодействие, как личное знакомство, а точнее «банно-стаканный метод». В последующие дни задания посыпались как из рога изобилия. Вертолеты группы все чаще стали посылать на «воздушную охоту» и сбор разведданных, требовали вести инженерную разведку местности, дорог, и все чаще приходилось забрасывать, а потом эвакуировать различные разведгруппы.
Как-то Сергей Николаевич Хиценко вызвал всех на КП группировки после очередного вылета, уже четвертого за этот день. А день только приближался к обеду. Тащиться к нему в гору пешком не хотелось, но он сказал: «Вас всех Ларек вызывает». Так между собой все называли генерала Ларченко - и сокращенно и зашифровано, попробуй разберись, кто такой Ларек. Добравшись до расположения группировки, все экипажи были приглашены к командующему. Он был в неплохом расположении духа и, поздоровавшись с каждым за руку пригласил к карте.
- Вот что, орлы, обратите внимание вот на этот район, - он указал на карте на Харачой и Ведено. - Бывали там когда-нибудь?
- Так точно, в первую чеченскую и между войнами доводилось, ответил я.
- Это очень хорошо. Так вот, ребятки, мне нужно знать все об этом районе: какие там дороги, какие заграждения, что у «духов» понастроено в инженерном отношении, как они перемещаются - в общем, все интересное и неинтересное. А теперь смотрите сюда, - и он ткнул пальцем в Шаро-Аргунское ущелье, - также обо всем, что здесь обнаружите, также докладывать.
- Нам только разведывательные действия вести, огня не открывать? - задал вопрос капитан Белотелов, ведущий пары прикрытия.
- Конечно же, если обнаружите противника, а тем более если он еще и огрызаться будет, уничтожать его немедленно, - получили летчики ответ генерала. — А теперь слушай боевую задачу: сейчас вы полним полет на разведку вот в этот квадрат с целью осмотра дорог сообщением Кири - Харачой - Ведено. Я полечу с вами на вертолете майора Палагина, со мной еще несколько офицеров. Все ясно? Давайте на вертолеты, и минут через двадцать взлетаем.
- Товарищ генерал, я думаю, мы за это время не успеем, нам только до вертолетов ползти с полчаса, мы же пешком, - сказал я.
- Хорошо, не думай, вас доставят на УАЗике. Поместитесь вшестером? - спросил Ларченко.
- Конечно, поместимся, - убедил я генерала.
Вскоре мы добрались до вертолетов, а еще минут через тридцать, по прибытии генерала, запустились и взлетели. Ларченко, зайдя на борт, сразу же дал указание установить ему пулемет в шкворни двери грузовой кабины. Сначала экипаж не понял, чего он хочет, но после того, как вся группа расселась вдоль борта и установила еще один пулемет справа, генерал деловито занял место пулеметчика у открытой двери, а сзади хвост прикрывал в проеме на створках стрелок экипажа прапорщик Слава Котлов. Борт превратился в своеобразную летающую крепостью, ощетинившуюся стволами. На всякий случай я дал команду бортовому технику Диме Гаврильченко, чтобы тот надел на генерала ремень безопасности, а то еще вывалится по дороге, и дал ему шлемофон, дабы иметь связь с экипажем.
Взлетели и начали двигаться по маршруту, вел нас и прокладывал маршрут летчик-штурман экипажа старший лейтенант Олег Климчук. Генерал частенько ставил нас в круг, где они с начальником разведки долго всматривались и наносили всякие пометки на свою карту. Прошли Кири и двинулись в район Дая, при выходе к нему генерал попросил стать в круг, вертушки начали носиться в виражах, изменяя высоты, режим и профиль полета. Пассажиры на борту что-то высматривали на земле. Вдруг в какой-то момент на земле что-то сверкнуло, и в центре круга вертолетов выросло облако черного мощного взрыва. Борт здорово тряхнуло, так как находился он очень близко к эпицентру взрыва. Не понимая, что случилось, экипажи шарахнулись в сторону, сначала подумал, что это «отработали» сопровождавшие нас «полосатые», но те огня не открывали и сами были в недоумении. К нам в кабину заглянул начальник разведки и, весело подмигнув, спросил.
- Ну как?
- Что как? - не поняв вопроса, сквозь шум вертушки переспросил я.
- Как взрыв? - пояснил он свой вопрос.
- Мы огня не открывали, - ответил я.
- Да я знаю, это «точка» «сработала» по разведданным от агентов, - пояснил он.
