Военные мемуары

1-й Белорусский Фронт.

Тогда еще не было известно, что предстоящей Белорусской операции Ставка Верховного Главнокомандующего дала название «Багратион». Операция еще разрабатывалась. И окончательно принята Ставкой 23-24 мая, то есть после нашего прибытия в Белоруссию.
Там нашим войскам противостояла группа армий "Центр", которая насчитывала более 1 миллиона человек, 9500 орудий и минометов, 900 танков и 1350 самолетов. Но германское командование не разгадало направление главного удара наших войск, чем усугубило свое положение. Примерно в начале мая 1944 года 152 с.д. передислоцировалась в район поселка Озаричи, Гомельской области. Оттуда нам предстояло начать наступление. Там в условиях строгой секретности приступили к подготовке и проведению наступательной операции. Строили землянки и укрытия для расчетов и автомашин. Кстати, к тому времени наш артполк получил отменные американские автомашины "студебеккеры", с высокой проходимостью, что дало возможность избавиться от конной тяги и перейти на механизированную. Еще под г. Добрушем личный состав прошел санитарную обработку, вымылся в бане, сменил белье и перешел на летнюю форму одежды.
Противник вел себя спокойно. Наша сторона тоже не подавала повода для перестрелок. По фронту впереди нас простирались болота и мелколесье, через которое нам предстояло пройти и протащить орудия и автомашины.
Лично я предполагал, что вблизи от нашего дивизиона невозможно преодолеть болота и топи. Но это было мое заблуждение. Именно рядом с нашим дивизионом проложили дорогу, по которой потом прошла тяжелая техника: танки, орудия и конный корпус генерала Плиева. Строительство шло круглосуточно, без лишнего шума и стука.
Все ждали, что наступление начнется 22 июня 1944 года, то есть в третью годовщину нападения Германии на Советский Союз. А оно началось на рассвете 23го мощной артиллерийской подготовкой по переднему краю противника и в ее глубину. Длилась она около двух часов.
В течение суток дивизия продвинулась вперед на 5-6 км. Пехота при переходах через болота и топи применила впервые плетеные настилы и плетеные пластины. Последние надевались на обувь и давали возможность преодолевать трясины.
24.06 в прорыв ввели конно-механизированную группу и танковый корпус. Уже 27го танки перерезали дорогу, ведущую от Бобруйска на запад. Вслед за конниками через болото двинулись артиллеристы. Требовалось немало усилий и времени, чтобы вытащить на твердый грунт последние орудия. С орудиями возни было меньше, чем со студебеккерами. Помогали расчеты. А машины приходилось брать на буксир. Потом еще много было таких дорог с трясинами и без них.
Узкий болотистый участок, который противник держал под обстрелом, нам удалось преодолеть бескровно. Дорога выглядела как понтонный мост через болото. Движение только в одну сторону – вперед. В последующие дни наступление развивалось успешно. Мы едва поспевали за своей пехотой. Населенные пункты встречались редко. Окруженные лесами и болотами, они не представляли большого оборонного значения, потому нередко сдавались противником без боя. Зато на переправах рек, особенно реку Птичь, бои носили ожесточенный характер.
27.06 в районе Бобруйска была окружена большая группировка немецких войск. Два дня спустя ее ликвидировали. 29го освобождали город Бобруйск. Небольшой группировке противника, около 5 тысяч, все же удалось вырваться и лесами отойти в сторону д. Осиповичи. Она оказалась на пути движения нашей 152 с.д. и других частей 28 армии, которые наступали на г. Слуцк. В районе г. Барановичи немцы оказались в тылу нашего артполка и атаковали его. Отдельные разрозненные группы фашистов еще долго блуждали по лесам и, наконец, вынуждены были сдаться.
В первых числах июня стало известно, что 6.06.1944 войска союзников высадились на побережье Франции. Второй фронт против гитлеровской Германии в Европе наконец-то открылся. Но не в 1942 как это было обещано, а два года спустя. Это событие намного облегчало положение Советского Союза. Теперь фашистская Германия лишалась возможности перебрасывать на советско-германский фронт все новые и новые дивизии.
Тогда нашим союзникам на западном фронте, включая Англию, Францию, Африку и Италию, противостояло только 65 немецких дивизий. В то время как против советского Союза действовало 235 дивизий, включая войска сателлитов. Война медленно, но уверенно приближалась к границам фашисткой Германии. Правители стран-союзников Германии уже стали думать о том, как бы выйти из гитлеровской авантюры и из войны на его стороне. В победу Гитлера более уже никто не верил, даже его солдаты. Они уже стали не теми, что были в 1941-42г. Менее упрямыми и надменными, более сговорчивыми, особенно, если попадали в окружение. Гитлер чувствовал свою обреченность и потому продолжал вдалбливать в головы доверчивых людей, что еще чудо спасет Германию от поражения. Этим чудом должно было стать "оружие возмездия" – атомная бомба. Германские ученые были близки к осуществлению такой цели. Однако союзная и советская авиации сдерживали эти работы. Известно, что в 1943-44г. Ракета "Фау" причинила серьезные разрушения Лондону, пока английские ВВС не научились расстреливать их в воздухе. Все мы по-солдатски радовались победам союзных войск в Нормандии, Африке и в Италии. И тем более успехам наших советских войск. И тому, что скоро и Советская Белоруссия станет снова свободной.
27.06.1944г. войска нашей 28й армии освободили город Глусск, а 30.06 – город Слуцк. До сих пор помню бой нашей 152 с.д. за Слуцк. Вошли мы в него глубокой ночью. Было очень темно, видимо, из-за облачности. Город горел. Горели дома на улицах, по которым мы шли. Пахло гарью и дымом. Город, казалось, вымер, обезлюдел. В нем мы не задерживались. Теперь нам открылась дорога на Клецк и Ляховичи, что южнее Барановичей. Войска 1го Белорусского фронта в ночь на 3.07.44 обошли Минск с юга и соединились с войсками 3го Белорусского фронта ( командующий генерал Черняховский ). В окружение попала 105 тыс. группировка противника. 3 июля 1944 года Минск был освобожден. А с 5 по 7е ликвидирована и сама окруженная группировка. Противник потерял убитыми 70 тысяч и около 35 тысяч взято в плен, в том числе 12 генералов.
С 24.06 все время находились в движении. К тому времени мы продвинулись на запад на 220-250 км. Днем вели бои, а ночью преследовали отступающего противника. И безусловно устали. На лесных и проселочных дорогах нас нередко приветствовали партизаны и мирные жители. Местами валялись искореженные автомашины, мотоциклы, орудия и иная техника. У раскрытых сейфов – кучи служебных бумаг и всякого рода штабных документов, которыми никто из нас тогда не интересовался. Они наверняка уже прошли "партизанскую цензуру".
Хорошо запомнились бои на реках Птичь и Случь. Немцы оказывали упорное сопротивление, поэтому преодолеть эти небольшие водные преграды нам с ходу не удалось. Иногда приходилось часами лежать буквально в болоте. А чтобы защитить себя от осколков мин и снарядов, которые разрывались и на деревьях, устраивали своего рода шалаши из кусков дерева. Под себя, чтобы не лежать в воде, подкладывали ветки и мох. Гарантия на безопасность, конечно, была невелика. Но утешало и это. Хотя и плохая крыша над головой, но все же крыша. Лучше чем никакой. Как всегда, почему-то больше берегли голову. Без жертв не обошлось. Больше страдали связисты дивизиона, которые восстанавливали связь под интенсивным обстрелом противника. Помню, реку преодолели вброд, утром пришлось подмочиться. Но вода была теплой, а предстоящий день обещал быть солнечным и теплым, поэтому неудобств для себя не ощутили. Лесной дорогой, впереди нас, шла пехота. Примерно через час хода объявили привал. И все расселись по краю дороги. Без всякой команды многих потянуло на естественные надобности. Не то что во времена Суворова А.В. Говорят, он даже на это отдавал команду: "Поссать, - сказал Суворов и остановил войско". За компанию пошел и я. Не помню, кто из бойцов шел тогда рядом со мною, когда за одним из кустов, на траве, мы увидели лежащего немца. Лежал он на животе, уткнувшись лицом в землю. Его правая рука была на автомате. Сначала я подумал, что он неживой. Уж слишком доступное для людей место он выбрал для отдыха и сна. Но все же поставил на взвод свой карабин. А затем пнули немца ногой, предварительно забрав автомат. Он проснулся мгновенно, рукой ухватился за траву, не найдя автомата, резко повернулся к нам лицом. В то утро он был не единственным солдатом, что отстал от своих. Его взяла под свою опеку пехота. Скорее всего, от усталости и бессонницы он крепко заснул. Возможно, дезертировал и решил сдаться в плен. Все могло случиться. Во всяком случае тогда для нас он не представлял никакой ценности. Хватало пленных рангом выше, даже генералов. Поэтому отнеслись к нему лояльно, чисто по-человечески. Слегка посмеиваясь. Он, вероятно, тоже не сильно расстроился и переживал. Война для него закончилась намного раньше, чем для других. Судьба тоже определилась. Остался жив и есть надежда вернуться домой. А там впереди большая жизнь, новое, интересное.
Освободив Слуцк, наша дивизия в составе 28 армии развернула наступление в другом направлении, на северо-запад в сторону городов Несвижа и Барановичей.
4 июля 1944 года Несвиж был освобожден частями других дивизий 28й армии. А наша 152 продолжала наступление на Ляховичи и Барановичи.
5 июля войска 3го гвардейского стрелкового корпуса, куда входила и 152 с.д. освободили Ляховичи. Дивизия продолжила наступать в направлении Бытень, Иванцевичского района, Брестской области, Ивацевичи и Березы. Тогда нашей дивизии была передана 19я механизированная бригада полковника Ершова. В районе между Ляховичами и Барановичами ( расстояние около 20 км ) наша 152 с.д. была атакована танками и пехотой противника с тыла. Основной удар пришелся по 1му артдивизиону и тыловым подразделениям артполка: штабу, санчасти и другим. Медсестра Лепехина Лена, будущая жена старшего врача полка Чарина Зосима Васильевича получила тогда серьезное ранение. 1й дивизион стрелял тогда по прорвавшимся танкам прямой наводкой. Одновременно весь личный состав артполка вели бой с мотопехотой немцев. Оказалось, что противник, выходя из окружения, наткнулся на артполк и вынужден был вступить в бой. Поэтому немцы шли напролом. Не к своим, потому что их рядом на десятки километров не было. И если бы даже подмяли нас, из окружения бы не вышли, потому что перед нами у немцев не было сплошного фронта обороны. Мы боролись с отдельными частями противника.
После "минского котла" у немцев, оказывается, по фронту образовалась большая брешь, шириною около 400 км, которая значительное время оставалась неприкрытой. Поэтому наши войска могли свободно маневрировать, наносить удары не только по фронту, но и по тылам врага, перехватывать пути его отхода. Безусловно, и сами рисковали многим. Вот примерно в такой ситуации наша 152 с.д. оказалась под г. Барановичи. Поначалу казалось, что враг одолеет нас. Танки появились в тылу неожиданно. О нависшей угрозе приказ получили все три дивизиона полка. И они, естественно, перенацелили свои орудия на месте появления танков. Наши тыловые подразделения вступили в бой с мотопехотой немцев и на какое-то время придержали ее. А батарея 1го артдивизиона встретила танки мощным огнем. Несколько танков подожгли или повредили, а остальные скрылись в лесу. Следом за ними смоталась и мотопехота. Уйти им вряд ли удалось, тем более, что об этом узнало командование дивизии, которая имела в своем распоряжении механизированную бригаду. А артполк – дивизион самоходных артиллерийских установок.
Спасло от нависшей опасности нас не чудо, а собранность всех сил и возможностей. И конечно, мужество солдат и офицеров. Во многом помог нам и лес. В какой-то мереон защищал нас от прямого нашествия танков и пехоты. Случись это не в лесу, а в степи, как на Украине под Лысой горой 1.01.1944, трагедии было бы не избежать. Тогда нам помогла надвигавшаяся ночь.
Во время боев за город Барановичи 152 с.д. входила в состав 3го гвардейского стрелкового корпуса, куда так же входили 50я гвардейская и 54 с.д. 28 армии. Нашей дивизией командовал полковник Кузин А. Т. Непосредственно в Барановичи дивизия не входила. Она продвигалась южнее города в общем направлении на города Бытень, Косово и Ружаны Брестской области.
8 июля Барановичи были освобождены. 11 июля 19 мех. Бригада освободила г. Косово, в 15 км от г. Ивацевичи. 13. 07 войска 3го гв.с.к. освободили Ружаны, после чего повернули на юго-запад в направлении на Пружаны, Каменец, Брест.
Вокруг городов и поселков той местности было много болот и низин, и почти не было сухих проселочных дорог, где могла пройти тяжелая техника. Бои велись в основном вокруг единственной шоссейной дороги Ружаны – Пружаны – Брест. По ней, помимо нашего 3гв.с.к. продвигались и другие части 28 армии.
В город Пружаны наш артдивизион въехал днем 16.07 , когда там уже находились части 50 и 96 стрелковых дивизий и наши пехотные полки.
До города Бреста оставалось 85 км. В г. Пружаны мы не останавливались. Примерно на 25 км шоссе Пружаны – Брест в дер. Поддубно сделали первый за этот день большой привал, чтобы пообедать и отдохнуть. В деревне артдивизион остановился и рассредоточил автомашины с орудиями за огородами в небольшом лесочке. На главной улице деревни подразделения пехотных полков ( 480, 544, 646 ) уже обедали и чувствовали себя как дома. Войск скопилось много, особенно обозов. Погода стояла хотя и облачная, но сухая, без дождя.
Никому не приходило в голову, что придется пострадать и здорово - от своих. Над деревней, из облаков неожиданно вынырнуло около десятка наших штурмовиков Ил-2 и пошли на снижение гуськом, друг за другом. Немцы их здорово боялись за их огневую мощь и способность наносить большой урон. И прозвали их "черной смертью". Каждая машина имела на вооружении помимо пулемета еще и реактивную установку типа "катюша".
На высоте около 200-250 метров они образовали круг, как бы прикрывая друг друга с хвоста, и открыли огонь по нашей пехоте. Сначала реактивными, а потом из пулеметов. Несколько домов сразу же загорелись. Началась суета. Вверх полетели пилотки солдат. Многие, рискуя жизнью, не ложились, а стоя махали пилотками. Затем взлетели в небо зеленые ракеты. И только тогда обстрел прекратился.
Досталось и нам, артиллеристам. Пришлось бегать вокруг деревьев, то ложиться, то вставать. Хорошо, что все это прекратилось через пару минут. Дивизион не имел человеческих жертв. А в пехоте были убитые и раненые. Даже среди личного состава санитарной части одного из полков. Покидая д. Поддубно, самолеты сделали последний круг, не стреляя, и каждый делал крен на крыло, то вправо, то влево. Это у них называлось "принести извинения".
На фронте такое не редкость. То пилоты ошибаются. То артиллеристы, то танкисты. И все целятся в пехоту. Бедные люди, как им тяжело и трудно. Поэтому в пехоте никто надолго не задерживается и не приживается. Несколько дней, от силы недель боев, и тебя там больше нет – или убьют или ранят. А что касается виновников подобных ошибок, то за них почти не наказывали. Ведь они действовали не по злому умыслу. Добросовестно заблуждались и не иначе. Часа через два наш дивизион оставил деревню Поддубно.
В километрах семи от нее за деревню Щерчево уже шли бои, и там дивизион занял позиции около шоссейной дороги Пружаны-Брест. Хорошо представляю и теперь единственный домик около шоссе справа, а рядом – штабель деревянных брусьев, аккуратно сложенных в несколько рядов. На ночь в домике разместился штаб дивизиона, а я вырыл себе неглубокий ровик прямо возле штабеля и провел там всю ночь. Находиться в домике было небезопасно, потому что противник наше расположение знал и постоянно обстреливал из орудий и минометов. Утром наша пехота пошла вперед, а следом за нею выехали и мы. На пути к Бресту наиболее упорные и кровопролитные бои проходили за деревню Пелище и другие около нее. Они продолжались несколько дней, и лишь 21.07 сопротивление противника было сломлено. 22 июля в пять утра 152 с.д. овладела дер. Пелище. ( В школе деревни есть справка госархива г. Подольска, которую в 1984 нам предъявлял парторг колхоза ). Теперь посреди деревни на постаменте установлен танк Т-34, символизирующий ратные подвиги 152 с.д. и 19й мехбригады. В июле 1984 я сфотографировал возле памятника группу ветеранов 152 с.д. прибывших на празднование 40летия освобождения Бреста от фашистских захватчиков.
Двумя днями позже была освобождена деревня Черновчицы. Ее освободил 480й стрелковый полк нашей дивизии.
Дивизия вышла на рубеж деревень Курница, Велько, Скорбичи, Черновчицы и Черни. На левом фланге от нас наступала на Брест 55я Иркутско-Пинская дивизия, входящая в 61ю армию. В дальнейшем она сменила 152 с.д. и продолжила наступление на Брест. А мы получили приказ наступать на Высоко-Литовск и развернулись фронтом на северо-запад, где вели бои главные силы 28й армии генерала Лучинского А. А.
В бою за Черновчицы едва не угодил немцам в лапы зам. Командира 333 артполка майор Денисов Александр Васильевич. Эту историю он рассказал в одном из сараев, где разместился штаб артдивизиона. В 1942-43 он командовал 6й гаубичной батареей, и потому мы знали друг друга хорошо. Он пришел в сарай рано утром, и все, кто там был, встали приветствовать его. С виду он показался каким-то расстроенным, растрепанным и не совсем опрятным. Но он показал рукой, чтобы садились. На его голове, кажется, даже не было фуражки. Он не стал слушать доклад начштаба Ерофеева Михаила Михайловича об обстановке, а сразу же спросил, есть ли связь со штабом нашего полка. Не звонили ли сюда кто-либо и не спрашивали ли о нем. Начштаба ответил, что связь есть. Но никто не звонил и не спрашивал. Ну ладно, сказал Денисов, сел на сено и поведал нам, где он провел ночь, где и как потерял своего водителя Отса Васю, как чудом уцелел и оказался здесь. Оказывается, поздно вечером он ехал на американском джипе в один из пехотных полков. Поскольку пехоты в полках было мало, на проселочной дороге его никто не остановил и не предупредил об опасности. И лишь тогда, когда впереди увидел немцев, приказал водителю разворачивать машину, но было поздно. Немцы обстреляли ее и подожгли. Водителя убили наповал, а ему удалось выскочить и скрыться в кустах и зарослях. Немцы начали сплошную проческу, а местами даже прострел кустов. И все время говорили: "Русь, сдавайся". Был момент, говорил Денисов, когда казалось, что обнаружили. Дуло немецкого автомата едва не коснулось его головы, когда фашист раздвигал им кустарник и траву. В этот момент, говорил Денисов, я едва не выстрелил в него из пистолета. Вышел живым благодаря выдержке и терпению. К тому времени стало темнеть, и видимо поэтому немцы прекратили дальнейшие поиски. Возможно, торопились с отходом на другие позиции. Когда совсем стемнело, он ползком преодолел полосу обороны противника и оказался на нейтральной полосе. До утра пролежал на ней, а утром начал переговоры с боевым охранением нашей пехоты. Его пропустили, и он оказался у нас. В те же дни умер от тяжелых ран комсорг 1го артдивизиона Цыганков. Получил ранение парторг того же дивизиона Грищенко Николай Иванович. Имелись раненые и в нашем артдивизионе. Во время обеда, который доставила нам кухня, мы подверглись сильному артобстрелу, причем внезапно. Повар во время раздачи пищи в котелки получил ранение в бедро. Я отделался небольшим испугом. Видимо, помогло, что вовремя среагировал на шум и свист приближающихся снарядов. Успел сунуться головой и туловищем в ровик, около которого сидел, хотя ноги остались торчать наверху. Снаряд разорвался метрах в пяти от кухни, может, немного дальше...
Подробности событий военных лет мы, ветераны, нередко узнаем через десятки лет, хотя сами были не только очевидцами, но и активными участниками. Приведу пример.
25.07.1995 на встрече ветеранов 152 с.д в редакции газеты "Заря над Бугом", которую организовал сотрудник газеты и член комиссии по созданию районной книги "Память" Валерий Павлович Россихин стало известно, что 23.07.1944 дивизии было приказано прорвать оборону противника на участке Скорбицы, Курница. И, овладев западной частью Бреста, закрепиться на западном берегу Буга. В 12 часов начало атаки. Однако наступление на Брест было отменено. Дивизия получила приказ наступать на Высоко-Литовск...
Кроме того, в братской могиле дер. Черновчицы покоится прах воинов 480го стрелкового полка 152 с.д. и там же захоронен Отс Василий, бывший водитель майора Денисова А. В.
В июле 1994 года я передал для хранения в музей школы воспоминания бывшего разведчика 480 с.п. Дышука Николая Васильевича ( г. Днепропетровск, улица передовая, 324 ) о боях полка на территории Брестской области. Они были опубликованы в газете "Заря" с связи с 45-летием освобождения Бреста. Тогда, в июле 1989 мы, ветераны, фотографировались на память в дер. Черновчицы. В 1994 году там вместо старой построена новая братская могила с обелиском Родина-мать.

