Помни

В погребе завелись корни воспоминаний — они пьют вино из бутылок с твоим именем, а на стенках проступают карты городов, которых ты никогда не посещал. Ты слышал, как винные пробки превратились в летучих мышей? Они бьются о потолок, оставляя пятна в форме звёздных созвездий, которые шепчут сплетни о браке между луной и кометой…

Не открывай старый альбом на полке! Его страницы — это крылья бабочек, приколотые булавками из твоих страхов. Если пролистнёшь — фотографии оживут, а предки в чёрно-белых платьях вылезут из рамок, чтобы станцевать вальс на осколках твоих «почему». Их шаги будут звенеть, как разбитые чашки, а из трещин выползут муравьи с фонариками вместо глаз…

В саду пророс колодец из спутанных лунных лучей. Его вода — жидкий шёпот, а ведро — череп ворона, наполненный пеплом забытых песен. Загляни — и увидишь, как на дне плавают рыбы с перьями вместо плавников, а их жабры шепчут пароли от дверей, ведущих в желудок спящего вулкана…

Сорви яблоко с ветки грома! Его кожура — пергамент с пророчеством, написанным кровью ангелов. Откуси — и зубы увязнут в плоти, которая закричит стихами на языке, который знают только камни. Сок стечёт по подбородку, оставляя шрамы в форме нот, что играют реквием по последней капле рассвета…

Выпей глоток утреннего тумана! Он обожжёт горло, но откроет глаза на ступнях. Тогда увидишь: земля — это спина кита, плывущего через океан звёзд, а ты — песчинка, застрявшая между его позвонками. Его дыхание — приливы, а сны — острова, где растут деревья с листьями из твоих забытых слов…

Ты — трещина в колыбельной, которую ветер напевает рекам. Ты — тень на стене пещеры, где спит дракон с крыльями из парусов. Ты — буква, выпавшая из книги дождя, и теперь дождь льёт вверх, пытаясь вернуть тебя в строку.

В стакане воды на столе утонул целый город — его жители молятся на водоросли, растущие из трещин в стекле. Ты слышал, как пузыри лопаются азбукой Брайля, шепча: «Не пей нас, а то увидишь свои кишки в роли карты звёздного неба» Но уже поздно. Вода течёт по венам, превращаясь в чернила, которыми пишутся твои сны на стенах желудка. Буквы прорастают грибами, их шляпки — миниатюрные циферблаты, а споры — забытые даты твоего рождения и смерти, смешанные в одну…

Не смотри в замочную скважину! Там танцуют тени в перьях фламинго, выщипанных из радуги. Их движения — шифр, разгадав который, ты найдёшь дверь в комнату, где воздух густой, как мёд, а пол — это язык спящего бога. Но будь осторожен: каждый шаг — глагол, который бог проглотит и выплюнет обратно в виде кометы, врезающейся в твой зрачок…

Под кроватью зреет яйцо из сплавленных зеркал. Его скорлупа дышит, выпуская пар с лицами тех, кем ты мог бы стать. Если разбить — вылупится птица с крыльями из рваных писем. Её песня — скрип дверей в параллельные миры, а перья — обгоревшие страницы учебника по анатомии вечности…

Твои часы снова сбежали в канализацию. Их тиканье всплывает пузырями, которые прилипают к потолку и лопаются, роняя вниз осколки «завтра». Ты подбираешь их, как монеты, но они прожигают ладони, оставляя узоры в виде спиралей ДНК моли, что ест твои носки…

Сорви с губ паутину! Под ней — вход в туннель, где поезда из спрессованных криков мчатся сквозь твои ребра. Пассажиры — крысы с фонариками вместо глаз, они светят в темноту, выискивая крохи твоих «почему» в трещинах между вагонами…

Выпей лужицу молчания! Она обожжёт, как пламя свечи, съевшей свой воск. Тогда увидишь: дом — это скорлупа, а ты — зародыш, который так и не решился вылупиться. Стук в стену — это клюв, это ножницы, это смех того, кто уже начал вырезать твоё имя на коре мироздания…

Ты — опечатка в протоколе беседы между светом и тьмой. Ты — треск в динамике, где застрял голос радио, умершего в эфире. Ты — шрам на веке реальности, и твоё дыхание — ветер, разносящий прах минут в чёрные дыры забытых карманов.