Я же, осознав, что сейчас мимо наших бортов легла траектория ракеты, которая ухнула своим зарядом между ними, тут же все высказал разведчику. О чем они вообще думали? Это хорошо, что вертолеты не зацепило и все обошлось вот так, без последствий для нас. Разведчик примирительно похлопал меня по плечу и дал направление на Харачой. Периодически в процессе полета с борта раздавались выстрелы, В снежной целине, которая покрывала высоты, были хорошо видны следы, ведущие к брошенным летникам, или стогам сена, или к пещерам на склонах гор. Вот по этим следам и открывался огонь, щупая на всякий случай. Мне от этого становилось не по себе, потому что я не контролировал процесс открытия огня. Славка сзади молчал, он четко знал, что его время, когда командир выходит из атаки и подставляет свою задницу, а он, отлично все наблюдая, уже «работал», гася огневые точки противника. Двигаясь дальше, группой вышли к Голубому озеру, что-то привлекло парней из пары прикрытия, и они решили осмотреть это место, встав в вираж. «Восьмерка» же продвинулась на перевал Хаарами и, посмотрев его проходимость, пошла со снижением к Харачою. «Двадцатьчетверки» немного отстали, километров на десять - двенадцать.
Неожиданно вынырнув из-за склона хребта, мой экипаж оказался над Харачоем. На улицах было пустынно, а у так называемого блокпоста боевиков стоял грузовик. При появлении вертушки фигурки на посту заметались, а через некоторое время там замелькали вспышки огня. Генерал по СПУ дал указание: «Дави пост», а сам открыл огонь. Отважный мужик все же. Я взял в прицел машину, до нее было еще далеко и высоковато. Не видя ничего, кроме прицела, перевел вертушку в пикирование и, дождавшись, когда цель была в прицеле, нажал пару раз на кнопку стрельбы. Ракеты, сорвавшись из блоков, понеслись к автомобилю, я же потянул ручку на себя, и тут кабину заволокло пороховыми газами - Гаврилъченко метелил кого-то из курсового пулемета. Оглянувшись, я вдруг увидел, как вокруг вертушки плясала сама смерть, выводя пестрые узоры трасс огня и расчерчивая пространство вокруг нас дымными шапками разрывов зенитных установок. Удар вниз кабины - и осколки остекления полетели в стороны; там появилась дырка, но пуля далеко не пошла - лежавший там бронежилет, загасил ее движение. Я стал маневрировать, выходя из-под огня с набором высоты влево, пытаясь скрыться за горой с отметкой 1473 метра, впоследствии прозванной «Черепахой». Но, выскочив на нее, экипаж попал в еще больший переплет. Вертолетчики не знали, что противник подготовил там позиции и находился на них. Боевики стреляли по вертолету, несущемуся над их головами, а с борта отвечали огнем.
- Я 661, по мне «работают»! - пытался докричаться я до «полосатых».
- Сейчас, через минуту мы будем у тебя, - торопились они к собрату на помощь.
- Какую минуту, из меня сейчас сплошное сито сделают. Взяв центр высоты в прицел, я выпустил все оставшиеся НАРы, разбрасывая их по высоте веером, а сам шарахнулся в сторону.
«Двадцатьчетверки», вынырнув из-за склона, увидели очень интересную картину. Боевики, увлеченные обстрелом по метавшейся «восьмерке», совсем не заметили другую, более грозную опасность. Все огневые точки на темном фоне понижающейся к предгорьям и равнине облачности были хорошо видны. Ведущий взял левую отметку 1561 горы Гизчены, с которой «работал» ДШК. Летчик-оператор старший лейтенант Бусаров отчетливо наблюдал в прибор наведения икс-образные всполохи от его стрельбы. Получив добро от командира, он загнал управляемую ракету прямо в окоп к стрелку, уничтожив его, а Белотелов огнем из пушки обработал позицию и блиндаж, который находился на высоте. Больше в тот вылет нас оттуда не беспокоили.
Сереге Долгошееву работы досталось больше, поэтому он в несколько залпов накрыл всю высоту, которая вздыбилась цепью разрывов, а его оператор, старший лейтенант Хорохордин, пуском ПТУР заставил замолчать пулемет.
Вскоре всей группой вышли из района боя, несмотря на то, что вокруг вертолетов творился огневой бедлам. Разведчик все быстренько переносил на карту, что тут сказать, профи, он в любой обстановке остается профи. Выполнив посадку на полосу Ботлиха, стали осматривать борт. У «восьмерки» было разбито нижнее остекление кабины пилотов, несколько дырок в грузовой кабине, пробит стабилизатор. В основном все приходилось на заднюю часть, где сидел Славка. Тот в запале рассказывал, как пуля ударила в створку и перед носом ушла в открытый люк. Все старались выговориться и выплеснуть эмоции. Генерал Ларченко подошел к нам, пожал всем руки за удачные и грамотные действия и уехал к себе на горку. Подошли экипажи «полосатых». «Восьмерошники» немного на них окрысились.
- Где вы были, где вас черт носил? Мы без вас минуты две под огнем кувыркались.
Парни с «полосатых» оправдывались:
- Обнаружили людей на «броне», оказалось, что это наши пацаны с блокпоста на перевале. Пошли к тебе, а тут ты нас уже зовешь, немного не успели. Но, Вячеславович, как четко получилось: мы выскакиваем, а вся оборона «духов» вскрылась и по тебе «работает», вот мы их и стали накрывать, прям как на полигоне.