30.01.1944 началась Никопольско-Криворожская наступательная операция войск 3 и 4 Украинских фронтов. И продолжилась более месяца.
Наша 152 с.д. вновь вернулась в состав 6й армии, 3го фронта и вела наступление на юг, в направлении г. Апостолово. Навстречу нам, с юга на север, наступал 4й украинский фронт. Целью наступления было освободить города Апостолово, Никополь и Кривой Рог от немцев.
К тому времени резко потеплело, пошли дожди, наступила распутица и непролазная грязь. Но сравнительно быстро удалось сломить сопротивление противника, который, отступая, бросал большое количество техники: автомашины, орудия, танки. Бросал в основном из-за бездорожья. Преследуя врага, наша пехота срудом двигалась по черноземной жиже. Были места, где буксовали даже танки и гусеничные тракторы. Встал автотранспорт. Наш дивизион и 333 артполк двигался в основном на конной тяге черепашьим шагом. Одну 76мм пушку тянули 8-10 лошадей. Чернозем пластами наворачивался на колеса орудий. Расчеты то и дело сбрасывали его, иначе колеса не проворачивались. Нелегко было передвигаться даже пешком. На дороге жидкая грязь по колено, а на обочине густой чернозем тащится за ногами пластами. Еще тяжелее. Невозможно понять, кто в какую обувь одет. В сапоги или в ботинки с обмотками. Так шли вперед днями и ночами, с кратковременным отдыхом. Не сделали из орудий ни единого выстрела. И как бы ни было трудно, 5 февраля освободили г.Апостолово.
Трудно было и немцам. Они отступали фактически без техники, которую бросили и тоже шли пешком. В одном месте мы любовались брошенными танками и автомашинами, а потом долго смеялись, потому что на дороге были видны следы босых ног оккупантов. Их спасло то, что стояла облачная, нелетная погода. Светлые «окна» появлялись редко.
Такое окно появилось 4 февраля, когда мы шли по степи трое. Часть дивизиона тащилась сзади, а часть вырвалась вперед. И вдруг услышали пулеметные очереди и гул самолета. Видим: немецкий истребитель на малой высоте гонится за нашим У-2. Его тогда называли «кукурузником». Недалеко от нас, метрах в 300, самолет сел, летчик выскочил с каким-то мешком и стал убегать. «Мессершмидт» на какое-то время исчез, но потом вернулся и стал стрелять по самолету. Из любопытства мы остановились и даже немного приблизились к У-2. А «мессер» вновь вернулся и стал атаковать. Самолет загорелся, и фашист улетел. Летчик рассказал нам, что истребитель прилепился к нему уже давно и принудил к посадке. А он вез почту и пару ящиков патронов, потому что наземный транспорт стоит. Письма он вытащил, а патроны сгорели. В таких экстремальных условиях У-2 был незаменим. На них часто летали армейские генералы и транспортировались раненые.
По западному берегу Днепра у немцев еще сохранился коридор, по которому они спешно выводили свои войска из Никопольского плацдарма. Они опасались полного окружения. 5-6 февраля 152 с.д. потеснила противника ближе к реке Днепр и вошла в село Первомайское. Практически перекрывали пути отхода фашистам на юг. И для немцев не оставалось иного выхода, как атаковать нашу дивизию в районе Первомайского. И теперь уже для нас тогда создалась реальная опасность окружения. Главные силы противника оказались у нас за спиной, в 10-12 км от наших позиций. Командование знало о нависшей над нами угрозе: окружая противника, сами могли быть окружены. Но на войне часто приходится рисковать. Трагедию удалось предотвратить. Наши заняли Первомайское еще днем 7.02. Примерно в километре за селом закрепилась наша пехота. Сплошной линии обороны между нами и противником не было. И мелкими группками можно было выйти в тыл друг к другу. В тот день я чувствовал себя неважно, температурил. Видать, простудился. И в душе был рад, что буду спать в теплой избе и поправлюсь. Ночью, часа в два, все улеглись спать на полу. Лампу не гасили. Связист сидел у телефона. Нас разбудила ружейно-пулеметная стрельба на восточной окраине села. Она усиливалась и приближалась к нам. Иногда запускалась осветительная ракета. Это насторожило нас, все поднялись на ноги, многие вышли на улицу. Вышел и я. А на улице темень, за 3-5 метра трудно различить человека. И вдруг видим, что загорелся один из домов на улице. А стрельба не утихает. Оттуда в нашу сторону мчатся повозки пехоты, бегут следом за ними солдаты. И уже хорошо слышна немецкая речь. Только тогда мы поняли, что противник идет на прорыв, «ва-банк», чтобы утром соединиться со своими войсками. Связь оборвалась.
Начштаба Ерофеев приказал отключить телефон и сматывать кабель и отходить ближе к центру села. А немцы подошли совсем близко, перебегая от дома к дому. Они через крыши бросали в нашу сторону гранаты, как бы расчищая себе дорогу. Бросали гранаты и в оставленные нами дома. Видимо, страховали себя от выстрела в спину. Отходя назад, я натолкнулся на орудийный расчет 4й батареи, который выкатывал на дорогу улицы 76мм пушку, чтобы вести огонь по противнику в упор и остановить его. Я тоже пристроился в помощь им. И первые выстрелы возымели большой эффект. На какое-то время немцы притихли. Самое время добавить им еще – но кончились снаряды. Несколько домов загорелись, освещая улицу. Мне показалось, что расчет растерялся. Не знал, что предпринять. Ведь немецкие автоматчики в темноте могли подойти вплотную и расстрелять всех. Лично я такого поворота и опасался.
И вдруг заряжающий говорит: «А может, попробуем выстрелить снарядом от немецкой 75мм пушки? Они тут есть рядом». Поначалу все молчали, а потом кто-то сказал: «Давай, заряжай!» Ждали неприятностей от несовпадения калибров ствола и снаряда. А получилось здорово. Снаряд вышел прямо на цель и поразил ее. Пушка осталась целехонькой. Расчет оживился. И тогда началась настоящая работа.
По стрельбе стало очевидно, что противник отошел на задворки и огороды. Приутих, но может вновь появиться в любое время. К тому времени начало светать. Я поставил в известность расчет, что ухожу искать штаб 2го артдивизиона, связь с которым отсутствовала. В пути я встретил группу автоматчиков численностью 25-30 человек. Впереди ее шел военный высокого роста, худощавый, стройный. На шее висел автомат ППШ. Хотя было еще не совсем светло, но я сразу узнал в этом человеке подполковника Сластюнина, первого командира нашего 333 артполка, а ныне командующего артиллерией 152 с.д. Поравнявшись, я поприветствовал его, а он меня задержал и спросил, куда я иду. Я ответил, что иду с 4й батареи в штаб 2го артдивизиона. За плечами у меня висела сумка с санитарным красным крестом, поэтому он наверняка догадался, кто я. Потом сказал: «Лейтенант, ты пойдешь с нами!» «Есть идти с вами, товарищ подполковник», - ответил я и пристроился в хвост группы автоматчиков. По дороге прихватили с собой еще несколько попавшихся навстречу человек. И я понял, что предстоит решающий бой с прорвавшимся в деревню противником. Но каковы его силы, никто из нас не знал.
Думаю, что подполковник оценивал обстановку серьезной и опасной для дивизии, иначе зачем ему при такой должности лично брать на себя командование ротой автоматчиков, которая по числу бойцов равна взводу?
Около орудия 4й батареи группа Сластюнина развернулась в небольшую цепь, перешла на другую сторону улицы и перебежками от дома к дому и по огородам пошла на сближение с пехотой противника. Я следовал за ними, стремясь не оторваться и не потерять их из виду. Тем временем рассвело. И силы врага определились. В бой вступила наша пехота, в тылу которой оказался противник. Немцы были окружены и после непродолжительного, но кровопролитного боя предпочли сдаться. Из числа группы Сластюнина погиб один человек, лейтенант роты связи 333го артполка, фамилию не помню. Двое ранено. В бою за Первомайское в плен сдались около 120 немцев. Противник мог избежать трагического исхода, если бы не ввязывался в бой, а обошел бы село и в течении ночи мог соединиться со своими войсками западнее г. Апостолово. Однако у немцев могли быть свои расчеты. В случае взятия Первомайского в прорыв должна была вводиться более многочисленная и сильная группа войск, численностью до дивизии.
Итак, 152 с.д. выиграла бой и избежала окружения ценою серьезного риска.
Возвращаясь с места боя в свой дивизион, я заглянул в дом, где накануне располагался штаб. Оказывается, немцы через окно бросили в дом гранату. Тяжело ранили хозяйку в живот и печень. Я посоветовал отвезти ее на повозке в медсанбат в Апостолово. Не знаю, как сложилась судьба этой несчастной женщины в дальнейшем. В тот же день мы передислоцировались из деревни в поле. Там выкопали себе временное укрытие, вели бои и мерзли до 17.02.1944г. На следующий день прибыли на кратковременный отдых в г. Апостолово. Там приводили себя в порядок, подтягивали отставшую в пути технику и орудия, подвозили боеприпасы, которых, увы, почти не было. Готовились к новому наступлению на Николаев и Одессу.
Стало известно, что 22.02 войска нашей 46 армии совместно с 37 армией освободили от немецко-фашистских захватчиков город Кривой Рог. Никопольско-Криворожская операция успешно завершилась.