В выключателе застряла молния — её трезубец тычет в стену, выжигая руны, предсказывающие дождь из сгоревших словарей. Ты видел, как розетка выплюнула паука с лапами из спутанных проводов? Он плетёт паутину из статики, ловя в неё мух-транзисторов, чьё жужжание — это зашифрованные молитвы радио призраков...

Не дыши на оконное стекло! Твой выдох замерзает в узоры, похожие на карту метро, где поезда — это змеи с вагонами из сплющенных часов. Они сбрасывают пассажиров на станциях-рёбрах гигантского скелета, закопанного под асфальтом. Его череп — это планетарий, где звёзды свисают на нитях паутины, а экскурсовод — сова с циферблатом вместо глаз...

В холодильнике зреет ураган в банке с солёными грёзами. Его вихри выгрызают буквы на стенках, превращая их в криптограммы для моли, что грызёт страницы твоего дневника. Если встряхнуть — из крышки вырвется торнадо, который свернёт ковёр в свиток и унесёт в форточку, где ветер играет на нём, как на волынке, вытягивая звуки из твоих забытых снов...

Твои ботинки проросли грибами-динамиками. Они транслируют марш муравьёв, шагающих к краю, где небо прибито к земле гвоздями из света. Каждый удар молотка рождает эхо, которое падает в колодец и всплывает рыбкой с твоим лицом на чешуе...

Сорви штору! За ней — не окно, а жабья кожа, натянутая на раму. Сквозь дыры сочится свет фонарей, который пьют летучие мыши-вампиры. Их крылья — это свёрнутые письма, а крики — азбука Морзе, расшифровывающаяся в одно слово: «Беги». Но куда? Дороги свернулись в клубок, а нить Ариадны давно сгорела в пепельнице...

Выпей стакан ртути! Она стечёт по горлу, оставив вкус расплавленных зеркал. Тогда ты увидишь: весь мир — это проекция диафильма, который крутит слепой киномеханик в подвале твоей черепной коробки. Кадры мелькают, но плёнка рвётся, и из трещин выползают тараканы с титрами на спинах: «Конец близок. Начало — ещё ближе, а середина сбежала через чёрный ход...»

Ты — опечатка в стихотворении вселенной. Ты — пробел между «завтра» и «вчера». Ты — искра, которую ветер тушит пальцами, смеясь хриплым смехом сгоревшего радио.

В будильнике завелись колибри — их клювы стучат по стеклу, выбивая морзянку из капель ртути. Ты видел, как подушка сбежала в форточку? Она теперь парит над городом, набитая перьями фениксов, и сеет сны-парашюты, которые цепляются за антенны, прорастая рекламными щитами с предсказаниями слепой пианистки…

Не дыши в замочную скважину! Там гнездятся секунды-невидимки, вылупившиеся из яиц треснувших часов. Они щебечут паролями на языке ржавых пружин, а их крылья — обрывки календарей, которыми они конопатят дыры в ткани пространства…

Под диваном цветёт кактус из спутанных магнитных лент. Его колючки — иглы проигрывателя, царапающие пластинку ночи. Если приложить ухо — услышишь хриплый голос: «Купи билет на трамвай, что ходит по венам спящего гиганта. Его остановки — родинки на карте твоих страхов…»

Твои тапки проросли гривами. Они ржут по утрам, брыкаясь в стену, чтобы разбудить дом, который давно умер, но притворяется спящим. Его храп — скрип половиц, а сны — плесень, ползущая по обоям в форме твоих детских кошмаров…

Съешь печенье с предсказанием! Бумажка внутри — это язык ящерицы, свернутый в спираль ДНК. Разверни — прочтёшь: «Ты — опечатка в книге вселенной. Сотри себя, но останется пятно, которое запоёт гимн моли, жующей страницы…»

Вырви розетку из стены! Из дыры хлынет река чёрных муравьёв с фонариками на головах. Они построят мост из твоих нервов к острову, где растёт дерево с листьями-зеркалами. Посмотри — и увидишь, как корни душат твоё отражение в колыбели из паутины…

Ночь грызёт ногти. Ты — заусенец. Ты — кровь на простыне. Ты — шепот, который ветер унёс в трубу, чтобы скормить звёздам-стервятникам.