- На полигоне! - возмутился я. - Мне эта пара минут, наверное, столько седых волос на яйцах добавила, да и не только мне. Но вообще-то эффективно сейчас поработали, удачно, даже Ларек оценил, - все еще кипятился я, но уже примирительно.
- А как Ларченко, ну, во время обстрела? - поинтересовались «полосатые».
- Да как, все лупил из пулемета, пока лента не кончилась. Не паркетный генерал, это точно, хотя с «точкой» они нас, конечно, подставили. Осведомителя своего, наверное, прикрывали, что там они грохнули, мы так и не узнаем, а со стороны может показаться, что это мы что-то нашли и «отработали». Ну да ладно, пойдем на обед, - предложил я.
- Дима, что там, серьезно? - поинтересовался у бортового техника.
- В принципе нормально, шланг один заменим да внизу на плекс что-нибудь придумаем, а так дырки потом в ГЭЧи заштопают. Вооружейник сейчас балочный держатель глянет, - вон тоже дырень - и ствол блока зачистит, видите, какая забоина. Может, на сегодня хватит, заодно и технику подлатаем, - ответил бортовой техник.
Подошедший полковник Хиценко, осмотрев вертолет обрадовал: всем отдыхать, на сегодня работы больше не будет, погода портится, да и запасные закрываются, но никому не расслабляться.
Вертолетчики обрадовались и отправились на обед, а техники и инженеры остались колдовать над машиной. «Двадцатьчетверки» вернулись без единой дырки.
Прошло часа два, а то и три. Вдруг к нам подъезжает Хиценко и срочно вызывает всех. Что-то случилось. Все мигом прибыли из домика на полосу к бортам.
- В общем так, где-то в районе Хаарами «духи» сбили борт Ми-8 МВД с позывным 991, нужно их найти и вытащить в госпиталь, если живы, если нет, то вывезти тела. В поиск включились бойцы с блокпоста на перевале. Давай, Сергей, взлет по готовности, пойдешь один, их надо найти и вытащить. Далее, если найдете, перевезете их на Буйнакск и возврат на точку. Да смотри учитывай, погода очень быстро портится. Постарайтесь успеть их найти.
- Понятно, - на мой кивок головы, он пожелал:
- Ну удачи!
Вертолет, так скажем, был не очень готов, в дырку снизу дуло, закрыли ее все тем же бронником и куском фанеры, однако это мало помогало. Набрав высоту и перевалив пару хребтов, увидели, что Хиценко был прав насчет погоды. Облачность рваными клочьями уже стремительно натекала на предположительный район поиска, основная же тьма надвигалась помедленнее. Всюду на перевалах уже виднелись срывы снежных вихрей. Ветер был порывистый, и борт периодически встряхивало при проходе склонов. Вертушка вышла к бойцам на перевал, от этой точки и начали поиск по расширяющейся коробке. Искать будем, пока не упремся в стену облаков. Климчук уже примерно накидал курсы поиска, вот и точка начала. Минут через двадцать в одной из котловин обнаружили пропавшую вертушку лежавшую на боку, экипаж осмотрел возможное место посадки и смог зайти на небольшой «пупок». Сообщив на ГБУ КП Ботлиха, что борт нашли, выпустил всех - и Славу Котлова, и Диму Гаврильченко, и даже Олега Климчука - к борту, потерпевшему аварию. Я остался один и приготовился «работать» огнем, если появятся «духи». Парни постепенно, порой по пояс утопая в снегу, спустились к вертолету и где-то минут через тридцать привели трех человек.
Остальных понесли бойцы с блокпоста, они чуть раньше летчиков добрались сюда. Облачность уже подходила к месту падения, затягивая все склоны и ухудшая видимость.
Экипаж взлетел и по следам нашел «броню», которая двигала к Перевалу. Пройдя над ними, я переложил машину слева вправо, качнув винтами, и зашел на посадку в сплошной снежной пелене. К вертушке подтянули всех раненых, и Дима стал размещать их на борту
в грузовой кабине. Пока это все происходило, облачность подтянуласъ и накрыла район падения вертолета. Пожелав бойцам удачи, экипаж выполнил взлет. Выйдя через Ансалту на Ботлих, по ущелью проследовали до Буйнакска. Там в эфире услышали, как поисковый борт искал упавший экипаж, вызывая их на связь. Они были за облаками и, не видя земли, уже отчаялись кого-то найти. Я вышел в эфир и сообщил, что забрал всех живыми и захожу на посадку на госпитальную площадку в Буйнакске, пусть потом своих забирают оттуда. Спасатели обрадовались этому докладу, и поблагодарив соседей за помощь, пошли домой на Моздок. После выгрузки и передачи раненых в руки врачей мой экипаж взлетел и пошел на Ботлих, но не тут-то было: вся котловина была закрыта туманом. Пришлось возвращаться и идти через Махачкалу, а далее на Каспийск, чему мы были очень рады.