К тому времени в Ставке Верховного главнокомандующего была разработана новая наступательная операция войск 3го Украинского фронта. В ней предстояло участвовать и нашей 46й армии. Нам противостояла 6я немецкая армия. Та самая, которая подверглась разгрому под Сталинградом в ноябре 1943, которой командовал тогда генерал-фельдмаршал Паулюс. А также 3я Румынская армия. Целью нашей операции было разгромить противника в междуречьи реки Ингилец и Южный Буг.
6 марта 1944 войска 3го Украинского фронта перешли в наступление. В результате ожесточенных боев фронт 6й немецкой армии был прорван. А навстречу нам наступали наши 6-я, 28-я и 5-я ударная армии. Наша дивизия 12 марта вышла на реку Игилец и сходу форсировала ее. Русло реки было неглубоким, да и ширина небольшая. Но в то время она сильно разлилась. Затопились ложбины, а место переправы представляло из себя сплошное широкое озеро. Весенняя распутица еще не закончилась. Теплое южное солнце с каждым днем подсушивало землю. Степь начала оживать.
Мне повезло. Представилась возможность сесть верхом на одну из лошадей, которые везли 76 мм пушку. Переправа, как таковая, не строилась. Просто удачно был найден имевшийся брод. И это позволило не только пехоте, но и нам, артиллеристам, преодолеть реку пешком и на лошадях. Конечно, идти пешком по колено в холодной воде не хочется. Но на войне многое делается вопреки желанию, если не все.
На берегу реки мое внимание привлек один случай. Навстречу нам к переправе конвоировалась колонна немецких военнопленных. Среди них были и власовцы из русской добровольческой армии. Вижу, в колонну въехал на лошади старшина и стал стегать плеткой одного из военнопленных. Потом изловчился, схватил его за воротник и вытащил из колонны. Продолжая избивать, называть его предателем, сволочью и изменником Родины. И чуть было не застрелил его, но тогда уже вмешался конвой. Один из конвоиров потребовал прекратить расправу и сказал: «Нам приказано доставить по назначению и сдать всех пленных живыми. Мы в ответе за жизнь каждого. И не хотим идти под трибунал».
В злобе старшина выпалил: «Я дам расписку, что застрелил пленного, ( и назвал его фамилию ) как изменника Родины и дезертира!»
Немного успокоившись, он рассказал: «пленный – это бывший боец его роты, 544 стрелкового полка. В марте 1943 он и еще несколько человек его роты держали обороны на реке сев. Донец, около села Тенеевки. Ночью они дезертировали из боевого охранения. И вот теперь я опознал его в лицо. Мерзавец, из-за него я, взводный и ротный командиры имели большие неприятности».
Все, кто находился с ним рядом, конечно, сочувствовали ему, убеждая, что в тылу с ним разберутся.
Переправившись через реку, 152 с.д. стала развивать наступление в направлении станции Снигиревка. А конно-механизированный корпус генерала Плиева вышел в тыл 6й немецкой армии. К сожалению, у нас тогда не хватало сил и средств, чтобы окружить немцев. Двум немецким корпусам удалось выйти из окружения. А всего было окружено 13 фашистских дивизий.
В середине марта 1944 прорывавшиеся из окружения фашистские войска доставляли нам много хлопот и неприятностей. Как известно, в первые два года войны они не прибегали к тактике ночных боев, предпочитая наступать днем, после сытного завтрака. Тогда они чувствовали себя самоуверенными и непобедимыми и потому вели себя нагло, дерзко и жестоко. Другое дело год 1944. Попав в окружение, они выбирались из него в любое время, днем и ночью, шли напролом. Бои под Снигиревкой наглядный тому пример. Здесь была окружена и добивалась значительная группа войск противника около 13 дивизий. Сплошного фронта не было. Чувствуя безнадежность своего положения, немцы искали место, где можно с наименьшими потерями прорваться. Вечером, кажется 16 марта, дивизион занял оборону на окраине села неподалеку от Баштанки и Снигиревки. Впереди нас расположилась пехота. В придорожной посадке стояли несколько наших танков. Предстоял ночлег. Но никто толком не знал, где противник и откуда его надо ждать. Впереди нас степь, видимость хорошая до самого горизонта. Это порядка 12 км. А противника не видим. Исчез куда-то. Однако рано или поздно он должен появиться. Ведь мы стали на его пути.
И действительно, перед рассветом, большая группа немцев, целая колонна, ворвалась в деревню и атаковала нашу пехоту. Это началось от нас метрах в 300х. В момент все как будто бы взорвалось и загрохотало. Перестрелка не прекращалась до самого рассвета, пока в бой не вступила наша артиллерия и танки. Они принудили фашистов сдаться. И когда исход боя был очевиден в нашу пользу, на горизонте показалась голова другой колонны фашистов, командование которой, возможно, не знало о судьбе первой. Она двигалась тем же маршрутом, что и первая, по степи и бездорожью. Ей дали подтянуться поближе к деревне.
Первый удар нанесла наша артиллерия с расстояния примерно полкилометра. Затем перенесла огонь в хвост колонны, чтобы перекрыть путь к отступлению. Затем ее атаковали наши танки. Они давили гусеницами все, что попадалось навстречу: людей, повозки, минометы и даже пушки небольшого калибра. Бой закончила наша пехота, весьма малочисленная. По числу штыков полк можно было объединить в одни батальон. В том бою активно помогали пехоте даже наши артиллеристы из хозяйственных взводов дивизиона. Стреляли из карабинов по метавшемуся в поле противнику. В мои обязанности такая «работа» не входила. Хотя, признаюсь, был соблазн. Желающих убивать врага своего оказалось так много, что мое участие было излишним, неуместным, а главное, негуманным.
Из всех трофеев мне досталась пачка галет, изготовленных в Чехословакии еще в 1939 году, возможно, еще до начала Второй Мировой. В конце этого боя был ранен командир орудия 4й батареи сержант Мухин. Ближе к месту его ранения почему-то оказался фельдшер Пономаренко Николай Романович, он и оказал Мухину медпомощь до моего прихода. Сержант был ранен в спину или грудь. Пономаренко наложил ему тугую повязку и сообщил, что видимо, задето легкое. Мне осталось только поблагодарить Колю, с которым учился вместе в Киевском военно-медицинском училище и вместе служили в одном полку, а также позаботиться, чтобы Мухина отправили в медико-санитарный батальон.
Бои в районе Снигиревки продолжались в течении нескольких дней и носили упорный, кровопролитный характер. Немцы пробивались из окружения в сторону г. Николаева. Их ночные атаки на наши позиции повторялись все чаще и чаще. Но повсюду получали отпор.