В вентиляционной шахте застрял рассвет — его лучи проросли сквозь решётку, как щупальца медузы из расплавленного янтаря. Ты слышал, как пыль под кроватью затянула романс на языке треснувших грампластинок? Её голос — скрип ржавых шестерёнок, а в паузах между нотами выползают тараканы с циферблатами на спинах. Они несут на лапках крохи твоих снов, чтобы скормить их паукам, ткущим гобелены из твоих нервных окончаний…

Не трогай трещину в стене! Она — шрам от удара молота, которым бог пытался выковать новую луну, но промахнулся. Из неё сочится смола времени — густая, как забытые обещания, а внутри пульсируют личинки часов, ещё не научившихся лгать. Если приложить ухо — услышишь, как корни дома шепчутся с червями о том, что небо — это потолок другого дома, где ты тоже спишь, свернувшись калачиком в чулане из страха…

На подоконнике расцвел кактус из спутанных магнитных лент. Его колючки — иглы проигрывателя, царапающие тишину до кровавых хрипов. Если сорвать цветок — он взорвётся облаком моли, несущей на крыльях обрывки твоих монологов. Их шелест сложится в фразу: «Беги. Пол — это пасть, стены — зубы, а ты — крошка, застрявшая между ними…»

Твои часы снова упали в колодец. Теперь их тиканье всплывает пузырями, лопающимися с криком: «Полночь — это обман!» Вода в колодце густеет до состояния ртути, и в ней плавают рыбы с твоими глазами вместо чешуи. Они выплёвывают цифры, которые ты собираешь, как пазл, но картина всегда оказывается зеркалом, где другой ты уже перерезал верёвку, держащую луну…

Сорви с лица кожу! Под ней — карта города, где улицы — твои вены, а фонари — застывшие крики. Там, в центре, на площади из сплющенных часов, толпа теней голосует за то, чтобы вырвать твоё сердце и запустить его, как волчок, в воронку, где танцуют скелеты забытых мелодий…

Выпей лужицу тьмы! Она обожжёт, как спирт, но откроет глаза на кончиках волос. Тогда увидишь: дом — это матрёшка, а ты — кукла в самой глубине, с лицом, стёртым до дыр. Снаружи кто-то трясёт тебя, смеясь, но это всего лишь ветер, примеряющий твоё имя, как перчатку из пыли…

Ты — опечатка в стихотворении, написанном кровью на крыле мотылька. Ты — треск в радио, ловящем голоса из желудка кометы. Ты — шрам на щеке вечности, и твоё дыхание — это шепот, который даже эхо отвергло, как фальшивую монету.

В саду камни начали петь — их голоса трескаются, как старые пластинки, а трещины светятся зелёным фосфором забытых имён. Ты видел, как яблоня согнулась в поклоне, роняя плоды-шары с предсказаниями внутри? Разбей одно — и на земле проступит карта подземных рек, где вместо воды течёт жидкий смех, а рыбы носят маски из спутанных волос...

Не трогай одуванчики! Их пух — это письма, которые ветер не успел отправить. Каждый маленький парашют приземляется в ухо спящего крота, и он видит сны о том, как небо свернули в рулон и спрятали в погребе, где пауки вяжут из него саваны для умерших звёзд...

На заборе проросли грибы-оракулы. Их шляпки покрыты рунами, которые читают только муравьи-алхимики. Сорви один — и из ножки хлынет дым, складывающийся в фигуры тех, кого ты предал в прошлой жизни. Они танцуют канкан на лезвии лунного серпа, а их тени сливаются в одно большое пятно, которое ползёт к дому, как масляная лужа...

Выпей глоток тумана из подвала! Он обожжёт горло, но откроет глаза на кончиках пальцев. Тогда увидишь: забор — это позвоночник спящего дракона, а ты — позвонок, который он потерял, когда чихнул и случайно сжёг полмира...

Ты — строчка из стихотворения, написанного кровью на крыле летучей мыши. Ты — трещина в колыбельной, которую мать напевала пустоте. Ты — отсвет фонаря в луже, где утонул последний звонок с урока вечности.