Примерно 23.05.1944 мы вышли к реке у населенного пункта Христофоровка и форсировали ее. Беспрерывные бои, распутица и грязь, холод, бессонные ночи вконец измотали людей. Все ожидали часа, когда можно выспаться и отдохнуть в тепле. И такая возможность представилась. Не помню название села, где мы остановились, но представляю дом, в котором ночевал несколько ночей. Запомнился мне тем, что ночью меня атаковали вши, а утром следующего дня – собаки. Хозяйка дома, конечно, из самых добрых побуждений предложила мне спать на лежачок у печки, где было тепло. Постелила на него полушубочек, чтобы не надавить бока. Шинель свою я положил в голову, вместо подушки. На полу легли спать еще несколько человек наших солдат. Спал, как убитый, до самого утра. И сразу почувствовал, что как-то неестественно чешется шея и тело под рубахой. Первоначально подумал, что это работа клопов. Незаметно для посторонних удалось поймать одного из виновников. Это была обыкновенная вошь. Небольшая, тощая, видимо, еще не успевшая насытиться моей кровью. Пришлось встать и досрочно пойти в туалет на разборку. То, что увидел, поразило меня. Поверх гимнастерки и рубашки и под ними тоже везде ползали мелкие, беленькие вши. Казалось, нет выхода из беды. Я впал в тоску и уныние. В самом деле, как от них избавиться? Какими средствами? Мыла «К» при себе не было, не было и условий для обработки белья. Ведь не будешь сидеть голым, пока его постирают и высушат. И в любую минуту может последовать приказ двигаться вперед. Неужели, подумал я, еще много, много дней придется носить этих нахальных «гостей» у себя в штанах и за пазухой? И вдруг меня осенила мысль: а не пойти ли мне за деревню под видом прогулки? Может, удастся найти там местечко, скрытое от посторонних глаз, где удастся физически очиститься от вшей? Надежда была найти воронку от снаряда или траншею, где можно перетрясти одежду. А вокруг деревни чистое поле, ни единого деревца, ни единого кустика. С этими надеждами я вышел из уборной и направился к крыльцу дома. И вдруг из будки вскочила большая, лохматая, серого цвета собака. Она стала на дороге и оскалила зубы. Лаяла и оттесняла меня в сторону, ближе к дому. Цепь ее натянулась, и я с облегчением вздохнул. А в это время из конуры около крыльца навалилась на меня вторая собака и стала теснить в сторону первой. Терпение мое кончалось, едва не пристрелил обоих. Но сдержал себя от стопроцентной глупости. В квартире долго не задерживался. Предупредил, что иду прогуляться. Тем более, что утро и день обещали быть теплыми и солнечными. И мне повезло. Вскоре нашел заброшенную траншею. Осмотрелся кругом и приступил к работе. Первоначально очистил рубаху и гимнастерку, потом кальсоны и брюки. Шинель просто хорошо вытряс и осмотрел. На всю операцию «вошь» ушло около 40 минут. Правда, пока там стояли еще несколько дней, я дорабатывал упущенное.
Через несколько дней мы вышли на реку Южный Буг, недалеко от Ново-Петровки. Примерно 9.04 наш полк расположился в деревне Писки, где пробыли несколько дней и помогли местным жителям распахать свои огороды. На Украине уже шел сев. Но земля лежала необработанной, как сирота. Люди, в основном женщины и старики, обрабатывали ее вручную. Пахали и сеяли. У кого сохранился скот, в плуг впрягали коров и быков. У кого вообще не было ничего, объединялись и впрягались сами.
Немного погодя, на станции Зеленый Тай нас погрузили в эшелон и повезли на север, в Белоруссию. В то время фашисты еще хозяйничали не только в Белоруссии, но и в Прибалтике. Пришло время изгнать врага и с этой земли. Прощай, гостеприимная Украина. Свидимся ли когда? Здравствуй. Белоруссия, еще оккупированная врагом, но непокоренная! Мы освободим и тебя.
11-12 апреля эшелоны 152 с.д. начали выгружаться в г. Добруше и в районе его, Гомельской области. Наш артполк расположился в пригороде. 152 с.д. вошла в состав 28й армии, которая ранее вела боевые действия под Сталинградом и на Южном фронте. Командовал армией генерал-лейтенант Лучинский А. А. Так мы оказались в резерве 1-го Белорусского фронта, командующий генерал армии Рокоссовский К. К.

9 Ноября 1943 года дивизия овладела высотой на подступах к Гуляй-поле, родине атамана Нестора Махно. Она располагалась в лощине между высотами. Сложилось так, что сам Гуляй-поле оказалось на нейтральной полосе. С высоты с высот обстреливали мы друг друга, а по самому селу не стреляем. Но перед нами - как на ладони. Наша пехота постоянно атаковала противника и не раз овладевала его траншеями. Однако при поддержке танков противник вновь оттеснял нас. И так высоты в день по нескольку раз переходили из рук в руки. Пушечные батареи нашего дивизиона вели огонь прямой наводкой по пехоте и танкам противника. Это все можно было видеть простым невооружённым глазом. Наконец, немцы ввели в бой свою штурмовую авиацию.
Орудия прямой наводки не раз подвергались атакам с воздуха, но серьезного урона не понесли, так как и орудия батареи были хорошо рассредоточены на местности. В ночь с 13 на 14 ноября 1943 года, на высотах занятых противником, был убит наповал, почти расстрелян в упор, наш командир карты дивизиона майор Данилов Александр Васильевич. Тяжело ранен командир отделения разведки артдивизиона старший сержант Мельников. Они в темную ноябрьскую ночь шли на одну из высот, где располагался командный пункт дивизиона. И натолкнулись на пулеметную точку противника. И были расстреляны почти в упор. Похоронили своего командира на лужайке одного из домов села Гуляй-поле, по соседству с кустами молодых вишень. В деревянном гробу, изготовленным нашими же солдатами буквально за час. Похоронили со всеми воинскими почестями. Около гроба выстроился весь личный состав артдивизиона. Заместитель покойного по политической части капитан Козлович Василий произнес краткую речь. И мы дали клятву отомстить врагу за смерть нашего командира. В то утро 14 декабря враг, опасаясь окружения и полного разгрома, оставил занятые высоты. Пришлось догонять, наступая ему на пятки. По этой причине даже поторопились с похоронами, поставили на могилу деревянный крест и дали салют из личного оружия. Сих пор не приходилось мне побывать в Гуляй-поле. В семидесятых годах я долго переписывался с учащимися средней школы, имел приглашение погостить и побывать на братской могиле, да так и не собрался. Меня огорчило, что в списке похороненных в братской могиле Гуляй-поля солдат и офицеров нет фамилии Данилова А.В. Возможно, его и не перезахоронили.

21 ноября 1943 года мы освободили большой населенный пункт Александрово-Белово, а затем Смоленку и Конзавод. Фронтовое командование предоставило дивизии отдых, она нуждалась не только в воде, но и в пополнении. Пехотные полки не располагали и половиной своего личного состава. Месяц ежедневных, ожесточённых боёв на пределе своих возможностей вызвал и физическую и моральную усталость солдат и офицеров. Временно мы расположились на территории завода, где сохранились еще кое какие постройки. В артдивизион пришло пополнение.
После смерти Данилова его обязанности исполнял капитан Булгаков Александр Яковлевич, заместитель по строевой части. Сменился начальник штаба дивизиона, фамилию не помню. Но он был у нас недолго: под Лысой Горой через месяц его ранили в верхнюю треть бедра. Офицер соседней с нами части, будучи пьяным, в ссоре выстрелил из пистолета в начальника штаба дивизиона. И к нам он больше не вернулся. Очевидцами этого случая были Соколовский Борис и я. Офицер, который стрелял в начальника штаба, тут же заорал как сумасшедший: «полундра!» И тут же из землянки к нему прибежала еще человек пять солдат с автоматами. Он, вероятно, испугался возможных ответных мер с нашей стороны и решил подстраховаться. Но все обошлось без дальнейшего кровопролития.
Вскоре командиром 2-го артдивизиона стал ст. лейтенант Кулеш, погибший в боях за Берлин в конце апреля 1945 года.

3-й Украинский Фронт.


В конце декабря 1943 г. 152 с.д. оставила район Конзавода и вернулась в состав 46й армии, перешедшей уже в состав вновь сформированного 3-го Украинского фронта.
Перед нами ставилась задача совместно с 4м Украинским фронтом разгромить Никопольско-Криворожскую группировку противника, ликвидировать его плацдармы на реке Днепр в районе Никополя и Мелитополя. В состав №го Украинского фронта ( командующий генерал армии Малиновский ) входили 37, 46, 8я и 3я гвардейские, 5я ударная и 6я армии, которые вместе с 4м Украинским фронтом имели превосходство над противником в живой силе в полтора раза, по орудиям и самолетам в два раза, лишь немного уступая по количеству танков.
Нам противостояла 6я армия немцев из группы армий «Юг» в составе 17 пехотных, 4х танковых и одной моторизованной дивизии, численностью около 540 тысяч человек, 2400 орудий, 327 танков и самоходок и около 700 самолетов.
Главный удар наносила 8я гвардейская и наша 46я из района Лысая гора и Новониколаевка в направлении города Кривой Рог. Наступление фронтов началось 30-31.01.1943г.
Это наступление в день нового, 1944 года, было неудачным, если не хуже, едва ли не катастрофичным и трагическим. А было так.
29 декабря дивизия прибыла из района Конзавода, после небольшого отдыха и пополнения. И сразу включилась в подготовку наступательной операции. О ее начале не знали. По ходу подготовки чувствовалось, что начнется она через день-два. Мы подготовили огневые позиции, укрытия для личного состава, лошадей и техники. Работали все до пота, потому что погода стояла скверная, мороз чередовался с оттепелями, дождь сменялся мокрым снегом. Успела промерзнуть и земля. Стояла гололедица, а сильный ветер прошивал тебя до костей. В такой обстановка, да еще и при отсутствии стройматериалов, оборудовали лишь временные, холодные укрытия. Небольшие траншеи, прикрытые сверху брезентом или плащ-накидками. А вокруг – голая степь без единого деревца или домика.
Наступление поддерживала не только артиллерия 152 с.д, но и специальные артиллерийские части из резерва командования. В частности, реактивные установки «Катюши» и «Андрюши». Их огня фашисты особенно боялись. Снаряди «Андрюши» стартовали с земли прямо с деревянными упаковками (ящиками). На высоте 50-100 метров ящик разваливался сам по себе, а снаряд длиною около метра продолжал лететь. Его движение было видно до места падения, так как сзади снаряда горела красная лампочка или что-то, ее напоминающее. Скорее всего, реактивная жидкость. Зрелище приятное, а действие эффективное. Говорили, что впервые их применили под Сталинградом. И немцы грозились ответными мерами – применить отравляющие вещества, если мы не перестанем бросаться ящиками.
По соседству с нашим дивизионом стояло несколько таких установок. С большим любопытством и интересом я наблюдал за их работой. Ведь вся р.у. «Андрюша» состояла из автомашины с боевым расчетом человек 7-8, деревянной «бороны» и ящика со снарядами, к которому подсоединялся электрошнур от машины. Этим устройством, схожим с бороной, придавался определенный угол наклона, и снаряд уходил на цель.
Наступление пехотных полков началось около 9 часов утра вместе с рассветом, после мощной артподготовки продолжительностью в полчаса. Пехота продвигалась медленно, пока не очистила от противника его же траншеи.
В середине дня в дивизион поступила команда «на передки». Нужно менять огневые позиции и подтянуть их ближе к боевым порядкам пехоты, к тому времени продвинувшейся вперед до 3,5 и 5 км. Наступали цепью, в два эшелона.
Я шел со взводом связистов во главе с Соколовским Борисом. Они тянули за собой кабельную связь к новому месту расположения штаба. Место должен был указать следующий за нами начальник штаба. Когда до залегшей впереди пехоты оставалось метров триста, мы наткнулись на пустую немецкую землянку. Она очень нам понравилась. Имела сверху несколько накатов нетолстых бревен. Стены обшиты досками, дощатые нары, печка. Этим временным домом мы были рады. Наконец-то отогреемся и отоспимся в тепле хоть одну-две ночи. Единственным недостатком была входная дверь, обращенная в сторону противника.
Связисты начали подключать телефонные аппараты. Начальник штаба и Соколовский волновались: батарей еще не было видно. А цепь нашей пехоты впереди почему-то лежит на земле без движения, давненько. Они вероятно заметили что-то, что не могли видеть мы, и потому не продвигались вперед. Пехота лишилась огневой поддержки и потому проявляет нерешительность. Но в таком положении на голой земле долго не пролежишь. Окопаться пехота не могла. Потому что земля промерзла на солидную глубину, и простой саперной лопаткой укрытие себе не вырыть. Надо много времени. А день уже подходил к концу. Начинало темнеть.
Обстановка прояснилась, когда над нами пролетел сначала один, потом другой снаряд, разорвавшись в метрах 30 от нас. Затем обстрел наших позиций усилился. Стали слышны даже выстрелы. Из ближайшей к нам цепи пехоты донеслась команда: «Впереди танки, готовиться к бою!»
Впереди, на горизонте, виднелись темные предметы, которые двигались на позиции, занятые нашей пехотой. Мы стали считать их. Когда счет перевалил за 30, Соколовский приказал связистам сматывать связь. Танки продолжали двигаться на нашу пехоту широким фронтом и медленно. За их броней шли автоматчики. Танки вели огонь по нашей пехоте из орудий и пулеметов. И вот тут-то нервы у нашей пехоты не выдержали напряжения. Сначала побежали назад из цепи отдельные бойцы и небольшие группы, потом и вся цепь, которая находилась ближе к нам. Но цепь, расположенная ближе к противнику, лежала и не двигалась с места.
В это время появилось несколько орудий нашего дивизиона, которые стали разворачиваться для отражения атаки танков и пехоты противника. И повели огонь прямой наводкой. Но вот и вторая цепь пехоты стала отходить, и вскоре обе они слились вместе и уже приблизились к нам. Образовалось скопление солдат, похожее на неуправляемую толпу, которая поначалу шла, отступая назад, а потом обратилась в бегство. К ним присоединились и мы.
Незаметно наступил вечер, стало темнеть, видимость ухудшилась. Ориентироваться на местности стало трудно. В такой ситуации можно было не попасть в ту дыру в обороне немцев, которую мы сами же создали, а угодить прямо в лапы противника. Общим ориентиром, куда отходить, стала зона сосредоточения огня, которая просматривалась в темноте в виде перекрестного пулеметного огня трассирующими пулями. Нам всем предстояло попасть в его центр, фокус. Противник вел огонь и с флангов, к месту нашего единственного прохода. Его не обойдешь и не объедешь. Хочешь избежать окружения и плена – иди через это пекло, может, и выживешь. Через какое-то время наше отступление стало неуправляемым. Противник наступал буквально на пятки. И каждый стремился от него оторваться, обгоняя друг друга.
Поначалу, когда еще совсем не стемнело, командование дивизии пыталось предотвратить отступление. На нашем пути появилась большая группа автоматчиков. Она создала цепь, и приказано было остановиться под угрозой расстрела на месте. В какой-то мере положение немного поправилось. Но приказу подчинились те подразделения, которые отступали компактно, во главе с командирами. Все остальные, а их было намного больше, продолжали отходить на свои прежние позиции до начала наступления.
Я все время держался своих, связистов. В какое-то время мы попали под прицельный огонь противника. Около меня стали падать раненые солдаты, которым надо было помочь. Приходилось просить других, чтобы увели или унесли раненых. А время шло. Связисты ушли, и я остался один среди своих «чужих». И вот тогда я ощутил нечто большее, чем тревога за свою жизнь. Мелькнула мысль: а что, если ранят меня, да еще тяжело? Тогда наверняка не выберусь отсюда. Кто будет возиться со мною, если каждый находится в опасности, в толпе, которой никто уже не управляет? Все торопились вырваться из котла, который устроил нам противник. Особенно тяжело было преодолеть последний километр перед нашей линией обороны, откуда утром того же дня начали наступление. Именно в этом месте немцы пытались перекрыть нам пути отхода, часто контратаковали, вели непрерывно перекрестный пулеметный огонь. И им в какой-то мере это удалось. Подразделения нашей пехоты, которые подчинились требованиям заградотряда дивизии, не отступили и, проявив мужество, остались на месте, в степи. Поплатились своей жизнью. Танки и пехота противника постреляли всех, как куропаток.
Несколько дней спустя, во время второго, более успешного наступления дивизии, мы стали очевидцами этой трагедии. Солдаты лежали на земле цепью, лишь слегка окопавшись, чтобы спрятать голову. Лежали, как живые, держа в руках винтовки, за спиной вещмешки. Казалось: подай команду, и они поднимутся. Однако они были уже мертвы. Немецкие танки и пехота расстреляли их. За ночь, в мерзлой земле, они не смогли глубоко зарыться.
Командование дивизии, мне кажется, допустило ошибку и совершило большую глупость, не дав подразделениям пехоты отступить на прежние позиции, и заставило занять оборону в голой степи, на промежуточном рубеже. Оставило их в окружении противника. На второй день, 2 января 1944г. надо было контратаковать противника, чтобы высвободить своих, попавших в окружение, но командование не пошло на такой шаг. Посчитало их погибшими. Наша армейская разведка скорее всего тоже бездействовала. Иначе как объяснить тот факт, что группа наших солдат, тоже попавшая в окружение, 10 дней пряталась в скирде соломы на поле, в нескольких десятках метров от землянок противника? Им чудом удалось выжить.
10 января их обнаружили наши и вывезли на повозках. Я до сих пор помню их беспомощность и страдания. А выжили не все, потому что выпал снежок, он и дал им силу не умереть голодной смертью. По ночам они выползали из своих нор, чтобы насладиться вместо воды снегом.
Той ночью артиллеристы нашего дивизиона подожгли и уничтожили несколько танков противника. Расчеты двух орудий 4й батареи едва не погибли полностью. Однако орудия удалось спасти.
В ту ночь погиб мой фронтовой друг, командир взвода 5й батареи, ст. лейтенант Шварцман. Его фото я взял на память, сохранил до конца войны и в 1984 году передал музею 152 с.д. в деревне Эсхар Чугульского района, Харьковской области.
В ту новогоднюю ночь мало кто спал. До самого рассвета поодиночке и группами выходили из окружения наши бойцы. Долго не было сведений о судьбе наших орудийных расчетов, преградивших дорогу немецким танкам. Мы всю ночь с тревогой ожидали их возвращения. К сожалению, вернулись не все. В ту темную новогоднюю ночь в степи сложилась такая ситуация, когда рядом друг с другом блуждали и наши и немецкие солдаты, танки противника принимались за свои танки и мирно расходились.
Помню, сержант пехотного полка рассказал, как они приняли немецкие танки за свои, залезли на них и какое-то время даже ехали. Заметив, что танки ведут себя странно и двигаются не туда, стали присматриваться, нашли кресты и тогда спрыгнули с брони и убежали.
10.01.1944 с тех же позиций под Лысой Горой дивизия начала новое наступление в сторону д. Терноватка и взяли ее, но противник далеко не ушел, окопался на высотах рядом с деревней и часто контратаковал нас при поддержке танков и самоходных орудий. Однажды имели успех. Так, несколько немецких танков неожиданно ворвались на окраину Терноватки и немного потеснили нашу пехоту.
Танки, маневрируя между домами, атаковали с флангов нашу 4ю пушечную батарею. Расчеты двух орудий растерялись и драпанули, оставив противнику оба орудия. Расчеты даже не сняли с орудий замки, без которых нельзя вести стрельбу.
Командование дивизиона было потрясено случившимся. Командир батареи был вызван в штаб и ему сказали: «любой ценой через 2 часа вернуть орудия. Расчеты орудий пусть сами же искупают свою вину за трусость. Договаривайтесь с пехотой, она вам поможет». Конечно, и дивизион был готов помочь всеми имеющимися средствами. Пехота была заинтересована, чтобы вышвырнуть противника из деревни. Через 2-3 часа наши атаковали противника успешно. Оба орудия оказались целыми и невредимыми. Теперь уже пошли разговоры: «молодцы, ребята, вместо трибунала полагаются ордена». Командование дивизиона воспряло духом. Еще бы. Без трибунала тогда бы не обошлось.
В д. Терноватке задержались на несколько дней, так как пробиться через оборону противника дивизии не удавалось. Такое положение многих устраивало: ночью можно было поспать в теплой избушке, совсем как дома, у родной мамы. Разница в том, что спали не в постели, а на полу и не разуваясь. Кому как удобнее и безопаснее. И, конечно, шли разговоры и разборки вокруг событий, происшедших за 10 последних дней. К тому времени стали известны причины поражения 152 с.д. в наступательном бою 1 января. Оказывается, нашему противнику помог случай и не более. К исходу дня его положение оказалось катастрофическим. Наша дивизия прорвала оборону и успешно продвигалась вперед. Резервов остановить наше продвижение у немцев не было. В это время на марше у противника находилась танковая дивизия «Мертвая голова». И шла она недалеко от места наших боев, на другой участок фронта. Наступление ставило под угрозу ее передислокацию. И ей было приказано изменить маршрут и атаковать 152 с.д. Наше командование не могло предвидеть подобного рода осложнение, многократный перевес в танках в условиях степной местности, появившихся неожиданно, когда наша пехота не имела ни сил, ни средств, чтобы противостоять врагу. Это решило исход боя не в нашу пользу.
Итак, 11.01.1944 дивизия прочно укрепилась в Терноватке. Наступление приостановилось на неопределенный срок. Передышка была использована командованием дивизиона во благо здоровья и боеспособности. Командир приказал старшине хозвзвода Москвину организовать помывку личного состава управления дивизиона в бане. И мне тоже. Подыскали домик с теплой пристройкой и колодцем во дворе. Приспособили бочку для нагрева воды, пособирали, где могли, приличные ведра и тазики и начали мыться. Сначала старшие по должности, затем повзводно. Я пошел мыться последним, когда уже начало темнеть. Воды оставалось немного, не более двух ведер. Вымыл с мылом голову и намылил тело. И вдруг слышу, как над крышей пристройки пролетел снаряд и разорвался метрах в десяти. Затем второй, третий. Стоявшая на табуретке лампа из гильзы 45мм пушки подпрыгнула и едва не упала. Я лег на пол и прекратил мыться.
Одеваться не стал, решил выждать, что будет дальше. Бросив еще несколько снарядов, противник прекратил обстрел. Но, прежде чем продолжить мыться, я приказал солдату выяснить, что творится на улице и в деревне. Возможно, немцы вновь ворвались сюда. Солдат быстро вернулся и сообщил, что в деревне спокойно, а обстреляла нас немецкая самоходная пушка, возможно танк.
И я не спеша продолжил мыться. Сменил белье, отдал старшине грязное и вернулся в штаб дивизиона. Оказалось, что причиной артобстрела явился костер, на котором грели воду. Только его погасили – обстрел прекратился. Хорошо, что обошлось без жертв, а баня состоялась.
На ночь, после бани, хозяйка дома постелила на пол солому, и все мы улеглись в ряд друг с другом. В хате было тепло. От свежего белья слегка попахивало мылом «К», что давало гарантию, что вошь беспокоить не будет. Кое-кто снял шинель, но не раздевались. В холодных помещениях и землянках спали, прижимаясь друг к другу – так теплее. Нередко укрывались одной шинелью с соседом. Поэтому, когда у кого-то заводились вши, они сразу становились общественными. Не всегда, но очень и очень часто. А вот мыла «К» вши боялись и погибали, либо уходили к соседу. Со временем запах мыла в белье пропадал или выветривался, и тогда вошь приживалась вновь. Мыло в сочетании с периодической дезинфекцией всего обмундирования давало хороший результат. Обработка паром в металлических бочках широко применялась в полевых условиях на фронте. С помощью этих средств удалось избежать эпидемий сыпного тифа, переносчиком которого является вошь.

Начало -Звезды Платона Ч.1

Звезды Платона Ч.2

Звезды Платона Ч.3

Звезды Платона Ч.4

«Крокодилы» ещё долбили из пушек и пулемётов разбегающихся по «зелёнке» моджахедов, но в ущелье бой уже закончился.

По тропе ходили бойцы, вытаскивали из укрытий живых духов, заставляли их собирать своих раненых и убитых, сносить в одно место. Другие парни собирали брошенное оружие, ловили бродящих, очумевших от грохота ишаков, и снимали с них ящики с боеприпасами.

Как очумелые бегали санитары, бинтуя, перевязывая и ширяя промедол в бёдра орущих раненых.

Всем этим руководил бегающий, в сопровождении двух бойцов, командир роты майор Чижов. Он орал, махал руками, отдавал приказы и придавал ускорение пинками под зад духам, бредущим с поднятыми руками.

По цепи пролетела новость - летят вертушки и уже совсем скоро на месте будет конвой грузовиков в сопровождении брони. Настроение поднималось прямо пропорционально понижению адреналина в крови.

К стоящим в стороне Платону, Бесу и Сандро подошёл ротный, сопровождаемый лейтенантом Очкинази. Лицо Чижова было злым, грязным от пороховых газов и сосредоточенным. Парни поняли, речь пойдёт не о Кобзоне.

Он молча взял из рук Платона СВД, отщёлкнул магазин и начал выбирать из него патроны.

Получилось - семь!

-Из винтовки три раза стрелял? - строго спросил майор.

-Так точно. Сколько видел духов с РПГ, столько и стрелял. Как приказали…, - опустив голову, виновато ответил Платон, не понимая, что от него хотят и в душе самому себе клянясь, что сегодня же сдаст СВД в оружейку.

Неожиданно майор притянул рядового к себе, ободрав небритой чумазой щетиной мальчишескую щёку Платона, и мягко, как младшему братишке сказал:

-Какой же ты молодец, Платоха! Я видел их, всех троих! Три выстрела и все три в лоб! А говоришь - не твоя винтовка. А знаешь скольких ты ребят своих спас? - всё хлопал и хлопал по плечам рядового ротный, выбивая из них серую афганскую пыль.

Подумав, что все прощены и теперь всё можно, Сандро возьми, да и спроси Чижова:

-Товарищ майор, а где вы своим пальцем ковырялись?

Все напряглись и ожидали логично грубого ответа. Но Чижик рассмеялся и рассказал:

-Я, когда маленький был, батя повёл меня в зоопарк. А я шустрым тогда рос. Вот залез в вольер с гигантскими черепахами капустой их покормить. А одна вместе с капустой и палец мой начала жевать… еле отобрали. Столько проблем у меня потом по жизни из-за пальца было. Еле в военное училище взяли!

Через два дня Чижов принимал отчёты, докладные, объяснительные и ходатайства от своих подчинённых за последнюю проведённую операцию.

Майор внимательно слушал взводных, задавал вопросы, приказывал дописать или вообще переписать служебные бумаги. Когда время пришло «отбиваться» Очкинази, ротный жестом остановил его и сказал:

-Сева, хочу поставить тебя в известность. Я подаю ходатайство на награждение твоего рядового Платонова Леонида Анатольевича. Он мной представлен к ордену «Боевого Красного Знамени».

-Ого! Георгич, у нас у офицеров такой награды ещё нет в бригаде, - удивился командир первого взвода.

-У офицеров нет, а у рядового будет, - резко ответил Чижов, - парень достоин, это моё решение!

-Товарищ командир, а у меня на Платонова ещё одно ходатайство лежит. Всё как-то… на медаль «За Отвагу»! - нерешительно вступил в разговор Очкинази.

-Это за какой эпизод? - спросил ротный.

-Когда духи женщинами с детьми прикрывались, - напомнил взводный.

-Какой же ты, Сева… Я ж тебе тогда ясно… Позже поговорим! Подавай, этот эпизод с остальными не пересекается, - заиграл желваками раздражённый ротный.

Через неделю отдельную бригаду ВДВ перевели на доукомплектацию, пополнение и отдых на юг, ближе к Кабулу. Но и там разведроте находилась работа.

Через пять месяцев пришла первая очередь наградных.

А ещё через месяц вторая. Платону торжественно, перед строем разведроты, командир бригады приколол на грудь медаль «За отвагу».

Прошел месяц и уже на общем построении бригады Платону к «афганке» «прикрутили» орден «Красной Звезды»! Почему не «прикололи» орден «Боевого Красного Знамени» никто не объяснял.

Дёрнулся было возмущённый ротный майор Чижов по инстанциям, мол, не к той застёжке представлял.

Но майору объяснили, а вернее сказали, чтобы он шел… служить дальше. Да и какая разница, «прикололи» или «прикрутили»? Главное, - живой!

Александр Архипов.

Начало - Звезды Платона Ч.1

Звезды Платона Ч.2

Звезды Платона Ч.3

Посыльный солдатик, запыхавшийся от быстрого бега, повис на плечах Дягилева.

-Слухай! Ты ж из другого взводу? Дэ ваш литёха? Його комроты шукае! - хрипло выдохнул посыльный, хлюпая носом.

-Слышь! Тебе курить бросать надо! Вон из жопы лёгкие видно! - весело заржал Сандро.

Солдатик, машинально отряхнув сзади штаны, умоляюще посмотрел на Сашку. Видно страшно боялся гнева ротного!

-Друже, де ваш взводный? Ротный мэни голову отломае!

-Отсыпается взводный. Вон та дверь, первая койка справа, за маскировочной сеткой. Но ты его руками не трогай, зашибить может. Лучше кричи! - махнул рукой Сандро, показывая вектор направления движения, поняв, что отдых, по всей видимости, закончился. А говорили два дня…

Ротный сам пребывал в возбуждённом состоянии после совещания у командира бригады. Поэтому, усадив своих взводных на табуретки, начал без вступления.

-Так, мужики! Похоже без нас ну, никак. Только что от первого. Все помним, что пять дней назад наши соседи взяли в кольцо кишлак Анаха силами мотострелкового батальона. Кишлак большой, много мирных, а значит буром не попрёшь. В настоящее время обстановка такая, что не поймёшь, кто у кого в кольце. Подходят всё новые и новые отряды моджахедов. Группы небольшие, но их много. Ожидается крупная драка. Мы и раньше предполагали, что этот кишлак для Ахмад Шаха имеет особое значение, но, что настолько… За развитием событий следит наше и афганское политические руководства. Все ждут от нас результатов. Думаю, задействуют весь ресурс бригады. Наша рота открывает бал!

-Товарищ майор, вы ж говорили…, - начал было Очкинази.

-Сева, от меня уже ничего не зависит. Знаю, что у тебя людей мало. Пополнение будет через месяц. Обещают прислать бойцов из учебок, а не после карантина, как осенью. Вылетаем завтра к вечеру. Утром в штабе будут ставить конкретные задачи.

-Вопрос, товарищ майор, - обратился командир третьего взвода. - Почему выдвигаемся не на броне? Утром выдвинулись, - к вечеру на месте. Опять же броня и огневая поддержка.

-Хороший вопрос, старлей. Не на броне потому, что высаживаться будем на козьих тропах. А задача будет та же, что и у второго взвода в своё время. Блокировать подходы к кишлаку Анаха. Кстати, духи за неделю только в районе кишлака сожгли два БТРа, три БМП и штук пять грузовиков. Сбили и восьмёрку, машина сгорела, но экипаж наши вытащили.

Ещё до прихода взводного, Сандро рассказал о суматохе парням из взвода и те начали на всякий случай собираться. Обложили обогреватели запасными стельками, тёплыми носками и перчатками. Забивая все мыслимые и немыслимые запахи, понесло им… мужицким духом! Конечно, у каждого были и свои тайные загашники, которые сейчас перебирались, типа - пригодится - не пригодится. Начались вопросы:

-А ты берёшь…?

-А зачем столько-то?

-Пацаны, а у кого пару запалов лишние есть?

-Санёк, поточи мои ножи. У меня так никогда не получится! А я тебе шнурки поглажу!

Взводный пришёл, когда его четырнадцать бойцов практически были уже готовы к боевому выходу. Оставалась оружейка, пайки и Яше аптечку пополнить. Очкинази встретился взглядом с Платоном.

-До особого распоряжения, назначаю исполняющим обязанности заместителя командира взвода рядового Платонова, - как-то буднично объявил взводный. Парни переглядывались и утвердительно кивали друг другу. А кого ещё?

Вылетели часа за три до запланированного времени, не дали нужного количества вертушек. Поэтому с первой группой, состоящей из двух взводов, полетел и комроты с замом. Извозчиком было новое звено. Звено Михалыча отправили на доукомплектацию и плановый ремонт.

По новой инструкции, разведчиков десантировали километра за четыре до расчётного места дислокации. Привыкли, что Михалыч со своими летунами, жалея парней с тяжеленными ранцами и ящиками с боекомплектами, высаживал их максимально близко к координатам выполнения задания.

Теперь придётся ножками, ножками…

После посадки решили минут десять посовещаться. Зашли в редкую «зелёнку», выставили дозорных и присели, развернув на плоском валуне, карту.

-Значит так, мужики! У нас два варианта выхода на позиции, как в сказке. Направо пойдёшь, коня потеряешь. Я вот о чём. Можно конечно пойти вот этой тропой, рекомендованной нашими штабистами. Но вот эти выступы видели? А вот это сужение - как вам? Да простит меня начальник штаба, но будь я духом, я бы ждал бы нас именно здесь. И хрен…, извиняюсь, кто бы у меня ушёл из этого ущелья. Тут и 300 спартанцев не нужны! Что предлагаю? А я предлагал это на совещании в штабе… Послали! Но они теоретики, а мы на земле работаем. Предлагаю пойти вот так. Понимаю, высоковато. Снежные пробки? А нет там снега. Михалыч, когда за парнями Очкинази летал, через горы полетел, чтобы быстрее и снега не увидел. Михалычу верите?

-Да чё там мусолить, командир! И Михалычу верим и тебе верим. Через горку, значит через горку. Парни тяжёлую обувь одели, носочки тёплые. До вечера добежим! - откликнулся командир первого разведвзвода Иванов.

Время не тянули, тут же выслали по маршруту перехода две дозорные группы. С первой пошёл замкомвзвода Платон. С ним пошли Сандро и Бес. Оторбай прошёл краткий курс сапёрной подготовки и мог пригодиться в дозоре не только, как переводчик. Бес тут-же срезал на дереве длинный, метра два, гибкий прут и зачистил на нём кору.

-Бес, на рыбалку собрался? - пробовал поиздеваться Сандро.

-Ага! На ужин караси в сметане, - отшутился Бес.

Отойдя метров восемьсот от лагеря, Платон вызвал взводного по портативной рации, как и оговаривали:

-Вол, я Платон! Вышли на тропу, но её почти не видно. Начали подъём, пока всё ровно. Приём.

-Платон, я Вол. Продолжайте движение. На связи.

Конечно идти в дозоре - очень ответственное и опасное задание. Смертельно опасное. Ты не только первый рискуешь подставить свою голову под прицел снайпера или напороться на засаду. Ты отвечаешь за жизни своих боевых товарищей. Правда идти легче. Дозорных старались не нагружать, они и так наматывали километры, как бурундуки в колесе.

Первым шёл Бес со своим прутом на плече. Шёл не быстро. И потому, что поднимались по крутой горке, и потому, что Бес очень внимательно смотрел вперёд и под ноги. Тропа была еле заметной и было видно, что по ней ходят очень редко. А может и не люди вовсе. За Бесом шёл Платон с автоматом на шее и СВД за спиной. Ему говорили, мол ну, если назначил сам себя снайпером, - оставь автомат. На фига ещё четыре с половиной кило нагрузки, да плюс боезапас? Но Платон упорно пёр и то, и другое. Взводу нужен ещё один снайпер, а свой АКС он не бросит. Привык. Сандро шёл замыкающим, вертя головой на все 360 градусов.

У Платона «шумнула» портативная рация. Бойцы присели, поделив сектор обзора на три части.

-Платон, я Чиж, - вызывал дозор ротный.

-Чиж, Платон на связи. Продвигаемся, до перевала метров 700–800, начали попадаться пятна снега.

-Понял тебя. Платон, после перевала тропа делится. Вы уходите выше, второй дозор пойдёт нижней. Как понял, Платон?

-Чиж, задачу понял, мы уходим по верхней тропе.

Неожиданно, сидевший за спиной Платона Сандро вполголоса запел:

-Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил…

-Платон, это кто, бл…, у тебя там народным творчеством занимается? Передай этому Кобзону, что я лично в хор самодеятельности его запишу, когда вернёмся! Будет перед начальством фальцетом петь! Потому, что я ему все яйца пообрываю.

Сандро тут же схлопотал подзатыльник от Беса. А кто знал, что микрофон такой чувствительный?

Пошли дальше. После перевала ландшафт изменился и снега была побольше, но продвижению он не мешал. Только Бес немного нервничал. Под снегом могли быть «сюрпризы», а он их не видел. Вот тут пригодился его длинный и гибкий прут. Он взял его за толстое основание, а тонким стал вести перед собой, расчерчивая пятна снега.

И, если тонкий кончик прута упирался, Бес поднимал руку, останавливался и осторожно подходил проверять. Вот она, где собака порылась! Бес сказал, что так ещё грамотные разведчики ходят в сумерках и ночью. Мишин учил.

-Слышь, грамотный! А мы можем как-то побыстрей ластами перебирать? Нам засветло нужно до места засады добраться. Слышал? Чижик яйца всем нам пооткручивает! - весело затараторил Сандро, умудряясь идти спиной вперёд.

-Не нам, а Кобзону! А Кобзон у нас ты! - засмеялся Платон, показывая на три силуэта, шедшие ниже их по склону.

Это был второй дозор. Им было идти легче, снега не было вообще и тропа повнятней. Да и Беса такого не было с этой палкой - ковырялкой. Щёлкнула рация.

-Кобзон, я Чиж! На связь!

А вот это уже было смешно! Платон протянул микрофон Сандро:

-На… тебя ротный вызывает!

И пока Бес с Сандро корчились от смеха, Платон, взяв себя в руки, ответил:

-На связи Платон!

-Платон, слушай сюда. По данным воздушной разведки, к ущелью, которое нам нужно перекрыть, движется большая банда духов. Ваш взвод перекрывает ущелье по южному склону. Вы должны были видеть второй дозор. За ними бежит первый взвод, именно бежит! Им идти дольше. Слышишь меня?

-Слышу, Чиж. Мои действия?

-Скажи, а у тебя случаем мин нет? - загадочным тоном спросил комроты. Он знал, что у разведчиков в ранцах можно было ещё и не только мину найти.

Бес показал Платону один палец.

-Есть. Одна.

Бес еле слышно прошлёпал губами:

-МОН (мина осколочная натяжного действия).

-МОН, - громким эхом повторил Платон.

-Значит так, Платон! Аллюр три креста, рысью, галопом все вниз. Бегом навстречу духам! Красиво ставите свою МОН. Ты понял меня? Красиво! Чтобы ни одна душманская морда не заметила. И быстро назад, мы вас уже встретим. Нужно духов на какое-то время тормознуть, чтобы первая успела занять позиции. Всё понял?

-Понял! - по слогам в такт бега орал Платон и в чувствительный микрофон было слышно, как громко дышит и топает, спускаясь по склону в ущелье, трио имени товарища Кобзона.

Ущельем это место назвать можно было с большой натяжкой. Неширокая горная дорога, которую часто засыпало камнепадами и снежными лавинами с северного и южного склонов, сходящихся двух невысоких горных хребтов. Бес и Сандро спускались в самый низ, на дорогу. А Платон старался бежать по склону, проваливаясь по щиколотки в мелкий щебень недавнего оползня. Передвигаться на левой прямой ноге и правой полусогнутой было трудновато. Падать было категорически нельзя, в руках Лёха нянчил снайперскую винтовку с «драгоценной» оптикой. Платон видел, как остановились Бес с Сашкой и что-то орали друг другу, размахивая перед носом сапёрными лопатками. Видно Бес «победил», потому что Сандро начал разгребать щебень на обочине дороги, а Бес начал разматывать струну для растяжки. Платон прошёл ещё метров сто и, выбрав камень повыше и потеплее, залег. Ну, да! Была ранняя весна, но на южном склоне, в горах солнышко даже грело.

Дорога просматривалась довольно хорошо и, настроив бинокль, «пришельцев» Платон увидел сразу. Шли несколькими небольшими группами. В каждой группе по 3–4 ишака, видно боезапас везут. До первой было километра два с небольшим, а сколько их ещё там, за поворотом, было не известно. Платон повернулся и посмотрел в сторону своих. На дороге стояли и подпрыгивали, размахивая поднятыми вверх автоматами, Сандро и Бес. Успели. Платон осторожно сполз с грелки-валуна и быстрым шагом пошёл назад по осыпающемуся склону к своим. Теперь хотелось укоротить левую ногу!

На скорую руку оборудовали огневые позиции. Залегли, в ожидании подхода своих. Щёлкнула радиостанция, но вызова не было. Щёлкнула ещё раз. Платон машинально повернул голову назад.

-Пиф-паф! Загораем пацаны? - зло спросил, стоящий сзади майор Чижов, кидая в них мелкие камешки.

-Тыщ… майор, а как вы?

-Как… каком кверху, рядовой! Раскорячились тут, как три беременных таракана. Вернее, как два таракана и Кобзон! - ехидно так сказал ротный, почему-то посмотрев на Беса.

Бес от обиды и возмущения так ничего в оправдание и не сказал. И было видно, как трясётся спина у отвернувшегося рядового Сандро. Смеялся, падла!

Неожиданно громкий взрыв мины, умноженный эхом, прервал мирный и интеллигентный разговор. Минуты две ещё эхо носило от склона к склону звук автоматной трескотни, а потом всё стихло. Командир первого взвода доложил, что они добежали и занимают позиции на северном склоне.

-А вот за это мужики, вам отдельное спасибо, - сказал ротный, показывая своим изуродованным указательным пальцем в сторону взрыва, - Кстати, маскироваться нужно на 360, а не только в сторону фронта. А то выходит, что твой нос никто не видит, а вот твою задницу… Воевать сегодня с вами буду! И Чижика прощаю…

Ротного боялись. Ротного уважали. Ротному верили. А те, кто знал его больше, гордились им. Потому что двадцативосьмилетние командиры разведрот редко встречаются. Да и майоры в этом возрасте - редкость.

Чижов подошел почти вплотную к Платону, заглянул ему в глаза и, ткнув своим кривым пальцем в ствол СВД, спросил:

-Ты что? Снайпером заделался?

-Товарищ майор, это Пули винтовка… я обещал ему… А тут по тревоге…

-Короче, снайпер, слушай задачу, - переходя на громкий шёпот, чеканил слова ротный, - Наши позиции в скалах, мать его… Один выстрел по нам из РПГ и всё, хана… посечёт скальными осколками! Твоя задача — духи с гранатомётами. Стреляешь только по этим целям! Головы не давай поднять сукам. И, если хоть один, - и ротный упёр свой загогулистый палец в грудь Платона, - я с тебя… Ну, ты понял!

-Понял!

-И прячься так, чтобы я тебя не увидел, - прямо в ухо прошипел свирепый ротный.

Платон полчаса обкладывался камнями, заваливал себя сухими ветками, просил Дягилева прикрыть его маскировочной сеткой и притрусить колючками. Потом, вдруг, вспомнил, что не сходил в туалет…

Опять его раскрывали, камни отваливали, ветки растаскивали…

Всё это, конечно, не молча! Под мат Беса и хохот Сандро! Вот мороки с этими снайперами - самоучками!

Через час, относительную тишину разорвала длинная пулемётная очередь со стороны духов. Это они увидели движение впереди себя. В оптику Платон видел, как залегли четверо дозорных душманов, как вышли вперёд два расчёта с ручными пулемётами и открыли огонь по северному склону. Второй расчёт он видел очень хорошо, была возможность сделать верный выстрел, но Платону поставлена чёткая задача и раскрывать себя нельзя. Было слышно, как короткими очередями начал работать по целям Араратик, а он забрался выше всех. Значит пытаются обойти.

Боковым зрением Платон уловил движение справа. Мимо его лёжки, низко пригибаясь, пробежал ротный Чижов с двумя бойцами. «К Араратику побежали! На усиление.» - подумал Платон. - «А меня то и не заметили… чуть на спину не наступили». Неожиданно в прицел попала чёрная чалма. Есть движение в сторону вершины.

Духи ползли в сторону Араратика. Платон начал сопровождать их в прицел СВД. Трое. Вот первый наполовину вышел из-за каменного карниза, положил на плечо гранатомёт… Выстрел. Чёрная чалма слетела с бритой головы. Ударили три автоматные очереди, это Чижов увидел, преследовавших их, духов.

Бой то затухал, то вновь обострялся, когда духи пытались обойти позиции разведчиков. Но по южному склону им мешал обрыв и Араратик, усиленный целым майором, а по северному - снег. Черные силуэты легко различались на белом снежном фоне даже вечером, и снайпера «набирали очки», как в тире. По плотности огня со стороны русских, духи понимали, что их немного, но как их пройти, решение пока не нашли. А отступать мешал приказ самого Ахмад Шаха Масуда, а он трусости не прощал. Отряды всё подходили и подходили, увеличивая мощь наступательного кулака. Наконец перебросили и третий разведвзвод, они вовремя усилили оборону и успокоили нервную систему ротного командира. Неожиданно на ущелье упал короткий вечер, плавно перешедший в яркую, звёздную ночь. Включились аккумуляторы в ночных биноклях и прицелах у снайперов. Одиночные выстрелы не давали отвлекаться на красоту небосвода, а далёкое всхлипывание шакала напоминало: «Вы не дома, пацаны!» Вылазок не было, видно духи по настоящему вымотались.

Ранее утро началось с выстрела снайперской винтовки. Стрелял Платон. Он выполнял приказ Чижова, отстреливал желающих пострелять в нашу сторону из РПГ (ручной противотанковый гранатомет). Цель была трудной, но реализованной вовремя. На долю секунды дух опоздал нажать на спусковой механизм. Пуля пришла раньше.

Но перед полным разрушением, мозг успел отдать мышцам чёткую команду, и уже падая в бездну, палец духа нажал… Резкий хлопок, граната вышла из тубуса и, оставляя чёткий инверсионный след, ушла назад и вверх. Сотня красных, не выспавшихся русских и афганских глаз внимательно наблюдали за снарядом, исчезающем в сером утреннем небе.

«Так вот, как у них на Байконуре!» - невольно представил Платон.

А дальше? А дальше работал «воздух»!

Ущелье внезапно заполнилось грохотом и пронзительным свистом турбин. В ущелье просто ворвались «крокодилы». Сначала зашла первая пара МИ -24, обрабатывая НУРСами кишащий духами участок ближе к обрыву южного склона. Через минуту вторая пара «крокодилов» начала пахать ущелье из всего, что у неё было.

Стоял такой грохот от мощных турбин, разрывов реактивных снарядов и снарядов пушек, что все бойцы невольно пригибали головы и открывали рты. Поняв, что спастись от «крокодилов» можно только максимально близко подойдя к русским, духи попёрли вперёд.

Платон видел, как стоя на одном колене, взводный лейтенант Очкинази хладнокровно короткими очередями расстреливал бегущих духов. Как одновременно Бес с Сашкой Дягилевым бросили гранаты и сами упали под камни.

Внезапно внимание привлёк душман, на бегу раздвигающий трубу РПГ - «Муха». «А этот где здесь танки увидел?» - промелькнуло в голове у Платона. Дистанция была идеальной. Платон выждал, когда дух перестал прыгать с камня на камень, остановился и, положив трубу на плечо, откинул прицел… В такой позе, после выстрела Платона, он и упал на спину, продолжая держать в руках «Муху».

(Продолжение следует)

Александр Архипов.

Начало -Звезды Платона Ч.1

Звезды Платона Ч.2

Это был первый и последний день, когда карантинный взвод по территории части ходил шагом. Всё оставшееся время они бегали. Даже во сне. Курить бросили все!

Прошёл месяц. На торжественном построении молодёжь, прошедшая карантин, принимала Присягу. Впервые одели парадку и фотографировались на фоне знамени бригады с боевым оружием.

Всех поздравили за руку высокие начальники, а в столовой рядового состава их вообще ждал сюрприз.

На столах лежали пачки печенья из расчёта: пачка на двоих, большая тарелка яблочного повидла на восемь человек и банка сгущённого молока на четверых.

Фантастика! Спасибо Родина! Мальчишки были счастливы!

Из 22 человек учебного взвода в вожделенную разведроту попали три человека. Собственно, всех их готовили, как будто завтра в разведку идти, но нужные кондиции, по мнению человека их готовящего, набрали только трое. А готовил их профессиональный армейский разведчик прапорщик Владимир Иванович Мишин. Все ребята чётко понимали, что бригаду очень скоро перебросят в Афганистан, обстановка на театре военных действий того требовала.

Вопрос времени. Через день после присяги в казарме карантина оставались только три человека - будущие разведчики.

Это был Лёха Платонов, Саша Дягилев и Нурбадиев Оторбай. Последнего Мишин любил называть «ценный товарищ», потому что по национальности Оторбай Юнусович был таджиком, а значит мог свободно общаться с противником, как переводчик.

Левую щёку Оторбая обезображивал толстый шрам от уха до верхней губы. И видок их добрейший товарищ имел, мягко говоря, устрашающий и бандитский. Мишин над его позывным долго не думал.

Назвать «чёртом» вроде не прилично, поэтому был подобран более интеллигентный вариант. Оторбай стал Бесом. С позывным Дягелева было ещё проще. Сашка обладал орлиным профилем и был жгучим брюнетом, что привело прапорщика к мысли, что тот никакой не Сашка, а Сандро. Все посмеялись, и Саня согласился.

К вечеру за парнями на УАЗе подъехал Мишин. А после того, как все расселись, неожиданно прозвучал вопрос от Беса:

-Товарищ прапорщик, а какой у вас позывной?

Мишин долго не мог найти заднюю передачу, потом выключил двигатель и, глядя в зеркало заднего вида, тихо сказал:

-Мой позывной… Мохер. Комбриг, падла, приклеил. Предупреждаю… только для радиоэфира.

Так громко и искренне пацаны не ржали с самого призыва. Смеялись, заваливаясь друг на друга и нагло тыкая пальцами в густую чёрную растительность, кустами выбивающуюся из-под тельняшки прапорщика Мохера.

А оборзевший Сандро сказал, что завидует и, что зимой небось тепло. Прапор молча сопел и терпел.

Приказ о передислокации бригады пришёл не внезапно, к нему готовились. Готовили технику, личный состав, медицинскую службу и базу материального обеспечения. Всё было упаковано, смазано, закреплено и погружено. Сидели «на чемоданах». А приказа всё нет и нет. Даже кто-то из офицеров от скуки в увольнение запросился. Только расслабились, только пуговку одну расстегнули, только ремень на одну дырочку отпустили… А тут бац! Получите!

Для мобильности передвижения бригаду разделили на две группы. Маршрут был давно известен. По дороге из узбекского Термеза в сторону афганского Кабула постоянно шли наши военные конвои и воинские колонны. В основном доставляли то, что по воздуху доставить было невозможно или дорого. Они шли и шли. Длинные и короткие. А Ахмат Шах Масут (афганский полевой командир) их жёг с завидным постоянством.

На всей протяжённости этой дороги встречались, сброшенные с дороги на обочину, сожжённые заправщики, бортовые «УРАЛы» и «ГАЗоны», БМП и БТРы, были и танки, со сбитыми башнями, вывороченными траками и вывалившимися двигателями. Короче, пейзажи не радовали и оптимизма не добавляли. Разведроте было приказано обеспечить продвижение двух колонн бригады по этой самой дороге до города Пули-Хумри. Поэтому разведчики выдвигались раньше всех. Сегодня.

-Володя, ты точно всё проверил? Оганесяну ПКМ (пулемёт Калашникова модернизированный) поменяли? Проблемы были? А Бес твой прогадился? Так всё-таки дизентерия была? - на ходу, по пути из штаба засыпал вопросами взводный лейтенант Всеволод Очкинази своего зама - прапорщика Мишина В.И.

-Да я ж докладывал… Когда кросс бежали Бес из какого-то копытца воды попил, да вы ж знаете этих таджиков, не уследишь. Вот и пронесло. А пулемёт Араратик ещё второго дня забрал, спит с ним, - хохотнул прапорщик, вспоминая, как Оганесян нянчил свой ПКМ, только, что с ложечки не кормил.

-Мы выдвигаемся первыми. У нас две брони и УАЗ. Я с радистом и двумя бойцами в машине, ты на первой БМП, а кто старшим на БТРе? Мишин, а почему мы своих сержантов не воспитываем?
-Не нужны нам пока сержанты. У нас разведка, а не учебка. Воспитаем Сева, дай срок. А на БТРе Платон старшим поедет. Пусть жопу на броне отобьёт, а то борзый слишком, - озвучил уже давно им принятое решение замкомвзвода.

Командир взвода лейтенант Всеволод Очкинази служил после окончания Рязанского десантного училища уже чуть больше года. В училище проходил подготовку, как разведчик. Отличником не был, но военную специальность изучал добросовестно.

Физически был идеально развит. Самбист. За словом в карман не лез, но, если дело доходило до кулачных разборок, никогда в стороне не был. Происхождения был нежно-интеллигентного.

Папа был дирижёром симфонического оркестра, а мама там же на арфе играла. Ну, а кто ещё человеку даст такую фамилию и имя? Прапорщик Володя Мишин всячески его опекал и учил всему, что сам понимал в современной армейской разведке. И позывной ему «припаял» нейтральный - Вол. Типа от имени.

Но какой-то мерзавец из взвода, думаю всё-таки из соседнего, припаял другой позывной от фамилии. Получилось Очко. Оно и прилипло.

Движение взвод начал сразу после обеда, чтобы к вечеру быть уже в Термезе, там передохнуть и уже в тёмное время суток по замечательному «Мосту Дружбы» пересечь границу с Афганом. По асфальту ехали весело, быстро, даже можно сказать, с ветерком.

На броне было сидеть жестковато, но потом набросали матрасов, одеял и жить солдатским задницам стало веселей. Мимо мелькали хлопковые поля, сады, пастбища с огромными отарами овец. А вдоль дороги зелёными исполинами на одинаковом расстоянии друг от друга росли пирамидальные тополя с ровно выкрашенными белой извёсткой стволами.

В город Термез въехали ближе к вечеру и свернули на окраину, чтобы не громыхать гусеницами по центру. Дорогу конечно показывал Мишин, он один здесь не раз бывал, получая снабжение. Через полчаса свернули в сторону центра и внезапно остановились.

Из БМП вылез с запылённой физиономией механик-водитель с огромным гаечным ключом и полез под машину, а с брони спрыгнул Мохер и пошёл к командирскому УАЗу.

(Продолжение следует)
Александр Архипов.